Полный справочник русской армии к началу Первой мировой войны

Вопреки обычной практике русской армии, отношения с другим полком своей бригады – лейб-гвардии Семеновским – у преображенцев были натянутые32. Зато устоялась дружба с полком 2-й бригады своей дивизии – лейб-гвардии Измайловским. (Она особенно окрепла в Первую мировую – когда преображенцам часто приходилось сражаться бок о бок с измайловцами. При этом, по свидетельству офицера-измайловца, на протяжении всей войны «отличительным качеством» преображенцев оставалось «чувство боевого товарищества и взаимной выручки»33.)

Преображенский полк считался не только петровским, но и суворовским: в 1791–1796 гг. генерал-фельдмаршал А.В. Суворов числился подполковником этого полка (полковником которого считалась тогда сама Екатерина II), при Павле I он был шефом 2-го батальона преображенцев и все 1790-е носил преображенский мундир.

Второй полк Петровской бригады – лейб-гвардии Семеновский – имел неофициальный статус «второго по значению»34 в русской пехоте. Ведь появился он практически одновременно с Преображенским, гвардейским стал в 1700-м, тоже одновременно с ним – и на втором месте оказался лишь потому, что Петр I служил не в нем, а в Преображенском. (А то, что по статусу Семеновский полк ниже Преображенского, подчеркнул еще сам Петр – повелев в начале XVIII в. иметь в Преображенском четыре батальона – против двух в армейских полках, – а в Семеновском только три.)

Часто бывавший в начале ХХ в. в Петербурге германский офицер Г. фон Базедов указывал, что Семеновский полк «считается особенно усердным в служебном отношении»35. Однако в других источниках особая «отчетливость» семеновцев тех лет в повседневной службе не фиксируется и не просматривается. (Впечатляет описание Ю.В. Макаровым дисциплины и внутреннего порядка в учебной команде – но в этих командах в русской армии служба образцово неслась повсюду36.) По-видимому, немец имел в виду не образцовое несение повседневной службы, а политическую благонадежность: ведь в следующей фразе он отмечает энергичные действия семеновцев в борьбе с революционерами в 1905 г. К тому же (как будет показано ниже) характеристики полков, приводимые фон Базедовом, бытовали не в армии, а в петербургском свете – то есть не самой разбирающейся в военных делах среде. Именно штатские и могли сделать вывод об особом служебном усердии полка уже из того, что он не поддался (в отличие от того же 1-го батальона преображенцев в 1906 г.) революционному разложению…

Не будучи первым, Семеновский был тем не менее самым «дорогим» в гвардейской пехоте полком – то есть требовал от своих офицеров наибольших затрат на ведение приличествующего полку образа жизни. (Преображенцам поддерживать такой образ жизни помогал полковой капитал, а у семеновцев такового не было.)

Полк был не только петровским, но и суворовским: в 1742–1748 гг. в нем числился, а в 1748–1754 гг. нес действительную службу А.В. Суворов – сначала капралом, затем подпрапорщиком и сержантом. В память об этом 18 ноября 1910 г. полководца навечно зачислили в списки полка и сделали вечным шефом 8-й роты – в которой он служил в 1748–1751 гг. и которая стала теперь именоваться 8-й Генералиссимуса Князя Суворова ротой. К 1914-му это была одна из двух в русской пехоте рот, шеф которых не являлся августейшей особой. (Второй была 9-я Генерала Князя Багратиона рота лейб-гвардии Егерского полка.)

С того же времени 2-й батальон семеновцев (в состав которого входила 8-я рота) стал называться в обиходе Суворовским батальоном37.

Как и в Преображенском полку, 3-я рота Семеновского именовалась в обиходе «галерной»38, так как комплектовала (с 1903 г.) команду полкового гребного катера «Семеновец». Катер нес тот же галерный флаг образца 1720 г., что и преображенский «Потешный»; флаг этот точно так же считался наградой полка – пожалованной в память участия семеновцев в качестве морской пехоты в сражениях при Гангуте и Гренгаме, – и точно так же выносился в день полкового праздника (21 ноября (4 декабря), на Введение во храм Пресвятой Богородицы) в строй 3-й роты и приравнивался в этом случае к знамени.

Как и у преображенцев, согласно приказам по Военному ведомству № 348 1908 г. и № 278 1909 г.39, командир 3-й роты, его помощник и солдаты, входившие в команду катера, должны были носить на погонах наложенный на изображение якоря вензель Петра I. Однако служивший тогда младшим офицером 9-й роты семеновцев Ю.В. Макаров утверждал в мемуарах, что команду «Семеновца» комплектовала не только 3-я рота, но и 9-я, а петровский вензель из офицеров носили командир 3-й и младший офицер 9-й40…

Офицеры-семеновцы гордились присвоенными 1-й гвардейской пехотной дивизии белыми кантами на лацканах, обшлагах и рукавных клапанах мундиров и обшлагах сюртуков и красной подкладкой сюртуков41.

Обычная для гвардии ««внеслужебная дисциплина», в Семеновском полку выражалась в том, что, хотя «почти все офицеры были между собой на “ты”», всех старших по чину «полагалось называть по имени и отчеству». И в том, что «вне службы, и даже в частном доме, среди» офицеров «всегда были “старшие” и “младшие”», и «старший, хотя бы только на один чин, и хотя бы даже по списку в том же выпуске [выпускники, например, Пажеского корпуса считались старше по службе, чем выпущенные в том же году из всех прочих военных училищ. – А.С.], имел право приказать младшему и младший обязан был это приказание выслушать и исполнить»42.

В театрах семеновские офицеры могли сидеть не далее 5-го ряда партера43.

Если за уходившим из полка по прослужении трех и более лет офицером не сохраняли (из-за неблаговидного поведения) членство в полковом офицерском собрании, то его именной серебряный столовый прибор ему не возвращали, но стирали с вилок, ложек и стакана гравировку его имени, отчества и фамилии.

Нижние чины в Семеновский полк традиционно подбирались такие, чтобы напоминали по внешности Александра I – являвшегося в бытность свою цесаревичем, в 1796–1801 гг., шефом семеновцев – высокие блондины «с продолговатыми лицами» (круглолицых определяли в Кавалергардский полк), «по возможности с синими глазами»44. При этом в головные роты батальонов – Его Величества, 5, 9 и 13-ю – шли «высокие и видные», а в 5-й роте «по традиции солдаты носили подстриженные бородки»45.

В 1905–1914 гг. лучшими в Семеновском полку были 2, 4, 6, 13 и 16-я роты, а худшей… «суворовская» 8-я (которой не везло на ротных командиров)46.

В гвардии у семеновцев было прозвище «кузнецы»47 (бытовавшее в основном в солдатской среде) – происхождение которого выявить пока не удается. Ямбургский уланский полк при Николае I прозвали «кузнецами» за мрачноватый, словно у перемазанных копотью кузнецов, вид в конном строю (светло-синие шапки, лацканы и флюгера на пиках терялись на фоне темно-синих мундиров и вороных лошадей – тем более что лацканы закрывались конскими шеями и головами)48. Но у семеновцев униформа была никак не мрачнее, чем у других полков гвардейской пехоты…

Со времен Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Семеновский полк находился в дружеских отношениях с лейб-гвардии Гусарским Его Величества. Как можно понять из воспоминаний Ю.В. Макарова49, семеновцы даже считали лейб-гусар своими «кумовьями», т. е. породнившейся с ними частью. О прохладных отношениях с однобригадниками – преображенцами – уже говорилось.

Квартировали семеновцы у Витебского вокзала, на Загородном проспекте и Звенигородской улице.

Лейб-гвардии Измайловский полк с середины 1880-х выделялся «литературной, поэтической, музыкальной, художественной и театральной деятельностью офицерского состава»50 – образовывавшего «единственное в своем роде» литературно-музыкально-театральное общество под названием «Измайловский Досуг», членами которого считались все офицеры полка51. («Измайловскими досугами» назывались и проводившиеся этим обществом дважды в месяц по пятницам (за исключением периода лагерных сборов) литературные и музыкальные вечера, художественные выставки и самодеятельные спектакли – широко известные в Петербурге.) «В обществе смотрели на Измайловцев, как на людей, которых, кроме “шагистики”, интересуют и другие вопросы»52…

При этом, по утверждению служившего в полку в 1890–1908 гг. С.И. Голощапова, служба измайловцами «велась изумительно образцово»; «“Служба прежде всего!” – таков был полковой лозунг»53. Думается, верить этому можно: по свидетельству другого офицера полка, С.А. Нащокина, в 1893–1898 гг. измайловцы – и при том отнюдь «не из-под палки» – сумели перещеголять своим внешним видом уже тогда «обращавший на себя внимание» «образцовой выправкой и одеждой» лейб-гвардии Павловский полк54…

Разносторонность интересов офицеров-измайловцев – неизбежно расширявшая их кругозор – заставляет со всей внимательностью отнестись и к утверждению С.И. Голощапова о том, что к концу 1900-х гг. офицеры полка отличались «независимостью, вырабатывающей смелость, инициативу»55. В самом деле, широкий кругозор (вырабатывающий понимание того, что многообразие жизни нельзя свести к нескольким шаблонным представлениям) помогает командиру быстро переключаться в бою на поиск нового, соответствующего вновь сложившейся обстановке решения56.

Однако наблюдения над офицерским составом лейб-гвардии Измайловского полка, сделанные в Первую мировую войну, не позволяют безоговорочно принять тезис об особой его инициативности. По высказанной в 1929 г. оценке измайловца же, полковника А.Я. фон Бретцеля 1-го, в 1914–1915 гг. в полку было «несколько случаев блестящих операций, по инициативе командиров рот», но для 1914-го Бретцель припомнил лишь один такой случай (для 1915-го – три). По той же оценке, выдающимися и хорошими в кампании 1914 г. в полку выказали себя только 2 из 4 командиров батальонов и лишь 6 из 16 командиров рот57. Для офицерского состава, особо склонного к проявлению инициативы, этого слишком мало (тем паче, что остальные 2 «батальонера» и 10 ротных оказались вообще неудовлетворительными58).

Не говорят в пользу особой инициативности офицеров-измайловцев и сведения (см. табл. 1) генерал-майора Д.В. Альтфатера – почти всю войну командовавшего артиллерийскими батареями, дивизионом и бригадой, взаимодействовавшими с полками 1-й гвардейской пехотной дивизии. («Как артиллерийский академик, – пояснял 10 августа 1929 г. Альтфатер считавшему его “очень основательным офицером” генерал-майору В.В. Чернавину, – я люблю все переводить на цифры. […] Не смейтесь на мою арифметику, по-моему, она безусловно верна и беспристрастна, нарочно не привожу фамилий, конечно, и беру не первый период войны – [19] 14 г[од], а по возможности всю войну»59.)

Таблица 1

Квалификация командиров рот и батальонов полков 1-й гвардейской пехотной дивизии в 1914–1917 гг. по оценке генерал-майора Д.В. Альтфатера (1929 г.)60

Возвращаясь к «Измайловскому Досугу», отметим, что, по мнению штатских современников, он «сплотил и сдружил полковую семью»61. А она у измайловцев была, по оценке офицера лейб-гвардии Финляндского полка Д.И. Ходнева, «особо-дружная»62.

Еще и к 1914 г. офицеры-измайловцы верили преданию о происхождении рисунка шитья на воротниках и рукавных клапанах их мундиров – напоминавшему заплетенные женские косы. Согласно этому преданию, выбор рисунка шитья был предоставлен основательнице полка, императрице Анне Иоанновне, в момент, когда камер-фрау заплетала ей косу, и Анна приказала делать шитье по образцу косы63. Однако в 30-е гг. генерал-лейтенант Б.В. Геруа доказал, что этого не было – как потому, что шитье появилось на измайловских офицерских мундирах лишь при Павле I, в 1797 г., так и потому, что рисунок его был скопирован у прусского 3-го гвардейского гренадерского полка64.

Трудно сказать, сохранили ли измайловцы к 1914-му бытовавший у них в 1890-х гг. обычай придавать присвоенным полку белым околышам фуражек и шинельным петлицам «легкий синеватый оттенок» – для пущего отличия от чинов лейб-гвардии Павловского полка, у которых околыши и шинельные петлицы тоже были белого цвета, но у которых этот цвет «отдавал желтизной»65.

Зато наверняка сохранились бытовавшие в 1890-х особо дружеские отношения измайловцев с лейб-гвардии Преображенским, лейб-гвардии Финляндским, лейб-гвардии Конно-Гренадерским и отчасти с Кавалергардским полками – а равно отсутствие дружбы («не вязалась»!) с однобригадниками – лейб-гвардии Егерским полком (хотя формально лейб-егеря числились даже «кумовьями» измайловцев)66. В мирное время такие традиции быстро не менялись…

Нижних чинов в Измайловский полк подбирали из брюнетов и темных шатенов, «покрасивее» по сравнению с брюнетами, определяемыми в лейб-гвардии Гренадерский полк; в 1-й батальон – с бородкой67.

Измайловцы имели в гвардии (видимо, в солдатской среде) прозвище «хлебопеки». Причиной тому был все тот же белый цвет околышей фуражек – вызывавший ассоциацию с колпаками пекарей68. А, по крайней мере, офицеры лейб-гвардии Семеновского полка в середине 1900-х гг. величали измайловцев «измаильтянами»69.

К 1914-му на холщовые верха санитарных двуколок (а в 1915-м и на мотоциклы) полка наносили вензель его основательницы – императрицы Анны Иоанновны70.

Стоял полк в Петербурге, в казармах на получившем свое имя по полку Измайловском проспекте.

Лейб-гвардии Егерский полк, отмечал около 1910 г. уже упоминавшийся Г. фон Базедов, «выдается менее других полков» гвардии. Однако из второй части фразы («полки 2-й гвардейской дивизии играют в общественном смысле точно так же меньшую роль»)71 явствует, что немец имел в виду лишь репутацию части в столичном свете.

Свой особый дух существовал и у лейб-егерей (как называли чинов лейб-гвардии Егерского); он имел даже свое особое название – «егерство» – и был порождением присущей офицерам полка «скромной гордости»72. Гордости, которая выкристаллизовалась еще в первой половине XIX в., когда егерские полки служили легкой пехотой, и была той «скромной гордостью» неярко одетой, не отличающейся могучим телосложением, но подвижной, ловкой и боевой пехоты, что отражена в песне, написанной в 1841 г. офицером еще одного гвардейского егерского полка – лейб-гвардии Финляндского, – известным художником П.А. Федотовым:

         Егерь ростом невелик,         Мал, да дорог золотник,         Егерь мал,         Да удал. […]         На параде назади,         А чуть драка – впереди.         Поскорей         Егерей73.

В 1837–1856 гг. роль легкой пехоты перешла от егерских к стрелковым частям – но «скромная гордость» офицеров лейб-гвардии Егерского полка сохранилась и обусловила их «широко известные» «радушие, гостеприимство и естественную простоту». «Все это вместе» и «получило название “егерства”»74. (Правда, как уже отмечалось, дружбы со своими формальными «кумовьями» – измайловцами – у лейб-егерей не вышло…) Служивший в полку в 1895–1901 гг. Б.В. Геруа ощутил там «знакомую «егерскую» атмосферу» и в 1913-м75.

Соответственно культивировавшимся в полку «естественной простоте» и скромности, лейб-гвардии Егерский был в гвардии одним из самых «недорогих».

Лейб-егеря считали себя «наследниками всех легких егерских полков русской армии, упраздненных в 1856 году», – и потому «держались традиционного быстрого и бодрого [по сравнению с тяжелой пехотой. – А.С.] шага» и на парадах проходили под марш ускоренного темпа». Мало того, «полку всегда хотелось быть пропущенным [на параде. – А.С.] не шагом, а бегом»! (Это желание было удовлетворено лишь один или два раза – в том числе на Военном поле в Красносельском лагере в 1911 г.)76.

По егерской же традиции ни в ротах, ни в полковом оркестре не было таких музыкальных инструментов, под которые легче идти в ногу сомкнутым строем (как ходила в атаку тяжелая пехота), – ни большого (турецкого) барабана, ни других ударных инструментов, ни деревянных духовых (флейт) – только медные. В ротах вместо барабанщика и флейтиста было по два горниста, а с 1912 г. – по два традиционных для егерских полков валторниста77.

Традиции легкой пехоты сохранялись и в том, что солдат в полк подбирали легкого телосложения. По одним данным, цвет волос при этом во внимание не принимался; по другим, лейб-егеря оказывались в итоге шатенами (и притом широколицыми)78. Офицеру же полка В.А. Каменскому накануне 1914-го лейб-егеря запомнились «высокими, красивыми, чернобровыми и, как писал Б.В. Геруа, с немного плутовской физиономией». Большинство их было жителями черноземных губерний, из зажиточных крестьян79.

При мобилизации в июле 1914 г. задействованные в ней офицеры – лейб-егеря «старались сохранить то лицо полка, которое существовало, в мирное время»80.

До принятия присяги молодые солдаты лейб-гвардии Егерского полка не носили не только полкового нагрудного знака, но и погон – и лишь присягнув получали то и другое «и считались егерями»81.

Известны и другие традиции полка.

Если младший офицер роты являлся утром в роту позже ротного командира или хотя бы позже старшего по службе младшего офицера, то дневальный не подавал при его появлении команду «Смирно»82.

Группе офицеров, входящих в столовую полкового офицерского собрания на Рузовской улице Петербурга (у Витебского вокзала, где, рядом с семеновцами, квартировали лейб-егеря), при входе «надлежало остановиться и сделать всем общий поклон»83.

За завтраком в офицерском собрании не полагалось говорить о службе.

В офицерское собрание не допускались дамы (исключением были две комнаты в летнем собрании, в Красносельском лагере)84.

В день ротного праздника, «особенно удачной смотровой стрельбы» и в ряде других случаев у егерей, в знак «выражения радости или любви», было принято качать своих офицеров – точнее, нести на руках «с криком ура»85.

9-я рота полка, в память П.И. Багратиона, который в начале XIX в. был шефом лейб-егерей, именовалась 9-й Генерала Князя Багратиона ротой. К 1914-му это была одна из двух в русской пехоте рот, шеф которых не являлся августейшей особой. (Второй была 8-я Генералиссимуса Князя Суворова рота лейб-гвардии Семеновского полка.)

Солдаты и офицеры лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады – стоявшей на Литейном проспекте, Басковой улице (ныне улица Короленко) и в Басковом переулке – не позднее, чем с 1910 г. именовали себя «бомбардирами», а свою бригаду так же, как и первую бригаду 1-й гвардейской пехотной дивизии – «Петровской»86. Ведь 1-я батарея лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады вела происхождение от бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка – в которой служил с 1690-х гг. Петр I, которой он командовал в 1700–1706 гг. и должность капитана (т. е. командира; чины тогда еще не отделились от должностей) которой сохранял и став в 1706-м полковником Преображенского полка.

В последние месяцы существования русской армии эти названия успели стать и официальными: 6 (19) августа 1917 г. гвардии 1-ю артиллерийскую бригаду (после Февральской революции приставку «лейб» в наименованиях гвардейских частей и соединений упразднили) переименовали в Петровскую Бомбардирскую бригаду.

Поскольку шефом бригады был император, ее первой батарее следовало именоваться батареей Его Величества. Однако она – пользуясь «всеми правами батареи Его Величества» и имея на погонах и эполетах своих чинов вензель Николая II87 – именовалась 1-й батареей Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады (Михаил Павлович стал ее вечным шефом еще в 1849 г.). Если речь шла только о лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригаде, то батарею называли для краткости батареей Его Высочества.

2-я гвардейская пехотная дивизия (штаб – Санкт-Петербург)

О лице лейб-гвардии Московского полка можно судить лишь по замечанию, сделанному офицерами-московцами в эмиграции в 1936 г. Февральская революция и вызванное ею разложение русской армии, писали они, «подчеркнула те качества полка, которыми он всегда отличался – порядком и дисциплиною». «До последнего дня полк соблюдал строевой порядок и в нужных случаях проходил церемониальным маршем»88…

Иные выделяющие полк черты в известных нам источниках не просматриваются. В 1949-м офицеры-московцы называли такие «старые славные традиции полка», как «честь, честность, трудолюбие, усердие и добросовестность к службе, храбрость и стойкость в боях, крепкое товарищество»89. Но это – стандартный набор воинских доблестей; так могли бы сказать о себе в любом полку русской армии…

Нижних чинов в лейб-гвардии Московский полк старались подобрать рыжих (в некоторые роты – с бородами90), а квартировал он на северной окраине тогдашнего Петербурга – на Выборгской стороне, в конце Большого Сампсониевского проспекта.

В других полках гвардии солдат и офицеров лейб-гвардии Московского называли не только «московцами», но, иногда, и «москвичами»91.

Характерные особенности лейб-гвардии Гренадерского полка, существовавшие к 1914 г., в известных нам источниках почти не просматриваются.

Нельзя, однако, не отметить пиетет, которым оказался окружен возвращенный в апреле 1913 г. полку аксельбант (золотой у офицеров и желтый гарусный у нижних чинов) на правом плече – пожалованный впервые в 1778 г. и отмененный в 1802-м (для нижних чинов) – 1809-м (для офицеров). Ведь он был знаком того, что Екатерина II повелела Лейб-гренадерскому полку (так именовался в 1775–1813 гг. лейб-гвардии Гренадерский) «иметь преимущество перед другими полками»92. И в полковом марше были слова:

Пусть немного нас осталось, мы не дрогнем душой.

И инако гренадерам не возможно быть.

Аксельбант нас призывает: пасть иль победить93…

Нижние чины полка подбирались из брюнетов, лицом «пострашнее», чем в лейб-гвардии Измайловском, «преимущественно из малороссийских [кроме Черниговской. – А.С.] губерний»; в роте Его Величества служили солдаты с небольшими черными бородками94.

Зато в Первую мировую войну вполне оформились боевые традиции полка. «Первое, что меня поразило, когда я достаточно ознакомился с полком, – вспоминал командовавший лейб-гренадерами в 1916–1917 гг. генерал-майор А.А. Швецов, – это его активный дух – “порыв вперед”»; «порыв вперед проходит красной нитью во всех действиях полка». Второй особенностью было «точное и беспрекословное исполнение боевых приказов», а третьей – «чистая товарищеская поддержка в бою соседей»95.

(Последнее, кстати, резко контрастировало с поведением однобригадников лейб-гренадер – лейб-гвардии Московского полка. По свидетельству командовавшего в 1914–1917 гг. во 2-й гвардейской пехотной дивизии лейб-гвардии Финляндским полком и 2-й бригадой генерал-майора В.В. Теплова, Московский полк в дивизии «все не любили, считали, что от него можно все ожидать, что он готов подвести кого угодно, лишь бы самому увильнуть от службы и от опасности». Другое дело, что причиной тому были не сами московцы, а их командир генерал-майор В.П. Гальфтер, «который, добившись [знаменитой победой 26 августа (8 сентября) 1914 г. над германцами под Тарнавкой. – А.С.] всех отличий и для себя, и для полка, старался как можно меньше подвергать свой полк трудам и опасностям, ловко втирая очки н[ачальни] кам, сочиняя без всякого стеснения»96.)

Солдаты и офицеры полка именовались «лейб-гренадерами», а рядовые – не «рядовыми», а «гренадерами».

Квартировал лейб-гвардии Гренадерский в Петербурге, на Петербургской стороне, в казармах вдоль реки Карповки (напротив Ботанического сада) и Большой Невки.

Лейб-гвардии Павловский полк еще примерно с середины 1880-х гг. «пользовался в гвардейской пехоте [правда, лишь в той, что квартировала в Петербурге и Царском Селе, но не в Варшаве! – А.С.] заслуженной репутацией самого строевого, чисто фронтового полка и славился совсем особой дисциплиной и муштрой, вошедшей в полковую традицию»97. Он «отличался чрезвычайной строгостью внутреннего и служебного уклада жизни и муштровкой. Дисциплина в полку была жесточайше суровой»98. Недаром «громадное большинство» его офицеров составляли «павлоны» – выпускники Павловского военного училища, традицией которого были «бесконечная требовательность, безжалостная строгость, соблюдение всех статей устава на 100 %, жесточайшая муштра, энергия и настойчивость при ведении строевых занятий»99. Офицеров из вольноопределяющихся, закончивших Александровский лицей или Училище правоведения – которых много служило в том же Преображенском полку, – в Павловском не было…

Павловцы выделялись также знаменитыми, воспетыми в «Медном всаднике» Пушкиным шапками-гренадерками XVIII столетия с высоким медным налобником – «кичками», как их прозвали в Петербурге100, – оставленными в 1808-м полку (тогда еще Павловскому гренадерскому) за отличие в сражении 2 (15) июня 1807 г. с французами при Фридланде. И тем, что церемониальным маршем на парадах и смотрах они проходили (под старый полковой колонный марш) держа винтовки не «на плечо», а «на руку». Эта традиция также была памятью Фридланда – где Павловский и Санкт-Петербургский гренадерские полки прикрывали отход русской армии, то и дело беря ружья «на руку» и отбрасывая наседавших французов штыками101.