Тишина между массами

Джон Хэдли

Три раза подряд один и тот же коридор. Он поворачивает налево, но снова оказывается там же. Это не дежа-вю. Это дежа-быть.

Он помнит запах керосина. Кровь на внутренней стороне шлема. Чёрное солнце над Дионом. Доктор говорит: это посттравма. Но почему он знает, что Амара носит перстень на среднем пальце? Он никогда её не видел. Он читает их мысли. Или помнит их мысли. Или это его мысли.

Голос в ухе – детский, рваный, как аудиофайл, потерявший битрейт.

Если ты дойдёшь до центра, ты исчезнешь. Или останешься навсегда. Он не боится. Он просто не знает, кем он будет на выходе.

Амара Удози

На потолке над ней выцарапано слово: Ebu. Это бог воды у игбо. Или имя отца. Или ошибка когнитивного фильтра. Она помнит сказку, которую рассказывала бабушка. Только вот бабушка была в другой стране. И у неё была белая кожа. Она закрывает глаза – и слышит, как поёт народ, которого не существует. Язык похож на бассану, но чуть сдвинут – словно кто-то изменил настройки культуры. Стены дышат. Здание дышит. Разлом дышит. Она слышит: Мы храним то, что забыто. Ты – архив. Ты не человек. Ты хранилище. Под ногтями – пыль. Но не земная. Она пишет символ на руке. И он светится. Никто не верит в миф. До тех пор, пока миф не начинает говорить их голосом.

Фаза подготовки: день 11. Субъекты стабильны на уровне тела. Психомоторная активность в пределах нормы.

Сбой на уровне фоно-памяти. Структура сновидений не коррелирует с временными маркерами.

Протокол: «Внешний шум допущен».

(фрагмент отчёта. Терру. Лично.)

Бассейн без воды. Просто ровная яма, 15 метров, стены в антиотражающем покрытии. Полоса препятствий, где воздух тяжелее, чем бетон. Внутри – четырёхмерная симуляция гравитационного сдвига. Официально – адаптационная нагрузка. По факту – выключатель реальности.

Тела двигаются, как в танце, который никто не учил. Сердечный ритм синхронизирован, как будто кто-то настроил метроном на их биополя.

Терру стоит в зеркальной кабине. За его спиной – ритмографы, биомониторы, пси-контур. Всё записывается. Даже то, что не происходит.

Акира

Он висит в гравитационном кольце. Плечи вывернуты. Мышцы горят. Но боль – не здесь. Где-то на уровне желудка – девочка говорит: «Папа, я не умею падать.»

Металл скрипит, как в том корпусе. Как тогда, когда титановая пластина вошла в крышу. 33 секунды. Не 32. Не 34. Он видит формулу на стене зала – почему она написана почерком Юны? В глазах – нейтрино. Он считает не пульс, а углы.

Если пространство свернуть, можно спрятать воспоминание. Но оно сворачивается само.

И только еле заметный шёпот Акиры, колебал пространство:

Юна…

Я не звал тебя сюда.

И всё же ты пришла.

Сквозь числа.

Сквозь молчание формул.

Сквозь время, которое всегда было неправильным.

Я хотел построить мир, где ты могла бы смеяться.

Где гравитация не смогла бы вырвать тебя из моих рук.

Где свет был бы теплее стали.

Прости меня.

Я думал, что знаю уравнения жизни.

Думал, что можно описать дыхание с помощью констант.

Но когда ты ушла…

Всё, что осталось – это нули.

Пустые строки.

И этот шёпот,

который никто больше не слышит.

Юна…

Мы были только дыханием оболочки.

Я – ошибка переменной.

Ты – золотая ошибка света.

Если где-то есть начало,

я надеюсь, оно пахнет так же, как твои волосы после дождя.

Если где-то есть конец,

пусть он сохранит твой смех.

Пусть он сохранит твоё имя.

И если всё, что было – сон сингулярности…

Пусть в этом сне ты будешь счастлива.

Майя

Электродиагностический тест. Она держит датчик языком.

Вкус – медный, как кровь из разбитой губы.

Она вспомнила: это был первый поцелуй. На крыше университета. В день, когда она нашла клетку. Клетка. Не её. Не земная. Пульсировала в капле льда. Психоаппликация мигает: фоновая речевая активность – НЕ СООТВЕТСТВУЕТ фонеме.

– Что ты читаешь, Майя?

– Я не читаю. Я слышу. Кто-то повторяет меня в будущем.

Её ладонь исписана последовательностью: TGA—CTC—AAA.

Она думает: это имя. Имя из пепла.

Майе казалось, что её мысли звучат громче любого голоса. И она продолжала думать, продолжала думать громко:

Я думала, что жизнь стремится вперёд.Что клетки жаждут света.Что миры заражаются дыханием существования,и продолжают жить, множиться, цвести.Я верила в Панспермию,верила, что в каждой капле космоса есть споры будущего.Но теперь я знаю:Споры никогда не проросли.Свет был фальшивым.Ткань вселенной – мертворожденная.Всё, что я нашла в метеорите,все клетки, шевелившиеся в каплях аминокислот —были иллюзией.Мы не вирус.Мы не семя.Мы не жизнь.Мы – забытая трещина на оболочке сингулярности.Случайная вспышка ошибки,лёгкое биение пузыря, который никогда не был миром.И теперь, когда я чувствую,как кровь моя больше не движется,как клетки замирают в вечной неподвижности,я понимаю:

Я никогда не искала источник жизни.

Джон

Стресс-тест. Камера давления. Он сидит. Визуальная стимуляция: огни, вспышки, лица. Всплывает лицо мальчика. Кто это?

Это я. Нет, не я. Он открывает глаза. Перед ним – Амара. Или её лицо. Или то, что станет её лицом через 20 лет.

В комнате пахнет маслом и кровью. Хотя здесь нет ни масла, ни крови.