Аня и её дневник

Анна Леонова

Аня и её дневник

Введение

Эта книга буквально выстрадана мной. Я взялась писать ее много лет назад, однако все время что-то мешало ее окончить. О чем же она? Всё просто – о жизни с психическим расстройством. F25 – шизоаффективное расстройство личности. Обо всех треволнениях, о борьбе с диагнозом, и может быть даже о победе. Разума над безумием. Ну или о жажде этой победы.

Моя история окажется полезной не только тем, кто решил узнать чуть больше о психиатрии, но и людям с ментальными особенностями и их родственникам. Последним – в особенности. Ведь когда люди сталкиваются с безумием домочадца, своего друга, коллеги – они остаются в неведении о том, что происходит в голове у заболевшего. Это толкает их к тому, чтобы совершать ошибки, не признавать и не принимать диагноз. А в ином случае – даже высмеивать его и бояться. Поэтому я постараюсь честно и без прикрас приоткрыть правду об этом заболевании.

Я не буду обещать, что книга распахнет вам глаза на все грани безумия, но совершенно точно я пишу ее искренне, и так, как велит мне сердце. Мой опыт жизни с психиатрическим диагнозом… Мне не хотелось бы, чтобы он остался только моим. Хотелось бы пустить его во благо. Пусть эта книга всего лишь капля в море, но всё же она способна помочь иначе взглянуть на мир сумрачного сознания, когда человек пребывает во тьме. И пусть все написанное станет маяком для тех, кто хочет найти пристанище покоя и надежду на лучшее.

Книга, по моей задумке, не должна стать инструментом самодиагностики. Все диагнозы, все симптомы должен оценивать врач, а не сам человек. Поэтому если при чтении вы заподозрите что-то, увидите нечто похожее у себя, то совет один – идите к врачу. Или же не ходите никуда. Может, вам всё это кажется.

В книге 23 максимально откровенных глав. Я проведу вас по моей истории практически за руку, и расскажу, что со мной происходило в подробностях. В конце книги вы найдете полезный гайд по тому, как предотвратить развитие болезни. Надеюсь, все прочитанное даст читателям пищу для ума.

Об авторе

Меня зовут Анна. Родилась я в небольшом сибирском городе в 1988 году. Я – блогер, занимаюсь психпросвещением и больше всего на свете люблю составлять из букв слова, из слов предложения, из предложений абзацы и так далее. Говорят, у меня талант, но я не наглею и не подпитываю чувство собственного величия. Отношусь к нему, как к дару Божьему. Умею лечить словом, и горжусь этим. Пожалуй, всё. Дальше вы узнаете обо мне гораздо больше.

Кратко о диагнозе

Шизоаффективное расстройство сродни биполярному. О первом мало кто знает, а вот второе – на слуху. Честно говоря, за много лет жизни с заболеванием я так и не разобралась в отличиях одного от другого. Мне кажется, и сами врачи не особо понимают, чем они отличаются. Никто из них не торопится мне объяснять, а информации в сети не то чтобы немного, ее вообще нет. По крупицам собирать, разве что.

Приставка “шизо” тут не случайно, понятное дело. То есть какие-то черты шизофрении в болезни есть, однако основа – это все-таки расстройство настроения. Слово “аффективное” именно на это и указывает.

Течение заболевание такое – гипомания, т.е. повышенное настроение с грандиозными идеями, затем мания (психоз) – настроение уже не просто повышенное, это уже эйфория, бредовые идеи и попадание в психиатрическую больницу. Иными средствами справиться малореально.

Гипомания и мания сменяются депрессией, чаще тяжелого течения. То есть образуется такой треугольник, выбраться из которого сложно. Подчас люди и не выбираются. Но случаются и интермиссии. А при грамотном лечении – ремиссии, и даже пожизненные. То есть, крест на себе ставить не надо. И об этом, в том числе, моя книга. Каждого эпизода я коснусь, о каждом расскажу через призму своего проживания этих состояний.

Как вы понимаете, вытянуть такую болячку в розыгрыше заболеваний не очень круто. Но у меня уже давно наступило принятие и смирение. Я даже благодарю Бога за то, что я не диабетик, не сердечник, и не имею прочих не менее тяжких заболеваний. Мозг подчинить можно, во всяком случае, а вот глюкозу в крови – нет. И с этим я вроде как справляюсь. С трудом, но справляюсь. Но обо всем по порядку, конечно же.

Как все начиналось

Я никогда не была странной. Или мне так казалось. Но в целом, никто и никогда не указывал мне на какие-то отклонения или патологию. Все как у всех, обычный ребенок. Детство у меня непростое, и оно, в каком-то смысле, повлияло на возникновение диагноза, но скорее опосредованно. И вероятно, это отпечаталось на характере и установках. Поэтому я не буду копаться в нем, нырять в память и тащить читателей за собой. Во-первых, это больно, во-вторых, это лишнее.

Причинять боль родителям – это последнее, что мне хотелось бы делать со страниц своего писательского труда. Они делали всё, что могли. И любили, как умели. К ним претензий вообще ноль. С высоты лет становится понятно, что они, как и все люди, совершали свои ошибки, шли своим жизненным путем и никто им не давал руководство по воспитанию детей. Ну это так всё, лирика. Давайте перенесемся в 2013 год.

Именно с этого года начинается мое падение в бездну безумия.

В марте я узнала об измене. Не то, чтобы сильно любила этого человека, но за три года совместного житья-бытья прикипела к нему, привыкла. Наши отношения уже катились под откос. Это понимал он, это понимала я. Но принять взрослое, обдуманное и взвешенное решение о расставании мы не могли. Может, в силу возраста – мне тогда было 24 года, а ему 26, может, в силу страха, а может все-таки любовь, какая-никакая, но была.

Я тогда заочно училась на журфаке и работала журналистом. И избрала путь погружения в учебу и работу, а он, потеряв со мной душевную связь, ушел налево. Мы не были в браке, детей не было, поэтому делить нам было нечего.

Когда он признался… знаете, я вижу это так: мир шатается, уходит из-под ног, и сердце будто бы крошится на части. Это предательство, и предательство даже в чем-то жестокое. Хотя тут скорее пострадало мое самолюбие, а не сердце. Но было больно, скажу честно.

Пара недель, и меня уже и след простыл. Я не просто собрала вещи и ушла, а переехала из своего провинциального города в Санкт-Петербург. Тогда-то и начались странности. Они не были заметны никому. Девочки, с которыми я делила квартиру, меня практически не знали, старая подруга, которая позвала меня жить в Питер, много лет меня не видела, и заметить, что я стала какая-то другая, никто не мог. Чуть веселее, чем обычный человек, чуть говорливее, возможно. Связывала я это с тем, что переехала в большой город и неплохо там устроилась для понаехавшей.

Вообще, скорее всего, основным триггером стали не измена, не какие-то детские травмы, и не импульсивный переезд за тысячи километров от дома, а токсический психоз. Да, меня тогда убедили снять накопившееся напряжение каким-то психоактивным веществом, как мне подумалось, растительного происхождения, однако оно оказалось синтетическим.

Началась такая свистопляска в голове, что ни в сказке, как говорится, ни пером. Мозги мои закрутило настолько, что это не просто вертолеты были, как от алкоголя, а настоящая центрифуга.

Скорую мне не вызвали, хотя я очень просила. Но окружающие побоялись, что меня отвезут в наркологию, и помогли прийти в себя. Наутро все прошло.

Устроилась на работу и зажила свою маленькую жизнь в большом городе. У меня тогда появилась еще одна странность – в голове стала появляться какая-то кинематографичность. Город располагает, скажу я вам. И неудивительно, что на улицах Питера так много безумных и странных людей. Есть там в воздухе что-то пьянящее. А когда психика подвижная, впечатлительная, то легко немного опьянеть.

Долгие прогулки с музыкой в наушниках – все это было похоже на кино с саундтреками. Тут сложно объяснить, как это ощущается на самом деле. Может быть, кто-то поймет, о чем я. Но лучше бы не понимал.

Роковым решением стало мое увольнение с должности менеджера по продажам полипропиленовой упаковки. Это был уже ноябрь 2013, а переехала я в апреле. И понесла меня нелегкая в музыкальный бизнес.

Есть такой рэпер Ассаи. В миру – Алексей Косов. Именно с ним меня столкнула жизнь. Это вышло как бы случайно, но отчасти намеренно. Я слушала его примерно год, летом посетила концерт, и была подписана на его группу в ВК и на его личную страницу там же.

В ноябре 2013 года меня повело уже серьезно. В смысле – повышенное настроение, мало сна, влюбленность в одного парня, какая-то грандиозность восприятия этого мира. И потеря какого-либо сомнения в своей значимости для других.

Листая стену группы, я увидела, что на студию звукозаписи, принадлежавшей Алексею, требуется менеджер-администратор. Отправила резюме и стала ждать. Мне пришел отказ, но я не расстроилась, само собой. Глупо было полагать, что девочка на тот момент уже 25 лет отроду с периферии может вот так просто попасть на работу к популярному музыканту.

А затем Алексей добавил меня в ВК в друзья и написал сообщение. Мы созвонились, он позвал меня на собеседование, и вот я уже увольняюсь с предыдущей работы и тороплюсь на студию.

О музыкальном бизнесе я знала ноль целых, ноль десятых. Но продавать-то я умела. Какая разница, что именно – упаковку, звукозапись? В сущности, не важно. Но все пошло прахом уже недели через три. Не буду погружать вас в то, что происходило на студии. Скажу так – я работала много, но не эффективно. Мне на это указывали, но с другой стороны, не гнали прочь. И вот мы подбираемся к первым громким звоночкам.

Начались неконтролируемые истерики. Я мало спала, так как надо было осваивать большой объем информации, задерживалась до глубокой ночи на студии, и возможно, утверждать не возьмусь, влюбилась в Алексея. Но скорее всего, внутренне это отрицала, зная о том, что у него есть любимая женщина, дети, да и он все же был директором, а не просто знакомым. Было очевидно, что я не справляюсь с работой, но потерять такой шанс, такую возможность… Отказаться от такого сознательно я не могла.

И вот, в один из январских дней я проснулась с мыслью: “Хочу посетить Смоленское кладбище. Часовню Ксении Петербуржской”. Мы поехали туда с подругой, отстояли длинную очередь на морозе, и все ради того, чтобы я прикоснулась к часовне и задала единственный вопрос: “Ксения, скажи, уходить мне со студии: да или нет”.

Ответ не заставил себя ждать. “Да” пронеслось в моей голове. Нет, это не было голосом извне. Это был мой собственный голос. И тут наступил катарсис. Я разрыдалась и приняла решение. У меня будто камень с души свалился, ей-Богу.

В Рождество сообщила Алексею, что ухожу. И ушла. С сожалением, но с легким сердцем.

То есть понимаете, да? Уже сам факт такого способа разрешения моего внутреннего конфликта не типичен для обычного человека.

А дальше пришла депрессия.

Первая депрессия

Я её не распознала. Как не распознает практически никто, когда она приходит впервые. Сначала апатия, грусть, плаксивость. Но вроде как можно понять – потеря работы и смутные перспективы.

Из веселой девушки, фонтанирующей энергией, я превратилась в тряпочку. Точнее, мне так казалось. Все свои заслуги обесценила, решила, что я неудачница с большой буквы и всё такое. Других мыслей в голове и не было. Засела дома, проедая зарплату, и на протяжении двух недель почти не выходила на улицу. Разве что за провиантом. Надеялась заесть свою пустоту.

Решение вернуться домой мне далось проще, чем увольнение. Я понимала, что ресурса жить дальше в Питере у меня нет. Истощение моральное и физическое, вкупе с тоской по родным и своим школьным подругам.

Устроилась продавцом в магазин одежды через дорогу, заработала на билет в свою провинцию, и была такова. Улетая, дала себе обещание восстановить силы и вернуться. Обязательно вернуться.

Из теплого солнечного Питера (что удивительно для того времени года) спустя 4 часа я оказалась в суровой сибирской зиме. Маленькие куцые домики, все какое-то серое, неприглядное. Хотя мой город достаточно уютен, но после Питера ни в какое сравнение, конечно.

Поселилась я в квартире покойных бабушки с дедушкой. На тот момент еще никто не вступил в права наследования, и родственники сообща пустили меня туда пожить. И вот, я осталась один на один со своим мрачным внутренним миром. Не понимая и не осознавая причин этого мрака.

Я сошлась с бывшим, но постольку поскольку. Он то приходил, то уходил. Ночевать не оставался, ссылаясь на работу, приносил продукты. Чаще готовую еду, потому что готовить сама я не могла. У меня, кроме прочего, развилась социофобия, да такая, что выходить из дома не представлялось возможным.

Как сейчас помню, вместо того, чтобы встретиться с друзьями, с родственниками, заперлась в квартире и играла на компьютере в какую-то тупую игру днями напролет. Не смотрела телевизор, не слушала музыку, однако тишина меня давила. И практически перестала мыться. Волосы стали, как сено, лицо землистого оттенка. К зеркалу старалась не подходить. Длилось это месяц или около того.

Но тут пришла сессия. Училась я на заочном, платно, была старостой, и не ходить на нее вариантов не было. Не знаю, правда не знаю, откуда что во мне бралось, какие силы, кто мне их давал, но мои одногруппники не догадались, что со мной. То есть там даже намека не было, понимаете? Я веселилась, была такой же, как раньше. Душ принимала тоже. Но учеба не шла. На парах я ничего не понимала, мало записывала, и, в конечном счете, набрала невероятное количество хвостов.

Помню как, выходя из дома, натягивала на себя улыбку, “брала себя в руки” и шла. И ни одна живая душа не поняла бы, что я в глубокой ментальной яме.

Однажды мне стало так плохо, что я решила написать короткий рассказ. Как-то сублимировать свое “плохо”, облечь в слова. Ведь это у меня хорошо получалось.

“Звезда по имени…”

2.05.14

Как тут темно и немного страшно. Не могу дышать. И, кажется, дышать вовсе и не нужно.

Странно. Вот только что я играла с младшей сестрёнкой, и вдруг такая темнота.

Внизу толпились люди. Кто-то громко закричал, но это был скорее не крик, а вой. Протяжный, пробирающий. От этого воя по телу побежали мурашки.

Над кукольного вида девочкой склонилась женщина. Она была молода, но на висках уже серебрилась седина. Это она издавала этот пронзительный звук, не то плач, не то рык животного. Женщину обступили люди, кто-то охал, кто-то, не отрывая от уха своего телефона, расталкивал толпу и пытался схватить и увести женщину подальше. Но безуспешно. Прижав маленькое тельце к груди, она раскачивалась взад и вперед и выла, выла…

Карета скорой помощи медленно вкатилась во двор. Торопиться смысла не было.

Женщина, обезумев, схватила девочку и попыталась убежать, но люди прижались друг к другу плотнее, не давая ей протиснуться наружу.

Мама. Не кричи. Мама, пожалуйста. Я тебя слышу. Мама.

Мама. Я здесь! Мама! Я …я не вижу тебя. Тут так темно!

Фельдшер схватил женщину, руки пришлось выворачивать, чтобы девочку можно было забрать. Её, словно тряпичную куклу, положили на носилки и быстро, не давая опомниться вмиг постаревшей женщине, вкатили в машину с ярко-красным крестом.

Что-то больно кольнуло чуть повыше запястья, и женщина, закрыв глаза, погрузилась во тьму.

Мама. Ты слышишь меня?

Она очнулась, сидя на стареньком диване, рядом суетилась седовласая соседка, пытаясь успокоить рыдающую трехлетнюю девочку с ярко-розовыми бантами. «Иди, дочка, обними маму», – глухо сказала она.

Подняв глаза, женщина увидела, как с фотографии улыбается, озорного вида девчонка, в костюме звёздочки, обнажая два молочных зуба и зияющую пустоту между ними.

Она прикрыла веки.

Да, милая, я тебя слышу.

А затем я достала акриловые краски, измазалась ими и легла на пол. Я смотрела в потолок, и не помню, о чем думала. Мне стало невыносимо, просто невыносимо находиться в этой реальности. В этом мире.

Вышла на балкон 7 этажа, взглянула вниз. Представила, что смотрю на свое тело. И дальше… дальше я занесла ногу над парапетом, но что-то внутри меня взвыло. Страх это был, или глас разума – не знаю. Но, испугавшись своего намерения, я села в угол и разрыдалась. Эти слезы были очищающими, что ли. Они рвались из меня, они оживляли меня. И стало лучше. Не прям хорошо, но такой невыносимой тоски уже не было.

Чуть позже пришел мой МЧ, принес, как всегда, еды. Странно посмотрел на испачканные краской лицо и джинсы и ушел. А что тут сделаешь? Много позже я узнала, что он не расстался с нашей разлучницей, а ко мне приходил из жалости.

Мама меня не навещала. Внуки, работа, можно понять. Мы ограничивались разговорами по телефону. Заверяла ее, что все в порядке. Усталый голос списывала на сессию. Но как-то между мной и МЧ случилась ссора. Он стал собирать свои немногочисленные вещи, а я впала в истерику. Потерять его во второй раз… уму непостижимо.

Мама примчалась, чтобы успокоить меня, и увидела раздавленного человека.

“Аня, может успокоительные тебе попить?”

А больше предложить она ничего и не могла. А также предположить, что у меня тяжелая форма депрессии. Да и я не признавалась. Мне было стыдно, мне не хотелось, чтобы кто-то знал, как я опустилась. А виделось мне все именно так. Тряпка, ничтожество, ни будущего, ни прошлого. Все бессмысленно. Все труха и прах. Помощи просить я не собиралась. На что надеялась – непонятно. Просто приняла это как данность, и всё.

Странно, что мама не сориентировалась, но я ее за это не сужу. У меня бабушка страдала тяжелой формой депрессии. Лежала как минимум дважды в больнице. Но допустить мысль, что и твоя дочь столкнулась с этим недугом, мама, наверное, не смогла. Ну сложно это морально. Поэтому к психиатру меня никто не повел.

Сессия приближалась к концу. Надо было сдавать зачет по экономике. В которой я не просто не понимала ничего, а вообще ни в зуб ногой. За ночь предстояло написать доклад. Как это сделать – понимания не было.

Вечером пожаловал МЧ, мы выпили кофе и… О! Боже! Я вознеслась над миром. Мы вышли на балкон, и я ощутила себя царем горы. Такая невероятная эйфория, легкость. И секс. Фантастический. Доклад был написан часа за два, с полным пониманием, что я пишу.

Магия? Волшебство? Нет, просто психоактивное вещество, “заботливо” подсыпанное мне в кофе. О чем знать я не могла. Узнала спустя годы. МЧ мне тогда признался, что уже не мог видеть меня в таком состоянии и решил “вылечить”. Умно (нет).

Доклад я сдала на отлично, к слову. Зачтено.

Сессия окончилась, а мне пришла в голову неплохая идея – уехать на все лето на вахту в Горный Алтай. Работать на ярмарке. Со мной поехали одногруппники, и все наконец-то начало налаживаться. Я списала все на свою силу воли. Выстояла, смогла, вернула себе себя. Но как же я заблуждалась. Как сильно заблуждалась.

Гипомания

Лето, горы, чистый воздух, много людей – лучшее, что я могла найти на тот момент – это работа в Республике Алтай. Быстрые сборы, и вот я уже в автобусе в предвкушении новых эмоций.

Кто ж знал, что это было не выздоровление, а так называемая инверсия. Чёрное сменилось белым, и я побежала скакать по гипоманиакальным полям.

Бесконечная эйфория, повышенная работоспособность, сокращение времени сна без видимого ущерба.

Я восторгалась красотами, работала по 10 часов, каталась на велосипеде, успевала пообщаться с коллегами и приготовить ужин для всех (жили мы в одном доме), тщательно за собой следила и все удивлялись: “Как вообще так можно?".

Но я не видела в этом проблемы, мне всё нравилось, и причин для подозрений не было совершенно. Меня всё устраивало.

После всего ада, происходившего со мной, это было как глоток свежего воздуха после удушения пакетом. Больные биполярным и шизоаффективным расстройством часто с теплом или большой любовью отзываются о гипомании.

Это ещё не мания, с её эксцентричностью и бредом. Это состояние, при котором мозг работает на максималках, дарит креативные идеи, добавляет +100 к убедительности, но пока ещё позволяет трезво оценивать ситуацию вокруг.

Окружающие восторгаются и завидуют твоему, бьющему фонтаном, позитиву. Ну сказка, а не состояние. Жаль, проходит.

И тогда нашлось оправдание: Горный Алтай, вокруг меня много интересных людей, я просто живу и радуюсь, позабыв о своих былых печалях. Что в этом плохого?

Колокол безумия загромыхал спустя месяц такой жизни. У меня украли любимое платье. Кто-то залез в предбанник и стянул все вещи, что там сушились.

В свой единственный выходной, я вооружилась палкой и решила найти на огороде у нашего дома украденные вещи. Думала, их зарыла моя соседка по комнате. Все работали на ярмарке и не видели того, как я с упорством Шерлока Холмса искала следы украденного.

Привет, мнительность и подозрительность. И пока ещё зачатки мании величия. Ведь платье у меня украли не просто так, а потому что соседка мне завидует.

Знаете, мы отчетливо видим, как люди сходят с ума, но совершенно не понимаем, как и от чего. Более того, неподготовленный человек вообще не понимает, что происходит с их родственником, знакомым. Мы видим бред, видим алогичное поведение, но что там в голове… оттого и страх. Ведь поступки психически нездоровых не поддаются здоровой логике.

И действительно, угол зрения смещается из адекватной оценки окружающего куда-то в сторону интуиции и ощущений. Раз мне так кажется, значит, так и есть. Если мне кажется, что моя соседка подозрительно себя ведёт, значит, она воровка. Вроде бы логично. Но откуда они, эти подозрения? Из опыта, из прочитанной литературы, из кино. Весь пласт накопленного в сознании и подсознании обрушивается и словно перемалывается миксером в голове, выдавая при этом причудливые выводы.

Грань между просто эйфорией и бредом в маниях – крайне тонкая. Я, незаметно для себя, перешагнула её и не поняла этого. Как не замечает этого никто из тех, кто сходит с ума. Самостоятельно в моменте никак этого не отследить. Для меня всё было естественно и закономерно. Как я чувствовала, так себя и вела. И эта грань между “я раскованная и свободная, много улыбаюсь, много работаю, со всеми дружу” и “копаю огород в поисках украденного соседкой платья” была преодолена почти мгновенно. Просто пришла мысль, что она меня ограбила, и я этой мысли поверила.

Подвергать сомнению подобные идеи уже просто невозможно. Именно так критика и теряется. Любая мысль – единственно верная, и более того, это истина, с которой и поспорить-то никто не может. Тупо бесполезно. Больной человек, в частности я, будет стоять на своём, и никакие доводы его не переубедят.

Помню, что каким-то непостижимым образом заставила соседку открыть сумку и доказать, что платья у ней нет. В психозе, кстати, я бываю очень, ну очень убедительна. Многие верят тому, что я говорю, ведь преподношу эту информацию красочно и эмоционально. Есть и те, кто делают вид, чтобы я не раздражалась, но и первых немало.

В общем, для того, чтобы замять конфликт, меня переселили в отдельную комнату. Я оказалась на коне, хоть и без платья, и всё равно порадовалась. Стала считать себя особенной.

Странностей, помимо поисков платья, до начала полноценного психоза было много.

В Горном Алтае есть козья тропка, популярная у туристов. Виды там шикарные, и однажды, возвращаясь с работы домой по ней, я увидела необычайной красоты закат. Оглянулась – вокруг никого. Решила, что закат этот только для меня одной. Ну вроде бы логично, никто кроме меня с этого места его не видит :)

В другой раз на той же тропке играл саксофонист. Туристы кидали ему деньги, а я решила помочь, разулась и стала танцевать под его музыку, представляя себя этакой горной феей-балериной. Собирала деньги в шляпу и счастливо всем улыбалась. Счастье тогда из меня начало бить ключом и заливало всех вокруг. Блаженная, не иначе.