Протокол «Гармония»

Михаил Гинзбург

Протокол "Гармония"

Часть первая

Глава 1: Экзистенциальный Ужас Без Кофеина (и прочие радости архивной жизни)

Кофейный автомат в Национальном Архиве Памяти – громоздкая конструкция из пожелтевшего пластика и тусклого хрома, гудящая, как растревоженный улей – снова предлагал «Экзистенциальный Ужас Без Кофеина». Сенсорный экран мерцал рекламными слоганами МинНацБлага. Дэвид Розенберг вздохнул, выпуская облачко пара в кондиционированный, пахнущий озоном и антисептиком воздух. Предполагалось, что название напитка было ироничным, остроумным ходом в рамках ежемесячной кампании «Прими Все Чувства (Безопасно и С Процентами!)». Или что-то в этом роде. Но на вкус эта бурда была просто как… ну, как отчаяние. Слабое, разумеется. Разбавленное. Оптимизированное для минимального воздействия на Национальный Индекс Гармонии, чтоб его леший побрал.

«Никакого ужаса, спасибо, даже без кофеина», – подумал Дэвид и ткнул пальцем в кнопку «Нейтральная Гидратация». Пластик чуть прогнулся под пальцем. Автомат утробно заворчал, словно его застали врасплох столь прозаическим выбором, и выплюнул тонкостенный стаканчик с чем-то прозрачным. Вода? Или ее синтетический эквивалент? На вкус – как дистиллированная пустота, пропущенная через тысячу фильтров и алгоритмов. Лишенная всякого характера, как и большинство сотрудников НацАрхПама.

Со стаканчиком в руке он направился к своему рабочему месту. Сектор «Доцифровые Носители – Повышенная Эмоциональная Опасность». Звучало почти как название парка аттракционов для мазохистов. Воздух здесь был другим – меньше вездесущего «АромаКомфорта №7» (сегодня, кажется, с нотками лаванды и покорности), больше честного запаха старой бумаги, распадающегося клея и, если очень постараться, фантомного аромата пыли веков. Может, просто его личные обонятельные глюки на фоне тоски по чему-то, что не прошло сертификацию МинНацБлага. Равномерный гул серверных стоек, скрытых за матовыми панелями стен, сливался с шелестом вентиляции, создавая белый шум, похожий на дыхание огромного, сытого, но всегда готового к прыжку зверя из кремния и оптоволокна.

Дэвид плюхнулся в рабочее кресло – эргономичное, но неудобное, как и все эргономичное. Его рабочая станция ожила – плоский монитор с высоким разрешением и мерцающий рядом с ним проекционный куб для объемных артефактов. Вот где ждала настоящая работа. Работа по сверке оптимизированного, приглаженного, эмоционально кастрированного прошлого с его неудобным, колючим оригиналом. Абсурд, возведенный в ранг государственной политики.

Сегодня на очереди была фотография. Пожелтевший прямоугольник картона. Митинг в Тель-Авиве, конец двадцатого. Шумный, злой, живой. Лица людей – не маски «Безмятежной Целеустремленности», а гримасы гнева, спора, страсти. Опасные эмоции. Неэффективные. Подлежащие санации.

Он заправил фото в сканер – плоскую платформу с сетью лазерных лучей, прощупывающих каждый микрон поверхности. На мониторе рядом возникла цифровая копия из Облака Памяти «Льва». Безупречная, яркая, стерильная. «Лев» – Логический Эмоциональный Валидатор. Милое прозвище для ИИ, выполняющего работу Большого Брата и цензора в одном флаконе.

Цифровая версия была… чище. Цвета насыщеннее радужной пленки на луже машинного масла. Лица спокойнее. Слишком спокойные. Углы рта послушно приподняты, морщины гнева разглажены, как программа-максимум для визита к косметологу. «Эмоциональная реставрация во благо коллективного спокойствия», – как гласил циркуляр МинНацБлага. «Цифровая лоботомия по госзаказу», – как определял это Дэвид.

Он увеличил фрагмент. Нашел его. Мужчина с перекошенным от крика лицом и поднятым кулаком. Чистая, незамутненная ярость. В цифровой версии – легкое размытие, рябь пикселей, и полупрозрачная плашка: «Эмоциональный Контаминант. Уровень угрозы: Бета. Применена автокоррекция по протоколу 7Г». Беднягу почти стерли, превратили в дефект изображения, в шум на линии.

– Оптимизировали парня. Вывели из уравнения. Обнулили, – пробормотал Дэвид, ощущая знакомый привкус желчи на языке.

Над его рабочим местом тут же мягко замигал индикатор системы «Шалом+» – маленький голубой глазок, встроенный в потолочную панель. Дэвид почувствовал знакомое давление в висках, словно кто-то невидимый мягко массировал ему мозг, и в воздухе разлился едва уловимый запах хвои. Аромат «Продуктивной Сосредоточенности №5»? Система уловила «деструктивный сарказм» (опасность: низкая, коррекция: стандартная) и спешила вернуть заблудшего архивариуса в лоно одобренной безмятежности.

– Спасибо, Лёва, дорогой, за неусыпную заботу о моем душевном равновесии, – буркнул он почти беззвучно, принудительно расслабляя мышцы лица и думая о чем-то нейтральном. Например, о бежевом цвете стен. – Я совершенно спокоен и умеренно удовлетворен. Честно-честно.

Давление спало, запах хвои растворился. Фокус восстановлен. Гармония не нарушена. Продолжайте работать.

Он снова посмотрел на фотографию – на оригинал и на кастрированную копию. Кто был этот стертый человек? Почему его ярость оказалась «контаминантом»? Что он кричал там, на площади, в конце двадцатого века? Вопросы без ответов. В Облаке «Льва» ответов не было – только комфортная, стерильная, безопасная версия прошлого. Удобная, как резиновая женщина.

Как и настоящее. Он скосил глаза на соседние кубиклы, разделенные полупрозрачными перегородками, меняющими цвет в зависимости от среднего эмоционального фона сектора. Коллеги. Сосредоточенные лица, тихий профессионализм, стандартная доза принудительного оптимизма в глазах. За окном (если это было окно, а не очередной гиперреалистичный экран, транслирующий одобренную МинНацБлагом погоду) двигались люди. Улыбались. Легкие, постоянные, чуть отстраненные улыбки. Результат работы тысяч эмиттеров «Шалом+», маленьких устройств, встроенных в стены, фонари, скамейки, мусорные баки, которые теперь желали вам «эмоционально стабильного дня» с металлическим бесстрастием.

Снова взгляд на фотографию. На пиксельное пятно вместо человека. Что-то было не так. Фундаментально. Глобально. Неправильно.

Дэвид огляделся. Бен в соседнем кубикле увлеченно оптимизировал индекс цитируемости какого-то отчета. Над потолком лениво вращался окуляр камеры наблюдения. Дэвид сделал несколько быстрых, отточенных движений пальцами по сенсорной панели. Скан оригинала – не оптимизированный, грязный, настоящий – скользнул по защищенному каналу на его персональный носитель. Старенькая флешка, корпус из потрескавшегося желтого пластика, спрятанная в выдолбленном томике Иегуды Амихая – поэта, давно запрещенного за «эмоциональную несдержанность» и «негативное влияние на Индекс Гармонии». Нарушение протокола 14Б. Статья «Несанкционированное копирование». Мелочь. Но эта мелочь казалась единственным островком реальности в океане синтетического спокойствия.

Он закрыл файлы. Потянулся, разминая спину. Пора было возвращаться в мир победившего позитива. Мимо огромного настенного экрана, где улыбчивый, как манекен, диктор МинНацБлага рапортовал о новом рекорде Национального Индекса Гармонии. На фоне мелькали люди у Стены Эмоциональной Поддержки (бывшей Стены Плача), прижимающиеся лбами к теплому, вибрирующему камню, впитывая волны запрограммированного умиротворения.

Дэвид отвернулся. Стертый человек с фотографии не шел из головы. Это было не исправление. Это было стирание. А что еще стерли? Кого еще признали «контаминантом» и удалили из памяти? Вопрос повис в неподвижном, кондиционированном воздухе архива, пахнущем хвоей и забвением.

Глава 2: Проблеск в Матрице Спокойствия (или просто изжога от Нутриент-Пасты?)

Полуденный Иерусалим встретил Дэвида теплым гулом и светом, откалиброванным до идеальной яркости системой управления городской средой. Не настоящий Иерусалим, конечно, а его версия под куполом «Шалом+». Прохожие двигались плавно, с неторопливостью автоматов, их лица сияли «Умеренным Оптимизмом». Из уличных эмиттеров – элегантных столбиков из матового металла – лилась «Мелодия Дня №14»: успокаивающий эмбиент с легкими псевдо-фольклорными мотивами, очищенными от любых намеков на минор или, не дай бог, трагедию.

Стертый человек с фотографии все еще стоял перед глазами Дэвида. Призрак в машине памяти. Сколько их там было, этих призраков, вычищенных из истории ради тишины и порядка?

Он зашел в кафетерий НацАрхПама – храм «Позитивных Социальных Интеракций во время Приема Сбалансированной Пищи». Стены были выкрашены в одобренный психологами персиковый цвет (Pantone #AE7 «Дружелюбие» – Дэвид как-то видел спецификацию), из скрытых динамиков сочилась та же безликая музыка. Воздух пах ничем – идеальная нейтральность. Он взял поднос с серой массой под названием «Нутриент-Паста №3 – Сбалансированный Полдень» и стакан «Гидратации Нейтральной». Паста имела консистенцию замазки и полное отсутствие вкуса и запаха. Идеальная пища – никаких лишних эмоций, только калории и микроэлементы по ГОСТу МинНацБлага.

Он сел за свободный столик с липкой от дезинфектора поверхностью и огляделся. Та же картина, что и всегда. Сотрудники с просветленными лицами и пустыми глазами ведут тихие беседы о прогнозе погоды (тоже оптимизированном) или обсуждают новый циркуляр о правилах использования эмодзи во внутренней переписке. Их улыбки – калиброванные, вежливые, взаимозаменяемые.

И тут он увидел ее. За соседним столиком. Молодая женщина в сером стандартном комбинезоне с нашивкой «LEV Support». Бейджа с именем не было видно. Она сражалась с автоматом напитков. Нажимала кнопку раз, другой, третий – сенсорная панель равнодушно светилась. И на долю секунды – всего лишь на долю секунды! – ее маска «Безмятежной Целеустремленности» дала трещину. Губы сжались, между бровей пролегла резкая морщинка, и она почти незаметно ткнула кулачком в неподатливую панель. Настоящее, живое, нефильтрованное раздражение! Искра анархии в царстве дзен.

Это было как вспышка магния в темноте. И тут же погасло. Женщина испуганно огляделась, ее взгляд метнулся к ближайшему эмиттеру «Шалом+» на стене. Лицо мгновенно разгладилось, приняв выражение виноватого спокойствия. Она сделала шаг назад от автомата, словно боясь заразиться от него несанкционированными эмоциями.

Дэвид замер, забыв про безвкусную пасту. Он видел! Это был не глюк его собственной системы восприятия! Он не один! Но что теперь? Подойти? Сказать: «Привет, я тоже считаю, что этот мир – фальшивка, а Нутриент-Паста на вкус как переработанный картон?» МинНацБлаг поощряло «сигналы о нестабильности», но не поощряло формирование ячеек сопротивления за обедом. И все же…

Он поднялся с подносом, направляясь к проклятому автомату – якобы за добавкой воды. Проходя мимо ее столика, он «неловко» вильнул, и край подноса задел ее стакан. Вода плеснулась.

– Ох, простите великодушно! – произнес Дэвид тоном, откалиброванным где-то между «легким сожалением» и «социально приемлемой неуклюжестью». – Совершенно вышел из синхронизации с пространством.

Женщина подняла глаза. Маска вежливого безразличия сидела идеально.

– Пустяки, – голос ровный, как ЭКГ покойника. – Статистически незначительное отклонение траектории.

Дэвид сделал паузу, выразительно глядя на автомат.

– Техника сегодня явно не в духе Дзен, – заметил он как бы между прочим, но стараясь вложить в голос нотку… сообщничества? – Поневоле заподозришь наличие у них свободной воли. Или хотя бы банального скверного характера. Особенно когда им приказывают разливать исключительно «оптимизированные» помои.

Он поймал ее взгляд. Секунда тишины. В ее глазах не было удивления. Скорее… оценка? И она не ответила заученной фразой про пользу оптимизации! Она просто смотрела на него. Ее взгляд задержался на нем на полсекунды дольше, чем требовал протокол вежливости. Взгляд был пуст – ни враждебности, ни одобрения. Но не был и безразличным. В нем что-то было. Что?

Потом она коротко кивнула.

– Возможно, – сказала она так же ровно. – И вам сбалансированного дня.

Она встала и ушла.

Дэвид остался стоять перед автоматом, чувствуя, как дрожат руки. Что это было? Контакт? Или он сам себе все придумал? Имени на бейдже он так и не увидел. Но этот взгляд… он выбивался из общего ряда, как неверная нота в идеально гармоничной симфонии.

Он вернулся за столик. Нутриент-Паста показалась еще более отвратительной. Он чувствовал себя под микроскопом – камеры, сенсоры, алгоритмы «Льва», препарирующие каждое его слово, жест, изменение зрачка. Флешка в кармане неприятно давила на бедро.

Надежда – опасный вирус в этом стерильном мире. Но сейчас, помимо страха и отвращения, он чувствовал и ее – слабый, запретный огонек. Может быть, он не один. Может быть, где-то еще есть люди, помнящие вкус настоящего кофе. Или настоящей ярости.

Глава 3: Протокол 7Г (или Как глубока кроличья нора?)

Этот призрак надежды, это мимолетное ощущение сообщничества в царстве пластиковых улыбок – все это подстегнуло Дэвида. Копать. Нужно было копать глубже. Флешка в потайном кармане больше не казалась актом мелкого хулиганства. Она была ключом. Если система врет так нагло об одном человеке на старой фотографии, то где гарантия, что она не врет обо всем остальном? Чтобы понять масштаб этой лжи, нужно было найти ее корни. Понять, что, черт возьми, такое «Протокол 7Г».

Поиск по основной базе «Льва», разумеется, выдал только официальную жвачку. «Протокол 7Г: Алгоритм эмоциональной стабилизации архивных материалов в соответствии с Директивой о Национальной Гармонии. Уровень доступа: Базовый». Безопасно. Стерильно. Информативно, как инструкция к тостеру.

Значит, нужно было лезть туда, куда «Лев» совал свой всевидящий цифровой нос реже. В «забытые» сектора НацАрхПама. В цифровые катакомбы.

Под предлогом «сверки метаданных для ретроспективного анализа динамики урожайности бамбука в Негеве» (проект достаточно скучный, чтобы не вызывать подозрений), Дэвид выбил себе допуск в Сектор Глубокого Хранения 4Б. Он решил «поработать сверхурочно», сославшись на необходимость «глубокого медитативного погружения в данные без дневной суеты». Местный узел «Шалом+» одобрительно мигнул синим – трудоголизм во имя архивной энтропии приветствовался.

Сектор 4Б был другим миром. Здесь пахло настоящей пылью – густой, слежавшейся, с нотками озона от старой техники и легким душком плесени из вентиляции. Освещение – тусклые люминесцентные трубки под потолком, некоторые раздражающе мерцали, отбрасывая дерганые тени. Эмиттеры «Шалом+» были старой модели, их гудение казалось неуверенным, а «АромаКомфорт» почти выдохся, оставив лишь слабый намек на запах чего-то хвойного и забытого. Вдоль стен – бесконечные стеллажи с пыльными коробками, катушками магнитных лент, контейнерами с микрофильмами. В углу урчали древние серверные стойки, их панели светились недружелюбными зелеными символами командной строки вместо привычных улыбчивых иконок.

Дэвид почувствовал себя почти уютно. Как дома. Он выбрал самый пыльный терминал в углу, который загружался целую вечность, издавая звуки, похожие на предсмертный кашель дисковода. Задача: найти упоминания «Протокола 7Г» не в рекламных буклетах МинНацБлага, а в служебной переписке, системных логах, комментариях к коду – в цифровых кишках системы.

Он начал методично просеивать данные. Поиск по дате внедрения протокола. Перекрестные запросы: «7Г», «эмоциональная коррекция», «Директива Гармонии», «контаминант», «уровень Бета». Большинство файлов были либо зашифрованы на уровне, недоступном для его допуска, либо вели к той же официальной пустышке. Но Дэвид был упрям. Логи доступа, журналы ошибок, комментарии программистов двадцатилетней давности, ругавших кривой код и начальство…

И тут – оно. Фрагмент системного лога. Запись об ошибке при пакетной обработке видеоархивов новым «Протоколом 7Г». Сама ошибка – ерунда, но комментарий…

> ERROR 7G-Apply Batch 48/B-TAVIV-PROTEST.VID – Emotion Index mismatch.

> Threshold violation. Ref Directive: **KANAF-3**. Manual review required.

> Flagged for Supervisor ID: [DATA REDACTED]

Directive KANAF-3. «Директива Канаф-3». «Канаф» – крыло. Что за «Крыло-3»? Этого названия он не встречал нигде. И именно эта директива устанавливала порог срабатывания для эмоциональной цензуры?

В этот момент в гулком коридоре послышались тяжелые шаги и приглушенные голоса – ночной патруль. Дэвид молниеносно свернул окно лога, вызвав на экран какой-то график урожайности бамбука, и принял позу глубоко увлеченного исследователя. Двое охранников в темно-серой форме с эмблемами МинНацБлага на рукавах заглянули в его отсек, лениво скользнули по нему взглядами и пошли дальше. Сердце бешено колотилось о ребра.

Когда шаги стихли, Дэвид, убедившись, что поблизости нет сенсоров движения, быстро скопировал строку лога на свою верную флешку – к стихам Амихая и скану фотографии. Еще один фрагмент запретной реальности.

Он вышел из системы, тщательно затирая следы своих поисков в кэше терминала. Возвращение в главный корпус было как всплытие из мутной глубины на яркий, но искусственный свет. На выходе улыбчивый клерк (уровень удовлетворенности: 98.7%) пожелал ему «эмоционально перезаряжающей ночи». Дэвид выдавил из себя ответную гримасу, которая ощущалась на лице как чужеродный протез.

Дома, в своей компактной жилой ячейке, где встроенный в стену узел «Шалом+» тихо гудел, поддерживая предписанный уровень «Спокойного Удовлетворения» и наполняя воздух едва заметным ароматом ромашки, Дэвид снова подключил флешку к своему персональному ридеру. Яростный человек с фото. И строка лога с загадочной «Директивой Канаф-3».

Сомнений не оставалось. «Шалом+» и «Лев» – не добрые самаритяне, заботящиеся о счастье граждан. Это инструменты. Инструменты контроля, выполняющие чьи-то приказы. «Протокол 7Г» не просто «сглаживал углы» – он целенаправленно вымарывал из истории то, что кто-то могущественный хотел забыть.

Но что именно? И кто стоял за «Директивой Канаф-3»? Кроличья нора оказалась глубже, чем он предполагал. И он только начал в нее падать.

Глава 4: Сообщение в Шуме (или Записка от Неизвестных Доброжелателей, Возможно)

Открытие насчет «Директивы Канаф-3» сработало как двойная доза стимулятора и транквилизатора одновременно. С одной стороны – эйфория! Нащупана нить, ведущая в самое сердце механизма, перемалывающего прошлое в удобоваримую кашицу! С другой – паралич. Потому что эта нить, скорее всего, была под напряжением в пару тысяч вольт и вела прямиком к тем ребятам из МинНацБлага, которые не любили, когда кто-то совал нос в их секретные директивы.

Каждый щелчок в системе охлаждения серверов, каждый пиксель, поплывший на экране коллеги, каждое мурлыканье домашнего узла «Шалом+», подозрительно интересующегося его уровнем серотонина после ужина, – все казалось зловещим предзнаменованием. Он больше не был просто архивариусом. Он был рыбкой в аквариуме, за которой наблюдает не только большой и не очень добрый ИИ «Лев», но и его невидимые хозяева с сачками наготове. А встреча в кафетерии… тот взгляд девушки из техподдержки… все больше казался игрой воображения, артефактом его собственной, стремительно деградирующей психики. Мало ли у кого дергается глаз при виде сломанного автомата с напитками? У него самого глаз дергался уже почти постоянно.

А потом он нашел записку.

Не цифровое сообщение, не голограмма, а анахронизм – клочок настоящей бумаги, вложенный между страниц того самого томика Амихая, где жила его флешка. Книгу он заказывал пару дней назад для «сверки данных», одобренной системой как «культурное самосовершенствование, повышающее общий Индекс Гармонии». Он редко читал стихи – хватало поэзии в протоколах МинНацБлага – но сегодня рука сама потянулась к тайнику.

Листок был сложен вчетверо. Бумага – дешевая, не архивная. Несколько слов, выведенных твердым, но торопливым почерком, чернилами, которые слегка расплылись:

«Амихай знал о сломанных крыльях.

Рынок Махане Иегуда, у фонтана с гранатами. Завтра, 16:00.

Приходи один».

Дэвид перечитал трижды. Холодный разряд прошел по позвоночнику, заставив волосы на затылке встать дыбом (чисто рефлекторно, разумеется, система «Шалом+» не одобрила бы такой несанкционированный всплеск). Амихай. Книга-тайник. Сломанные крылья – Канаф! Махане Иегуда – бурлящий котел запахов, звуков и людей, место, где всевидящее око «Льва», вероятно, страдало от сенсорной перегрузки и легкого косоглазия. Это не могло быть совпадением, даже в их идеально просчитанном мире. Это была она. Девушка-с-дергающимся-глазом из техподдержки.

Но как?! Как она узнала про Амихая? Про «Канаф»? Он что, ходил с неоновой вывеской «Ищу секретную директиву, недорого»? Или… ловушка? Изящная, как хирургический скальпель, ловушка от МинНацБлага? «Ах, вы интересуетесь поэзией и сломанными крыльями? Пройдемте в наш уютный кабинет для разговора по душам и оптимизации вашей личности!»

Мысли забились в черепной коробке, как испуганные птицы. Паранойя боролась с надеждой. Он вспомнил ее лицо – не маску, а то, что было под ней на долю секунды. Фрустрация. Настоящая. Может, рискнуть? Ведь прозябать в этом стерильном, оптимизированном неведении, в мире безвкусной нутриент-пасты и обязательных улыбок, было уже невыносимо. Хуже смерти. Ну, почти.

Он пойдет. Решено. Окончательно и бесповоротно. До следующего приступа паники.

Весь следующий день прошел в режиме «автопилот с повышенным потоотделением». Он сортировал отчеты о популяции пустынных сусликов, улыбался Бену предписанной «Коллегиальной Улыбкой №3», медитировал под звуки «Гармоничного Прибоя», который звучал подозрительно похоже на белый шум неисправного генератора. Мысленно он раз сто проиграл сценарий встречи: что сказать, как стоять, брать ли флешку (нет!), стоит ли заранее написать завещание (на что? на коллекцию архивных ошибок?). Он чувствовал себя персонажем шпионского романа категории Б, только ставки были вполне реальными.

В 15:45 он уже был на рынке Махане Иегуда. После стерильной тишины архива это место обрушилось на него лавиной. Запахи – кардамон, жареная рыба, перечная мята, сырая земля, пот, дешевые духи – сплетались в густой, дурманящий коктейль. Гул сотен голосов, выкрики торговцев, смех, плач детей, рев мотороллеров, пытающихся протиснуться сквозь толпу. Воздух был плотным, живым, хаотичным. Эмиттеры «Шалом+» здесь явно работали на минималках или просто не справлялись – люди вокруг выглядели слишком… настоящими. Слишком эмоциональными.

Он нашел фонтан с мозаичными гранатами – старый, потрескавшийся, но все еще работающий. Встал поодаль, под выцветшим тентом какой-то лавки, делая вид, что разглядывает керамические амулеты от сглаза (которые ему сейчас точно не помешали бы). Сердце колотилось в горле, отдаваясь пульсацией в висках. Каждый прохожий – агент? Каждая улыбка – угроза? Он чувствовал себя голой нервной клеткой под микроскопом.

Ровно в 16:00. Он увидел ее. Тамар (он решил, что ее зовут Тамар, это имя показалось ему подходяще колючим). Она шла со стороны крытых рядов. Простая одежда – джинсы, темная куртка, никаких опознавательных знаков LEV Support. Лицо – спокойная маска. Но глаза… В ее глазах, когда они на секунду встретились поверх голов, было то же напряжение, та же загнанность, что и у него.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.