Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи

О песнях

Мир наполнен песнями. Их много.Никогда никто не перечтёт,Сколько их хороших и широкихВ этих тонких клавишах живёт.Сколько их, никем ещё не петых,На земных обычных берегахСковано неведомым секретомВ стрельчатых, с разводами, мехах…Будет время – к ним придёт хозяинНа витрине, меж беззвучных рам,Паренёк с весёлыми глазамиОблюбует расписной баян.Паренёк с весёлыми глазами,Я не знаю твоего пути,Может, ты в Калуге иль в РязаниРазвернёшь утеху на груди;Может, ты, мой молодой ровесник,Выносив напевы на руках,Сумерки качнёшь такою песней,Что и жизнь за песню не жалка́…Не затем ли перепевы ладитьКустарю из Вятки довелось,Чтоб цвела твоя большая радость,Чтобы в мире веселей жилось?1932

«Вот опять незвано и непрошено…»

Вот опять незвано и непрошено,Не считая улиц и дорог,Закатилась ты, моя хорошая,В молодую путаницу строк.От глухого цехового грохотаГулом бешеным ошеломлён,Твой трамвай проносится от Охты,Задевая Смольнинский район.Ты сегодня задержалась в тире,На последних нормах ГТО,Я один задумался в квартире…Я один, и, может, оттогоЯ задумался, что, может, скороЗаиграет-затрубит горнист,На стволах осядет чёрный порохУ столбов захваченных границ,И приказ от наркомвоенмораПрогремит в опасной тишине,И придётся надевать мне шпорыИ кавалерийскую шинель.Может, в марте, может быть, в июлеВстану я в развёрнутом строю,И случайная чужая пуляГимнастёрку полоснёт мою.Вспыхнет боль – живая и сухая —На груди петлицы оборву,Кровью харкая и задыхаясь,Я хлестнусь на мокрую траву.Твой наряд тогда не станет траурней,Не оденешь запоздалый креп,Но возьмёшь оледенелый браунинг,В молодой руке его согрев.Это будет. Пулей несомненнойТы ударишь – и верна рукаВставшей в строй республики на смену,Заменяя мужа и стрелка.Ты в стихи заходишь не случайно,Не случайно, не нарочно… Нет!Это ветер внёс тебя – отчаянный —От канатной фабрики ко мне.Смех звенит серебряною мелочью,Расцветает комнат тишина.Скидывай свою шубёнку беличью,Перепетая моя жена…Говори! Ну как последний выстрел,Как удача остальных ребят…Самовар перекипел и выстыл,Ожидая на столе тебя…

«Словно чиркнули серной спичкой…»

Словно чиркнули серной спичкойПо сухому аспиду туч.Остромордой, рыжей лисичкой,Русой, тоненькою косичкойПромелькнул и угас тот луч.Звёзды падают.Тьмой грачинойЗаметает летучий след.Звёзды падают. Без зачина,Беспричинна моя кручинаИ конца ей, наверное, нет.

Волк

В последний час, когда умолкнут совы,Затру́бит лось на дальнем берегу,И он придёт беззвучный, невесомый —Как серый страх, как призрак на снегу.Единственный и никому не нужный,Он горько стянет тощие бокаИ бросит вверх невыносимый ужас —В безликие, седые облака.В тоске звериной до предела горькимЗабьётся вой по сумеркам дорог,Как будто бы из самых одинокихОн больше всех на свете одинок.Да. Мне понятна бесприютность вора,И злость его глухая, и тоска,И ненависть.И потому я зорок.И бью таких в упор. Наверняка.1933

На свадьбу моей матери

До́полу заплетена тугаяДе́вичья тяжёлая коса…Для тебя и о тебе играетТихая гармоника в овсах.Выйди! Песню заведи высоко,Чтоб заколыхалася в глазахВ лунном свете голубом – осока,Речки рассыпная бирюза.Что же, пусть запрет отца – что камень,У него ли спросишься, любя?..Парень встретит тёплыми рукамиБлизкую, желанную – тебя.Дрогнут, словно листья на осине,На минуту замолчат басы.Он тебе чекмень подстелет синийВ шапку ноги спрячет от росы.Хорошо топтать пустые межи,Песни петь, позабывая сон…Только есть отец, он крут и бешен,Слово его твёрдое – закон.Что клянёшься «за тебя иль в омут»И себе, и парню на беду…Всё равно просватают другому,Из полы да в полу проведут.Сразу стихнут звуки, передрогнув,Песенка поникнет наживой.Ты пойдёшь в последнюю дорогуМужнею, законною женой.И залогом крепкой и богатойЖизни, заключённой под замки, —Встанет печь, занявшая пол хаты,Щами провонявшие горшки.…………………………………….Вот свершили свадьбу, кончив делоНад твоей обычною судьбой.Вся родня спьяна осоловела,И молодожёнам – на покой…А наутро в полусумрак синий,В голубках с коврами на отлёт —На поддужьях кони проносилиС кровяными пятнами бельё —Чтоб никто не усумнился в чести,Чтоб всем была она видна —У законно-пропитой невесты…Так чего ж стоишь ты у окна,Молода и весела немного?..За окном, беззвучен и устал,Не тебя ль в последнюю дорогуБубенец валдайский отпевал.1933

«В правлении сказали: Рябоштан…»

В правлении сказали: Рябоштан,Хоть нет воров и сторожить не надо,Но раз уж не берут тебя в бригаду, —Сиди себе и карауль баштан.И вот, вооружась на страх женеКаким-то допотопным аркебузом,Прикрыв ботвою лысины арбузам,Дед Рябоштан дежурит в курене.А вход в куреньЗакрыл листвой каштан —Глядит сквозь ветки небо вырезное,И скучно старику: в белёсом зноеВесь потускнев, оцепенел баштан.Зарёю хоть горланили грачиИ воробьи дрались над самой крышей,А в полдень только коршун кружит рыжий,Да от него какой же толк? – Молчит!1933

Окно

За форточкойСиняя муха —И то заскучала одна.А небо натянуто тугоНа синий подрамник окна;И кажутся песней фальшивой,Не бывшей нигде никогда,Усы – по бокам – за расшивой,Звезда в камышах        и вода.И как мне к тебе достучаться,В твоём недоверье лесном? —Храпят у дверей домочадцы,Налитые квасом и сном.Ну, грохни посудою о́б пол,Заплачь,        закричи поскорей,Чтоб ужас весёлый захлопалКрылами семейных дверей,Чтоб, высадив утлую раму,Кирпич загремел за окномИ ветер        легко и упрямоВошёл в конопаченный дом.И жизнь плоскостных измеренийОбрушилась, холст распоров,Охапками        белой сирениВ заросший черёмухой ров.1933

Колокол

Эту церковь строили недавно(Двадцать лет совсем пустячный срок…)Вот она блестит пустыми главами,Жёлтыми, как выжженный песок.В год, когда навеки исчезалиВ битвах имена фронтовиков, —Колокол в Тагиле отливалиВ девятьсот четырнадцать пудов.И его везли неделю цугомДо села, чтоб, еле отдохнув, —Он на тросах, вытянутых туго,Звонко занял место наверху.Он висел, оплечьями сверкая,И по медным вычурным бортамВ нём бродил и бился, не смолкая,Человек. А это было так:Месяц для него опоку ладилТщательно, как делать всё привык,Старший брат мой, пьяница и бабник,Лучший по округе формовщик.И в земле, очищенной от гальки,Выверенной с каждой стороны,Деревянный шлем заформовалиВ яме двухсажённой глубины.Печь плескала раскалённой медью,Выпуск начинать бы хорошо…Мастер ждал хозяина и медлил.И ещё хозяин не пришёл —Брат мой крикнул: «Выпускай-ка, Костя!Что хозяин! Ждать их – сволочуг…»Мастер, задохнувшийся от злости,Обругался шёпотом и вдруг,Багровея бородатой мордой,Как медведь присадист (ну, держись!..)Снизу вверх ударил в подбородокКулаком… И брат свалился внизПрямо в форму. Бросились, немея,К лестнице в двенадцатый пролёт:Может быть, они ещё успеют,Может быть, кривая пронесёт…Но уже, рассвирепев с разлёта,Искры рассевая высоко,Шёл металл сквозь огненную лёткуБелый как парное молоко.И когда с шипением и гудомПодошла белёсая гроза,Брат ещё смотрел; через секундуЛопнули и вытекли глаза.Он упал, до губ весёлых чёрный,Скрюченными пальцами рукиВпившись в стенку раскалённой формы…Рассказали мне формовщики,Как, роняя тело неживое,Унося в огонь предсмертный гнев,Вспыхнул брат сухою берестою……Шёл металл в гнездо дрожа и воя,И стояли люди, онемев.* * *Колокол висит, и рвётся с борта —Вылита, до мелочи четка, —Жутко силясь задушить кого-тоСкрюченными пальцами – рука.* * *Двадцать лет с тех пор. Сегодня осень,Тихий день за озером грустит.Над оградой тополь безволосыйОсыпает жёлтые листы…Колокол вверху – немой и страшный,И берёт мальчишеская жуть;Но уже иной, а не вчерашнийЯ к нему с друзьями прихожу.Брат, ты слышишь? Не померкла память,Это я перед тобой стою,Это я – огромную над намиПоднимаю ненависть твою,Против тех, кто в нашем доме лишний,Кто, как волки, ходят стороной;Против тех, кому ещё грозишь тыСудорожной медною рукой.Сентябрь 1933

Девушке из провинции

Буфера грохотали и дыбился пар,Тормоза напрягались упруго,И в жадную топку бросал кочегарБогатый и и́скристый уголь.И шла перепалка путей и дорог,Мостов, полустанков и станций,И ви́шневый хаос, и первый зарок,И… песня о воинах Франции;Клокочут в котле атмосферы,Манометр иглу шевелит……«Во Францию два гренадераИз русского плена брели…»И ты заскучала не даром,Вспомнив чужие слова,Провинциальным гитарамДаются большие права…Здесь ландыши лаской помяты,А зори – цветов голубей,Здесь много вишнёвых закатов,И тихих сиреневых дней…Гитарная тихая замять,Забытая лирика кос,А полночь гремит буферами,Законченным кругом колёс…Провинция мёдом пропахла,Романтикой первой любви,И тут ораторией БахаРодной горизонт перевит…Приходит широкая память,Реки невысокий откос……Ты с нами, ты с нами, ты с нами —Гремят перестуки колёс.И вот через оторопь ветра,Сквозь тьму и оставленный деньНа ветер летят километрыИ старая ночь деревень.

Вам – моё простое, грустное «прощай»

Пахучая напористость приладожского ветраСлова мои относит к растаявшей зиме.Я завтра уезжаю за тыщи километров,Короче говоря – за тридевять земель.Дорога измеряется в выверенных сутках —Рельсами, протянутыми в голубую даль,Снегом – налипающим на оленьих куртках,И памятью о радости, которую не жаль.Я завтра уезжаю надолго и далёко,Завтра полустанкам надо вырастать,Заслоняя город Пушкина и Блока,Нарвской и Московской и других застав.Город – перехлёстнутый шквалами и бурей,Где шпиль Адмиралтейства – золот на заре,Где простые камни свою строгость хмурятТак же, как и раньше, при Большом Петре.Впрочем, про граниты говорить уж поздно,Как встречать под вечер – молодость зари,И я перерываю… И другим захлёстнут —Про это-то другое буду говорить.Впрочем, и про это говорить не стоит,Хотя и начинается дело от того…Но в конце концов-то самое простое:Парень уезжает, и больше ничего…Он пути проверил на широкой карте,И отходу поезда предназначен час, —Не законом дела, не приказом партий,А суровой злобой, вставшей наотказ.Завтра и надолго. Скатертью дорога,Чемоданы жёлтые закрывай – бери…Первый звонок… Но теперь немногоНе могу, любимая, не договорить…Я из-за тебя в бешеную стужуУхожу, не в силах плакать и прощать,Это соль и смысл весь… Привет тебе и мужу,Чёткое, простое, последнее «прощай».

Капитан

Последние дни ледовитого марта,К латуни компа́са примёрзла рука,И брошена к чёрту ненужная картаЕщё не открытого материка…Собаки и люди идут под угрозой,Под взглядом рево́львера, взмахом хлыста;Обычно и просто подходят морозы,И смерть на морозе легка и проста…В глазах перепутаны меридианыИ перерублены сетки широт —Но – холодный рево́львер в руках капитана,Но – в глазах капитана арктический лёд…На сказочный полюс! На Северный полюс!Над сворой собак поднимается кнут,Сжимай, капитан, своё сердце и волю,Смотри, капитан, как по снежному полюУсталые люди, качаясь, идут…Идут за тобою в последнем разбеге

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Павел Николаевич Шубин (1914–1951): указатель литературы. Воронеж: Липецкая областная библиотека, 1970.