bannerbanner
Наследники. Любовь под запретом
Наследники. Любовь под запретом

Полная версия

Наследники. Любовь под запретом

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

В итоге я нашла обтекаемые фразы. Я ничего не утверждала, просто описывала ощущения. Мол, опекун ведет себя так, словно собирается соблазнить меня. В конце сообщения я попросила дать совет. «Приемлемо ли такое развитие событий, когда муж матери становится мужем ее же дочери? И как уйти от брака, если сама мысль оказаться женой отчима мне ненавистна».

Я все утро караулила посыльного. Когда он явился с кучей писем для Джозефа, я вручила ему свое. Приплатив медяк, взяла слово, что послание будет доставлено без промедлений. Тот горячо пообещал.

Отдав письмо, я немного успокоилась. Последние дни меня мучил вопрос, любила ли меня мама. Мы с отчимом мастера наносить друг другу травмы. Он всколыхнул во мне воспоминания. И я все чаще склонялась к мысли, что больше внимания мне уделял именно Джозеф. Мама всегда была холодна ко мне.

Отчим радовался, когда я приезжала на каникулы. Даже как-то съездил со мной в город, чтобы заказать новые платья. Давал при выборе ткани и фасона дельные советы. Сейчас я припоминала, что он был щедрым. Щедрым, пока была жива мама. И только став моим опекуном, резко начал ограничивать в расходах. Он словно почувствовал свободу самостоятельно распоряжаться деньгами. Без оглядки на их хозяйку.

Не знаю, какая блоха его укусила, когда он решил продать меня своему другу. Ведь мы вполне ладили. Да, между нами были недомолвки, я даже винила его в смерти матери. Несправедливо винила, ведь она в нем не чаяла души. Вполне возможно, что я чувствовала себя обделенной. Отсюда и ревность, и желание ущипнуть побольнее. Причем обоих.

Для меня стало чем-то новым думать о себе, как о не очень приятном человеке. Неужели это я сделала Джозефа монстром? Кому понравится, когда его встречают презрительным взглядом в месте, которое он считает своим домом? Он решил избавиться от меня, заодно дав прочувствовать, каково это быть нелюбимой. Не без выгоды для себя, конечно.

Думая об отчиме и маме, я не заметила, как оказалась на втором этаже – как раз возле ее покоев. После смерти жены Джозеф перебрался в другое крыло особняка. Наверное, ему было больно видеть ее вещи, прикасаться к ним.

Я повернула ручку двери и оказалась в темном помещении. Занавеси были глухо задернуты, а вся мебель накрыта простынями. Затхлый запах давно непроветриваемого помещения вкупе с холмами спрятанной под белой тканью мебели создавали впечатление, что я нахожусь в склепе. Мне сделалось жутко, и я направилась к окну, собираясь разрушить иллюзию. Раздвинув шторы, я распахнула его. Желая глотнуть свежего воздуха, высунулась чуть ли не по пояс.

Только благодаря этому, я увидела прячущихся в тени деревьев посыльного и Лину. Они спорили. Горничная вытащила из–за пазухи серебряную монету – та блеснула на солнце, и получила взамен… мое письмо.

Пока я думала, что делать: грозно окрикнуть посыльного или перехватить Лину, чтобы поймать с поличным, та убежала в дом. Подкупленный негодяй, вскочив в седло и пришпорив лошадь, скрылся за поворотом.

Я поторопилась спуститься, надеясь перехватить горничную, но в холле оказалось пусто. Сначала я заглянула в ее комнату, потом проверила, нет ли ее на кухне – пришло время пить чай, и Лина должна была принести поднос с чайником в мои покои, но кухарка только покачала головой.

– Нет. Не заходила, хотя чай готов.

В итоге я дошла до кабинета отчима. Остановившись у двери, прислушалась к разговору. Лина была там. Возбужденно рассказывала, что посыльный не соглашался, но его подкупили три серебряные монеты. Откровенно врала.

– Черт, – выругался отчим после недолгого молчания и шелеста бумаги. – Анна знает, что я собираюсь на ней жениться.

– Ничего. Никуда не денется твоя красотка, – хмыкнула Лина.

Меня до зубовного скрежета возмутил тон горничной, говорившей обо мне так пренебрежительно. С каких это пор слуги имею собственное мнение? И почему хозяин делится планами со служанкой?

– Это письмо нельзя отправлять, – я слышала, как опекун рвет бумагу. – Пусть сколько угодно ждет ответа.

– Из дома ей не выйти, а все сообщения, как и прежде, будут перехватываться, – поддакнула горничная.

Нетрудно было догадаться, что мои письма вскрывались и отправлялись только тогда, когда в них не было угрозы разоблачения. Все подруги, кроме Аннабель, отвечали мне, а значит, они получали мои послания.

– Милорд, я молодец? – пропела Лина. Я вытаращила глаза, понимая, что служанки с хозяевами так не разговаривают.

– Молодец, – согласился Джозеф. Я словно наяву увидела, как он ей улыбается.

Хихиканье горничной и шелест одежды заставили меня опуститься до позорного поступка. Я пригнулась к замочной скважине. Ничего не увидела, но по звукам догадалась, что мой отчим предается близости с горничной. Ритмичное поскрипывание стола, влажные шлепки, протяжные стоны и… меня вырвало.

– Там кто–то за дверью, – послышался встревоженный голос горничной.

Я распрямилась и вытерла рукой рот. Бежать не могла. Кружилась голова. Да и почему я должна прятаться? Я нахожусь в доме, который построил мой отец.

Дверь открыл Джозеф. Его одежда не была в порядке. Увидев меня, он закаменел лицом. Шагнул, чтобы закрыть за собой дверь, но я успела увидеть, как Лина одергивает юбку.

Я опустила глаза.

– Вы вляпались, – сказала я, вялым движением руки указывая, что опекун наступил на вывернутое содержимое моего желудка. Развернувшись, я ушла, оставив за спиной побледневшего отчима.

Лину я больше не видела. Я даже не пыталась узнать, куда она делась. Помогать в одежде приходила старая служанка Бани, помнившая еще моего отца. Опекун, если и встречался со мной, то не за столом. Больше мы вместе не обедали.

Но невозможно, живя в одном доме, не сталкиваться. Мы вынуждены были лицезреть друг друга в холле, на лестнице или в библиотеке, где я демонстративно читала любовные романы. Все наши встречи носили случайный характер. Я делала вид, что Джозеф стеклянный, он – что сильно занят.

Наше молчаливое противостояние вскоре закончилось. Я гадала, что стало тому причиной, но не находила ответы. Инициатива исходила не от меня.

– Хозяин прислал это вам, – Бани положила на край туалетного стола бархатную коробку. Очередной подарок.

Даже спустя полмесяца, я отказывалась разговаривать с Джозефом. И даже пыталась не встречаться с ним. Для чего выбирала для прогулок дальнюю часть сада, подальше от окон его покоев, или запиралась в своей комнате. Мне так и не позволялось покидать усадьбу.

– Верни. Мне ничего от него не нужно.

– Зачем вы так? – служанка не понимала. – Он же вам вместо отца. Старается…

Она осеклась, когда я строго посмотрела на нее. Распустились. При матери рты боялись открыть.

В другой раз, когда слуги принесли огромную коробку с платьем, Бани сама развязала ленты. Видимо, научили, что не надо ждать, когда я захочу посмотреть содержимое. Нужно соблазнять. Я и соблазнилась бы, если бы оставалась такой же наивной, как сразу после окончания пансиона. Теперь же у меня к опекуну было такое отвращение, что я готова была ходить в рванье, лишь бы он держался подальше.

И опять служанка открыла рот.

– Вас пригласили на бал к герцогу Вальд. Хозяин собирается сопровождать вас. Не пойдете же вы туда оборванкой? – она достала из коробки конверт с пригласительным билетом. Я взяла его, так как дочь герцога училась вместе со мной.

«Анна, только попробуй не приди! – было приписано ее рукой. – Будешь жалеть всю жизнь».

Я отошла к окну, оставив служанку, которая демонстрировала платье, держа его на вытянутых руках. Красивое, изысканное, нежное. На кровати стояли атласные туфельки под цвет. Такого наряда у меня никогда не было. Но думала я сейчас не о том, как пойти на попятный и согласиться выехать из дома рука об руку с отчимом. Я планировала собственное спасение.

У меня появилась возможность передать письмо с криком о помощи. Уж Элоиза Вальд постарается донести его до матери Аннабель. Останется только написать и спрятать где-нибудь в одежде.

– Хорошо. Я согласна ехать на бал, – сказала я, поворачиваясь к служанке. – Передайте хозяину, что я буду готова к назначенному времени.

– Вот и правильно. Надо развеяться. А то сидите, как в клетке, – закудахтала Бани. Я махнула рукой. Теперь ее не остановить.

В день бала на столике с зеркалом появились все те коробочки, от которых я отказалась. Бани открыла каждую и над каждой восхищалась. Бриллиантовая тиара, серьги и колье. Все под цвет белого бального платья.

Джозеф пригласил в дом женщину, которая собиралась навести на моей голове красоту. Она прибыла с горелкой, щипцами, пахучей серебристой пудрой для волос и с кучей расчесок и средств для укладки.

Когда она закончила, а меня одели и подвели к зеркалу, у меня захватило дух. Да, я нисколько не похожа на маму, но готова была признаться, что так же красива, как она. Мои глаза светились счастьем. Для юных девушек очень вредно не ходить на балы.

Глава 6. Побег

Отчим ждал меня внизу. Красивый, с белым цветком в петлице, с напомаженной головой и отполированными ногтями – он был хоть куда. На пальцах сияли перстни. Среди них один отцовский. Я закусила губу. Как мама посмела отдать его второму мужу?

Смотрела я на Джозефа без какого-либо выражения на лице, но он заметил, что я остановила взгляд на памятном кольце. Поднял брови, спрашивая, что не так.

– Даже если вы полностью облачитесь в одежду моего отца, графом от этого не станете, – произнесла я, отказываясь подать ему руку. Пошла впереди него, гордо задрав голову.

– Злючка, – смеясь, сказал он. Догнав меня, на ходу надел белые перчатки.

Мне пришлось опереться на его руку, когда я залезала в карету. Он выбрал одну из самых красивых. Мы давно ею не пользовались, но я заметила, что ее обновили – перетянули заново салон и начистили металлические части. Вот для чего отчим покупал новых лошадей. Он давно готовился к этому балу.

Ехали молча. Я делала вид, что смотрю в окно, Джозеф с улыбкой рассматривал меня. Он словно испытывал мое терпение.

Дворец герцога Вальда встретил огнями. Вереница карет медленно тянулась к центральному подъезду – к мраморным ступеням. Они каскадом устремлялись к входу. Слуги в ливреях, обслуживая кареты, действовали расторопно. По два десятка слуг выстроились вдоль ковровой дорожки, уходящей ввысь.

Пройдя в числе прочих приглашенных анфиладу комнат, мы подошли к дверям бальной залы. Здесь громко объявляли имена, и нарядные пары шествовали через всю залу, чтобы поприветствовать хозяев бала. Такой длинный проход был устроен специально, чтобы гости успели показать себя, а те, кто уже удостоился парадной процедуре – обсудить вновь прибывших.

Мне было неуютно под взглядами знакомых и незнакомых людей. Зато мой отчим, которого объявили, как опекуна леди Дармон, шел так, словно впереди его ждал трон. Поприветствовав герцога и герцогиню поклоном и перекинувшись парой дежурных слов, мы отошли в сторону, уступая дорогу другим.

– Что будешь пить? – спросил Джозеф, с надменным видом оглядываясь по сторонам. Он чувствовал себя превосходно. И выглядел так же. Ловил на себе взгляды женщин. Что сказать, он был здесь одним из красивейших мужчин. Только его красота нисколько не волновала меня.

– Лимонад, – ответила я, хотя пить не хотела. Лишь бы ушел. Я видела, как мне делает знаки Элоиза. Ей срочно нужно было со мной поговорить.

– Как ты? – спросила она, беря меня за руку и уводя подальше от диванов – они во множестве стояли вдоль стен. Некоторые уже заняли матроны – матери невест и женихов. На таких собраниях стараниями старшего поколения складывались пары.

Элоиза была хорошенькой рыжеволосой девушкой с веснушками по всему телу. Она злилась на них и мечтала свести, но многое потеряла бы, если бы ей это удалось. Веснушки придавали ей очарование.

Я вздохнула и с тоской посмотрела в сторону столов, куда ушел мой отчим. Высокий, он был на голову выше обступивших его дам. Я видела, как он расплывается в улыбке, оказавшись в цветнике. Выбирай – не хочу. Но при всем его желании жить сладко и дальше, он понимал, что флирт на балу обычно заканчивается ничем. Всем просто хочется хорошо провести время. Чтобы было потом что вспомнить и о чем посплетничать.

– Я слышала от Аннабель, у вас с ним не складываются отношения?

Я подняла бровь. Выходит, Бель нашла способ списаться с подругой.

– Мне бы дожить до совершеннолетия и стать, наконец, свободной от него, – прошептала я.

– Свободной? Милая, ты грезишь. Даже если наследство отца принадлежит тебе по праву, распоряжаться им сможет только мужчина. Ты забыла в какое время живешь? Опекун или муж – вот, кто в итоге будет владеть тобой и твоими деньгами.

Я знала. Устои общества не изменить. Пока рядом с отчимом, у меня не будет ни права выбрать жениха по душе, ни денег. Он просто не позволит, чтобы кто-то сделал мне предложение.

– Ты не хочешь сбежать? – Элоиза разговаривала со мной, параллельно раскланиваясь с идущими мимо гостями.

– Куда? Дом, в котором я живу, принадлежал моему отцу. По-хорошему, это Джозефу нужно покинуть его. Но он ни за что не уйдет. Я в капкане. Одна надежда, если он присмотрит какую-нибудь вдовушку с титулом и увлечется ей.

Я незаметно потрогала шелковый пояс. За ним пряталось письмо для Бель. Я все никак не решалась отдать его Элоизе. Отчим мог увидеть. С него станется устроить мне допрос.

– Вдовушку, говоришь? – Элоиза хитро посмотрела на меня. – Есть такая. Кузина моего отца. Правда, у нее, кроме титула, ничего нет, но твоему опекуну сегодня об этом знать не обязательно. Она займет его. Можешь спокойно танцевать и веселиться.

– Почему ты думаешь, что она увлечется им? – я хмыкнула, поймав взгляд отчима на себе. Отвечая на вопросы обступивших его дам, он не забывал поглядывать на меня.

– Она уже занялась им. Вон та – жгучая брюнетка с блестящими глазами. Все продумано, милая. Тетушка не выпустит твоего Джозефа из своих цепких пальчиков, – Элоиза загадочно улыбнулась. – Видишь, даже бокал, что предназначался тебе, уже в ее руке.

– Разрешите пригласить на вальс? – возле нас выросла парочка молодых мужчин.

Элоиза вложила ладонь в руку одного из них. Улыбнувшись мне, прошептала одними губами:

– Удачи!

Я пошла в круг под встревоженный взгляд своего опекуна, но веселая тетушка Элоизы не позволила ему отвлечься.

– Анна…

– Да? – я подняла глаза на высокого мужчину, с которым легко вальсировала. Он был умелым танцором и вообще очень привлекательным: высоким, сильным, уверенным в себе. – Мы знакомы?

Его черные волосы, не знавшие лака, красиво подпрыгивали при каждом повороте во время танца. Карие глаза загадочно сияли. От него божественно пахло мужскими духами.

– Нет, не знакомы, – он широко улыбнулся. Я дикая. Простая улыбка мужчины вызвала у меня волнительный трепет. – Но у нас есть общие знакомые.

– Кто?

Наклонившись к уху, мой кавалер прошептал:

– Аннабель. И она хочет увидеть вас.

– Она здесь? – я огляделась. Почему бы моей подруге не прийти на бал?

– Нет, она в карете. Ей нельзя здесь показываться. Она на пути в Академию. Но она хотела бы попрощаться с вами.

Я посмотрела на опекуна. Он отдал свой фужер слуге и уже хотел было выйти из круга женщин, но тетушка Элоизы не позволила – нашла какую-то причину, чтобы отвлечь его на себя.

Я начала подозревать, что все это – веселая вдова, красивый мужчина, кружащий меня в танце и уводящий все ближе к выходу из залы, было заранее продумано. В животе завозился червячок сомнений, но слова моего кавалера провоцировали на необдуманный поступок.

– Бель не может ждать долго. Решайтесь: встречаетесь здесь и сейчас или через четыре года, когда она окончит Академию.

Еще раз оглянувшись на отчима, стоящего ко мне спиной, я кивнула. Нырнув в толпу, мы выскочили из зала. Торопливо миновав анфиладу, свернули не к центральному входу, куда все еще продолжали прибывать гости, а в какой-то мало освещенный коридор.

– Ее карета за оградой, – объяснил мне мой провожатый. – Бель не хочет, чтобы ее родители знали, что она свернула с пути. Поторопимся.

Пришлось бежать через безлюдные помещения. Тревога в моей душе росла, но я летела, как мотылек на свет. И уже не могла резко остановиться и заявить, что все это мне не нравится, и я никуда не иду. Успокаивало одно – Элоиза видела, кто пригласил меня на танец, и была спокойна. Даже пожелала удачи. Неужели она знала, что Аннабель захочет попрощаться со мной?

У моего кавалера оказались ключи – еще одно доказательство того, что он действовал не без ведома дочери герцога. Выйдя на задний двор, я оглянулась. Отсюда были видны огни, освещающие центральный подъезд, и слышался людской гомон. В случае опасности я смогла бы быстро добежать туда и попросить помощи.

– Сюда, здесь в ограде есть калитка, – позвал меня черноволосый парень, видя, что я озираюсь. – Еще немного. Карета Бель сразу за ней.

Он не обманул. Увидев карету с гербами герцога Элата, я выдохнула и даже успела отругать себя за необоснованные страхи. Но дальнейшее произошло совершенно неожиданно. Когда я заглянула в карету и не увидела подруги, кавалер подсадил меня совершенно бесцеремонным образом и тут же захлопнул дверь.

– Гони! – крикнул он, и карета понеслась.

Не зря я переживала, что ввязываюсь в какую–то авантюру. Я успокоилась только тогда, когда прочла письмо Аннабель, объясняющее, что отныне я выступаю в роли дочери герцога Элата, пославшего меня учиться в Академию для Высших.

Долгая дорога и предыдущий день вымотали меня, и я не заметила, как уснула. Герцогская карета была удобно обустроена, и я даже нашла на соседнем сиденье пару подушечек и плед. Сначала просто укрылась, так как мы неслись на север королевства, а тут с каждым часом пути становилось все прохладнее. Бальное платье из тафты и шелка совсем не грело, а одежда Бель была вне досягаемости – тряслась в дорожных сундуках на крыше кареты.

Мы ехали всю ночь и все утро. Когда я позвонила в колокольчик, чтобы предупредить, что мне нужен туалет, появилась та же рука в белой печатке и пальцем показала, чтобы я порылась под крышкой второго сиденья. Там я нашла горшок.

– Вы что, не собираетесь останавливаться все три дня пути?

Мне не ответили.

Я поздно сообразила, что Академия находится не в столице, а в горах Орхады – самой северной провинции нашего королевства. Это в столицу я прибыла бы свежая и красивая в своем бальном платье, а до Академии я доберусь в виде лохматого чучела. Жаль, что Аннабель не подумала об этом и не припасла для меня дорожную одежду.

– Черт! Она же написала, что под сиденьем есть кофр с личными вещами, – я стукнула себя по лбу и, встав, скинула на пол подушки и плед. Вытащив довольно объемный кофр, раскрыла его. – Вот же я бестолочь.

Прямо сверху лежали пижама и большой, до пят, халат. Полотенце, несколько бутылок воды и знакомый сундучок Бель. Его я помнила по пансиону. Там я нашла духи, баночки с кремами и пудрой, гребни, щетки и прочие вещи, которые так необходимы девушкам. Я тут же переоделась и протерла себя нежно пахнущей жидкостью для лица. Платье аккуратно свернула, в надежде, что оно еще пригодится.

Да, выходить из кареты в пижаме и халате не так эффектно, как в бальном платье, но мало кто приедет, выдержав утомительную дорогу до Академии, в том же виде, в каком покинул дом.

– Успокойся, успокойся, – сказала я себе, вгрызаясь в галету. – Все будет хорошо. Ты – это не ты, а эксцентричная Бель. Раз она приготовила пижаму и халат, значит, сама бы не постеснялась предстать в Академии в таком виде.

В кофре я не нашла другой одежды. Но зато Аннабель позаботилась о перекусе. В том же ящике под сиденьем я обнаружила корзинку с яблоками, домашним печеньем и коробку, где в салфетки были завернуты более сытные продукты – сыр, холодное мясо и хлеб.

Глава 7. В пути

Как выяснилось, кучеру и лошадям тоже нужен был отдых. Как только мы прилично отъехали от места моего похищения, карета остановилась. Дверь открылась, и веселый мужской голос произнес:

– Барышня с горшком на выход.

Почему я упомянула только о голосе? Нижнюю половину лица кучера скрывала черная косынка, а на голову была нахлобучена широкополая шляпа, так что я могла видеть только смеющиеся глаза. Их цвет остался так же загадочен. Мужчина продолжал играть в разбойника, умыкнувшего красавицу.

«Разбойник», как и полагается, был широкоплечим и сильным. На нем ладно сидел шерстяной кафтан, перетянутый на талии ремнями с оружием. В дальнюю дорогу без него нельзя. Верхнюю одежду – что-то вроде огромного черного плаща, он бросил на дверцу кареты. Двигался легко, без суеты.

Когда я, запахнув халат поглубже, выбралась из кареты с горшком в руках, на котором позорно громыхала крышка, увидела, что сопровождающих меня в Академию двое. Второй незнакомец спал на крыше кареты, укутавшись в плащ. Его рука свисала, и по ней я поняла, что он тоже молодой. И совсем не маленького роста, судя по размеру ладони.

Карета остановилась в живописном месте. Лес, тропинка, ручей. Пока я прикидывала, где опустошить горшок, загадочный кучер распряг лошадей и увел их к ручью.

Я не стала лезть с разговорами, у самой забот по горло – пока мы ехали, я основательно насорила в карете. Мне было стыдно, поэтому я собрала все опустевшие коробочки–бутылки, вытряхнула плед и выложила подушки посушиться на солнышке.

– Проголодались? – спросил меня кучер, вытаскивая из-под облучка топор. Он оставил лошадей пастись на обочине тропинки. Там трава была высотой по пояс. – Сейчас разожжем костер. А вы сходите пока к ручью. Наберите воды. Горячего хочется. На одном хлебе все три дня не протянем.

Он сунул мне в руки видавший виды котелок.

– А если остановиться на постоялом дворе? Там и приготовят, и комнату для отдыха дадут, – я держала котелок на вытянутой руке, боясь испачкать в саже нежно-розовый халат.

– Как минуем столицу, остановимся. А пока нельзя. Слишком много глаз у вашего батюшки.

Я обреченно пошла к ручью, попутно обдумывая, какого «батюшку» он имел в виду: отца Аннабель или моего отчима? Уверена, что и у первого, и у второго были обширные знакомства. Только батюшка Бель знался с высшим светом, а мой отчим с отребьем, каким и был сам. Вспомнить хотя бы мерзкого барона Монгуля.

Прежде чем подойти к ручью, я подобрала полы халата и заткнула их за пояс. Штаны замотала до колен, понимая, что у самой кромки глинистого берега чистой воды не набрать. Сняла мягкие тапочки с помпонами. Зашла в воду, клацая зубами – она оказалась ледяной.

Солнце играло лучами на поверхности ручья, течение красиво волновало нити травы. Со стороны могло показаться, что я, опустив руку в воду, завороженно смотрю на свое отражение и забыла, зачем меня послали. На самом деле, я краем глаза наблюдала за кучером, одетым в слишком хорошие для прислуги сапоги. У моего отчима были похожие, а он какие попало не купит.

«Кто же ты, мой загадочный спутник?»

Он ходил среди деревьев и собирал сухой хворост. И опять-таки я видела руки, затянутые в тонкие замшевые печатки. Ни капли открытого тела, хотя день выдался не по-осеннему жаркий. Оставалось только гадать, кого Аннабель послала выкрасть меня, и куда делся герцогский кучер.

Пока я, погруженная в раздумья, засмотрелась на камни на дне ручья, сапоги замерли в метре от меня. Я вздрогнула от неожиданности.

– Дайте руку, – сказал «кучер». – Здесь скользко, вы можете упасть.

Он удержал меня, когда мои ноги разъехались на глине, но котелок, описав дугу и вылив содержимое на наши головы, улетел куда–то в камыши.

– Растяпа, – с досадой обругала я себя. Краска моментально залила мое лицо. Я чувствовала, как горят уши.

Кучер хмуро смотрел на меня, а с полей его шляпы стекала вода. Я думала, он снимет ее и отряхнет, и тогда я хотя бы увижу цвет его волос, но нет. Вздохнув, он полез в камыши, вспугнув сотню стрекоз.

Леди не пристало извиняться перед слугами. Но в то же время я знала, что рядом со мной далеко не слуга, поэтому не нашла ничего лучшего, чем поинтересоваться вторым кучером.

– А почему он все время спит? Правил лошадьми ночью? Вы меняетесь, да?

– Он мертв, – просто ответил мужчина, отряхивая черный камзол от налипшего пуха камыша.

– Как?! – я попятилась. Если бы тапочки с помпонами позволяли бы, я бы побежала. Но вокруг лежало столько камней и коряг, что я разбила бы ноги в кровь, а догнать меня не составило бы труда.

– Он не умел молчать.

Я поняла, чего от меня хотят, поэтому как могла быстро доковыляла до кареты. Подхватив горячие от солнца подушки, закрылась в ней. Лучше жевать сухое печенье или вовсе поголодать, чем есть из одного котелка с убийцей.

«Куда же ты вляпалась, Аннабель?» – в данном случае я спрашивала не только подругу, но и себя, исполняющую роль дочери герцога Элата.

На страницу:
3 из 4