Рахат-лукум, помрачающий ум

Фортуната Фокс

Рахат-лукум, помрачающий ум

Это волнующее произведение – художественный вымысел, призванный порадовать читателей калейдоскопом впечатлений. Но, как известно, среди читателей не переводятся последние романтики, склонные находить в книгах совпадения с реальными событиями или людьми, а то и с собственными персонами. Дабы развеять их заблуждения, автор с искренней улыбкой уверяет: «Ничего личного, дорогие друзья! Искусство ради искусства – это как любовь во имя любви: оба явления не зависят от внешних обстоятельств и не ищут выгоды».

1

Потрясение было так велико, что казалось чем-то сверхъестественным. Будто все на свете стихии смешались в безумный вихрь и, обрушившись на бедную голову Жамиля, в один миг перевернули его мир.

Вообразите: вот он, понурый с похмелья, бредет по вокзалу своей тяжеловатой прихрамывающей походкой. Размышления его так же безрадостны, как перспективы этого хмурого августовского дня, ничем не отличающегося от всех остальных. Как вдруг…

Впрочем, это «вдруг» шандарахнет чуть позже. А сначала в глаза Жамилю бросается мажористый разгильдяй в гавайской рубашке. Он катит изящный чемодан на колесиках, на плече висит здоровенная спортивная сумка с мультяшным принтом. Нахальная улыбка обнажает крупные передние зубы, которых на предвзятый взгляд Жамиля многовато. В отличие от пассажиров, прибывших с утренним поездом – их, как не смотри, всего ничего, да и те стремительно рассасываются. Потому Жамиль резонно предполагает, что этот тип и есть тот, кого он должен встретить. Но на всякий случай продолжает оглядываться вокруг. Тогда парень сам его окрикивает:

– Хэй, случайно, не из «Щучьего веленья»? Мы здесь! – он приближается, развязно щелкая пальцами перед самым носом Жамиля.

Ну и манеры! Похоже, он не совсем в ладах с реальностью. Но Жамилю уже не до него. Ведь в этот самый миг он замечает, что рядом с разгильдяем стоит она – ослепительная и недосягаемая, как мечта. Точнее, она и есть мечта Жамиля. Та самая, что он некогда потерял по своей глупости и неопытности – так со временем он привык оправдывать их роковую разлуку. Вот тут-то и начинает кружить ураган, срывающий крыши…

Невероятно, столько лет прошло, а она почти не изменилась! Такая же шикарная и бесподобная как на фотографиях, что он хранит в старом сундуке. Его неизведанная девочка. Его жестокая загадка. Самая сокровенная сладость, так до конца и не вкушенная им.

Стоит себе и улыбается. Да так игриво, будто с их последней встречи не прошло и дня!

–Здрасьте! – говорит.

Ее глаза скрывают солнцезащитные очки, не позволяя понять, узнала ли она Жамиля. Немудрено, если вовсе не узнала – его, в отличие от нее, минувшие годы не пощадили.

Жамиль только кивает в ответ: слова застревают в горле, сдавленном спазмами воспоминаний. Машинально укрывая седины, он поглубже надвигает красную кепку и молча ведет пару к своей машине. Безуспешно пытаясь унять дрожь в руках, открывает багажник.

–Пожалуйста, располагайтесь, – бормочет Жамиль, прокашлявшись с надрывным хрипом, не узнавая собственный голос. – Я сейчас. Куплю сигарет – и поедем.

Вернувшись из супермаркета, он находит укрытие под раскидистой елью, где курит бесконечно глубокими затяжками. Но лихорадка не отступает, дышать становится все труднее.

Пара, еще не успевшая сесть в машину, весело глазеет по сторонам и обменивается впечатлениями в объятиях друг друга. Она называет его Мишуткой, а он ее – Леночкой.

Леночка… Надо же! А Жамилю она представилась Алёнкой. Тогда, в девяносто восьмом. Хотя и он ей назвался Женькой, русифицированной версией своего имени.

Как белоснежный мираж перед ним вспыхивает палуба круизного теплохода, где они прогуливаются вдвоем, а вокруг синеет безоблачное небо и яркое солнце блестит в волжских просторах. Уф-ф-ф!!! Дыхание совсем перехватывает. Он весь пульсирует, затопленный горячей лавой ожившего былого. Сердце то сжимается от боли, то трепещет от восторга.

Неужто и впрямь она???

Она, она, вне всяких сомнений!!!

Даже прическа та самая. Черное каре с густой челкой, дерзкое, как у Умы Турман в «Криминальном чтиве», острое, как лезвие, рассекающее время, чтобы вернуть его на десятилетия назад. И все так же эффектно оно сочетается с утонченной бледностью и белой одеждой. Она по-прежнему так стройна и миниатюрна, что может позволить себе короткую юбку-клеш, которая ей очень идет. Ножки тоненькие, как у нимфетки. Разве подумаешь, что она старше его?! А ведь это так! Правда, насколько, Жамиль не помнит. Да что там не помнит – он попросту никогда этого не знал. Шестнадцатилетнему татарчонку она казалась зрелой и искушенной, как звезда глянца для взрослых. Королева, богиня!!!

Он и сам был тогда ничего: смазливый и притягательный в пылу юности, с пряными нотками этнического обаяния, как горячий мед. Потому-то и посчастливилось угодить в объятия такой умопомрачительницы, что аж до сих пор сам себе завидует.

Теперь же ему сорок два, и что мы видим? Жамиль давно уже не тот русоволосый удалец со стройным станом и лучистой улыбкой. Он рано поседел, обзавелся пресловутым пивным брюшком и лишними объемами. Первое обстоятельство вроде бы должно облагораживать, но нет, просто старит. Второе – придает грузности, но не солидности.

Борода, которую Жамиль дерзнул отрастить назло жене и теще, не добавила ему желательной брутальности. Как неухоженная тропинка, ведущая в никуда, она лишь усилила впечатление общей запущенности. А дефицит зубов, особенно передних, сомнительно восполняемый одинокой золотой коронкой, и вовсе навевает мрачные ассоциации. Будто намекая на что-то криминальное, но вкупе с мешковатой толстовкой и растянутыми джинсами – неавторитетное.

Вдобавок ко всему, как мы успели заметить, Жамиль хромает. Еще со школы он в поисках легкой наживы привык хвататься за тяжелые подработки, а о последствиях как-то не задумывался. Теперь при каждом шаге суставы скрипят, как потертое седло Д’Артаньяна. Только, в отличие от героя Боярского, наш отнюдь не на коне, и звенит не монетами в кармане, а разве что отголосками несбывшихся мечт, доносящимися из глубин души. Хотя, может, это просто эхо «горящих труб»?

Но хватит о грустном! Давайте уже немного о возвышенном – благо в жизни Жамиля есть место и такому. Недаром же его восточный нос, словно гордый орел, парит выше облаков и земных невзгод на зависть и мушкетерам, и гардемаринам, и рыцарям.

Все несовершенства Жамиля, которые мы только что выявили правдиво и без прикрас, разбиваются вдребезги о сияющие доспехи его самоценности и сжигаются в прах пламенеющим чувством собственного достоинства.

«Пусть любят меня таким, каков я есть!» – вот славное кредо нашего героя, полное доблести и отваги.

Тот же, кто рискнет усомниться в правоте непоколебимых принципов Жамиля, будет сокрушен его безмолвием. Ибо молчание Жамиля – это не просто отсутствие слов, а могучий щит, которым он отражает любые попытки задеть свою честь.

Ну а теперь, когда мы поближе с ним познакомились, Жамилю – такому, какой он есть, – пора вспомнить о своих рабочих обязанностях.

Он садится за руль и заводит мотор.

–Громче, шеф! – едва они трогаются, командует сопливый разгильдяй, развалившись на заднем сиденье.

До чего неприятный тип! Мажор – это написано у него на лбу! Но что она с ним делает? Неужели тащится по молоденьким?!

–Ну, Миш! – королева-богиня с шутейным укором тычет пальчиком в бок мальчишки, упитанный, почти как у Жамиля, но еще упругий.

– Пожалуйста, будьте так добры, сделайте погромче, – с нарочитым чувством исправляется тот.

Жамиль делает.

–Ты – сказка в моей жизни-и-и, сказка в моей жизни-и-и, сон наяву-у-у, – громко и невпопад подпевает Мишка. – Наша песня! – мурлычет он, обнимая Леночку.

Жамиль тщетно пытается поймать ее взгляд в зеркальце заднего вида. Столько раз ему снилось, как они снова встретятся, но он и надеяться не смел, что однажды это произойдет наяву. А она? Сможет ли она узнать его и вспомнить? А, вспомнив, обрадуется ли?

Сквозь застилающий глаза туман ностальгии, он вдруг замечает черного кота, зловещей тенью летящего через дорогу. Тормоза взвизгивают. Машину резко встряхивает. Пассажиров бросает вперед, они ахают – и выдыхают.

К счастью, все целы, даже не ушиблись. Мишка вскидывает возмущенный взгляд, но раскосые зеленые глаза Жамиля в зеркальце вспыхивают ответной яростью – и никто не произносит ни слова.

Вскоре Мишка «залипает» в телефоне, Леночка погружается в созерцание мелькающих за окном пейзажей, уже проникнутых минорным очарованием осени, а Жамиль заставляет себя сосредоточиться на дороге. Он сойдет с ума, если будет и дальше теряться в догадках о ней.

Через пару часов они въезжают в ворота карельского эко-люкса «По щучьему велению», угнездившегося между сосновым бором и побережьем Ладожского озера. Здесь Жамиль живет и работает уже год, с самого открытия, а у его пассажиров забронирован один из пяти гостевых домиков.

После долгой поездки все спешат выбраться на свежий воздух, и Жамиль любуется, как Леночка, в восторженном порыве раскинув руки, кружится по мощеным дорожкам.

–Ну?! Я же говорила тебе, что будет здорово! – кричит она Мишке, призывая вместе с ней порадоваться местным красотам.

Даже накрапывающий дождик не омрачает ее воодушевления.

–Ага! Это не такая уж и дыра, как я боялся, – Мишка хоть фырчит, но тоже оглядывается с явным удовольствием.

–Всё лето у нас яблоку было не упасть, – напыжившись, замечает Жамиль. – Не единожды слышали от москвичей, что финские отели нашему в подметки не годятся.

Что ж, курорт и впрямь кажется туристической идиллией. Зеленый бархат ухоженных газонов и сиреневатая дымка цветочных клумб дивно контрастируют с дикой прелестью окружающей тайги. Умиляют плетеные шалашики и деревянные беседки, зазывающие к душевным посиделкам. Под безмятежное пение зябликов и дроздов чудесно дышится свежестью хвои, озер и гор. А меж сосновых стволов маняще покачиваются гамаки…

И ничто уже не напоминает о ледяных штормах, рвущих провода, и зимних дорогах, заметаемых так же безжалостно, как надежды на новогодние бронирования.

Теща Жамиля и ее сестра в очередной раз подтвердили свой статус отпетых авантюристок. После стремительного краха кондитерской с претенциозным названием «Анталья-на-Ладоге», недолго думая, замахнулись на новый проект – «карельский эко-люкс». Рекламные буклеты пестрели фотошопным северным сиянием, трескучие морозы назывались «уютной зимней сказкой», а о том, что в «аутентичных скандинавских домиках» лопаются трубы и Wi-Fi ловится только на верхушках сосен, естественно, не упоминалось.

Прошлым летом такой ход сработал, но уже в октябре отель был запятнан гневными отзывами на Tripadvisor. Привередливые туристы жаловались, что роль северного сияния тут выполняет аварийный индикатор, что согреться невозможно даже в сауне, в которой то и дело засоряются очистные фильтры, и ставили две звезды – «за креатив и кухню».

Весь холодный сезон Жамиль с горечью наблюдал, как «эко-люкс» уныло пустует. Его усмешка с каждым днем становилась всё циничнее: даже по велению сказочных щук в это «царство комфорта и умиротворения» не занесло ни одного постояльца.

– А здесь, вообще, купаются? Такая холодрыга, бр-р-р! – стучит зубами Мишка, оставив реплику Жамиля без внимания. – Лучше б мы все-таки махнули в Турцию!

– Окстись, дружочек! – Леночка с милой улыбкой треплет его щечку, еще сохранившую младенческие припухлости, и не замечает, что Жамиль вздрагивает от ее слов, как от удара током. – Разве может что-то сравниться с этим великолепием?! Ты только представь, какие шедевры у меня тут получатся!

–Кто бы сомневался, моя Малявочка! – Мишка уже млеет, целуя ей пальчики. – Ты ж мой космос! Я вижу просто елки в лесу, а ты в каждой иголочке находишь прекрасное!

–То-то же! – смеется она.

Взявшись за руки, ребячески ими болтая, они шагают к главному корпусу. Взгляд Жамиля острой стрелой летит им вслед. Сквозь панорамные окна ему видно, как гости подходят к ресепшену, где их с административной улыбкой встречает высокая статная блондинка – его жена Оксана. Жамиль медленно открывает багажник, достает чемодан и сумку, продолжая пожирать глазами Леночку. Нет, Алёнку. Свою Алёнку!

– Чего застыл как истукан? – доносится недовольный голос идущей мимо Тамары Петровны, его тещи. – Или ждешь, что вчерашние кусты сами себя подравняют? Жди, жди! – пыхтит она, не замедляя шага. Глаза, как два уголька, сердито тлеют из-под обвисших век, жирно покрытых синими блестками.

Жамиль раздосадовано поправляет съехавшую набок кепку.

–После пяти часов за рулем, даже каторжники имеют право на передышку! – не выдерживает он.

Теща на секунду останавливается, раздувая мясистые ноздри.

–Хм! Продышись, продышись, голубчик! – она театрально морщится и обмахивается планшетом, звеня на зятя золотом браслетов, слепя его сверканием аляповатых перстней.

Жамиль злобно щурится, а теща уже шагает дальше. Стиснув зубы, он смотрит вслед массивной спине, обтянутой пиджаком в ненавистную клетку. Ишь, камни в зятя швыряет за то, что вчера они с Русланом душевно посидели! Застолье с хорошим человеком – святое дело. Жамилю ой как нечасто удается его устроить, даже не каждый месяц. И то, если повезет! А вот они с сестрой ни в чем себе не отказывают.

Две мегеры!

До сих пор не могут ему простить, что из двух их дочек он слишком долго выбирал себе одну. Но разве ж это его вина?

Все началось, когда Жамиль был в выпускном и подрабатывал грузчиком в их семейном ресторане, тогда еще в родном Зауральске. Дочки владелиц, учившиеся двумя классами младше, обрушились на него двойным ударом безликости: в одинаковых синих курточках, с одинаковыми мышиными хвостиками и с почти одинаковыми именами – Оксанка и Ксюшка.

Сестрички, точно сговорившись, не давали Жамилю прохода, а он в них путался, иногда даже не понимая кто есть кто. Приходилось поочередно гулять с обеими. Радости это приносило мало, но Жамилю было уже всё равно. После Алёнки все другие казались конвейерным продуктом, пресным, как дешевая подделка рахат-лукума. Тот, кому хоть раз повезло отведать оригинальный Turkish delight, уже никогда не забудет его душистую мармеладистую сладость. Подлинный деликатес тает на языке лепестками розы. А суррогаты только липнут к зубам, отдавая крахмалом.

Окончив школу, Жамиль перебрался в Челябинск, где матери его домогательниц открыли новое заведение – модный ночной клуб. Там Жамиль был повышен до бармена.

Однажды к Жамилю за стойку присела яркая брюнетка, старше его лет на пять. Она пила мартини, как Алёнка, и отдаленным, но упоительным сходством с ней мигом вскружила Жамилю голову. Раскованная красотка не таила желаний: томно вздыхала, стреляла глазками, облизывала соломинку… Уф-ф-ф!!!

Интрижка с ней стала глотком свежего воздуха. Но Тамара Петровна, бдела как цербер за будущим зятем. Нагрянув в подсобку в самый неподходящий момент, она пригрозила сообщить во все уральские газеты, что Жамиль косит от армии. На том его похождения закончились, едва начавшись.

Жамиль женился на ее Оксанке – из двух сестер она казалась более серьезной и правильной, что называется «благонадежной», да и здоровьем была покрепче. А вот Ксюшку, которую он успел раздразнить обжиманиями по подъездам, выбор в пользу сестры привел к плачевным последствиям. Свое невостребованное тело бедняжка превратила в поле битвы. Голодовки, чередуемые с перееданием и искусственной рвотой, не позволили расцвести ее прелестям. Истощенная, с глазами затравленного зверька, она так никогда и не вышла замуж.

К концу нулевых у супругов родилась дочь и примерно тогда же ночной клуб обанкротился. Скрываясь от кредиторов и коллекторов, они всей семьей бежали на Алтай, где начали путь уже в туристическом бизнесе. Когда же и там запахло жареным – перебрались в Карелию.

Угрюмо вздыхая, Жамиль закинул на плечо сумку разгильдяя и взялся за ручку Леночкиного чемодана. К их «карельскому эко-люксу №3» он тащился, шаркая ногами и сгибаясь под тяжестью ноши, как под гнетом судьбы.

2

Ладожский закат уже вовсю пылал душераздирающими красками, когда Жамиль покончил с работой в саду и уединился на чердаке своего коттеджа. В пыльном полумраке он с жадностью разворошил содержимое старого сундука и своего кровоточащего сердца. И вот в его руках фотоальбом – сокровищница того самого круиза по Волге: Самара, Казань, Нижний Новгород, Чебоксары, Козьмодемьянск… Всего-то навсего пять дней – но какие! Годы, целые мимолетные годы меркнут в зареве той пятидневной вечности, той безвозвратной, но бессмертной сказки в его жизни.

Вот они с Алёнкой, облокотившись о борт, кайфуют на солнышке. Вот, уже вечером, она на корме в его безразмерной олимпийке, которую он заботливо на нее надел, укрывая от прытких речных ветров. А вот они сидят на верхней полке в ее каюте. М-м-м, эта полочка помнит многое, как и он сам. В шестнадцать лет такое не забывается!

–Улыбочку! – снизу требует ее подружка Юлька, готовясь щелкнуть «мыльницей».

Но этот призыв излишен – влюбленный татарчонок в объятиях своей дамы сердца и без того сияет! Глаза растянулись в лучезарный прищур, рот до ушей, ведь сейчас Юлька закончит снимать и покинет каюту!

Оставшись наедине, Женька с Алёнкой откроют граненую, как шкатулка, коробочку, и вместе будут лакомиться ее содержимым. Алёнка изящно поднесет к своим нежным губам бело-розовый «кубик наслаждения», откусит половинку, а оставшуюся – любовно отправит Женьке в рот. И воздух наполнится ароматами розы. И сахарная пудра рассыплется по розовой Алёнкиной кофточке, на которой Женька расстегнет перламутровые пуговки, чтобы вкушать лукум ее прелестей…

В унисон его наваждению из колонки льется проникновенный шансон:

И давность фото явно подтвердит

Загадка глаз, как у Марины Влади…

Что этой девочки давно потерян след,

А фото так, из юности привет…

Жамиль достает из шкафчика початую бутылку арбузной настойки и пригубляет из горлышка.

–Рахат-лукум моих желаний, – шепчет он, роняя слезу над альбомом.

Вкус драгоценной восточной сладости навеки слился в сердце Жамиля с чарующей горечью несбыточных грез.

Часом позже Жамиль уже на посту в полумраке бара, стилизованного под деревянную избушку из русских сказок. Готовит свой фирменный коктейль «Таежная бодрость» для компании пенсионеров, веселящейся за угловым столиком. Их старые анекдоты и скрипучие смешки разносятся по залу, как мелодии заезженной пластинки.

Кроме стариков здесь еще только одна супружеская пара, панически избегающая уединения. Вот уже третий вечер подряд Жамиль свидетель того, как эти двое готовы беседовать с кем угодно, только не друг с другом.

Жене лет тридцать; блекловолосая, в линялой кофте поверх выцветшего платья, с лицом тусклым, как зимний рассвет. Она забирает порцию мороженого, добавляя ледяной штрих к своей и без того холодной отстраненности, и присаживается к окну.

Муж, примерно ровесник Жамиля, предпочитает пить свой виски за стойкой. Взъерошенный, худющий и пучеглазый под громадными очками, он напоминает знаменитого режиссера – классика интеллектуальной комедии.

Прежде бармен по мере сил потакал неутомимому ораторству завсегдатая. Но сегодня волны его речей безответно бьются о борт корабля, качающего Жамиля в океане романтической грусти.

Тут, громыхая дверью, в бар врывается разгильдяй и мчится к стойке с таким видом, будто собирается разнести ее в щепки: симпатичная мордашка перекошена, густые пряди каштановых волос прилипли ко лбу, ясные синие глаза одичало сверкают.

Узнав в Жамиле утреннего шофера, он громко замечает:

–Как интересно видеть повсюду одни и те же лица! – только в голосе не интерес, а досада.

–Серьезно? Мне тоже ваше лицо показалось знакомым, – очкарик охотно делает вид, что принял высказывание на свой счет и с протягивает ему руку: – Сергей, можно – Серёга.

Мишка называет свое имя и, нервно ответив на рукопожатие, взгромождается на высокий табурет.

–Вы же сегодня заселились, да? – с радушной улыбкой уточняет Серёга. – Я видел, как вы приехали. Но на ужине вас что-то не было. Не успели? – интересуется он с подкупающим участием.

–М-да… Не успели! – стукает кулаком по стойке Мишка. – Успели только поссориться, – его терзания рвутся наружу, и он как за спасительный круг цепляется за возможность поделиться ими.

– А-а-а, вон оно что! То-то я смотрю днем ты был такой веселый, а сейчас – злее злого татарина! – Серёга пытается взбодрить парня шуткой, но, поймав взгляд Жамиля, спохватывается: – Ой, сорян, Женёк! Просто присказка такая, понимаешь…

Жамиль стоит, гордо выпрямив спину, скрестив руки на груди, и криво усмехается:

– Такая себе присказка. Татары вовсе не злые. Просто хитрые и мудрые.

–Хитромудрые, да? – насмешливо бросает Мишка. За что тут же удостаивается татарского взгляда, полного суровой значимости. – Да ладно, шеф! Я сам на четверть казах, – отмахивается Мишка, но уже без прежней задиристости в голосе. – Дайка мне пивка.

Жамиль поджимает губы. Интересно, сколько этому нахальному щенку лет?

–Документы можно взглянуть? – сухо спрашивает Жамиль.

Мишка вытаскивает из кармана джинсовых шорт водительские права и раскрывает перед барменом. Для обладателя полудетской внешности наверняка эта процедура не редкость.