Тайна буланого коня

Владимир Чёркин

Тайна буланого коня

Глаза отца…

По весенней грязной дороге, где по краям лежал изъеденный туманом и солнцем серый снег, шёл мальчик. В длинном, на вырост, пальто и старой шапке. На валенки были надеты калоши.

Вытирая рукавом слёзы, он шептал:

– Так и скажу: папка, пошли домой! А то всё время меня обижают, зовут сиротой. И мамка всё время по тебе скучает, плачет. А недавно мама тоже меня сиротой назвала за то, что я дяде Васе в рот заглядывал.

Дядя Вася – мужик из соседнего села – часто приходил к ним в гости. Как-то не сложились у мальчика отношения с дядей Васей. Большой и громогласный, он приносил с собой в дом холод и запах водки. Ещё он так громко ел щи, что казалось, будто кто-то рядом месит глину на печку или ходит по жирной грязи в больших калошах. Дядя Вася, в свою очередь, тоже недолюбливал мальчика, потому что тот почти всегда был дома.

Когда гостя не было, мать садилась у окна вязать. В её разбитых работой руках, как крылья совы, мелькали на спицах крылышки пухового платка. Она пела заунывные песни о неудавшейся жизни, о несчастной доле и плакала.

Сердце мальчика сжималось от жалости к матери и себе. Ведь он тоже считал себя несчастным, так как жил без отца. У друзей же отцы были, и пацаны гордились родителями, рассказывали о них. А ему нечего было рассказать. Но была у него одна тайна про отца, о ней он никому не говорил… Однажды, когда его обозвали сиротой, он прибежал к матери, которую, как всегда, застал за вязанием, уткнулся ей в колени и, всхлипывая, спросил:

– Мама, почему у меня нет отца? Я сирота?

Мать положила на окно вязание, взяла его обеими руками за голову, поцеловала в лоб и, жалостливо глядя в глаза, сказала:

– Ну какой ты сирота? У тебя есть живой отец. – И прижала его к груди.

– А где… где же он?

– Он живёт рядом, за бугром. В селе Вязовое.

– А какой он? – обрадовался мальчик.

– Да как тебе сказать… Круглолицый он, как солнце, и глаза у него, как небушко, синие-синие. Ты на него похож. Посмотрись в зеркало – ты копия отца.

– А почему он не живёт с нами?

– Вернётся… У нас жизнь с ним не пошла. А тебя он любит… Беги, играй.

Мальчик выбежал во двор и поднял голову: на синем небе светило яркое солнце. Мальчик попытался глянуть на него, но сразу же словно ослеп от белого-белого света. Зажмурился, но и с закрытыми глазами чётко видел лицо отца. Ведь не зря он подолгу смотрелся в зеркало.

– Папка, – прошептал он, принимая с благодарностью горячие лучи на свою нежную кожу, – какой ты у меня добрый! – И радостно побежал обратно к ребятам.

С тех пор когда товарищи говорили о своих отцах, он глядел на солнце и, греясь в его лучах, шептал: «У меня тоже есть папка. И он очень хороший и добрый».

Однажды дядя Вася нанёс очередной визит. Был он в кожаном пальто и хромовых сапогах. Белый шарф небрежно окутывал шею, а чёрный чуб охранял его голову от весеннего холода. Когда-то красивое лицо было теперь обрюзгшим, темнели круги под глазами и пахло от него перегаром.

– Поговорить я пришёл, Наташа.

Мать заметалась. На столе появилась бутылка самогона, солёные огурцы, помидоры. Из русской печи ухватом выдернула котелок с наваристыми пахучими щами.

– Пить не буду, а щей вот налей. С утра ни крошки во рту не было.

– То-то, без жены… голодный.

– А вот об этом и пришёл потолковать, Наташ.

– Ты ешь, ешь, – смутилась мать и налила ему щей, в которых лежал большой кусок мяса.

– Нет, я всё-таки выпью ради такой встречи – разговор серьёзный.

Зачерпнул ложкой щи.

– Ух ты! – задохнулся дядя Вася. – Думал холодные. Вроде не парят, а как кипяток. Ух!

– Сало сверху, вот они и не парят. А ты дуй, губы-то есть, Васенька. – Впервые мать назвала гостя так ласково.

А мальчику вдруг стало смешно. Васенька барабаном надувал щёки и, выпятив губы, дул и дул на ложку. И вот-вот должны были последовать громкие знакомые звуки. И мальчик рассмеялся.

Дядя Вася отложил ложку, сердито посмотрел на мальчика и сказал:

– Ты вот хороша, Наташа, а довесок у тебя невоспитанный. Меня родитель учил при чужих за стол не садиться. Я тележного скрипу боялся! А твой чуть ли не на стол угнездился, да ещё в рот мне заглядывает. Вот что значит безотцовщина, сирота.

– Может, ты тоже поешь? – тревожно спросила мать.

– Не буду есть щи! – обиженно сказал мальчик.

– Это почему же? – удивился дядя Вася.

– Почему? – спросила мать.

Месть пришла неожиданно. Мальчик даже сам не понял, как у него это получилось:

– А во щах тараканы, вот! Дядя Вася только что заглотил здоровенного прусака. Вот такого!

Гость вытаращил глаза на лоб, закрыл ладонью рот и кинулся на улицу. Было слышно, как он долго и утробно рыгал. Вернувшись, он одел кожу, обмотался белым шарфом и молча удалился.

– Где ты увидел таракана? – как-то обречённо спросила мать.

– Нигде… А чего он меня сиротой обозвал?

– Ах ты, сирота, сирота несчастный! – запричитала она и прижала его голову к груди.

– Не трожь меня! Не надо! – закричал он.

Мать села на лавку и заплакала:

– Что ты наделал? Человек пришёл, может, жениться хотел. Вон какой нарядный… Судьба, может… А ты – тараканы во щах! Эх ты, глупый! Правда что сирота.

– Я не сирота!

Он накинул шапку, пальто, сунул ноги в валенки и пошёл в соседнее село. Весенний ветер бросал ему в лицо крупу. «Я приведу отца домой. Пусть не знаю, где он живёт, но у людей узнаю, и никто не скажет мне больше, что я сирота», – гудело у него в обиженном сердце.

Поднявшись по дороге на бугор, он нос к носу столкнулся с дядей Гришей, своим соседом, бывшим хорошенько навеселе.

– Виктор, куда это ты?

Мальчик остановился, всхлипнул и, вытирая от слёз глаза, сказал:

– К отцу. Приведу его домой.

– К отцу-у-у, – протянул дядя Гриша. – А ты уверен, что он пойдёт?

– Пойдёт, он меня любит.

– Так-то оно так, сынок, только не ходил бы ты к нему, не рвал бы себе сердечко: пригодится ещё. Придёт он сам, вот увидишь.

– Нет, я пойду.

– Ну, раз решил, отговаривать не буду. Может, что и получится… Да ты знаешь, где он живёт-то?

– Нет.

– Да вот отсюда, с бугра, его большой дом виден. Вон видишь синий фронтон и на крыше петух? Это его дом. Иди, дитятко, дай Бог тебе удачи!

Мальчик бегом побежал по дорожке, которая спускалась к дому. В груди у него всё пело, дух захватывало от радости, что сейчас он увидит отца.

Подбежал к палисаднику: во дворе играла девочка.

– Ты к кому? Ко мне… играть?

– Нет, я к папке, позови его.

– У нас нет твоего папки, у нас мой папка.

На крыльцо вышла женщина в фуфайке и сапогах.

– Варя, иди домой! – строго крикнула она. – Мне на ферму коров доить надо. Закройся и из дома не выходи. Кому я говорю!

Девочка юркнула в дверь.

Подойдя к изгороди, женщина тихо сказала мальчику:

– Отца, смотрю, захотел? Нет у тебя отца! Он мой муж и отец Вареньки. А твоя мать неизвестно где нагуляла тебя. И у тебя никогда не будет отца. Иди отсюда!

Нечаянно или с умыслом она толкнула мальчика, и тот упал на грязный снег. И рухнуло небо. И снова широко открытыми глазами он посмотрел на слабый свет мартовского солнца. Сегодня у него были безучастные и холодные глаза…

НАКОЛДОВАЛ

Мы, молодёжь, не любили его: считали чересчур жадным и практичным. Если нас посылали разгружать щебёнку, то мы вчетвером разгружали одну платформу. Он один делал это. Мало того, он покупал у нас нашу дневную работу, говоря нормировщику, что две платформы разгрузил. На наш вопрос, зачем ему это нужно, отвечал: «Пенсия будет больше, раз зарплата больше».

Раз я калымил с ним один. Он работал надсадно, с хрипом. Когда разгружал гальку с платформы, то лопата входила под гору щебёнки с шипением: "Ш-ш-ш", иногда с визгом. А он – через колено лопату рычагом, и с неё за низкий борт сперва летела глыба, а потом она разлеталась хвостатой кометой, со стуком и шипением падая вниз на горку щебня. И слышалась песня:

Я Мотаню раз-мо-та-ю, посажу её в кисет.

Ты сиди, сиди, Мотаня, не гляди на белый свет…

– Семёныч, отдохни, – бросил я с другого конца платформы, сидя на борту и видя, как он, не переставая, пашет от души, а кучерявые волосы его взмокли и прилипли ко лбу. – Ну и загребастый ты! Хочешь все деньги забрать, – упрекнул его, потому что он на "колыме" отметил, кому сколько выгружать. Себе взял три четверти, а мне одну. Я не обижался на него, ведь всех денег всё равно не огребёшь.

– Будешь загребастым, их у меня четверо, наколдовал себе на шею… – остановился он, опёршись о лопату.

– Как это – наколдовал?

– А вот так! Жену видел мою – Валю? Она у меня такая красавица! А заполучил я её колдовством. Познакомились мы с ней, месяца три я ходил вокруг неё да около. Всё хотел охомутать, влюблён в неё был по уши, но женщина оказалась скалой неприступной. А тут предложила она сходить за грибами, ну я с радостью и пошёл. Иду с ней, природой любуюсь.

В редколесье прижилась октябрьская пора. День не по-осеннему, а по-летнему тёпел. Но макушку греет, а в тени лицу холодно. Паутина серебристыми нитями плывёт в пахнущем преющими листьями лесном воздухе. Нечастые деревья со старыми стволами, окутанные мхами и лишайниками, закопытились грибами трутовиками. С северной стороны деревьев грибы, особенно старые, налились водой, уже похожи на застывший студень. А мне, по правде сказать, грибы были не нужны. Грибы хотела собирать Валя, я же надел длинный тёплый плащ и мечтал о том, как я буду обнимать её в лесу, там, где тишина и покой.

Так вот, пока она искала грибы, я продолжал наслаждаться видами редколесья.

Некогда зелёная скатерть земли пожухла и стала серовато-закопчённой. Лишь деревья, то багряными клубами пламени, то зеленовато-дымчатыми шарами выбрасывая всполохи густо-жгучего огня, ещё жили и словно хотели согреть всю округу. Но уже рубиновыми гроздьями загорелась калина, сбрасывая красными гусиными лапками листья. А рядом, будто в бездонную синь океана, плавно опускался на землю лист тополя, похожий со своим длинным черешком на ската с хвостом. И всё-то я замечал, и всё-то входило в душу.

Природа-то природой, но больше смотрю на женщину, к которой так хочется жарко прикоснуться.

– Давай сядем, – говорю я ей. Валентина смотрит на меня, лукаво улыбаясь. По моему телу идёт дрожь: – Ты хочешь присесть?

– Грибов ещё не набрали.

– Да успеем ещё набрать, их тут, наверное, тьма.

– Ладно, отдохнём, – согласилась она.

Я взмахнул плащом, и он, словно огромная птица, раскрылившись, опустился на землю. Прилёг. Валя села рядом. Потом прилегла на локти и смотрит мне в лицо. А в её глазах, улыбчивых, сливающихся от близости ко мне, и лукавство, и все блага мира. Она понимает, для чего я пригласил её присесть. Настроена игриво и всё хочет меня подразнить. Пальцем разглаживает мои морщины на лбу и шутя говорит:

– Это волны мыслей в твоей голове. А я знаю, какие мысли, сейчас я их разглажу и успокою.

Я обнимаю Валю, притягиваю к себе. Она начинает сопротивляться, и я тут же отпускаю её.

– Ну ты что, Валь?.. – шепчу я.

– Не к месту и не ко времени, – отвечает. – Ишь, какой ты скорый. Без году неделя знакомы, а уж хозяином почувствовал себя… Пойдём грибы собирать. А об этом и не думай.

Встала она и пошла. Я тоже поднялся и понуро поплёлся за ней. Мир лесных октябрьских красок тотчас исчез для меня, поэтому шёл сердитый и всё на неё злился: «Не поддалась, как будто сахарная, растает». Сердечко заныло: «А ну-ка совсем отошьёт».

Она же косилась на меня и загадочно улыбалась. Иногда бросала многообещающие взгляды, от которых моё сердце замирало.

– Ну что ты не ищешь грибы? – спрашивает меня.

– Ищу, – бурчу. – Но их здесь нет.

– Люди откуда-то вчера несли.

– Значит, с другого места.

– С этой стороны, – уверенно говорит она.

Я ещё раз оглядываю местность и твёрдо решаю, что грибов здесь нет: всё закопытили коровы. Только видны тронутые осенней прохладой зелёные кулижки травы: их немного, но они находятся довольно далеко друг от друга. Валя идёт, смотрит под ноги, и я топчусь за ней.

Уставшие, мы подошли к кулижке невысокой набитой травы. Почему-то везде была трава. Неожиданно впереди идущая Валя остановилась и сказала: "Смотри, змея".

Поодаль от нас лежала переливающаяся всеми цветами радуги змея с каким-то знаком на голове. Ну до чего ж она была завораживающе красива, греющаяся в лучах ещё тёплого солнца!

– Ах ты, змеюка! Да я тебя сейчас палкой зашибу, – сказал я и поднял валявшуюся под ногами палку. Змея направила голову на нас, выбрасывая свой раздвоенный язычок. – Ах ты, зараза такая, тяпнуть хочешь? – шагнул к ней.

– Не надо, – остановила меня рукой Валя. – Не видишь, как она красива? И шкура у неё, как полированное дерево, так и блестит. Не иначе это царица змей. Давай лучше попросим у неё грибов, – предложила она.

– Ты выдумаешь! – сказал я тогда. – Ну если хочешь, проси, а я от греха подальше…

– Змейка, змейка, дай нам грибов!

– Прочь отсюда, – сказал я и потащил Валю за руку, – а то ещё укусит.

Не прошли мы и десяти шагом, как нам попалась целая делянка грибов.

– Ну вот, видишь, змейку попросила, защитила от тебя, она нам и грибов дала. Она царица змей, хозяйка здешних мест. Я у неё даже корону на голове видела.

– Корону, говоришь? – улыбнулся я. – Да, что-то на голове змеи сверкало, но это не уж, это – гадюка.

Вскоре Валя набрали полуведёрную сумку грибов, и они закончились Я уже посматривал на лежащую змею, боясь, что она, согревшись, станет активной и, чего доброго, укусит.

Потом я отвёл взгляд от делянки и стал улыбаться. У меня созрела мысль.

И, глядя на змею, встал на колени поближе к ней, тень холодила её, всё-таки я боялся её и выпалил слова из известного мультфильма: "Мы с тобой одной крови". И начал нести-бормотать всякую тарабарщину. Потревоженная змея сначала вскинула голову с раздвоенным язычком, потом легла и поползла от нас, изгибаясь в ямках.

– Спасибо тебе, – сказал я ей вслед и глянул на Валентину.

– И за что ты ей сказал "спасибо"?

– Она сказала, что грибы есть: ты, мол, поколдуй на желудях и найдёшь их; а когда третий раз поколдуешь, то придёшь на это место и снова увидишь меня, и я подскажу, где ещё грибы найти.

– Ты скажешь!

– А если я найду ещё грибов, за это ты позволишь… с тобою… здесь?

Валентина покраснела, прыснула смешком и беспечно ответила:

– Ну если ты наколдуешь… и будут грибы…

– Согласна?

– Согласна, – рассмеялась она.

Я подошёл к дубу. Взял три жёлудя. Положил на ладони. Пошептал, пошептал и кинул на землю.

– О, пойдём теперь по направлению этого жёлудя, – предложил я, – там должны быть грибы.

Она шла за мной, улыбаясь, и удивилась, увидев грибы. А я тем временем осматривался вокруг: не видно ли ещё где грибов.

Женщины вообще-то народ дотошный:

– Пойди найди змею. Попроси ещё, у нас ещё вёдерная сумка есть.

Пришлось колдовать второй раз.

Я глянул. Всё вокруг истоптано, везде вдавленные коровьими копытами следы. Поеденная трава, и только маленький островок стоит чуть поодаль, весь зелёный.

– Идём, сейчас ещё найдём грибов, – сказал я.

Подойдя к одинокой ёлке, взял три шишки, пошептал и бросил. Соизмерил направление одной из них, которая носом лежала в направлении зелёной кулижки.

– Вот туда наш курс.

Вскоре мы подошли к кулижке травы.

– Тут должны быть грибы, – сказал я Вале. – Смотри, осторожно собирай, здесь где-то должна быть змея.

– А ты откуда знаешь?

– Так она сказала, где встретимся, и она, если надо, подскажет, где есть ещё грибы, – снова повторил я.

Валя вздрогнула, и, хоть на её лице было сомнение, она уже не улыбалась. В третий раз я бросил палку вверх, и как она легла, так я повёл уже взволнованную Валю к третьему кулижнику.

Действительно, грибов было столько, что мы наполнили и вторую сумку осенними опятами. Я не собирал, всё осматривался вокруг, боясь змей. И точно, увидел, как одна заползла в норку.

– Вон она, не обманула, пришла на встречу, – говорю я Валентине.

Грибы, змея… это так потрясло её, что она с удивлением уставилась на меня. И было видно, что она верит и не верит, столько у неё, съёжившейся, было суеверного ужаса в глазах.

– Что, грибы будем собирать?

– Нет, пойдём домой.

– А где обещанное? – чуть не взвизгнул я, почувствовав, что она не расположена со мной проводить время. – Не то сейчас спрошу у змеи, где ещё грибы есть.

Она ошалело глянула на меня:

– Нет, не надо, давай отойдём от этого места… Раз я обещала… куда деваться…

Мы обнимались долго.

А потом я смотрел на неё, такую счастливую, с шариками глаз цвета неба в белой платиновой оправе белков, с припухлыми синеватыми губами.

– Ой, что-то захорошело, наверное, я… – счастливо засмеялась она, а потом всплакнула.

– Ты чего? – спросил я.

– Так я в перспективе не тебя мужем видела, о другом думала. Да липучий ты. Вставай, пойдём, да сумки возьми, тоже мне муж называется.

Я обнял её, поцеловал. Она – меня. И мы пошли домой. Идя за мной, Валентина сгорала от любопытства:

– Ну ты скажи, наконец, – не выдержав, спросила она, – как ты места с грибами находил? Неужели колдовал?

Я остановился:

– Посмотри вокруг, всё истоптано коровами, следовательно, и грибов не должно быть. А видишь, зелёные кулижки? Здесь, в этих местах живут змеи, они отгоняют коров. Они, дурочки, боятся змей и обходят участок с желанной травой. А на них-то и растут грибы. Я об этом догадался. А все разговоры со змеями – это чепуха.

– А я-то думала, – и она счастливо и беззаботно рассмеялась.

– А ты думала, змейка нам дала?

– Ничего я не думаю, бери вторую сумку, колдун!

А через девять месяцев у нас родилась двойня, которую я наколдовал. А потом появились ещё двое, уже без колдовства. Вот и работаю, чтобы до ума их довести, на ноги поставить.

Он взялся за лопату:

– Ну давай, моя родная, наяривай, а я посмотрю…

И снова его лопата через колено сыпала без остановки щебёнку, как транспортёр. И неслась песня: "Я Мотаню размотаю…"

КАК ПИСАЛСЯ РАССКАЗ «НАКОЛДОВАЛ»

Это случилось осенью… Приехал я в своё родное село с матерью и сестрой повидаться. Вечером сели ужинать. Сестра угостила меня грибами и стала рассказывать:

– Совсем мало в этом году грибов. Ходили с мужем в те места, где они всегда бывали, – на поле. Но там коровы всё вытоптали. Наткнулись потом на одно место с грибами, но там змея нас чуть не укусила. День был осенний, но тёплый, вот она и вылезла на солнышке погреться. Муж хотел её палкой убить. Но она была такая красивая, переливалась всеми цветами радуги на солнце, что я сказала: «Не бей её! Она нам грибов даст!» Мне даже показалось, что у неё корона на голове красуется. Видно, недавно шкуру поменяла. Отошли мы от неё на десять метров и увидели грибы. Набрали сразу полведра. А потом, сколько ни искали, ничего не нашли. Но я поблагодарила мысленно змею за найденные грибы, и мы пошли домой.

– Да, интересный случай с вами произошёл! – подивился я, уплетая за обе щёки подаренные змеёй и засоленные сестрой грибы.

А потом я вышел подышать родным деревенским воздухом и увидел через соседский забор женщину, которая приветливо мне кивнула. Что-то знакомое было в ней. Я вспомнил, что когда-то был влюблён в неё и что зовут её Зина. В юности она была стеснительна, убегала от меня. Тогда у нас ничего не получилось. Потом она вышла замуж, чуть располнела после родов, но взгляд её синих глаз остался такой же ласковый и открытый…

Вот и сейчас она без стеснения рассматривала меня.

– На чай меня не пригласишь? – игриво спросил я её после того. как поздоровался.

– Пригласила бы, да боюсь, муж узнает, – ответила Зина.

– А мы ему ничего не скажем, – настаивал я.

– При твоей настойчивости я бы не только чаёк с тобой попила… – неожиданно для меня ответила соседка и озорно улыбнулась.

– Ну так я этого и хочу! – воскликнул я радостно.

– Нет, ничего не получится! – сказала женщина, задумчиво глядя вдаль, и через минуту добавила совсем уж неожиданное: – Я не умею стонать во время любви, только при ссорах стонаю.

– Так ты стони искусственно, – посоветовал я ей, вздрогнув от такого оборота разговора, и почувствовал, что она что-то недоговаривает.

– А я не умею искусственно, – с грустью сказала соседка и, прислонив руку к груди, неожиданно поклонилась мне.

Я не понял, что она хочет этим сказать, только понял, что она меня просто разыграла. Мне стало обидно, и я ушёл в дом. Но на этом дело не кончилось. Я решил ей досадить от обиды: урвать хотя бы не её любовь, а что-то, что принадлежало ей. Через забор свисали на сторону нашего двора ветки с сочными жёлтыми грушами. Я сорвал четыре штуки…

– Как не стыдно?! – услышал я за спиной голос сестры. – В детстве тебя за это в угол ставили. А теперь ты взрослый, а снова воруешь чужие груши! Положи их сейчас же под грушу на соседский огород.

– Но ведь ветка к нам свисает! Какое же это воровство?! – пытался оправдаться я.

– Положи сейчас же! – настаивала сестра.

Я подчинился – положил груши, и пошёл домой.

– Твоя жена недавно звонила, – неожиданно сказала сестра. – Тебе надо срочно домой ехать.

– Да я только что приехал! – воскликнул я, а сам подумал: «Неужели она видела, как я клинышки к Зине подбивал?»

– Езжай, раз жена звонила! – категорично заявила сестра.

По её взгляду я понял, что она всё слышала, поэтому и гонит меня так быстро назад, к семье.

– Хорошо, уеду, но в следующий раз приеду не к тебе, а к маме, – ответил я зло и пошёл домой за сумкой с вещами, но сначала попрощался с матерью.

– Езжай-езжай! – кричала со двора сестра. – Нечего тары-бары разводить! Жена дома ждёт! В следующий раз с ней приезжай!

Я сел в свою машину, из соседнего дома вышла Зина в красивом платье и пошла вдоль дороги.

…У меня на душе было скверно: соседка отшила, с сестрой поссорился, мама тяжело больна и скоро её не станет… Я отъехал от дома, и на меня навалились тяжёлые мысли о матери. Я вроде бы её не обижал, но приезжал редко, да и деньгами не помогал, думал, что пенсии ей хватает. Я сердился на сестру, а о том, что она за матерью ухаживает, даже и не вспомнил. Вспомнил только, как попрощался с матерью. Мне показалось, что мама уменьшилась в росте. Она была сухонькая, маленькая, всё расспрашивала меня про семью и про моё здоровье. Когда я с ней говорил, моя грудь переполнялась теплотой и нежностью. И слёзы застилали мне глаза от мысли, что её скоро не станет… Потом я вспомнил, что сестра хочет маму к колдуну вести…

«Это не поможет, – подумал я. – Раз врачи отказались лечить, то и колдун не поможет. Жалко маму!» Тоска заполнила меня. Я успокаивал себя тем, что мама пожила на свете достаточно, но мне было всё равно грустно и больно за неё.

Мысль о колдуне привела меня к открытию: «Может, найти колдуна, чтобы заворожил Зину?» Неожиданно мне вспомнилась строчка из стихотворения Есенина: «Над твоими грёзами я и сам колдун…»

«А если сочинить рассказ, как я заколдовал эту женщину? – начал размышлять я. – В этом рассказе мужчина приглашает женщину в лес по грибы. Конечно, он заранее должен узнать грибные места. Она может не согласиться. Но тут мужчина должен заинтриговать женщину. Например, сказать, что грибы укажет змея. А когда они придут в лес, мужчина сделает вид, что он разговаривает со змеёй и просит её указать грибные места. Потом он возьмёт три жёлудя и бросит их в направлении грибов, а сам как будто забормочет заклинание. Потом он вместе с женщиной пойдёт в этом направлении, и они найдут грибы. Женщина, конечно, удивится и начнёт собирать их, а мужчина возьмёт шишки сосны и опять бросит их… И снова женщина соберёт грибы. Она будет потрясена, в её глазах покажется суеверный ужас. Тут мужчина и должен предложить ей свою любовь, а если она не согласится, сказать, что попросит змею ударить женщину молнией.

– Нет, не надо молнии! – воскликнет женщина и позволит мужчине любить себя».

– Какая глупость! – воскликнул я и начал размышлять дальше: «Чтобы получился хороший рассказ, надо ещё природу описать: кочковатое болото, где они нашли змею, из него выходит газ, который пузырится, вынося ил и грязь; словно стаи испуганных птиц слетают с деревьев листья и летают по лесу; огромные дубы стоят, как истуканы; берёзки в белых ситцевых сарафанах, как молоденькие девушки, разбрелись по лесу; ели в зелёных треугольных платьях машут подолами… Много чего можно придумать!»

Еду я дальше довольный, что придумал становой хребет рассказа, а потом добавлю мышц, мяса, жирка, страстей… Всё будет в этом мистическом рассказе. Главное – найти выход уязвлённому мужскому самолюбию.