Рассказы Эжена Столса

– Мне это совершенно не сложно, господин историограф. Чем старше становишься, тем больше любишь окунаться мыслями в прошлое. Иронично то, что, учитывая состояние моей черепной коробки и консистенцию её содержимого, словосочетание «окунаться в прошлое» имеет не только переносное, но и самое что ни на есть прямое значение.

Гриб весело захихикал, а Эжена стало немного подташнивать; он никогда не любил и не понимал удовольствия, которое получали жители квартала Нежити от шуток по поводу своих гниющих кусков тела. Именно после посещения (в качестве судьи) соревнования по стендапу в клубе «Гниющая Челюсть» он принял решение более никогда в нём не появляться. А ведь встречали его как важного гостя, даже поставили курительницу с ароматическими травами около его места.

– Итак, родился я в одной польской деревушке неподалеку от Варшавы, – начал гуль, – и жизнь моя в качестве человека не отличалась какими-то яркими событиями. Я работал кузнецом, у меня была семья, жена, двое детей. Хозяйство было крепким – две лошади, корова, скотина всякая мелкая. Жили мы хорошо и мирно до одного проклятого дня. В нашей округе появились волки, сначала они таскали кур, потом задрали соседскую козу, но когда мы нашли труп мальчонки, который жил на дальнем хуторе, то все мужчины собрались, взяли ружья, собак и пошли волков травить. Волков мы не нашли, но нашли их логово, а там лежала сука, только родившая, щенков кормит и только зубы нам показывает. Убили мы их, значит, и пошли дальше искать волков, да только не нашли. Начало вечереть, и мы пошли по домам. Подхожу я к своему хутору и слышу истошное ржание моего Коника, лошадки, то есть. Вошел в конюшню и вижу, трое волков на него нападают с разных сторон, а он в угол забился, ржет и копытами отбивается. Я как пальну, сначала одного, потом второго, третий с испуга в окно. Коника я чуть успокоил и в дом. То, что я там увидел, никогда не забуду. Жена на кухне была, там они ее и задрали, даже лицо обглодали, а рядом с ней – старший лежит, я его только по башмакам узнал, сам ему на ярмарке их покупал. Побежал на второй этаж – младшего сынишку искать, а он под кровать забился, так и не нашли его они. Только я его обнял, как слышу волчий вой со всех сторон. Ну, думаю, надо в город ехать, погибну я тут. Сели мы на Коника и скачем, ночь лунная, красота вокруг, а мне страшно, будто сто чертей за нами гонятся. Обернулся я, а там вся стая волков, десять, за нами. Я коника пришпорил, а у него уже пена изо рта. Мы, на беду, прямо по кладбищу едем, и тут Коник споткнулся, я из седла и вылетел. Лечу и кричу сыну: «Уезжай, уезжай». А волки меня увидели и за мной, я по кладбищу бегу, а в голове только мысль одна – сына хоть спас, сына хоть спас. А дальше всё.

– Что «всё»? – спросил Эжен.

– А то! Упал в могилу и шею сломал, три дня там умирал, а как умер – переродился. Ну, а потом добрые люди меня нашли, прибили, и я очутился тут. Что с сыном стало, не знаю.

– А я знаю, – тихо сказал Лобо. – Догнали его волки. Не спас ты меня, папа.

И с этими словами вервольф начал наливаться красным светом, как будто внутри него зажгли красный фонарь, кожа его стала светиться, и он поднялся в воздух. Что было дальше, Эжен уже не увидел, поскольку опрометью бросился подальше от амфитеатра. Зато услышал. От взрыва, который раздался в ближайших к парку домах, выбило окна.

На следующий день бургомистр пригласил на аудиенцию. В темном зале приемов он сел в единственное стоящее около камина кресло, налил себе в бокал вина и стал ждать. Через короткий промежуток времени он скорее почувствовал кожей, чем услышал, что в зале появился кто-то еще. Господин историограф знал правила и не обернулся, он только пригубил вино и сказал:

– Добрый вечер, господин бургомистр!

– Здесь всегда вечер, человек, – раздался голос над его ухом, который каждый раз на протяжении более чем дюжины лет пугал его до чертиков. – Не надумал ли ты присоединиться к нам?

– По-прежнему будучи благодарным за это предложение, я с грустью отвергаю его.

– Ну хорошо, – произнес голос.

С формальностями было окончено, и они могли поговорить о последнем клиенте.

– И все же, как же ты узнал, что тебе нужен именно Стрига?

– Все дело в пении банши, любезный господин. Банши ведь образы берёт не из своей памяти, а из памяти окружающих её зрителей. После выступления я пообщался с нашей дивой, и она рассказала мне, чьи воспоминания они использовали для создания образа своей песни. После чего найти Стригу было несложно, а, поговорив с ним, я понял, кем был в его истории Лобо.

– Мир полон удивительных совпадений, человек.

– Совершенно согласен с вами, бургомистр. Кто бы мог подумать, что из одной и той же семьи отец станет нежитью, а сын – вервольфом. И оба они окажутся в Инфернштадте.

– Ну что ж, ты хорошо потрудился сегодня, и я тобой доволен. Думаю, что в Веселой Артерии будут рады возвращению своей достопримечательности. И ты будешь обласкан вниманием моих дочерей.

– Я никак не могу привыкнуть к тому, что вы, дорогой бургомистр, в курсе моей интимной жизни.

– Так это твой выбор, Эжен. Я вот слышал, что в квартал Нежити прибыли новые красотки, у некоторых даже обе челюсти. Но ты же не интересуешься такими?

– Нет, я свое сердце давно отдал другим прелестницам.

– На самом деле пока еще нет, но искренне надеюсь, что ты передумаешь. А пока делай своё дело хорошо, и будешь под моей защитой.

Эжен поблагодарил бургомистра, допил вино и вышел из темного здания ратуши. Оглядев привычный закатный пейзаж, на этот раз он был закатно-туманным, он поднял воротник своей куртки и направился в Веселую Артерию, где его ждали веселые дамы и крепкие алкогольные напитки.

Примечания:

[1] Нельзя речей коварных слушать, —

Иначе волк их может скушать.

Ш. Перро «Красная шапочка»

Глава 2. Кто погоняет погонщика?

Квартал Старых Богов

Перед ним стояло существо, очень похожее на античного грифона. За исключением того, что грифон этот, судя по всему, последнюю вечность провел в весьма нерадивых руках. Его тонкие лапы, похожий на плеть хвост, оканчивающийся жалом, и тусклая чешуя, покрывающая спину, – все говорило о том, что либо его хозяин – убежденный вегетарианец, попытавшийся привить эти убеждения своему питомцу, либо в Квартал Старых Богов давно не завозили свежую кровь девственниц. Выплюнув на порог находившуюся во рту соленую воду, Мушхуш[1] (а это был, конечно же, он) откашлялся и глухо проговорил: