Часовые любви

– Это дежурные экземпляры!.. Учитесь конспирации мой милый друг, пока он жив! Считайте, что Вабник и сейчас «горит» на работе. Главное не волнуйтесь, а от осознания этого варианта, ваша душа успокоиться и тоже потянется к знаниям! – шутливо отреагировал Червонюк.

Заметив завлаба, Пашкевич, изобразив загадочную фигуру «Лисожу», не замечая присутствующих, ринулся к нему:

– Извините, Наум Самойлович, раньше не успел поздравить вас с защитой докторской! О! Какой же вы ГИГИНТ человеческой и научной мысли! Какой совершенный научный труд! Вы указали новый путь науке! Какие теперь открываются новые просторы в мировой науке!

Завлаба остановился, пристально глядя на Пашкевича:

Вас впервые укусила эта «муха»? Или как?.. Если в следующий раз вас снова посетит подобное «вдохновение», то милости прошу, заходите ко мне в кабинет без записи и стука! – «нежно обласкал» его ГИГИНТ человеческой и научной мысли.Ну слава богу! А я поначалу было испугался за вас. Ну, тогда есть надежда на ваше полное выздоровление! И он повернулся к Хлебосолову. Приятно видеть вместе нашего технического куратора и нового сотрудника отдела «Сверх больших систем»! Проходите, усаживайтесь поудобнее. Разговор будет долгим и, надеюсь, полезным!..

– Да, нет, – промямлил Пашкевич, – извините…

– С вами всё в порядке?

– Да!.. Я вполне здоров…

– Ну слава Богу! А я поначалу было испугался за вас. Ну, тогда есть надежда на ваше полное выздоровление! – и он повернулся к Хлебосолову. – Приятно видеть вместе нашего технического куратора и нового сотрудника отдела «Сверх больших систем»! Проходите, усаживайтесь поудобнее. Разговор будет долгим и надеюсь полезным!..

Глава 5. Юбилей

В жизни каждый осознаёт свой путь по оставленным вехам, но, безусловно, у каждого эти вехи разные по высоте и значимости. Особенно приятно, когда все вехи положительные, а не ниже пояса!

Вот и сегодня одна из таких вех у Хлебосолова – ЮБИЛЕЙ! Для большой устойчивости своих вех, СП считал за счастье провести этот юбилей с друзьями «за рюмкой чая», «закусывая» чем бог послал, а также байками и воспоминаниями эпизодов, из пройденного ими жизненного пути.

О время, время, но каждый живёт в нём со своими воспоминаниями, надеждами и проблемами… Вот уже который месяц Оскар искал и не смог обнаружить «следов» Алины, которая так внезапно исчезла из совхоза «Светлый Путь»… У него было тяжело на душе и к участию в весёлом мероприятии он был не готов… Отказаться же от участия в юбилее СП тоже не мог, так как обожал этого прекрасного и талантливого человека…

Первый стол накрыли по-хлебосоловски – прямо в большом кабинете Сергея Павловича, рядом с огромной цветущей розой, занимающей его пятую часть. Для анализа достижений юбиляра и пройденного им пути, а также для поздравлений, вместе с напитками и закусками, «случайно» припасённых по этому случаю, вслед за руководством стал подтягиваться и честной народ…

Ближе к вечеру наступила пора «второй волны» и у, основательно сервированного, стола остались только друзья юбиляра – близкие по духу и восприятию мира сего…

– Ну что, друзья, поскольку первый акт пьесы, в котором я сыграл самого себя, завершён, то предлагаю приступить ко второй – не менее интересной всем присутствующим. Но поскольку, как Вы знаете, я в значимые дни мало не пью и вам не советую, то предлагаю принять на грудь за Вас – моих друзей и за завершение разработки «Дисперсиометра», которая заложила основу фундамента нашего нового научного направления, а заодно и кандидатской диссертации Оскара. Кстати, в ходе реализации этого научного направления мы получили кучу изобретений, в том числе и «Премию им. Вавилова», – произнёс Хлебосолов, наблюдая, как Оскар ищет, куда бы деть остатки вина в рюмке.– Тогда, как говаривали в таких случаях наши настоящие немецкие друзья, «дербалызнем»!..

– Да ты не мучайся. Не нравится вино…, вылей его под розу – она это употребляет, а себе плесни армянского – подарок друзей солнечной Армении!.. А теперь позвольте огласить коротенький славянский тост с немецким акцентом. Все готовы?

– Готовы!

– Тогда, как говаривали в таких случаях наши настоящие немецкие друзья – «Дербалызнем!»..

В это время дверь кабинета открылась, и в дверном проёме нарисовался портрет давнего друга юбиляра – Шумейко, зав. какой-то кафедры какого-то института, в огромном, свисающем с плеч тёмно-сером пальто:

– Привет мой милый «ходячий мешочек»! Присоединяйся! – приветствовал его СП.

– СП, по твоему юбилейному случаю прими мои горячие соболезнования!

Уже принял, причём, как ты догадываешься, неоднократно, что и тебе желаю! Поскольку ты не опоздал, а, как большой начальник, только задержался, доставив своё «бренное» тело в нужное время и нужное место, то, как говорят, «самозванцев нам не надо – ПРЕДСЕДАТЕЛЬ будешь ты!»

– Ладно, уговорил Хлебосольный ты наш! А тебе сегодня о главной новости докладывали?

– О какой?

– Видишь ли, наше правительство на данный момент подготовило к всенародному обсуждению ПОСТАНОВЛЕНИЕ «О концентрации народных усилий» для решения продовольственных проблем нашей страны – догнать Америку! Но самое главное – не обгонять её!..

– Почему? Если мы с ней как бы вроде уже дружим!

– А, чтобы весь мир не мог лицезреть наши ГОЛЫЕ ЗАДЫ!..

– Неплохо! Неплохо! Прости великодушно – не знал!.. Это очень свое-вре-мен-ное ПОСТАНОВЛЕНИЕ! – подхватил Хлебосолов с присущим ему юмором. – Надо признаться самим себе, что на полках магазинов нашей великой страны действительно имеются некоторые вакантные места для продуктов и товаров народного потребления!

– И как-то незаметно уплыла наша всенародно любимая сушёная вобла, которую в период НЕПА продавали мешками, – подметил Червонюк.

– Зато теперь её продают из-под полы поштучно и только своим, по профсоюзной линии, – улыбаясь отметил Шумейко.

К сожалению, нормальных отечественных товаров в магазинах совсем не стало, да и нормального пива днём с огнём не найдёшь! – посетовал Вабник. Кстати, вы знаете, от кого произошла вобла?.. От кита, приплывшего из коммунизма.

– А знаете, почему в магазинах нет мяса? – Оскар сделал паузу, и со всех сторон тут же послышались предположения. – Нет, нет… Это всё не то. Говорят, что мы так быстро идем к коммунизму, что скотина… за нами не поспевает.

– Тоже не плохое обоснование, но скоро им приладят ролики и они наверстают упущенное! – подытожил СП.

«А вот совсем недавно на туманном Альбионе прошёл международный конкурс художников под девизом «Абсолютный голод»», – снова вступил в разговор Вабник.

– На конкурс было представлено множество картин…, но победил художник из центральной Африки.

– Ну и какую же картину написал главный конкурсант?

– Он, во всё полотно – размером три метра на три, изобразил… затянутую паутиной голую задницу и, завязанный на три узла, половой орган!

– Класс! На три узла, говоришь!.. Хо-ро-ший ОРГАН! – одобрил Хлебосолов. – Ну что, по единой, и поехали ко мне на фазенду, так как к назначенному мною времени к нам должны подъехать мои замечательные барышни из Большого…

– Но вот мы и дома!.. Здесь дым Отечества нам сладок и приятен! Кстати, в этой родительской квартире прошли моя юность и часть отрочества. Здесь я начинал приобщаться к искусству. Многие из присутствующих знают, что после консерватории мне длительное время посчастливилось тренировать свой вокал в Большом. Чудесные были денёчки, хотя были трудные послевоенные годы, но мы были молоды, полны сил и энергии. И вряд ли кому из присутствующих известно, что однажды мне «посчастливилось блеснуть» на этой легендарной сцене вместе с нашим слесарем Юрой-Усы.

– А ну давай выкладывай, – подзадорил Шумейко.

В тот период балет и опера в Большом шли реже, чем сейчас. Был большой дефицит кадров. Многие артисты были призваны в армию. «Усы» не был артистом, но так как он по состоянию здоровья был признан не пригодным для боевых действий, то при Большом служил осветителем. Но поскольку в театре мужской персонал был в дефиците, то иногда Юру и подобных ему привлекали для разных игровых эпизодов. Тогда он был молод и вообще не выпивал. Ему достаточно было принять на грудь полстакана для «согреву», чтобы он еле держался на ногах. Эту его слабость знали и держали ухо востро, но не уследили, – СП замолчал.

– Продолжай, дорогой, не расслабляйся, – простимулировал его Шумейко.

– В том спектакле на сцене Большого Юра-Усы был в роли одного из санитаров, несших носилки, на которых лежал я собственной персоной. Вначале всё шло гладко, как и положено… В соответствии со сценарием, они меня успешно донесли до середины сцены и остановились, а я, подняв забинтованную правую руку, начал исполнять предсмертную арию тяжелораненого комиссара. СП пропел отрывок из этой арии.

– А что потом?

Так вот… В этот самый ответственный момент «предсмертной арии» санитары уронили меня на историческую сцену Большого – видимо, доза ранее выпитого ими спирта «дошла» до нужного места… Публика в зале, вместо того чтобы плакать, развеселилась. В результате оперу сняли, Усы завершил свою театральную карьеру, второй санитар был направлен в другую часть на переформирование, а Ваш «покорный слуга» получил благодарность и грамоту от военного коменданта города за то, что и после этого трагического инцидента я продолжил петь арию лёжа на сцене Большого!..

– Действительно редкий случай в твоей практике!

– А я предлагаю спортивный тост, – неожиданно сменил тему Червонюк, и присутствующие тут же подняли ёмкости, а он, приложив палец к губам, изображая свисток судьи, свистнул и произнёс: «Вбрасывание»! За ЮБИЛЯРА!..

В ожидании замечательных барышень из Большого народ продолжил культурно-развлекательную программу. СП продекламировал несколько ярких отрывков из немеркнущих произведений Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок», ставших всенародными настольными книгами. Эти книги у книголюбов значились как особо дефицитные…

Вспомнили неувядающие высказывания Остапа Бендера типа: «Почём опиум для народа?»… «А на вокзалах крали, крадут и будут красть!»…

– Послушай, Оскар Остапович, а я, пожалуй, в честь моего дня рождения подарю тебе эти ЗОЛОТЫЕ КНИГИ, – Хлебосолов трогательно притянул к себе Оскара и, сделав в книгах соответствующие записи, передал подарок. – Думаю, что книги сии будут способствовать рождению в твоей светлой голове неординарных мыслей. Кстати, там имеется немало интересных жизненных поворотов и решений! Так что дерзай!

– Замечательный подарок! – произнёс Шумейко и неожиданно продолжил: – Уважаемые коллеги! Довелось ли кому-либо из присутствующих видеть изделия знаменитой фирмы Фаберже вживую?

«Нет», – за всех сознался юбиляр.

– А мне довелось… Это, доложу я вам, божественные шедевры неземной красоты! – и он, как в таких случаях говорят, «по многочисленным просьбам трудящихся», стал рассказывать о знаменитой фирме.

С этой французской фамилией Карлу Фаберже довелось родиться 30 мая 1846 года в Санкт-Петербурге. Его предки, некогда жившие во Франции и бывшие убеждёнными гугенотами, не по своей воле покинули родину при короле-католике Людовике ХIV. За четыре года до рождения Карла, в 1842-м, его отец Густав Фаберже, ювелирных дел мастер, основал под собственным именем фирму. Расположилась эта фирма в одном из домов на Большой Морской. Но когда Карлу, старшему из его сыновей, исполнилось 14 лет, Густав переселился вместе с семьёй в Дрезден. Именно оттуда по настоянию отца Карл отправился в своё большое «плавание» – Европу посмотреть и ювелирному делу обучиться.

– Закончив колледж в Париже, он прошёл обучение в Лувре и Версале, познавая тонкости ювелирного искусства венецианцев, саксонских камнерезов и французских эмальеров. Брал уроки у франкфуртского ювелира Джозефа Фридмана…

Уловив момент, Хлебосолов встал:

– Предлагаю принять «на грудь» за тех, у кого он приобретал свои навыки!..

– Так вот, – продолжил Шумейко, – одухотворённый и уверенный в собственных силах, Карл принимает решение вернуться в Петербург, благо фирма и после отъезда семьи в Дрезден продолжала существовать. В Петербурге он начинает работать вместе с мастерами своего отца. Довольно скоро Карл Фаберже в двадцать небольшим лет отроду принял в свои руки отцовское дело. Он мечтал, объединив русскую и европейскую традиции, создать нечто новое, доселе невиданное. По его глубокому убеждению, ценность любого художественного изделия заключалась не только в качестве и дороговизне во вложенном в него мастерстве, а в его воздействии на человека. Незаурядный художник, Карл оказался ещё и хорошим предпринимателем, окружившим себя искусными умельцами, а потому относительно небольшая мастерская, когда – то основанная, постепенно превратилась в крупнейшее предприятие, имеющее свои филиалы в Москве, Киеве, Одессе и даже Лондоне…

– В 1882 году к семейному делу присоединился младший брат Карла Агафон, ставший вскоре главным художником фирмы. Годы его работы совпали с «золотым веком» Фаберже. Продукция с клеймом «К. Фаберже», признанная на родине, получила высокую оценку и европейской знати. В 1895 году, после смерти Агафона, в фирму пришёл новый главный художник – Франц Бирнбаум. С его появлением изделия обрели новый художественный стиль и Фаберже увлёкся модерном. В период же 1895 – 1903г.г. ведущим мастером – ювелиром Дома Фаберже был Михаил Перхин – именно им выполнено большинство знаменитых пасхальных яиц…

– Конец делу Фаберже положили события 1917 года. Сам ювелир эмигрировал в Германию, откуда затем перебрался в Швейцарию. К сожалению, с его отъездом фирма перестала существовать…

– И это весьма печально, – подвёл черту СП, но через несколько секунд творческой паузы, сменив тему, продолжил: – Скажи, Шум, тебе вроде бы Академика дали, но я что-то не припоминаю, чтобы мы это мероприятие обмывали!

– Не волнуйтесь, уважаемые господа – товарищи, уж это мероприятие Вас не минует!

– Дорогие товарищи, – СП встал с кресла, – обратите особое внимание на этот обворожительный образ! Перед вами трижды ЗАСЛУЖЕННЫЙ ЖЕНИХ! Во-первых, ему всего надцать лет; во-вторых, ОН уже академик; в-третьих, ОН к тому же ещё и не женат, а это форменное безобразие!

– Да ладно, дух мой молод, и моё время ещё придёт. Сейчас же, дорогой, не обо мне речь, а о тебе… Так вот, – перехватил инициативу Шумейко, – предлагаю выпить сей благодатный напиток за талантливого человека в лице дорогого юбиляра, которому уже присвоили звание Народного Артиста, но он умудрился защитить диссертацию и к тому же успел стать лауреатом Государственной премии!

– Ну, тогда уж за всех присутствующих! – предложил Хлебосолов.

– А мы-то здесь при чём! Сегодня твой день! Так что терпи нас. А мы снова и опять за тебя! МОЙ ДОРОГОЙ, потерпи меня ещё немного – ну каких-нибудь пару сотен лет!..

В дверь позвонили, а поскольку её никто не запирал, то вслед за звонком, вместе с ароматом духов, проявились замечательные барышни из «Большого» – и почти протрезвевший научный коллектив сразу оживился. Оскар же, откланявшись, уехал.

Глава 6. Советский миллионер

Сегодня позвонил Сашхен и предложил встретиться у пивбара, известного всем москвичам под названием «Полёт мечты». Оскар обрадовался, подумав, что Синичкин получил какую-то новую информацию о местонахождении девчат, и сразу спросил его об этом:

«Всё при встрече», – отреагировал Сашхен и повесил трубку. Оскар, предполагая, что в этот бар будет большая очередь, на всякий случай прихватил свой красный академический пропуск с гербом и адмиральскую фуражку, недавно подаренную ему морским ведомством за разработку «Дисперсиометра».

«Полёт мечты» располагался на территории парка имени знаменитого писателя, что рядом с Крымским мостом. Это было место куда, по слухам знающих людей, последнее время с завидной регулярностью, завозили чешское пиво! А посему количество желающих намного превышало возможности этого довольно вместительного пивбара.

Ровно в назначенное время, Иванов, уже издали, увидел Сашхена с двумя парнями, стоящими в хвосте очереди. Извилистая и разношерстная очередь в «Полёт Мечты» впечатляла, так как была длиннее, чем в «Мавзолей». Параллельно ей к заветному дверному проёму, дышащему пивом, креветками и раками, уверенно шёл человек с поднятой над головой пачкой «Мальборо», в серо-голубом свитере, облегающем его спортивную фигуру. Заметив его, Оскар интуитивно скомандовал Сашхену:

– За мной! – и с видом старого приятеля «свитера», уверенно проследовал за ним в Бар, едва коснувшись козырька адмиральской фуражки, подаренной ему морским ведомством.

Швейцар вопросительно посмотрел в сторону Сашхена, Альхена и Эмиля, но Оскар, кивнув в их сторону, сопроводил свой жест небрежно «брошенной» фразой, предназначенной лично швейцару: