Дьявол в бархате

«Так не годится, – в отчаянии подумал Фэнтон. – Пора с этим кончать».

Опустившись на колени, он схватился руками за край кровати. Он может одолеть сэра Ника. Прежде всего потому, что последняя битва разожгла в нем неукротимое пламя; симпатия Фэнтона к Лидии давала ему неоспоримое преимущество перед противником. На сей раз бой был самым коротким из всех – и в то же время самым изматывающим. Чудовищные щупальца взметнулись со дна гроба и сжали внутренности Фэнтона.

– Помоги мне, Лидия, – взмолился он, протягивая руки. – Помоги!

На лице Лидии отразилось полное непонимание, но все же, повинуясь внутреннему побуждению, она схватила его ладони и прижала к своей груди. И обрадовалась, увидев, что его взгляд наконец просветлел.

– Лидия, – прохрипел Фэнтон, тяжело дыша. – Есть то, чего я не могу объяснить. Представь себе… нет, лучше не представляй. Видишь ли, иногда я становлюсь сам не свой, даже если не выпил ни капли вина. Будь рядом…

– Разве я прошу чего-то большего?

– …И когда безумная ярость вновь застит мой взор, крикни: «Вернись, вернись!» Тогда, знаю, она не завладеет мной. И послушай меня, душа моя, – добавил он мягко, – какое нам дело до стародавних распрей? Они давным-давно канули в вечность. И круглоголовый, и тот, кто предан святой англиканской церкви, равно достойны почестей. Даже сэр Оливер, да упокоится с миром его непокорный дух.

– Тогда пусть Господь помилует и короля Карла! – горячо воскликнула Лидия и обвила руками шею Фэнтона.

Между ними установилось если не понимание, то, по крайней мере, перемирие.

– Позволь спросить, – снова заговорила Лидия. – Нет, я вовсе не желаю тебя разгневать, но… почему ты нынче беспрестанно говоришь о неведомых мне «органах власти», «политических дебатах», «голосованиях»?

Фэнтон погладил ее шелковистые светло-каштановые волосы.

– Разве? Я и не заметил, – рассеянно сказал он. Поймав на себе удивленный взгляд Лидии, он поспешно добавил: – Если я говорю это, то лишь потому, что трагедия прошлого вот-вот разыграется вновь.

– О чем ты?

– А вот о чем. Карл Первый умер. Почти десять лет нами правил Кромвель, похваляясь силой, которой у него не было. Потом умер и он, оставив после себя оскудевшую казну. При его преемниках она опустела окончательно. Но к счастью – или к сожалению, – в тысяча шестьсот шестидесятом году к нам возвратился сын прежнего монарха, Карл Второй, чтобы взять в свои руки бразды правления.

– Я до сих пор помню эту ночь.

– Первые лет десять, душа моя, все шло благополучно. Но потом зазвучали недовольные голоса. Поначалу их удавалось заглушить, однако парламент все чаще начал показывать когти. Как и во времена Карла Первого, камнем преткновения стали деньги и религия. Отовсюду гремел могучий клич: «Нет папизму! Нет папизму!»

– Тише! – зашипела Лидия, испуганно озираясь по сторонам. – Кто знает, не подслушивает ли нас какой-нибудь папист! Замолчи!

На ее лице застыло выражение непритворного ужаса. Фэнтон улыбнулся поверх ее головы – наивное дитя! – и продолжил:

– Хорошо, я буду говорить вполголоса. Должен ли я испытывать недоверие к этим людям – называй их католиками, – которые разбрасывались золотом и проливали человеческую кровь, защищая отца нашего короля? И ждали любого повода, чтобы проломить шлем какому-нибудь круглоголовому? Могу ли я думать, что они причинят зло нынешнему королю? Если бы я не был англиканцем, то был бы католиком!

– Господь всемогущий, ты снова одержим! – пробормотала Лидия, прижимаясь к нему. – Вернись! – крикнула она. – Вернись!

– Милое дитя, посмотри в мои глаза. Разве похож я на одержимого?

– О нет, теперь я вижу, что это ты – истинный ты. Но выслушай же меня.

– С превеликим удовольствием.

– Наш бедный король, – начала Лидия, – так безволен…

По лицу Фэнтона снова расплылась широкая ухмылка, но Лидия опять ее не заметила.

– Им руководят порочные, злокозненные женщины. Королева – папистка. Величайшую власть над королем имеет Луиза де Керуаль, мадам Карвелл, герцогиня Портсмутская – папистка и французская шпионка. Все знают, что даже брат короля стал папистом. Неужто во всем этом нет злого умысла? – Фэнтон взял Лидию за подбородок и слегка приподнял ее голову. – Раз уж тебе известно так много, скажи: чем нынче заняты те, кто называют себя друзьями короля?

– Ник, я ведь ничего не смыслю в политике! Давай лучше…

– Они отреклись от него, Лидия, или вот-вот отрекутся. Лорд Шефтсбери, этот дрянной коротышка, перебежал в противоположный лагерь еще два года назад, однако по сю пору посещает заседания совета, убежденный, что не получит отставку, ибо он слишком важен и влиятелен. Его светлость герцог Бекингем, сумасброд, хоть и не без способностей, тоже давно не служит королю. Есть и другие, кто на каждом углу кричит: «Нет папизму!» – но по сравнению с этими двумя они дети малые. Шефтсбери с Бекингемом основали сборище, называемое «Клубом зеленой ленты». Его члены носят зеленую ленту и устраивают свои собрания в таверне «Королевская голова». Называй их как угодно: хоть оппозицией, хоть патриотами, хоть партией предателей. Но они не станут сражаться открыто, как некогда круглоголовые. О нет! Их главное оружие – поганые острые языки, способные за сутки намолоть сколько угодно вздора и заполонить им весь Лондон. Гнусная писанина, клевета, обыкновенная угроза – вот способы, к которым они прибегают. Любой честный человек сочтет их презренными и низкими. И последнее, что я хочу сказать. Сейчас стоит затишье, но вскоре разразится страшная политическая буря, такая, каких еще не было в нашей стране. Помяни мое слово: пройдет всего три года, и…

Фэнтона прервал тихий стук в дверь. В спальне возник Джайлс.

– Скот в загоне, сэр, – доложил он. На губах его играла коварная ухмылка, свидетельствовавшая о том, что он ощутил вкус власти и этот вкус пришелся ему по душе. – Хочу сказать, что я собрал всех в вашем кабинете.

– Все спокойно?

– Спокойнее не бывает, сэр.

Лидия уже переместилась к изголовью; спрятавшись за шторой, она натягивала рукава платья и шнуровала лиф. Время от времени она корчила милые рожицы, подмигивала и улыбалась Фэнтону в знак любви и нежности. Фэнтону вдруг вспомнились ее слова, от которых почему-то защемило сердце: «Кроток, как служитель Господа, и дерзок, как круглоголовый!»

«Боже, – взмолился он про себя, – сделай так, чтобы старый сухарь в теле юноши был достоин этого, или хотя бы дай ему шанс доказать, что он достоин…» Но Фэнтон знал, что мольбы бесполезны.

– Возвращайся в свои покои, – обратился он к Лидии. – Говоришь, на двери есть засов?

– Все верно, крепкий деревянный засов, но…

– Запри дверь и не открывай, пока не услышишь мой голос. Сегодня ты будешь есть и пить лишь то, что приготовят по моему приказанию.

По лицу Джайлса пробежала тень страха.

– Да будет вам, сэр! – Он насмешливо махнул рукой, что вышло не очень убедительно. – Не думаете же вы…

– Именно что думаю, морковная голова, – оборвал его Фэнтон. – Уж это-то я умею. В доме прячется зло, тошнотворное и смертельное: оно хуже, чем подвал, затопленный нечистотами. И я собираюсь извлечь его на свет божий.

Глава пятая

Китти в сером. И плетка-девятихвостка

В коридоре было всего два окна: в дальнем конце и в стене справа, над лестничной площадкой. Джайлс замер в поклоне, дожидаясь, когда Фэнтон выйдет из спальни. Едва оказавшись в коридоре, Фэнтон кое-что вспомнил.

– Слушай, Джайлс.

– Я весь внимание, сэр!

Джайлс тут же оказался рядом с Фэнтоном; выражение его сморщенного лица было еще более глумливым и наглым, чем раньше.

– В той рукописи… то есть сегодня утром, – спохватился Фэнтон, – ты упомянул некую мисс Китти.

– Китти Софткавер, нашу кухарку?

– Точно! Так ее и зовут!

– А я еще сказал, – продолжил Джайлс и глазом не моргнув, – что вы неоднократно обращали на нее свой похотливый взор.

– Так вот, эта Китти… Я… Мы с ней?..

– Помилуйте, мне-то откуда знать? – Джайлс поджал губы, изображая святошу. – Ежели вы сами в сомнениях, тогда это известно наверняка одному лишь Господу. А вы, сэр, стали весьма странно выражаться – ваша речь приобрела необычную утонченность. Так вот… – Его губы снова искривились в озорной усмешке. – Вы частенько на нее смотрите. Точнее, с позволения сказать, так и пожираете ее глазами. И ваше намерение здоровенными буквами написано у вас на лице. Ну да идемте, сейчас я вам всех представлю.

Джайлса, похоже, ничуть не смутило, что хозяина придется знакомить с прислугой, постоянно проживающей в доме. Однако, поразмыслив, Фэнтон пришел к выводу, что ничего странного в этом нет: лишь в исключительных случаях благородный муж снисходит до того, чтобы знать всех слуг в лицо и поименно.

Они спустились в гостиную, оказавшись лицом к парадной двери. О, как изменилась эта гостиная со вчерашнего вечера, когда Мэри Гренвил нанесла визит Фэнтону! Теперь помещение было обшито черными панелями из дуба, на стенах горели серебряные светильники, а у стены стоял большой резной сундук.

Парадная дверь была распахнута настежь.

Фэнтон был готов к тому, что в семнадцатом веке Пэлл-Мэлл будет выглядеть несколько иначе, и все же испытал потрясение: вместо широкой улицы он увидел узенькую аллею, петляющую меж деревьев. Липы, росшие прямо перед входом, уже цвели; сладкий аромат доносился до самых отдаленных уголков гостиной. В памяти Фэнтона всплыла некая Элеонора Гвинн. Он точно знал, что ее поместье располагается по соседству, но не мог вспомнить, переехала она или все еще живет в своей резиденции на севере.

– Сэр, не соблаговолите ли пройти в свой кабинет? – пробормотал Джайлс.

– Погоди. Лорд Джордж уже здесь?

– Прибыли с час назад.

– И как он? Уже ударился во все тяжкие?

– Что вы, сэр, вовсе нет. Он в конюшне, пребывает в добром расположении духа. Сказал лишь… надеюсь, его слова не ранят вашу тонкую натуру?

– Да ты вконец обнаглел, я смотрю! – разъяренно взревел Фэнтон. Джайлс от неожиданности шарахнулся в сторону. – Что он сказал? Выкладывай!

– Слушаюсь. «Если Ник обхаживает только одну из них, – сказали его светлость, – отчего же мне приходится ждать его целую вечность?»

– Но ведь я…

– «Оттого, – ответил я, – что сэр Ник – знатный гурман и любит подолгу смаковать одно и то же блюдо». – «Вот оно как, – отозвались его светлость, – что ж, дело хорошее. Не будем ему мешать».

Фэнтон снова бросил взгляд на парадный вход. Снаружи стоял швейцар с жезлом. У швейцара был величественный и отстраненный вид; он молча, без лишней суеты впускал желанных гостей и отваживал нежеланных. Отличное решение: не нужно раз за разом хлопать дверьми, и в гостиной нет столпотворения. Жаль, что в двадцатом веке от него отказались.

– Сэр, сэр! – позвал Джайлс, открывая дверь в дальнем конце гостиной. – Не будете ли вы столь любезны войти?

И Фэнтон вошел.

Небольшой кабинет был сверху донизу заставлен книгами в кожаных переплетах. Прямо напротив двери располагалось единственное окно, у которого стоял массивный блестящий стол из темного дерева. Вся мебель была из дуба, а на полу, лишний раз напоминая о богатстве Ост-Индской компании, лежал невероятной красоты ковер. Справа, у стены, помещался резной шкаф высотой с человеческий рост, на который был водружен огромный серебряный подсвечник с тремя восковыми свечами.

Переступив порог, Фэнтон испытал гнетущее чувство: эти стены были пропитаны слезами, мольбами и угрозами. Но при мысли о Лидии его сердце ожесточилось. Он чувствовал, как в нем поднимается злость, и это была его, Фэнтона, злость – а не ярость сэра Ника, налетавшая внезапно, как буря, и стихавшая самое большее за десять минут.

В кабинете, лицом к Фэнтону, стояли, выстроившись полукругом, четверо: мужчина и три женщины. Джайлс с хладнокровным видом снял с крюка у двери небольшую плетку с девятью кожаными хвостами; на конце каждого поблескивал стальной наконечник. Девятихвостка шла в ход лишь в случае чрезвычайно серьезного проступка, но со стены ее снимали всегда – для устрашения.

– Сейчас я представлю всех по очереди, сэр, – сказал Джайлс и ткнул рукоятью плетки в мужчину, стоявшего с левого края. – Это Большой Том, кухонный слуга.

Большой Том всецело оправдывал свое прозвище. Здоровенный детина с копной нечесаных волос был с ног до головы перепачкан сажей: черные пятна покрывали лицо, фланелевую рубаху, замшевый жилет и кожаный фартук. Очевидно, ему приходилось выполнять самые разные обязанности. Он смотрел на Джайлса с нескрываемым презрением, на Фэнтона же – с благоговейным ужасом. Том втянул голову в плечи, подергал себя за густую челку и издал нечленораздельное бульканье.

Кончик рукояти передвинулся правее.

– Нэн Кертис, судомойка.

Женщина, на которую указал Джайлс, отличалась необычайно пышным телосложением, хотя на вид ей не было и тридцати. Толстое румяное лицо в один миг стало белее простыни, нижняя губа отвисла, как у младенца. Женщина была в чепце и в целом выглядела довольно опрятно, не считая нескольких сальных пятен на переднике. Звучно всхлипнув, Нэн затихла.

Фэнтон чувствовал, что с каждым движением кнута от этих людей исходит мощная волна страха и гнева: она накатывала на книжные стеллажи, билась о стены, заставляя трепетать огоньки свечей.

– Следующая, – продолжил Джайлс, – Джудит Пэмфлин, горничная мадам.

Фэнтон окинул горничную внимательным взглядом.

Джудит Пэмфлин, старая дева, высокая и сухая, давно разменяла пятый десяток. Лицо жесткое и неприятное, жидкие волосы уложены вокруг головы. На горничной было туго зашнурованное платье из серой шерсти; она стояла вытянувшись, сомкнув ладони перед собой.

Нет, Лидия ее точно не любила. Впрочем…

– И наконец, – сказал Джайлс, направляя хлыст на третью женщину, – Китти Софткавер, кухарка.

Фэнтон смерил ее ледяным взглядом, в котором не было и намека на упомянутое Джайлсом сладострастие.

Из всех четверых Китти производила впечатление самой спокойной и кроткой. Это была невысокая, пухленькая девушка лет девятнадцати, одетая в свободную рубаху из небеленого полотна и поношенную шерстяную юбку. Во многих местах ткань была прожжена – из-за постоянной готовки на открытом огне, – но кожа Китти была безупречно чистой, не считая темного пятнышка на носу. Фэнтону прежде всего бросились в глаза волосы Китти. Точнее, ярко-рыжее облако, плотное и пушистое. Казалось, будто голова Китти объята ярким пламенем. Девушка бросила на Фэнтона быстрый взгляд. Что за глаза! Темно-синие, почти черные – и большие. Даже слишком большие для этого маленького личика, украшенного крошечным вздернутым носиком.

Эти глаза словно хотели сказать: «Я была с тобой, мне все известно, и я тебя не боюсь». Неудивительно, что именно Китти заговорила первой.

– Сэр, сэр, вы ведь не сделаете мне ничего худого? – спросила она смиренно, однако с таким сильным акцентом, что Фэнтон едва разобрал слова.

– Вам всем известно, – зычно произнес он, обводя взглядом слуг, стоявших перед ним, – что некто вознамерился свести в могилу вашу госпожу посредством яда, называемого мышьяком. Его подмешивали в поссет. Кто готовил это блюдо?

– Я, – незамедлительно отозвалась Китти и снова посмотрела на Фэнтона так, будто их связывала общая тайна.

«Я – и что с того?» – читалось в ее синих глазах.

– Каждый раз?

– Да. – Кэтти кивнула и медленно повернула голову вправо. – Но в кухне вечно кто-нибудь ошивается. Я тут ни при чем.

– Кто относил поссет моей супруге?

Фэнтон впился взглядом в прямую, как жердь, Джудит Пэмфлин. Теперь ее руки-плети были сложены на плоской груди; плотно сжатые губы побелели. Казалось, женщина всерьез размышляла, стоит удостаивать ответом это грубое животное или нет. Наконец она заговорила, умудряясь двигать лишь нижней губой:

– Поссет вашей супруге всегда относила я.

– Джудит Пэмфлин, – произнес Фэнтон, – давно ли ты служишь моей супруге?

– Я служила ей задолго до того, как она имела несчастье назваться вашей супругой, – ответила горничная, глядя в глаза Фэнтону. Ее голос, слегка гнусавый, звучал твердо. – Не раз я слышала, как вы, перебрав вина, называли ее круглоголовой сучкой, сектанткой и отпрыском презренного цареубийцы.

Глаза Фэнтона сузились.

– Джайлс, – сказал он едва слышно. – Плеть.

Джайлс послушно протянул ему девятихвостку.

Продолжая смотреть на горничную, Фэнтон взял плетку. Эта женщина давно привыкла к выходкам сэра Ника, и он знал: ни руганью, ни угрозами ее не проймешь. Хочешь сломить эту женщину – дай ей понять, что ты сильнее духом.

И Фэнтон пригвоздил ее взглядом к полу. Какое-то время Джудит не моргая смотрела на сэра Ника, но наконец ее веки дрогнули и она опустила глаза. В тот же самый миг Фэнтон вскинул руку и со всей силы хлестнул плеткой по спинке стоявшего рядом с ним стула. Девять хвостов, угрожающе просвистев в воздухе, впились в дерево с такой силой, что стул подпрыгнул на месте.

– Женщина, – бесцветным голосом произнес Фэнтон, – не смей говорить так со мной.

Повисла пауза. Даже Джайлс Коллинз стал белее мела.

– Я… – пролепетала Джудит. – Я поняла.

– Как ты станешь меня называть?

– Господин.

Женщины задрожали. Только Большой Том сохранял самообладание.

– Вот и славно, – с тем же безразличием проговорил Фэнтон и вернул кнут Джайлсу. – Ты когда-нибудь видела собственными глазами, как готовился поссет?

– Его ни разу не готовили без меня.

Джудит по-прежнему стояла, гордо вытянувшись, но в ее хрипловатом голосе слышалась дрожь.

– Почему? Ты подозревала, что госпожу хотят отравить?

– Нет. Но эта похотливая шлюшка… – Джудит выставила сухую руку, показывая на Китти, – стала подворовывать, едва грудь выросла. Вьется вокруг каждого новенького: ублажает его, а потом заставляет красть для нее все, что плохо лежит. – Голос Джудит набирал силу. – Господь милосердный уже предназначил ей во веки веков гореть в огненном озере, и огонь тот…

– Избавь меня от своих протестантских бредней.

Джудит Пэмфлин снова сложила руки на груди и поджала губы.

Китти, за которой Фэнтон наблюдал краем глаза, больше не изображала кротость. Узкие полные плечи поднялись, огромные глаза с ненавистью уставились на Джудит. Пухлая верхняя губка поползла вверх, обнажая испорченные зубы.

– Мышьяк, – сказал Фэнтон, – выглядит как белый порошок. – И, подумав, что в семнадцатом веке мышьяк мог иметь несколько иной вид, добавил: – Или как небольшой кусочек белого бисквита. Джудит, могла ли кухарка без твоего ведома бросить нечто подобное в миску с поссетом?

Джудит терпеть не могла Китти, но ей в сильнейшей степени было свойственно чувство справедливости. Разжав губы, она произнесла:

– Нет.

– Ты уверена?

– Я бы непременно заметила.

– Когда ты относила миску наверх, кто-нибудь попадался тебе на пути? Быть может, этот человек пытался отвлечь твое внимание, чтобы сделать свое мерзкое дело?

– Никто и никогда.

– Что ж, – сказал Фэнтон, немного поразмыслив. – Ты вызываешь доверие, и у меня нет сомнений в твоей верности. Я хочу поговорить с тобой наедине.

Фэнтон подошел к двери и наполовину приоткрыл ее. Джудит, стоявшая спиной к письменному столу – сколько раз Джайлс Коллинз упоминал о нем! – бросила на Фэнтона настороженный взгляд. Но когда она проходила мимо Фэнтона, вид ее был уже не таким суровым и непримиримым.

– Подожди меня, – приказал Фэнтон.

Женщина долго колебалась, но наконец покорно склонила голову и вышла из кабинета. Фэнтон последовал за ней. Он не стал полностью закрывать за собой дверь, оставив узкую щель.

– Быстро ступай на кухню, – тихо сказал он. – Возьми большую суповую ложку и зачерпни горчичного порошка. Есть он у вас? – (Джудит молча кивнула.) – Разведи порошок в кружке теплой воды. Если потребуется, добавь щепотку соли или масла. Еще… – Он замешкался, лихорадочно вспоминая, какие еще продукты наверняка есть в особняке семнадцатого века. – Оливковое масло найдется? – (Джудит снова кивнула.) – Смешай в равных долях с соком китайских апельсинов и давай госпоже несколько раз в час. И пусть пьет ячменную воду, много ячменной воды. Под ноги – горячие камни или кирпичи. Если навалится слабость – теплые полотенца на живот и… – (Морфина в доме точно не было.) – Опиум есть? – Очередной молчаливый кивок. – Возьми ложку порошка и размешай в воде, раствор должен быть крепким. Госпожа на несколько часов впадет в дрему. Вечером ей станет намного лучше. Ну же, поспеши! Когда приготовишь все необходимое, вернись сюда и постучи.

Джудит наклонила голову и развернулась, собираясь уйти.

– Погоди! – сказал Фэнтон. – Еще кое-что.

– К вашим услугам, господин.

– Твоя верность несомненна. Женщина с нечистой совестью не посмела бы говорить так, как говоришь ты. За что же моя жена невзлюбила тебя? И почему, когда ей было дурно, ты не имела права входить в ее покои?

На суровом, застывшем лице Джудит появилось странное, едва уловимое выражение. Горничная дотронулась до своей щеки:

– Все оттого, что Господь не дал мне красоты. Оттого, что я помогла бы ей, но вас я презираю, и она это хорошо знает. Оттого, что в детстве я учила ее, в чем заключается воля Господа…

– Опять ты за свое? Сказал же, избавь меня от этой пуританской тарабарщины!

– Но я знаю волю Господа!

– Да ты сама скромность! Еще и мудрейшая из женщин!

– Вовсе нет, – тихо сказала Джудит и вся как будто сжалась. – Я самая ничтожная из тварей Божьих…

– Однако же тебе известна Его воля. Послушай, если твои бредни достигнут ушей моей жены, тебе несдобровать. Пороть тебя я не стану – ты не испугаешься плетки. – (Фэнтон раскусил ее, и Джудит это знала. Она отвела глаза.) – Я вышвырну тебя на улицу. А значит, обреку твою госпожу на верную смерть. Ты поняла меня?

Он снова одержал победу над Джудит Пэмфлин.

– Случается, – произнесла женщина, – и вы ведете себя достойно. Господин.

Последнее слово прозвучало почти уважительно. Джудит снова выпрямилась и, гордо вскинув голову, направилась к крошечной площадке, откуда можно было попасть в помещения под главной лестницей.

Фэнтон долго стоял у кабинета, придерживая дверь, и задумчиво глядел на липовую аллею.

Жизнь Лидии под угрозой, а значит, он не вправе проявлять излишнее милосердие. Он поклялся, что не даст Лидии умереть, пусть даже придется сразиться с самой историей и дьяволом за компанию. Итак, кто же он, таинственный отравитель?

Что бы ни говорила Джудит, самый очевидный ответ – Китти Софткавер. Ясно как божий день, что девчонка – недавний трофей сэра Ника. Фэнтону она ничуть не понравилась. Он чувствовал, что за привлекательной внешностью рыжеволосой синеглазки скрывается холодная, скользкая душонка. Какой же он болван, этот сэр Ник!

Сразу видно, что Китти – безмозглая дурочка, которая Мэг Йорк и в подметки не годится! (Интересно, с какой стати ему вообще пришло в голову это сравнение?)

Да, вначале он подозревал Мэг, но лишь потому, что к этому подводил Джайлс Коллинз в своей рукописи. Мэг прикончила бы жертву мгновенно, повинуясь порыву: заколола бы кинжалом, застрелила или насыпала в поссет мышьяка на десятерых. В этом они с сэром Ником были похожи.

Нет, тут был кто-то другой.

А если провести эксперимент? У Джайлса в описании дела ничего подобного нет, но рискнуть все равно стоит. Фэнтон поправил парик и, твердо решив не уступать ни истории, ни дьяволу, вошел в кабинет и захлопнул за собой дверь.

Все стояли там, где он их оставил. Никто не шелохнулся, лишь пламя свечей затрепетало от порыва воздуха.

– Похоже, – начал Фэнтон, – что мисс Пэмфлин вне подозрений. Остаетесь вы трое.

Нэн Кертис не выдержала и прижала ладони к щекам, будто у нее разболелись сразу все зубы. По ее толстым щекам полились слезы.

– Да за что же нам такое несчастье? – закричала она. В ее голосе было столько горя, что у Фэнтона от жалости екнуло сердце. – Вот и погибель наша пришла, Том! Пропали мы с тобой, Том!

– Нет, – гулким басом отозвался Большой Том и разразился тирадой, булькая так, что Фэнтон не смог разобрать ни слова и попросил Джайлса перевести.

– С превеликим удовольствием, сэр, – улыбнулся тот, поигрывая плеткой. – Этот малый восхищается вами, как дитя. Он говорит, что в жизни не сделал бы вам зла. И что во владении шпагой вам нет равных во всей Англии.

Такого ответа Фэнтон не ожидал.

«Судя по всему, – подумал он, – я действительно считаюсь умелым фехтовальщиком. Жаль только, что это совсем не так».

– Спасибо, Том, – поблагодарил он здоровяка. – Хотел бы я поверить твоим словам, но не могу.

Китти Софткавер теперь открыто разглядывала Фэнтона, не скрывая беспокойства: казалось, она понимала, что это вовсе не сэр Ник. Глаза ее лихорадочно бегали, как у сороки, схватившей блестящую безделушку.