В постели с начальником

Кристина Лав

В постели с начальником

Вызов в кабинет

– Он ждёт вас, – сказала Яна, не поднимая взгляда от монитора.

Марина застыла. Папка с отчётами в руке внезапно показалась слишком тяжёлой. Сердце стучало в горле – как всегда, когда он вызывал «на пару слов».

Дверь в его кабинет была закрыта. Всегда. Всегда плотно, как граница между жизнью до и после него.

Она постучала. Тихо, но отчётливо.

– Входи, – услышала она.

Он сидел за огромным столом из чёрного стекла, как король в собственном королевстве. В дорогом костюме, с запонками, которые явно стоили дороже её ноутбука. Его взгляд был… нет, не хищным. Более опасным. Спокойным.

– Марина, – сказал он, не предлагая присесть. – Я посмотрел вчерашние цифры. И знаешь, что мне не понравилось?

Она молча ждала.

– То, как ты пытаешься скрывать, что тебе это всё… нравится.

Он встал. Обошёл стол. Встал слишком близко.

– Я ведь вижу, – тихо, почти ласково произнёс он, – как ты краснеешь, когда я прикасаюсь к твоей руке. Как ты задерживаешь дыхание, когда я прохожу мимо. Как твои зрачки расширяются, когда я говорю тебе «останься».

Марина не нашлась, что ответить. Потому что всё было правдой. Он наклонился к ней, и его голос стал ещё тише:

– Я умею читать людей. А ты – читаешься слишком легко.

Марина сглотнула. Он был слишком близко. Его запах – что-то древесное и терпкое – сбивал с толку. Она не двигалась, будто даже дыхание могло выдать её.

– Я… не знаю, о чём вы говорите, – выдавила она.

Он усмехнулся. Этот уголок губ, чуть дрогнувший в насмешке, выводил её из равновесия сильнее, чем самые грубые слова.

– Знаешь. Прекрасно знаешь. Ты просто ещё не решила – боишься ты этого или хочешь.

Он положил ладонь на её руку. Медленно. Без нажима, но так, что она почувствовала: ещё чуть-чуть – и вернётся тот жар, что накатывает в снах. В её «стыдных» фантазиях. В моментах, когда она оставалась одна и представляла – как это: быть с ним.

– Я могу приказать, – сказал он, глядя прямо в глаза. – Но мне хочется, чтобы ты выбрала это сама.

– А если я откажусь? – спросила она, даже не зная, хочет ли услышать ответ.

– Не откажешься.

Он развернулся, подошёл к двери, повернул ключ. Щелчок – сухой, ясный, безвозвратный.

– Останься, Марина.

Она стояла, как вкопанная. Каждая часть тела кричала: «Опасность!» – но где-то глубоко внутри другая часть, более голодная, шептала: «Ты же этого хотела. Ты же мечтала».

Она сделала шаг. Потом ещё один. Он ждал…

Она не узнавала себя. Вчера она говорила подруге, что её бесит его надменность. Позавчера – обещала себе, что больше не будет на него смотреть. А сейчас… стояла в его кабинете, с замкнутой дверью за спиной и жаром под кожей, который предательски расползался всё ниже.

«Ты сумасшедшая. Он твой начальник. Он может сломать тебе жизнь.»

Но разве он её не уже сломал? Каждый взгляд, каждый приказ, каждое случайное прикосновение – они преследовали её по ночам, как запретный сон, из которого не хотелось просыпаться.

Он стоял у окна, повернувшись вполоборота. Ждал.

– Ты молчишь, – сказал он. – Значит, остаёшься?

Марина не ответила. Просто подошла ближе.

Он обернулся и встретил её взгляд. В этот момент она поняла: он не просто дразнил её. Он проверял. И теперь ждал – не согласия, а подчинения. Она медленно расстегнула пуговицу на блузке. Всего одну.

– А ты… всегда так с подчинёнными? – спросила она хрипло.

– Только с теми, кто не умеет прятать желания.

Он подошёл ближе, и на этот раз – коснулся её первым. Лёгкий жест – кончиками пальцев по шее, за ухом, вниз по ключице. Ни капли спешки. Ни тени сомнения.

Она закрыла глаза. Её тело выбрало раньше, чем разум.

Он не торопился. Именно это сводило её с ума. Ни резкости, ни спешки – только уверенность. Как будто он уже знал, как и где ей приятно, как её дыхание дрожит от легчайшего прикосновения. Как будто он изучал её давно – взглядом, движениями, поворотом головы в лифте, запястьем на столе в переговорной.

Его пальцы коснулись её кожи под рубашкой. Погладили, как гладят фарфор. Он не раздевал – он раскрывал. Медленно, бережно, позволяя ей чувствовать себя не вещью, а желанной.

Она тихо выдохнула, когда его губы коснулись её шеи. Ласково, осторожно, но с неуловимой тенью намерения. В этой нежности была сила, в этой мягкости – власть.

Он развернул её к себе. Провёл ладонями по спине, спустился к талии, потом – ниже. Марина прижалась к нему всем телом, и между ними исчез воздух, исчезло «можно» и «нельзя». Осталось только это: тепло, пульсирующее, стыдное и сладкое желание.

Он поднял её на руки, словно она ничего не весила, и уложил на кожаный диван в углу кабинета – тот самый, на который она боялась даже смотреть прежде. Сейчас он стал алтарём их молчаливой исповеди.

Когда он вошёл в неё – медленно, сдержанно, без слов – она сжалась, но не от боли. От осознания, как глубоко всё это сидело в ней. Сколько ночей она представляла именно это. Именно его. И теперь не было страха. Только пульс, только тёплое, дрожащее «да», которое отзывалось внутри каждым его движением.

Он не торопился. Он чувствовал. И в этих движениях не было только страсти – была необходимость. Желание быть в ней. С ней.

– Ты моя, – прошептал он, наклоняясь к её уху.

– Сейчас – да, – ответила она. – Только не ломай меня.

Он поцеловал её в висок. Долго. Без пошлости. Без игры.

И она снова закрыла глаза.

А правила – он не озвучил

Марина проснулась одна. Простыня рядом была ровной и прохладной, как будто его здесь и не было. Лишь слабый запах одеколона в воздухе доказывал, что ночь не была сном.

Она села, натянув на себя плед, который кто-то заботливо – или холодно? – накинул ей. В комнате было тихо. Только за окном слышались городские звуки, будничные, обыденные. Офис начинал жить своей обычной жизнью. А у неё – всё изменилось.

На столе стояла чашка кофе. Остывшая. И записка:

«Будь на планёрке в 10. Не опаздывай. А.»

Холодно. Ровно. Без намёка на то, что между ними произошло.

Как будто ничего не было? Марина почувствовала, как внутри поднимается лёгкая волна обиды. Она не хотела романтики. Не ждала завтраков в постель. Но это? Это напоминало команду. Сухую. Деловую.

Когда она вошла в конференц-зал, он уже был там. В костюме, как всегда, собранный, с планшетом в руке. Уверенный, отстранённый. Он не посмотрел на неё. Ни взглядом, ни словом не выдал того, что между ними было несколько часов назад.

– Доброе утро, – сказал он, обращаясь ко всей команде. – Начнём.

И тогда Марина поняла: игра началась. Но правила – он не озвучил.

После планёрки он задержал её в кабинете под предлогом срочного обсуждения отчёта.

– Закрой дверь, – бросил он, не отрываясь от монитора.

Марина послушно закрыла. Сердце забилось чаще. Он не смотрел на неё, но напряжение повисло в воздухе.

– Ты не подумала, что не стоит приходить в такой юбке после ночи, которую ты провела в моём кабинете?

– Это обычная юбка, – тихо ответила она, сжав в руках планшет.

– Обычная? – он поднял глаза. – Тогда, может, я просто слишком хорошо запомнил, как она с тебя сползала.

Она вспыхнула. Внутри – злость, стыд, возбуждение.

– Вы просили отчёт, – выдавила она, протягивая документы. Он не взял.

– Я просил тебя. Ты же знаешь, что когда я что-то хочу – я получаю.

Он встал. Подошёл. Встал за её спиной. Близко. Слишком.

– Я всё ещё хочу. А ты?

Она чувствовала, как дыхание щекочет её шею. Он не прикасался, но стоял так, что ей хотелось либо повернуться – либо убежать.

– Может, ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, как это было?

– Это… было ошибкой, – попыталась она защититься.

Он усмехнулся. Его рука легла на её талию.

– Ошибки не делают по два раза. Но ты – сделаешь.

Он отстранился. Сел обратно, как ни в чём не бывало.

– Можешь идти. Только не забудь про встречу в семь. И, Марина…

Он поднял взгляд – на этот раз тёплый, обжигающий.

– Надень то, что легко снимается.

Он открыл дверь молча. В обычной чёрной футболке и джинсах, без офисной маски. Но в глазах всё тот же – тот, кто смотрит и сразу знает: твои слабости, твои желания, твои границы, которые вот-вот нарушит.

– Проходи.

Марина вошла, сжимая ремешок сумочки. Квартира была удивительно строгой – чёрный металл, стекло, ни одной лишней детали. Всё, как он: просто, стильно, контролируемо.

– Я думала, мы… обсудим презентацию, – слабо сказала она.

Он закрыл дверь на замок.

– Обсудим. Только сначала – ты встанешь у окна и снимешь с себя всё, кроме каблуков.

– Простите?

– Не делай вид, что не знала, зачем пришла.

Она стояла, не двигаясь. Горло пересохло. Но тело – уже выбрало. Он подошёл. Медленно. Коснулся шеи, провёл пальцем вниз – по ключице, по пуговице блузки.

– Ты знала. С первого дня.

Она задохнулась от его близости. Когда он поцеловал её шею, горячо, глубоко, она сама развернулась к нему, отдавшись губам, рукам, жару. Он раздевал её не спеша, каждой вещью будто отрывая слой защиты. Когда она осталась в одних каблуках, он отстранился. Просто смотрел. И это было страшнее любого прикосновения.

– Повернись, – велел он. Она подчинилась. – Ниже. Руки на стекло.

Он прижал её к холодному стеклу, и она вздрогнула – не от страха, а от предвкушения. Его пальцы вцепились в её бёдра, оставляя красные отметины, а другой рукой он резко оттянул её голову назад, обнажив шею.

– Ты моя.

Губы обожгли кожу, зубы впились в плечо, и она застонала, чувствуя, как по спине растекается жгучая волна. Его ладонь опустилась между её ног, грубо раздвинула пухлые, уже влажные губы её промежности, обнажая розоватую, блестящую от возбуждения плоть. Пальцы втерлись в её раскрывающийся бутон клитора, затем резко ввели внутрь – не лаская, а проверяя, как её внутренние мышцы тут же сжались вокруг них, горячие и упругие.

– Всё равно мокрая. Даже когда делаешь вид, что сопротивляешься.

Она хотела что-то сказать, но он резко раздвинул её сочные, набухшие половые губы и ввёл два пальца внутрь, заставив её выгнуться. Боль и наслаждение смешались в один вихрь, когда её узкий проём растягивался, принимая его, а влага стекала по внутренней стороне её бёдер.

– Нет? Тогда скажи "стоп".

Но она знала правила. Не сдаваться. Не отступать.

Он вытащил пальцы, и в следующее мгновение головка его члена упёрлась в её вход – крупная, твёрдая, с натянутой кожей, под которой пульсировали вены. Его яйца, плотные и тяжёлые от желания, прижались к её промежности, горячие, как раскалённый металл.

– Последний шанс.

Она молчала. Он вошёл одним резким толчком, разрывая её надвое. Её внутренности сопротивлялись, мышцы сводило от непривычного вторжения, но он прорвался глубже, пока его лобок не прижался к её дрожащему клитору.

Она вскрикнула, ногти впились в подоконник, но он уже двигался внутри – жёстко, глубоко, без права на передышку. Каждый раз, когда он выходил почти полностью, её влага покрывала его ствол, а когда вгонял себя обратно, её тело сжималось вокруг него, как горячий шёлковый мешок.

– Чья? – его голос был хриплым, губы прижались к её уху.

– Твоя…

– Громче.

– ТВОЯ!

Он рыкнул и вогнал её в стекло ещё сильнее, одной рукой обхватив горло, другой пригвоздив запястье. Его яички бились о её промежность с каждым толчком, а её клитор терся о его лобок, посылая в живот волны жгучего удовольствия. Она чувствовала, как теряет контроль – над телом, над мыслями, над всем. Как её внутренности сжимаются в преддверии оргазма, как её щелка пульсирует вокруг его члена, требуя больше, глубже, жёстче.

И это было прекрасно. Каждое движение – властное, точное, выверенное. Его ладонь на её животе удерживала равновесие. Его дыхание в шее сбивало мысль. Его темп – ритм, который она уже не могла не чувствовать.

– Громче, – приказал он, когда она застонала. – Я хочу, чтобы весь этот чёртов город знал, кому ты принадлежишь.

Она закричала. Не от боли. От желания. От правды.

Секс. Влечение. Желание

Она проснулась в его кровати. Одеяло было мягким, тело – ломким от недавнего удовольствия, а рядом – тишина. Он уже был на ногах. На кухне звенели чашки. Пахло кофе и чем-то едва улавливаемым – как будто уютом, которого ей не хватало.

Он вошёл в спальню. Без футболки. С чашкой в руке.

– Доброе утро, – сказал он, протягивая кофе.

Она села, прижав одеяло к груди, и взяла чашку. Тёплая. Как его руки. Как ночь. Как те слова, что он шептал ей в ухо, когда она уже не могла дышать от желания.

– Артем… Ты… не ушёл, – сказала она глупо. Хотя это не было вопросом.

– А ты хотела, чтобы я ушёл?

– Нет. Просто удивилась.

Он усмехнулся и сел на край кровати.

– Не удивляйся. Мы взрослые люди. Мы оба знаем, что происходит.

Вот оно. Лезвие под кожей. Марина опустила взгляд в чашку.

– А что происходит?

– Секс. Влечение. Желание. Всё, что между мужчиной и женщиной, когда они не могут держать руки при себе.

– А… чувства?

Он молча посмотрел на неё. Взгляд стал холоднее.

– Чувства? – повторил. – У нас – рабочие отношения. Всё остальное… – он сделал паузу, – бонус.

Бонус. Это слово резануло сильнее, чем могла ожидать. Не обида. Пустота. Как будто её развернули лицом к реальности. Там, где не было романтики. Не было будущего. Только власть. И тело. Её тело. Он встал.

– Мне пора. – Его голос был ровным, деловым. – У тебя сегодня отчёт. Не опаздывай.

Но затем пальцы вцепились в её волосы, резко откинули голову назад. Она ещё не успела встать с кровати, а он уже нависал над ней, другой рукой расстёгивая ширинку.

– Но я хочу, чтобы ты сейчас отсосала мне по-быстрому.

Его член выпрямился перед её лицом – твёрдый, влажный на кончике, с едва заметной пульсацией под тонкой кожей.

– Давай, открывай свой ротик.

Она послушно приоткрыла губы, но он не стал ждать. Головка ударила по языку, заполнила рот, протолкнулась глубже, пока её губы не сомкнулись у основания.

– Так-то лучше.

Его пальцы сжали её волосы в кулак, направляя ритм. Короткие, резкие толчки, глубже, до слёз, до рвотного спазма. Она чувствовала, как его яйца напрягаются у её подбородка, как пресный солоноватый вкус заполняет рот.

– Быстрее.

Она закатила глаза, стараясь угодить, но он не давал передышки. Гортань сжималась, слюна стекала по подбородку, а он лишь глубже вгонял себя, пока мышцы его живота не дрогнули.

– Глотай.

Горячая волна хлынула ей в глотку. Она подавилась, но он не отпускал, пока не убедился, что всё до капли внутри. Только тогда ослабил хватку.

– Молодец. – Он поправил галстук, будто ничего не произошло. – Не забудь про отчёт.

И вышел, оставив её на кровати с дрожащими коленями и губами, всё ещё обожжёнными его кожей.

Он ушёл без поцелуя, без взгляда. Без остатка ночи, которую она ещё не отпустила. Марина сидела в его постели. Голая. Обнажённая не телом – верой.

И впервые подумала: А если для него это всё – игра? А если он всегда держал дистанцию, просто ловко создавая иллюзию близости?

Она зашла в его кабинет, когда его не было. Нужно было всего лишь подписать документы. Но экран его ноутбука не был заблокирован.

Папка с её фамилией. На рабочем столе. Марина не могла не открыть. Внутри – файлы. Фото. Отчёты. Сканы её резюме. Скриншоты с камер наблюдения в офисе. Переписка с HR. Даже вырезки из соцсетей.

Самое страшное – дата папки: задолго до её приёма на работу.

Артем знал о ней заранее. Её сердце застучало в ушах.

Следующий файл назывался: «Сценарий: Фаза 1 – Влечение»

Под ним: Фаза 2 – Сближение. Фаза 3 – Контроль.

Она больше не могла дышать. Это не была импровизация. Не эмоции.

Это был план. Он её выбрал. Он наблюдал. Он управлял каждым шагом. Даже первой ночью. Даже тем, как он её «проверял». И, возможно… она не первая.

Рука дрожала. Она закрыла папку. Отошла от стола, будто он обжигал. В голове звучал только один вопрос:

«Сколько таких, как я, у тебя уже было?»

Он вошёл в кабинет через секунду. Улыбался. Как всегда.

Но теперь она уже знала: эта улыбка – не ласка. Это – хищник. И она – трофей. До вечера она не могла дождаться, когда сможет поговорить с ним.

– Сколько их было до меня? – Марина влетела в кабинет, захлопнув за собой дверь. – СКОЛЬКО?!

Он медленно поднял взгляд от бумаг. Спокойный, как всегда. Слишком спокойный.

– Ты о чём?

– О чём?! – её голос сорвался. – О том, что я – часть твоей чертовой игры! Папка с моим именем? ФАЗЫ?! Это не чувства, это сценарий!

Молчание. Он не пытался отрицать.

– Артем! Я доверяла тебе, – прошептала она, – а ты изучал мои реакции, как лабораторную крысу. Ты не влюблялся. Ты тестировал. Как быстро я сдамся. Как глубоко меня можно сломать.

Он поднялся. Подошёл медленно.

– Успокойся. Ты перегибаешь.

– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! – Марина ударила его по груди обеими руками. – Ты больной! Ты…

Звук был коротким, сухим, как хлопок кнута. Его ладонь врезалась в её щеку с такой силой, что её голова дёрнулась вбок, волосы рассыпались по лицу. Марина отшатнулась.

Кожа горела, будто прижатая к раскалённому металлу. Она прижала ладонь к щеке, чувствуя, как под пальцами пульсирует жар, как онемение сменяется болью.

Глаза наполнились слезами – не от боли. От ужаса. От предательства собственного тела, которое до сих пор дрожало от его прикосновений. Он замер. Будто сам не ожидал. Его рука всё ещё была поднята, пальцы слегка дрожали. Взгляд метался – ярость? Раскаяние?

Но он не подошёл. Не сказал ни слова. Только стиснул зубы, будто боролся с чем-то внутри. Она побежала. Выскочила из кабинета, не слыша собственных шагов.

Коридор плыл перед глазами, голова гудела, а щёки горели – стыд, злость, страх.

Вечер. Дверной звонок. Один. Два. Три. Она сидела на полу, закутавшись в плед, прижав колени к груди. Не хотела открывать. Но он не уходил.

Звонок снова. И снова. Потом – тихий голос за дверью:

– Марина… открой. – Пауза. – Я… я не могу так. – Его голос дрогнул – она никогда не слышала его таким. – Пожалуйста.

Она открыла. Он стоял с цветами. Без пальто – видно, выбежал сразу. Волосы взъерошены, глаза красные, губы сжаты. Настоящий? Или ещё одна игра?

– Прости… – он выдохнул, словно эти слова рвали его изнутри. – Я не должен был…

Рука потянулась к её лицу, но она дёрнулась назад. Он сжал кулаки, глядя в пол.

– Я схожу с ума от тебя. Понимаешь? – Голос сорвался. – Я всё запорол. Но я правда…

Он замолчал, будто боялся сказать последнее слово. Но оно вырвалось:

– Ты мне очень дорога.

Слёзы. Они текли по её щекам – горячие, солёные, беззвучные. Она не знала, чему верить. Но тело уже предавало её. Губы искали его.

Прощение за крутой кунилингус

Руки цеплялись за куртку, впивались в плечи, будто боялись, что он исчезнет. Их близость была другой. Не жёсткой. Не резкой. Почти нежной.

Его пальцы дрожали, когда он снимал с неё одежду. Его поцелуи были робкими, как будто он боялся сломать её снова. Но в этом была своя жестокость – потому что теперь она знала: он тоже может бояться.

Его губы скользнули вниз по ее телу медленно, словно вымаливая прощение у каждого сантиметра кожи. Когда дыхание стало горячим между ее ног, он замер на мгновение – как будто перед святыней.

Пальцы раздвинули ее губы, обнажая набухший, дрожащий клитор, блестящий от ее дикого желания. Он прижался губами к самой нежной точке, не касаясь языком – только горячий выдох, от которого все ее тело свело судорогой.

– Ты вся дрожишь… – прошептал он, и голос его был хриплым, почти незнакомым.

Потом коснулся. Кончиком языка. Легко, едва-едва. Она взвыла, вцепившись пальцами в его волосы, но он не торопился. Лизал. Медленно. Почти лениво. Как будто хотел запомнить каждый ее звук, каждый вздох, каждый стон.

Потом увеличил нажим, провел языком сверху вниз, остановился у входа – чувствовал, как она пульсирует, как ее мышцы сжимаются впустую, жаждущие заполнения.

– Не… не мучай… – она застонала, но он только усмехнулся и присосался к клитору, затянув его в рот.

Сосал. То нежно, то резко. То кружа языком, то покусывая губами. Она дергалась под ним, сжимала простыни, выгибалась, но он держал ее бедра, не давая убежать.

– Ты вся мокрая… – его голос звучал дико, глухо, как будто он сам был на грани.

Потом углубился, вонзил язык внутрь, заставив ее закричать, а пальцы снова нашли клитор – крутили, терли, доводя до исступления.

Она не могла думать, только чувствовала, как внизу все сжимается, горит, готовое взорваться.

– Я… я сейчас…

Но он отпустил ее, поднялся, глядя в глаза.

– Нет. Еще не сейчас.

И только когда она заныла от отчаяния, он снова опустился, но теперь уже жестче, ненасытнее, словно хотел выпить ее всю. Язык входил внутрь, вылизывал каждую складочку, а губы сжимали клитор, заставляя ее биться в истерике наслаждения.

– Кончай. Давай.

И она начала ощущать, как ее все быстрее и быстрее накрывает волна подплывающего оргазма, вскрикнув, содрогаясь, чувствуя, как волна накрывает с головой, и ощущение страха, что он остановится, не даст этой волне накрыть ее окончательно. Но он не отпускает, продолжает лизать.

"Ненавижу." – пронеслось у нее в голове, непонятно, к кому в этот момент она испытывала ненависть. К нему, к себе или к этой ситуации, где она не владела собой?

Его язык снова скользнул по её внутренней поверхности бедра, и она стиснула зубы, чувствуя, как по спине пробегает противная дрожь.

"Ненавижу, как он дышит там. Горячо. Влажно. Как будто молится мне."

Пальцы впились в простыни, когда он раздвинул её губы ещё шире, обнажая всю её розовую, перевозбуждённую плоть.

"Ненавижу, что он знает, как я реагирую. Знает, что даже сейчас, после всего… моё тело предаёт меня."

Он присосался к клитору, и она взвыла, выгибаясь, чувствуя, как внутри всё сжимается в сладком ужасе.

"Ненавижу, что не могу вытерпеть даже минуты без его рта. Ненавижу, что он это знает."

Его язык вошёл внутрь, выгнулся, найдя ту самую точку, от которой зрение поплыло.

"Ненавижу… Ненавижу… Нена…"

Мысли рассыпались, когда он зажал клитор между губ и засосал, будто хотел высосать из неё душу.

Она ещё дрожала, ещё стонала, ещё чувствовала, как по внутренней стороне бёдер стекает её собственная влага, когда он резко перевернул её и втолкнул в неё себя одним движением.

– Ты не передумала, – прошипел он ей в ухо, – значит, всё ещё моя.

Глубже. Жёстче. Без жалости.

Она вскрикнула, вцепилась в простыни, чувствуя, как её только что перевозбуждённые мышцы сжимаются вокруг него, как внутри всё горит, как боль смешивается с наслаждением, стирая границы.

– Кончай ещё раз, – приказал он, ударяя в неё так, чтобы каждый толчок отдавался в клиторе. – Я не остановлюсь, пока не почувствую, как ты сжимаешься.

И она сжалась, зарычала, чувствуя, как новая волна накрывает её, а он продолжает двигаться, продолжает вгонять её в исступление, пока она не начинает молить, чтобы это закончилось.

Но он не останавливается. Не может. Не хочет.

Когда он кончает, это не стон, не шёпот её имени. Это тихий смех у неё в ухе.

– Вот видишь, – он вытирает пальцем её слёзы, – ты даже ненавидеть меня правильно не можешь.

А она обнимала его крепче, прижимая к себе, чувствуя, как его сердце бьётся в унисон с её. Это не было прощением.

Это было отчаянной попыткой вернуть контроль – если не над ситуацией, то хотя бы друг над другом.

Он уснул первым, крепко прижав её к себе. А она лежала без сна, слушая его дыхание, и думала: Что страшнее – его ярость или его любовь?

Тишина. Только их дыхание, ещё неровное, но уже спокойное. Он притянул её ближе, чувствуя, как её тело прилипает к его коже – горячее, липкое от пота, всё ещё дрожащее.

Она не говорила ни слова. Но её руки обвили его, пальцы впились в спину, будто боялись, что если ослабят хватку – он исчезнет. Он тоже молчал. Так прошло много времени… Час или два. Им было хорошо вместе. Только губы касались её лба, лёгкие, почти невесомые, как будто просили прощения без слов.

Потом он перевернул её. Медленно. Нежно. Как будто боялся сломать. Но когда они оказались друг напротив друга, всё изменилось. Его дыхание стало горячим на её внутренней поверхности бедра, пальцы раздвинули её половые губы, обнажая розовый, влажный вход.