Когда небеса наклонились ко мне

Я вырвала исписанный листок с блокнота, сложила его в два раза и на цыпочках прошла через всю палату. Роман спал в том же положении. Оставив записку на прикроватной тумбочке, скорее вышла.

Пока шла к остановке, набрала Ирину.

– Добрый вечер! Это Камилла. Сегодня была у Романа. Ему значительно лучше, но он еще слабый. Кстати, к нему можно приходить. Поэтому если хотите, запишите палату.

Ирина от волнения забыла, где ручка, и пока искала, не переставала повторять:

– Девочка моя, как я благодарна тебе. Мы с мужем до сих пор не можем прийти в себя. Все, что происходит сейчас – настоящее чудо.

Когда она записала больницу, отделение и палату, мы попрощались. Я сунула телефон в карман и подбежала к автобусу, который приехал на минуту раньше обычного. Усевшись возле окна, я облокотилась о мягкую спинку, а голову положила на замерзшее стекло. Мыслей было настолько много, что они громоздились в голове, толкались и перебивали друг друга.

«Как хорошо, что Роман сейчас в больнице. Ему не холодно, он не голодает. Интересно, как встретятся завтра родители и сын? Захочет ли он с ними говорить? Не рассвирепеет ли окончательно на меня, что я так бесцеремонно лезу в его жизнь? Господи, продолжи делать чудо!..»

В потоке мыслей, которые мелькали куда быстрее фонарных столбов за окном, я словила себя на том, что внутри улыбаюсь. В моих глазах стало светлее, будто. Осознав это, я постаралась вернуть себя в привычное меланхоличное состояние, убеждая, что на самом деле все плохо и в этот день ничего для меня не изменилось. Но не вышло. Что-то незримое проникло внутрь и согревало мягким светом.

Вечером я ввела в поисковик «Колосов Роман» и получила внушительный список фотографий и людей. Футболистов, актеров и военных отсеяла сразу, остальных проверяла. После десяти минут, в соцсетях я нашла нужного мне Романа. В шапке профиля значилось «музыкант». В ленте много видео, где он играет на гитаре, несколько фотографий большого оркестра и его с трубой, и пару фотографий с красивой светловолосой девушкой. Я всматривалась в лицо, и не понимала, как может быть этот успешный мужчина и тот, который сейчас лежит в больнице, истощенный и больной, одним и тем же человеком?! На такое сравнение больно смотреть. Я все думала, сможет ли он снова вернуться к прежней жизни, не упустит ли шанс, подаренный ему Богом, и вообще, повернется ли он к Богу?

И напоследок я обратила внимание на волосы – судя по фото, короткую стрижку он не любил.

* * *

Чем бы я ни занималась на следующий день, мои мысли улетали в больницу. Сегодня вечером Ирина с мужем должна прийти к Роману. Я вспоминала нежный мягкий голос в трубке и молилась, чтобы их встреча прошла хорошо.

А когда в восемь вечера на экране высветился телефон Ирины, я внутренне сжалась. Какие новости принесет этот звонок?

– Камилла, добрый вечер, – голос был все такой же бархатный, это вселяло надежду. – Мы едем из больницы, и я решила позвонить вам.

– И как прошла ваша встреча?

– Только, Камилла, если я вам докучаю и у вас свои заботы, скажите, я не буду беспокоить. А то мне как-то неудобно. Мы для вас чужие люди, и зачем вам наши проблемы.

– Нет, что вы, Ирина. По правде говоря, я весь день о вас думала. Так как вы сходили?

– Очень волновались. Мы не знали, как Рома примет нас. Но вы бы видели это. Когда он нас увидел, то расплакался. Да что там говорить, мы с мужем тоже рыдали. Я обнимала и целовала его как маленького. Сказала, что с больницы он едет к нам, и больше я его не потеряю.

– А он?

– Сказал, что подумает, – по голосу я чувствовала, как Ирина улыбается. – Но я уже чувствовала, что это не тот гордый человек, который полгода назад ушел в неизвестность. Потом мы с ним еще разговаривали. Знаете, Камилла, мне хотелось спросить у него, почему он так поступил с нами, почему причинил такую боль, но я сдержалась. Пусть пройдет время, пусть он сам все поймет. А мы будем просто его любить и поддерживать.

– Это мудрое решение.

– Еще Рома спросил, откуда мы узнали о нем. Я рассказала про тебя.

– И как он отреагировал?

Ирина замялась, я чувствовала, что она старается подобрать слова.

– Немного резко.

– Вы можете рассказать, я не обижусь.

– Мне бы, конечно, не хотелось это говорить. Но он сказал, что вы уж слишком лезете в его жизнь.

Я ожидала такого, но все же услышать это оказалось неприятно. Внутри во мне все сникло – погас слабый фитилек.

– Камилла, только ты не принимай его слова близко к сердцу. Рома всегда был довольно вспыльчивым человекам, а сейчас нервы совсем сдают. Он потом говорил, что благодарен тебе за доброту, за то, что не закрыла перед ним дверь, за стакан теплого молока.

– О, он помнит про молоко?!

– Да, помнит. Поверь, он благодарен тебе. Его разозлила записка, которую ты оставила. Я прочитала ее и поняла, что должна ему объяснить, почему ты так написала.

– Как он это воспринял?

– Ничего не сказал. Вообще.

– Ирина, я рада, что вы встретились с сыном. Пусть Бог благословит вас и его.

Положив трубку, я заварила себе горячий шоколад, накинула на плечи рождественский плед и забралась на диван с ногами. Вот и все. Моя миссия в этой истории закончилась. Я решила, что больше не буду заходить к Роману в больнице – не хочу навязывать свое общество, не хочу вмешиваться в его жизнь. От чего-то мне было грустно и холодно. Я еще плотнее укуталась в плед и отпила тягучий сладкий напиток.

* * *

Вечером следующего дня позвонил неизвестный номер.

– Алло. Камилла? Это Рома.

Неожиданно.

– Добрый вечер! – я отложила тряпку, которой протирала зеркала, и села.

В мыслях пронеслось: «Неужели скучно, когда никто не вмешивается?» Но я быстро отогнала эту мысль и сосредоточилась на разговоре.

– Я хотел поблагодарить тебя. Ты ведь спасла меня.

– Ты уже благодарил, все хорошо, – я вспомнила его «спасибо» на выходе из палаты.

– Так себе благодарность, – хмыкнул Роман. – У меня сейчас много времени, чтобы думать. Вспоминая всю череду событий, я понимаю, что почти в каждом моменте обязан тебе.

– Я не могла поступить иначе. – И решилась спросить: – А ты рад этому спасению? Ой, вы.

Мне стало неловко, что с незнакомым человеком я перешла на «ты».

– Все хорошо. Вообще-то, это я первый начал. Ты не против?

– Нет, – а сама подумала, что так куда легче общаться. – Ты не ответил. Ты рад спасению?

Роман шумно вдохнул в трубку и медленно выдохнул.

– Да. Я рад. Впервые за два последних года мне захотелось жить дальше. По правде говоря, я боюсь этого чувства, кажется, я предаю свою Катю и малыша. Но…

Его голос сорвался, и он закашлялся. Я понимала, что сейчас нужно сказать что-то, что поддержит его, какие-то правильные слова, но проблема в том, что я не знала этих слов. Совсем. Ни одного.

– У меня… тоже так. Стоит засмеяться, я внутри одергиваю себя. Как я могу веселиться, если мои родные мертвы…

Я зажала рот рукой, чтобы рыдания не вырвались в трубку.

– Мне кажется, – Роман прочистил горло, – и ты, и я проходим через похожие переживания. Каждый по-своему. Ты лучше держишься, по крайней мере, с виду. А я сдался. Не выдержал.

– Если бы не Бог, я бы тоже сдалась, – я знала, что с размаху прыгаю на тонкий лед, но не могла это не сказать.

– Может, мы сможем друг другу помочь? – голос у Романа был обессиленный от приступа кашля. – Хотя бы просто поговорить об этом. Если ты захочешь, конечно.

В памяти всплыли слова Господа:

«Не бойся! Это от Меня! Я посылаю тебе исцеление».

– У меня завтра выходной…

Мы обсудили, в какое время удобно приехать, чтобы не было процедур и капельниц, и попрощались. Отключив телефон, я еще долго сидела и смотрела в одну точку. Как же легко дышится! Будто воздух стал невесомее. Взгляд упал на соседний дом, половина окон в котором моргала разными огоньками. Через две недели Рождество. Я подошла ближе к окну и отодвинула тюль. Темную улицу украшал белый пушистый снег. Он сегодня шел весь день, а сейчас только одинокие снежинки летали в воздухе.

В порыве неведомого или давно забытого чувства, я распахнула окно и вытянула руку вперед. На ладошку приземлились несколько снежинок, через мгновение ставшие каплями.

– Мой Господь, я хочу снова жить…

* * *

Перед тем, как войти в палату, я остановилась и сделала глубокий вдох. Меня охватило странное волнение. Что происходит? Но долго я об этом не думала, а просто нажала на ручку и вошла. В отличие от предыдущего раза, Роман сразу же повернулся в мою сторону. Ждал.

– Привет! Не обедал?

– Нет, ты же приказала ничего не есть.

– Правильно. Я тебе лучше еду принесла. А то на больничной еде будешь еще полгода поправляться, – я достала из сумки банку с наваристым куриным бульоном с зеленью и пластиковую коробочку с тушеными овощами и мясом.

– Мне этой еды на два дня хватит, – улыбнулся Роман.

– Прекрасно, оставишь на завтра. А я еще пирог испекла и сейчас сбегаю в кафетерий нам за кофе.

– Прости, но я не могу отказаться.

– Даже если бы ты пытался, ничего не получилось бы. Так что ты пока ешь, а я скоро.

Через пять минут я вернулась с двумя бумажными стаканчиками самого вкусного мягкого кофе.

– Тебе повезло, что ты один в палате, – я обвела палату взглядом. – Правда, она маленькая, вдвоем здесь было бы тесно.

– Ну, я не совсем один, а со своими мыслями, – это была шутка, но после Роман уже серьезным голосом добавил: – Я так долго не разрешал себе думать ни о чем, что связано с прошлой успешной жизнью, с аварией. Просто гнал эти мысли. А потом привык – не думать. Но было больно, – он легко постучал кулаком по груди.

– Может, если бы ты разрешил себе прожить эти чувства, эту боль, стало бы легче?

– Не знаю. Мысли сводили меня с ума. Буквально.

Роман потер пальцами переносицу, затем глаза. В этом жесте я увидела глубоко уставшего человека. И про себя попросила у Бога сил говорить с ним, ведь я и сама не до конца пережила свое горе.

– А сейчас? Ты разрешил себе вспоминать?

– Немного. Я боюсь, – Роман посмотрел прямо на меня, и его карие глаза показались мне черными от глубины боли в них. – Поэтому я попросил тебя прийти. Возможно, если я буду не один, смогу пройти этот путь.

– Мне этот путь тоже нужно пройти.

В этот день, в этой палате мы открыли дверь в прошлое и несмело шагнули туда, зная, сколько там боли для нас двоих. Каждый из нас обнажал те моменты, которые эти долгие два года рвали душу на шматки.

– Что для тебя было самое тяжелое? Что преследует тебя до сих пор?

Интересно, что Роман не спрашивал меня, есть ли такое обстоятельство. Он не сомневался, что есть. И был прав.

Самой глубокой болью я делилась только с двоими: сестрой и пастором. Но они не могли до конца понять меня, а моя боль так и осталась неисцеленной. Сейчас же я решила открыть сердце почти незнакомому человеку. Но внутри была уверенность, что он поймет.

– Я не могу принять то, как они умерли. Каждый раз прокручиваю в мыслях, как это могло произойти. Пытаюсь представить каждую секунду до удара. Что чувствовали Саша и Арсений? Испугались? Успели закричать? Осознали ли, что сейчас погибнут?

Без слез я не могла об этом даже думать, не то, что говорить. Когда пальцы рук стали мокрые, я натянула рукава синей кофты пониже и промокнула ими глаза. Роман протянул бумажную салфетку.

– Спасибо. Врачи после вскрытия сказали, что смерть наступила мгновенно. Но если не так? Понимаешь?! Я всегда об этом думаю… Если они страдали? Если малыш сильно испугался, а ему никто не мог помочь… а кругом мрак и ужас. Что они испытали в свои последние мгновения?

Даже не пытаясь вытереть слезы, я заламывала руки, как каждый раз, когда думала об этом.

– Я спрашивала об этом у Бога. Но Он скрыл это от меня.

В темных глазах Романа отражалась моя боль. Он понимал. Он еще ни сказал ни слова, но глубокий взгляд уже исцелял.

– Я думаю, что если бы они умерли не такой страшной смертью, мне было бы легче это пережить. А так…

Больше я не могла говорить. Не осталось ни слов, ни слез. Я просто сидела на стуле, и понимала, что из меня ушли все силы.

– Я был там, – Роман прочистил горло. – Мы ехали следом. У нас было больше времени, чтобы испугаться, запаниковать, прощаться с жизнью. Но ничего этого не было. Услышь меня сейчас. У твоих родных было еще меньше времени. Все произошло слишком быстро… А малыш спал.

Меня окатило ледяной водой.

– Спал? Откуда… откуда ты знаешь?

– Мы несколько раз опережали друг друга. И я заметил, что ребенок в кресле на переднем сидении спит. А мужчина, я тогда еще Кате об этом сказал, по-видимому, подпевал любимой песне.

Я не могла вымолвить ни слова. Так и сидела несколько минут, уставившись в окно на деревья. Роман не мешал мне, не пытался что-то говорить – просто ждал.

– Саша любил петь в машине. А Арсений всегда так крепко спал, что песни папы ему совсем не мешали… Мальчики мои драгоценные… – я прерывисто вдохнула и постаралась взять себя в руки. – Спасибо… Спасибо за эти воспоминания. Я буду хранить их в сердце всю жизнь.

Мы еще немного помолчали, и я сказала скорее самой себе:

– Меня утешает только то, что они у Господа.

Роман заговорил не сразу. Он прочистил горло и сел поудобнее.

– Катя ходила в церковь, она стала ходить, когда забеременела. Вообще, ее бабушка была верующей и молилась за нее. Я не очень обрадовался новой вере, но не запрещал. Думал, родит ребенка и это пройдет, ей будет некогда бегать в церковь.

«Господи, – молилась я внутренне, – как непостижимы Твои пути в нашей жизни. Как удивительно Ты переплетаешь нити судеб. Дай мне сейчас мудрость. От Тебя. Особую».

– Расскажи теперь ты о самом сложном.

– Это ведь я убил Катю, а с ней и ребенка.

Такого заявления я уж точно не ожидала.

– В смысле?

Роман закрыл глаза и выдохнул, это скорее походило на стон.

– Чтобы избежать столкновения, я вывернул резко руль. Машина стала неуправляемой, ее закрутило. И удар пришелся на Катю, – я видела, как Роман сжал кулаки. – Но если бы я этого не сделал, погиб бы я, а не они. Не могу себе этого простить.

Рассказ Романа был по-мужски краток. Только сейчас я начала понимать, с каким грузом он живет.

– Ты кому-то это говорил?

– Да. Родителям. Но они убеждали меня, что это не так, что я не специально это сделал, а хотел увернуться. И все в таком духе.

– Тебе становилось легче от их рассуждений?

Он замотал головой и ничего не сказал.

– Потому что ты не получил тот ответ, который успокоил бы сердце.

Роман посмотрел на меня долгим взглядом.

– И я никогда его не получу, – он отчеканил каждое слово, отчего по моим рукам пробежал холодок.

И я отчаянно, но безмолвно взмолилась: «Боже! Дай Ты ответ!»

– Твоя жена верила в Бога?

– Да, – выдавил из себя Роман. Видно было, что эта тема ему неприятна.

– Значит, она молилась за тебя, когда жила на земле. И еще, это значит, что она и ваш малыш сейчас у Господа на небе, – я боялась, что Роман вспылит, но он сидел, опустив голову. – Тебе нужно дойти до них.

Больше я ничего не говорила. Кто-то положил ограду моим устам. Мы сидели в тишине, и только разговоры с коридора доносились до нас. На улице стемнело, и зажглись фонари.

– Можно, я буду молиться за тебя? Пожалуйста.

Роман только чуть заметно кивнул.

– Мне нужно побыть одному. Не обижайся…

– Понимаю. Конечно.

Я взяла сумку, собрала пустые контейнеры от еды и бумажные стаканчики.

– Спасибо, что пришла.

– Ты хочешь, чтобы я пришла в другой раз?

– Да, – он на меня не смотрел, а устало откинулся на подушку, вглядываясь в уличный моргающий фонарь.

По дороге домой я вспомнила слова Бога ко мне, когда я просила его избавить меня от новой боли. Он сказал:

«Не бойся! Это от Меня! Я посылаю тебе исцеление»

– Исцеление, – прошептала я и улыбнулась.

В этот момент мне было все равно, что сидящая рядом женщина в зеленом пальто удивленно смерила меня взглядом. Я думала только об одном: Бог всегда верен Своим Словам!

Возможно, когда-нибудь я смогу об этом сказать Роману. Ну а пока это моя тайна с Богом!

* * *

Спустя два дня я снова пришла к Роману. Два стаканчика кофе из аппарата в холле больницы помогли начать встречу с улыбки.

– Ты не думай, я считаю, сколько кофе я тебе должен.

– Судя по тому, как быстро ты выздоравливаешь, ждать мне осталось недолго.

С каждым разом наши разговоры становились непринужденнее и легче. Меня это волновало. Проверяя сердце, я уже не могла сказать, что просто хочу помочь несчастному отчаявшемуся человеку. Нет. Что-то другое незаметно вкралось внутрь. Мне нравилось говорить с Романом, нравилось слушать его, хотелось делиться с ним своими мыслями. Я часто говорила ему о Боге. Не потому, что поставила себе цель покаять Романа, просто Бог настолько глубоко в моем сердце, что я не могу разделить себя и Его.

За два дня до Рождества Романа выписали из больницы. Его забрали домой родители, Ирина и Виктор. Я зашла, когда он они уже собирались уходить. Роман представил меня родителям.

– Камилла, дорогая, – Ирина тепло обняла меня, и глаза ее выражали любовь и благодарность. – Какая же вы красивая молодая девушка.

– Можно на «ты», а то как-то неудобно, – смутилась я.

Виктор тоже по-отечески обнял меня сильными руками, и мы поговорили еще пару минут и вышли в коридор. Ирина пригласила меня в гости и пообещала позвонить на днях. Мы расстались у лифта. Когда дверь кабины захлопнулась, мне вдруг стало грустно. Будто закончилось что-то светлое, и есть ли у этого продолжение – не известно. Но осознав на самом деле эту мысль, я одернула себя. Так не правильно. Я не должна позволять чувствам снова приходить в мою жизнь. Это нечестно по отношению к Диме. Мы так сильно любили друг друга. И почувствовав что-то к другому мужчине, я ужаснулась. Ужаснулась, когда осознала, что это произошло. Мне казалось, я предала своего дорогого и любимого мужа. Предала того единственного, которого я хотела любить всю жизнь.

У меня разболелась голова. Пришлось выпить таблетку, потому что впереди еще было половина смены.

В четверг двадцать третьего декабря позвонила Ирина.

– Камилла, мы хотим пригласить тебя завтра на сочельник. Наша дочка с мужем и внуками в этом году не смогут приехать. Поэтому будем только мы с Виктором и Рома. Если у тебя нет никаких планов, то мы будем рады разделить праздник с тобой.

Планов-то у меня не было, потому что родители сочельник не отмечают. И перспектива провести праздник в кругу компании казалась заманчивой. Только интересно, что об этом думает Роман? Он тоже хочет, чтобы я пришла?

– Спасибо за приглашение. Я с радостью.

– Мы живем в Малореченске, но к нам ходят городские автобусы.

Ирина рассказала, с какой остановки лучше садиться на автобус.

– Думаю, доеду. Тогда с меня праздничный медовик.

– О, ну раз ты избавляешь меня от торта, то я сделать больше салатов.

Мы поговорили еще пару минут и попрощались.

Через три часа в кармане моего медицинского халата снова завибрировал телефон.

– Кто уже нам мешает пить кофе, – Дарина закатила глаза и улыбнулась. Она сегодня первый день вышла с длительного больничного и мы, наконец, выбрались в кафетерий.

– Сейчас гляну, – я вытянула телефон, и мое сердце подпрыгнуло – звонил Роман. – Прости, я минутку.

– Привет, – ответил на мое «алло» Роман. – Если я не ошибаюсь, у тебя перерыв?

– Не ошибаешься. Пью кофе в кафетерии.

– Я не буду тебя долго задерживать. Хотел только сказать «спасибо», что ты согласилась завтра прийти к нам.

– Это вам спасибо, что пригласили.

– Могу завтра приехать за тобой, если ты не против.

Мы договорились созвониться и на этом закончили разговор. Я спрятала телефон обратно в карман. Дарина отправила в рот очередной кусок масляного заварного пирожного и спросила:

– Кстати, я же все хотела спросить про того бомжа. А то на следующий день я ушла на больничный, и ничего не знаю про него.

– И тебе еще никто ничего не рассказал? – улыбнулась я, зная с какой скоростью распространяется информация в женском коллективе. А ее поведение уж точно дало повод поговорить.

– Нет. А должны были? Сегодня уйма работы, и одна девочка не вышла. Так мы в запаре с утра.

– Просто я к нему слишком часто приходила, думаю, это не осталось не замечено.

– А-а, – протянула Дарина и улыбнулась. – Но он же бомж, какие могут быть разговоры.

У меня внутри неприятно кольнуло от ее слов.

– Роман не бомж. Хотя он и жил последние месяцы на улице. Я же тогда по твоему совету позвонила его маме и все выяснила.

– И что?

– Это его жена погибла в аварии с моим Сашей и Арсением. Он с женой ехал в следующей машине. Его жена Катя была беременна.

– Наверное, это сломало его, – Дарина поднесла чашку с кофе к губам и сделала долгий глоток. А потом резко подняла глаза на меня: – Это случайно не он тебе сейчас звонил?

Мои щеки порозовели – показалось, что в кафетерии стало как-то жарко.

– Он.

– Прости, может, ты не хочешь об этом говорить.

Я только пожала плечами, потому что и сама не знала, хочу ли об этом говорить. Все произошло неожиданно. Чашка кофе в такой момент была весьма кстати, она могла заполнить собой паузы в разговоре. Я видела, что Дарина хочет что-то сказать, но не решается.

– Говори, – улыбнулась я.

Дарина накрыла мою руку своей.

– А тебя не смущает, при каких обстоятельствах вы познакомились? – И быстро добавила: – Прости, милая, я не хочу этим сказать…

– Все хорошо. Я понимаю твой вопрос. Согласна, знакомство так себе. Даже никому и не расскажешь. Иногда и так случается. – Но в ту же секунду я себя поправила: – Постой, но между нами ничего нет. Это просто знакомство…

Я запнулась, когда посмотрела в глаза Дарине. Кого я обманываю? Ее или себя? Роман для меня стал больше, чем знакомый. Может, это чувство появилось потому, что я помогала ему, молилась за него, может, нас объединило общее горе и незаживающая рана внутри? Мне не безразлична судьба этого человека. Мне не все равно, что с ним произойдет дальше. Но я старалась не слушать свои чувства, потому что этот человек не верующий. Это самое главное препятствие, хотя есть еще много других, по которым я должна просто захлопнуть дверь своего сердца.

– Нужно идти в отделение, – голос Дарины вернул меня в действительность.

До конца смены я все думала, как же я привыкла все мысли и чувства держать в себе. И когда я впервые захотела о них рассказать, даже нет, просто намекнуть, я почувствовала себя неловко. И вся эта история мне показалась очень странной. Как же я отдалилась от людей! А ведь у меня есть сестра, мама, подруги. Я настолько закрылась от них за два последних года, что теперь и не верится, что они были в моей жизни. До конца года еще целая неделя. Целая неделя, чтобы вернуть сердца любимых.

* * *

Утром двадцать четвертого декабря я вошла в кухню с твердым намерением испечь медовик. Все продукты вчера были куплены в магазине, и даже тесто я нашла в себе силы замесить вечером после работы. Последний раз медовик я делала три года назад, тоже на Сочельник.

Чтобы было веселее работать, я включила старый рождественский фильм «Эта замечательная жизнь». Сколько же лет я его не смотрела?!

Утро промелькнуло, и к обеду я уже прослоила все двенадцать коржей. Довольная результатом, отправила торт в холодильник.

До вечера я хотела успеть сделать еще одно важное дело. Поэтому оделась потеплее, натянула шапку и замотала большой шарф, который Саша подарил мне еще до свадьбы. Теплый и родной шарф. Я шла по улице, уткнувшись в него, и дышала прошлой жизнью, такой спокойной и счастливой.

Когда водитель объявил в микрофон, что автобус прибыл на конечную остановку, немногочисленные пассажиры нехотя натянули шапки и варежки и поплелись к выходу. Мороз ослабил свою хватку, и минус пять, после недавних минус двадцать и ледяного ветра, казались чуть ли не теплом.

Выйдя на конечной остановке двадцать девятого маршрута, я пошла в другую сторону от жилого микрорайона, в микрорайон мертвый. Хотя нет, это не микрорайон, а целый город. К кладбищу вела вымощенная красной плиткой дорожка. «Почему красной?» – каждый раз думала я. Может, чтобы отвлекать посетителей от горьких мыслей?

Две дорогие мне могилы располагались на западной части кладбища. Я шла по центральной аллее и вдыхала прелый запах хвои, смешанный с тишиной. Вдоль дорожки располагались могилы известных людей, красивые памятники и ограды. Дальше могилы становились попроще, где-то и вовсе заросшие с торчащими сухими палками.