Крестик из корицы

Крестик из корицы

Пётр Королёв

© Пётр Королёв, 2025

ISBN 978-5-0060-5527-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пётр Королёв, 2023

РАЗНОЕ (2008—2009 гг.)

Береги живую природу,Пуще глаза своего береги!Неживую ты всегда восстановишь,А живую – не надейся, не жди…Враг тот, кто говорит: «Не бойся!Зарастёт-заживёт. Иди и бери!»Не слушай его – посмотри на небо,Ключевой водой умойся…Живая природа – бесценное сокровище.Так береги же её!Береги.***Глубокая ночь. Сосновый бор.Сегодня не до сна медведям:В их лес пришёл топорНедремлющих людей-соседей.Стук и скрежет тут и там,Фейерверк опилок…Целлюлозно-бумажный комбинатСтроят в городе Улыбок.Вот и деревья все убиты,С ними – весь лесной народ.Не пожалели и медведей – застрелили,А шкуры сдали на пошивочный завод.Комбинат сначала заработал:Новые бумага, доски, целлофан…Через полгода он пошёл в развал:Сырьё закончилось молниеносно,Да и директор много воровал.На месте бора разрослась помойка,Гадят все, кому не лень.А губернатор заявляет:«Переделаем в отель!»Если понимания и простого уваженияУ человека к природе нет,То расплата его ждёт неизбежная.Вернётся бумерангом вред!***Караул! Караул!Ой, беда, беда, беда!Загорелась этой ночьюУ дракона под коронойСто вторая голова!Пауки и тараканы,Мухи, змеи и клопыПобежали, поползли —Как помочь царю хотели!И кусали, и щипали,И щекотали шесть раз в час, но —Не успели и сгорелиС царём и царством Водымореаз.Какова мораль сей сказки?Каждый видит в ней своё.Но неизменным будет вывод:Всему помеха – дурачьё!***Что такое Театр?Это единый братский коллектив,Где все в ответе друг за другаИ развивают фантастический мотив.Театр – это жизнь, а не мечта.Театр есть полёт глубокой мысли.Театр там, где революционная игра.Театр – это двигатель нравственной основы жизни!***Там, где сегодня чернь и кровь,Завтра будет свет и мир.Они не пощадят своих враговИ прекратят их пир.И снова встанут на ноги Свобода, Счастье и Добро,И птицы прокричат в спокойном небе…Не найдёшь дороже ты сокровища – оноВ разуме у каждого, кто с НимиНа пути к Победе!***Сила воли тебе помогает,Сила воли тебя бережёт,Верный путь она всегда укажет.Главное – не страшись невзгод!Твёрдо иди к намеченной цели.И даже если пожары кругом,Ты не сворачивай – будь смелым.Любой пожар утихнет под дождём.***По небу птичьи стаи пролетели.На полях шумит трава.Дождинки жемчугом повисли.В лесу течёт ручьём вода.Разнообразие жизни, гаммы красокВ мире плещут через край.Ты в нём одень хоть сотню масок —Настоящей только не снимай.***Прекрасная зима!Ура! Мороз!Во дворе – вьюга,У меня – красный нос!Небо всё чёрно,Луна испугалась – не зажглась.Ну и пусть, что ничего не видно —А мне и не надо!Главное, чтоб с планеты не упасть!«Есенину»День и ночьСменяют друг друга.Приходят точь-в-точьИ уходят. Вьюга…Оттепель…Жара…Ползут часы, как черепахи.Идут минуты. Капельки дождяСмывают грязь. Умоюсь я,И улыбнусь навстречу Солнцу.И грозы, ласково шумя,Уйдут со мной до следующего дня…***Красный, жёлтый, голубой…Природа, как прекрасен образ твой!Птицы, насекомые, звери и цветы —Красотой и мудростью всех пленяешь ты.Мир спасаешь безвозмездно,Развиваешь творческий полёт…Но спасёт ли кто тебя? Конечно,И я знаю, кто: это будет тот,Кто в вечности не потеряетМысли прогрессивный ход.***Творчество актёра – не игра,А жизнь на сцене и вне её.Найти дорогу в ней непросто, это – да,Но выбора здесь нет, нельзя пренебрегатьТрудом.Шахтёр и Актёр – разница мала.Сгорать в шахте, в неоновых лучах – всё одно…Творчество актёра – не игра,А жизнь на сцене и вне её.***Развернулся предо мноюЦвета неба океан.Чайки с криками толпоюЗабелили его стан.Шум волны и пенье ветраНе забывай ты никогда:Природа – колыбель поэта.Храни её всегда.***Без науки жизнь – не жизнь.Раскроет истину она во что бы то ни стало.Вихрь времени – не торопись!Приготовься к бою, опусти забрало!Кто в бою том победит:Полёт науки или времени зерцало?Не обманитесь, автор здесь хитрит —В  время и наука создают единое начало! союзе ***Уважайте и цените птиц!Способны лишь они без топлива и без мотораБез головокруженья покорить желаемую высьИ, оглянувшись, океаны нежно приобнять и горы.Словно ветер, звенящий садом ночью,Они поют, пронзая небо. А, может, медленно паря…Взлетая, превращайтесь вы хоть в точку —Убитыми только не покидайте облака.***Свобода – это не вседозволенность,А большая ответственность за себя и за других.Право и обязанность – всегда тождественность.Исполняй Закон – и станет свободным мир!Государство и общество должны быть единыВ целях, идеях и взглядах своих.Только тогда будет всё справедливо.Свобода – реальность, не миф!***Большой и чистый первый снег —Загадочная ночь.Горит фонарь, поёт метель,Рука качает дочь.Снежинки белые кружат,Звенят, танцуя, как хрусталь.Зима – прекрасна, велика,И с характером как сталь.***Шумит зелёная трава,Передо мною степь широкая и вольная,Над головою мчатся облака.Да! Мысль здесь как нигде просторная!Природа – целая наука,Познание её всегда безмерное…Войти в природу можешь ты без стука,Но, выходя, сохрани в себе всё светлое.***Последний день дождей. Ноябрьская осень.В парке все скамьи засыпаны листвой.Мороз сегодня крепок очень —Природа погружается в покой.Затихли звуки все, оркестры,Лишь последние листы ещё играют на ветвях…Скоро, скоро пора придёт для зимней песни,Недолго быть природе в дождевых слезах.***В древнем царстве-государстве,В башне на скале крутой,Заточеньем маясь страшным,Сидит разбойник молодой.Вторя звукам грустной песни,Мечтает он свободным статьИ говорит, что невиновен…Но разве подстрекательствоНе злу под стать?***Литература – это кладезьДобра, прогресса и идейной высоты!Великонравственность ума глубокоПронзает стих, рассказ… Вот стержень гуманизма!Так живи!Читай и окунайся в мир неведомый.Ищи!Твори!Мечтай и говори:«Я знаю всё в литературе!»Но «всё» – это сегодня. А завтра?Пока что подожди…***Гром – молния.Стук – вспышка.Терраса зелёная —Как серая мышка.Капля, капля…Дождь из окна,Врываясь открыто,Стучит: ха-ха-ха…Стихия бушует,Стихия поёт,Стихия играет —Спит мой кот.***Река идёт в туман,Стоит еловый бор,Светит яркая луна,В глуши горит костёр.У костра сидит ЯгаИ, продрогши до костей,Сжигает ступу. Всю. Дотла.В лесу становится светлей.Солнце красное взошло,Запели в ветре листья.На куче пепла спит Яга —Уже не сказочная личность.***Жизнь свою отдай на сцене, зрителям и театру,Все помыслы отдай, мечты.Искусства поскорее разгадай загадку:Кто на самом деле ты?Жизнь свою отдай науке,Отрасли её ты глубже изучай.Братства науки и культурыОгонь ты вечный разжигай!***Листок зелёный, листок красный.Сегодня день как никогда прекрасный!И осень, хитро вторя мне,Скачет лихо на листозолотом коне.Листок коричневый, снежинка.Уже летит пурга-пружинка,И, окунаясь в вихрь белый,Зиме кричу я: «Побыстрей бы!»***Два неказистых государства,Пройдя истории нелёгкий путь,Объединясь в большое царство,Мучить стали всех вокруг.Деревни жгли и жизнь губили,Порохом и пеплом заменили кислород.От такого горя страны все завылиИ, соединив в кулак все силы,На грозу пошёл народ.Идут они день, неделю, месяц,А крепостей-то вражьих не видать…– Коля! Режиссёр! По сценарию пора царя повесить!– Да поставить декорации забыли мы!– Опять?!***Налетела вьюга,Закружила звёздочкиИ, сорвав их с неба,Бросила на ёлочки.Мало всё проказницеИ она, повеселев,Сорвала соломенныеКрыши на селе.Полетела дальшеИ, пуще разъярясь,Все товары на базареРазбросила смеясь.Хохоча от радости,Вьюга сгорячаСотворила ещё гадость…Ах, не будем! Не хотите ль калача?***– А-а-а-а-а-а-а-а-а!– Что случилось, а?– Куда пропала серебристая Луна?– Ты что? Ты что? Куда? Куда?– Ты ничего не видишь, да?– Нет, а что я должен видеть?– Кражу, какой не было вовек!– Тогда злодея надо обезвредить!– Да уж, найдёшь его… Ай!!! – ЧПЕК!– Ой, соседушка, ты не упал ли?– Вот тебе раз… Вот тебе и два…– Эй! Глянь на небо! Не она ли?– Она! Она! Поднялась из лужи… Чудеса!***Да, да, да… Нет, нет, нет…Что сказать – не знаю.Я учитель языкаИ по слогам читаю.«Жи» и «Ши» через букву «ы»Уверенно пишу я!Для меня грамматика – конец. Увы!Ох, как бы всё пройти, её минуя?Искать не люблю я лёгких путейИ потому твержу всем:Учитель – тоже Орфей,Или даже луЧЖШХе!Чему ребят я научу?Скорей, они меня научат…Ну, ничего: я найду ответПеред бессмертными педагогическими музами!(). И они меня оправдают. Вот так

БАЛЛАДА ОБ АЛЛЕ

Посвящается моей маме

Алле Петровне Королёвой

Часть первая.

Шутки Келе.

Часть вторая.

Улюлюкающие не запамятовали.

Алла Королёва

О-о-я-я-о-о!Э-э-я-я-э-э!А-а-ие-ио-а-а!Утро, открыв хамелеоновы глаза,Выдувает острый ветер изо рта.Олени встают, олени бегут,Тундра дрожит, птицы поют.Тяжёлое небо бороздят рога,Вектор стада: «реки – в моря».Финиш? – место, где ещё ждут.Цель? – еда и солнышка луч.Туда, где никогда,Да просто так навернякаХохочет в амарантах свежая роса…Ох, не ведал даже художник Вуквол,С ночами прощаясь над этим клыком,Как дух чукотский, многогранник в теле,Бездонных прорубей хитрый житель КелеРассветом вторым с гравюры сошёлИ банкой сгущёнки укатился под стол.1 и 4 и 4 и 0 минут —Всего 1440 минутЛеденеют на бубнах дня. Келе тут.1 и 4 и 4 и 0.В очах плывёт буранный зной,Снегопад свысока немой шлёт вой…Тем временем Келе – в кухлянку и вжи-и-ик!Мерзлота проглотила ярангу вмиг.Э-э-ай-э-э-ай!О-о-ае-о-о-ао!И-и-р-р-эй!В марсовую лужицуОгнём на бетон,Обрив лету голову,Рушится он.Обернувшись позёмкою,Трансцендентный предрассудокАсфальтовой улицыЛаскает перекрёсток.И, естественно, закономОб античастицах,Пренебрегая, по наклоннойБыстрее светаКа!Тит!Ся!Ай-ай-ай, Келе, за своё опять…Может быть, читателя не стоит утомлять?Нас было всего лишь двадцать пятьРазнокалиберных ребят.Математики отвесные кругиПредрешено нам пройти, пробежать и проползти.Сентябрь номер пять молчал у фонаряКолоколами-листьями,И только ветер упрямый манил в никудаЛихими песнями,Когда на школьном на крыльцеПод пение высоких стайЗастыли мы, как встарь…Далёко впились взоры – съезжая с горизонта,Подхваченное парою оленей быстрых, стройных,Режет кочки железо лезвий звонких.От саней – прыг! – зима, а в санях – она.Аллы Петровны пришла пора!Встали линейкой, втянули животы.Учитель с нами сразу на «ты»:«Так, ты почему легко одет?..Надеюсь, это не пачка сигарет…»И со сдержанной улыбкой:«Здравствуйте».Да, совершать ошибкуБлажь для страждущих,В ту пору понимавших этоИ потрясавших стены звуком радостным.А-я-яли, а-я-яли, а-я-яли,Ко-о-оняй, а-я-яли!И уже факелы…– Ой! – лампы горят,Прилежно сели за парты —Учёбе, в принципе, каждый рад.Препод зачем-то стоит у доски.А-а-а, ясно: «Натуральные числа», – читаем мы.Треск звонка – начало урока,Перед баталиями – игровая работа.Заметалось по клеточкам тетрадейОстриё блестящее старанийНаших общих. Обратную сторону стеныЛениво подпирает Келе. «Проходи. —– Зачем? – Учиться. —– О, не стоит так глумиться.Я гордый дух, не человек…Ученья там, где меня нет! —– Что ж, коль наука над тобою не властна,Будет в пользу, и вовсе не опасно,Не без помощи ребятРазрешить шутливый ребус-ряд».Тут, отведя чуть взгляд дозорный,Задёрнул наш учитель штору.Ухмыльнулся дух: «Отчего и нет!»,С потолка водицей затекая в кабинет.И вот рисунок перед ним: идущему во мракеПуть указан хрупким огоньком свечи,И юноша, что в зарукавье книгу прячет,Ему вдруг молвит: «Ичу себлаб идис!»Ужаснулась невежества дыра,Узрев до боли явную разгадку:Ученье свет, а неученье – тьма.«Однако, эта схватка у меня последняя», —– И Келе, всхлипнув, вылетел в трубу,Дабы успокоения испить в том ледяном пруду,Когда-то из которого в пустую пестротуПревознёс себе… Любовь?.. Добро?..Нет – всего лишь только суету.Всё. Конец. Тьфу.Золотые на осеннем не торопясь плывут,С разноцветным и пышным шагаем по серому.Пузырчатые, журча, бегут,Оранжевые закручивая весело.И гомонят вовсю серебряноЛетящие, сидящие и плавающие,И играет звенящий степенноНа колыхающихся.Тук-тук, тук-тук:Мятежно вспыхнет.Сокровенные к простой ведут,Кажется, сейчас и скрипнет…Озорные искрятся на розовых,Взъерошено-причёсанные,Волнительно отстукивают новыеСкрипяще-лакированные.Настал желанный – входим уверенно.Просторные. Чистый блестит, ещё не затёрт.Вздымает торжественно к беломуВорвавшийся в раскрытую и глухо орёт.Поднимаемся в праздничный,Встречаемся с новым:Чуткая, приветливая,С интригующим и скромным.Сидя, спокойно бегаем,Шумно послушно глядим,Смешно наперебой серьёзничаем.Ждём. Дышим. Молчим…Пролетело. Отпраздновали. Учимся.Листопадило скучно, заснегопадило бодро.Изгибать кукарекать замучились,Но шнуровать наковырялись неплохо.Необратимо течёт. В никогда не тающую,Протоптавшись, зароняем.СПАСИБО! – когда-нибудь сверху на бесцветном начертаем,Освежив румяное сияющей. август-декабрь 2010 г.

НОВОЕ СОЛНЦЕ

С-с-с-ш-ш-ш-ш…

У-у-у-о-о-о-о…

А-ы-а-ы-а-ы-а-ы…

Ц-ц-ц-х-х-х…

Снег, начиная искриться под большими оленьими копытами, уходил блестящим полем далеко за горизонт. На протяжении многих лет, каждое утро олень появлялся здесь, на самом высоком снежном склоне посреди ледяной пустыни, чтобы встретиться с новым рассветом тундры. Зовя молодые лучики к себе, он игрался с ними, ловко запутывая в ветвистых рогах, и они отвечали ему тем же, переливаясь серебром на оленьих боках и спине.

«Эй! Эге-ге-ге-гей! Давай умчимся вдаль, олень! Я устелю нам путь звёздами, каких нет даже там! – показала пустыня наверх, позёвывая ото сна. – Нет. Сегодня будем осторожны. Сегодня буря споёт свою песню … – отвечал олень. – Пустыня, разве ты не видишь неба? Посмотри, какое оно сейчас: чистая льдинка, синее море, глубокая прорубь. – Брось ты, что нам до какого-то неба? Мы хозяева земли. Ты – моё украшение, а я – твоя жизнь! Ха-ха-ха! – Нет, сегодня день неба. Готовь свои снега, пустыня, да хорошенько! Прощай!»

Гордо вскинув копытами, умчался олень, оставив пустыню в раздумье. Никогда ещё не было ей так грустно. «Сегодня день неба… буря… готовь снега… Но он не прав! Ведь хозяйка снегов – я, а буря – лишь танец снега. Значит, сегодня мой день, и вчера был мой, и завтра, и послезавтра, и всегда – только мой день. Мой! Мой! – негодовала ледяная красавица, не заметив внезапно опустившейся темноты. – Как, уже и ночь? Что за бесцеремонность, ума не приложу – укладываясь спать, буркнула она. – Лишили удовольствия попрощаться с нынешним днём…»

Вскоре побежала позёмка. Белые холодные барханы тихо двинулись с мест. «Что это? – встревожилась пустыня. – Не поняла… Снега мои, снега, куда вы торопитесь, кто вас гонит? – Это я-а-а-а-о-о-о-у-у! Фр-р-р-р-угу! – вдруг зычно отозвался ветер. – Не признала? Эх-хе-хе-хе-эх-кхы-кхы-апчхи-р-р! Ну что же, пустынюшка-подружка, ответь-ка, будь добра: кто из нас хозяин, а?»

Дунул он что есть мочи и многие снежные кучи враз исчезли. Вихри принялись старательно бороздить необъятные пространства, развеивая по ветру всякую преграду. Сквозь страшный вой, свист, грохот доносился едва различимый стон: «Олень! Олень… Помоги… Где же ты?… Пожалуйста…» Очередной порыв ветра заставил голос умолкнуть, утопив несчастную в собственном снегу.

За снежной пеленой мелькнула человеческая фигурка – оленевод. Опускаясь на четвереньки и поднимаясь снова, он пропал в толще вихрей, клича кого-то.

Вдалеке, в полумраке встал могучий силуэт. Это был олень. «Остановись, ветер, иначе я сразю твой гнев!», – отважно противостоя воздушной стихии, прокричал он. Услышав в ответ лишь смех, он наклонил голову вперёд и бросился навстречу буре. Долго длилась тяжёлая борьба. В какой-то момент олень собрал последние силы и ударил передними копытами о ледяной панцирь пустыни. От удара того повсюду понеслось эхо, земля сотряслась, а из-под копыт вырвались ослепительные золотые искры. В тот же миг небеса прояснились. Засветало. С хрипом и проклятьями побеждённый ветер умчался ввысь.

Олень в изнеможении упал.

Он почувствовал, что лёд на самом деле совсем не твёрдый, наоборот, мягкий как молодой ягель. Он явно ощутил тепло, нарастающее с восходом полярного солнца, нового солнца нового дня. Было и ещё что-то, согревающее и поддерживающее его сильнее, чем десять, сто, тысяча полярных солнц – тепло спасённого сердца. «Спасибо… – благодарно шептала оленю пустыня. – Ты мой спаситель, ты – моя жизнь…»

…Как называется место, где случилась эта история, я не знаю. Но мне посчастливилось побывать там и даже увидеть те самые искры, прикоснуться к ним. Они до сих пор кружатся над прорубью, которую пробил копытами храбрый олень. Может, именно их изобразил художник на гербе одного славного города, что спрятался в завьюжных просторах Крайнего Севера? Кто знает…

КРЕШМОЯ

Посвящаю моим ушедшим друзьям:

коту Барсихе Второй Рыжей,

который любил укладываться

поперёк рукописи «Крешмои», напоминая о перерыве,

или сворачиваться у меня на коленях;

коту Васе,

которого я часто кусал за хвост;

коту Барсихе Первой,

которому устраивал бесконечные дурацкие фотосессии;

коту Тимке,

любящему спать у печки в доме,

незаметно пропадать и появляться из ниоткуда;

псу Топке,

с которым гулял по речке, по ночному посёлку

и которого постоянно примирял с Тимкой;

рыжему шпицу,

к которому однажды забрался в конуру,

запутался в цепи и заснул;

курам,

которых мне нравилось мять в руках,

отчего они убегали в картофельные заросли,

а я их искал.

Уверен: когда-нибудь мы соберёмся вновь…

– Что-то случилось?

– Просто искал тебя. Вот, возьми, пожалуйста…

– Красивые… Но они… они же искусственные, как и остальные в нашей оранжерее. Как одежда и еда… Они не пахнут. А живые пахнут, у них есть запах. Тонкий очень… не помню… Но я знаю точно, что очень, очень тонкий.

– Живые?

– Ты не знаешь, что означает «живые цветы»? Калиник, вот слушай. Все растения называют живыми, когда они растут из земли.

– Земля…

– Из почвы, понимаешь? Это такая чёрная масса. Она похожа на муку, только в ней ещё мелкие камушки и минералы.

– А-а… Как песок?

– Не знаю… Может, и как песок.

– Ты интересно говоришь. А расскажи ещё что-нибудь про живые цветы?

– Куратор мне объяснял, что если растениям дать солнце и дождик, они оживают. Если это у них отобрать, то тогда они… Цветы тогда…

– Я понял, Мавра. Возьми мой букет. Обыкновенный, пластиковый. И, пожалуйста, ты представь, что он живой, хорошо?..

Утро лета.

Титановую плиту, венчающую одинокий скальный остров в бухте Гертнера, медленно и как-то неловко покрывал коричневый снег. Последний раз снегопад приходил вчера и его внезапное ядовитое прикосновение ощутили восемь человек – весь состав очередного похода за новой кислородной партией. Экспедицию ждали, но она не вернулась, искали, но не нашли. Стало ясно: их больше нет. Куратор, спустившись с вершины острова, объявил о прекращении поисков. И не было глухих к беде в тот вечер…

На нашей планете осталось в живых около двухсот тысяч населения, спасшегося после мирового экологического кризиса. Среди этих последних найдутся и чиновники, и артисты, и врачи, и рабочие – те, кто до катастрофы стояли на разных социальных уровнях, зачастую безразличные друг к другу, и уравненные в итоге результатом своего же безразличия. Что имеют эти несчастные сегодня? Одежды мало, да и та изношена до крайности; питание состоит преимущественно из подземных насекомых, личинок, корешков, грунтовой каши да охлаждённого металлического сиропа. Большинство организмов на поверхности давно исчезли. Безопасно можно себя чувствовать только в глубоких шахтах и пещерах, заблаговременно переделанных под убежища. Всего таких убежищ, или станций на земном шаре насчитывалось несколько сотен, одна из них – полость площадью шесть квадратных километров, скрытая пластом гранитного дна под водами Охотского моря, заражённого, как и все моря. Запасы воздуха в таких условиях небесконечны, поэтому приходилось периодически отправлять экспедиции в другую станцию, вырабатывающей кислород, находившуюся в этом же регионе, на Пионерном – некогда уютном микрорайоне города Магадана.

– Снегопад закончился! – доносится из дальнего конца железного коридора проходного отсека станции, где были люки и подъёмник во внешний мир.

Звеня, мерно падают капли.

– Ясно. Значит так, действуем следующим образом: взрослый контингент по физическому состоянию пока не готов идти за новой партией кислорода, следовательно, я отправляюсь один. Если к концу дня меня не будет здесь, то…

– Еремей Олегович, вы являетесь куратором нашей станции. Мы не должны рисковать жизнью высшего должностного лица…

– Достаточно. Я иду не только ради кислорода, ты же знаешь. Ещё полгода назад на Пионерном мы видели ребёнка. Это был последний ребёнок. А потом он исчез. Как и все дети до него – странно и безвозвратно… У них что-то не так. Надо выяснить. Это самый главный вопрос. Итак, если я не вернусь обратно – завтра же отправляйте других. Мои приказы не принято обсуждать.

К комнате, где за кисеёй шла беседа, тихо подкрались Калиник и Мавра.

– Я всё слышу! А ну-ка, молодёжь, пулей в детский сектор!

– Дядя куратор…

– Час от часу не легче. Кому говорю: быстро!

Сияющие любопытством лица, перешёптываясь, исчезают.

– Шустрые ребята, Еремей Олегович, как бы дети…

– Почему «как бы»? Самые настоящие.

Прошло некоторое время. Куратор Еремей Шёлковый осторожно поднялся из люка на титановую плиту. Держа одной рукой толстый ремень, переброшенный через плечо, с десятью пустыми баллонами и отряхивая второй пыль с брюк, он осматривается, спускается к краю островка. Там, внизу пришвартовано судёнышко, очень похожее на гондолу – одновёсельную плоскодонку с высоко поднятой кормой. Одев резиновые перчатки, дабы отравленная вода не разъедала кожу рук, и, отвязав лодку, Еремей погрузил весло в розовую газированную массу и плавными взмахами взял курс к берегу.

С юга плыли бурые тучи. Шёлковый обслюнявил указательный палец и отвёл ладонь в сторону. Ветра нет. «Надо торопиться, Ерёма, сегодня шторм наверняка достигнет этих мест. Сероводород и вдобавок температура в двести двенадцать градусов по фаренгейту – что может быть хуже?.. Только бы успеть…» – куратор загрёб сильнее, неустанно глядя вперёд. До берега оставалось не более трети мили.

Однако вскоре Еремей отметил для себя, что не сдвинулся ни на метр. Несмотря на его старания, лодка странным образом отказывалась плыть. Но это явление знакомо всем на станции, поэтому Шёлковый знал, что делать. Главное – не теряться. Он быстро лёг на дно лодки, уложил весло рядом, накинул на себя кусок припасённого плотного целлофана. И вовремя.

Гондола задрожала, прямо под ней начал расти пузырь. Достигнув в высоту метров эдак четыре, он буквально помчался вместе с лодкой, словно профессиональный конькобежец на хорошем катке. Прискользив к побережью, пузырь резко остановился, отчего всадник, сорвавшись с него, пролетел до самой кромки гравийного пляжа. Повезло: лодка не перевернулась. Еремей, придя в себя, сдёрнул целлофан.

Запах истлевшего дерева. Шорох бегущего песка. Суша.

Шёлковый выбрался из гондолы. Да, всё как прежде. Даже насквозь пробелённые светом мёртвые деревья не изменили своих положений. Оттащив лодку поближе к худой коряге, Еремей повесил на шею бинокль, взял охотничий карабин. На горизонте темнели неровными силуэтами руины Магадана, окутанные полупрозрачными туманными кольцами. Море стало неподвижным, застыли волны. «Всё верно – скоро шторм» – Шёлковый вздохнул и устремился вглубь материка.

По истечении десяти минут он вышел на совершенно разбитую бегущую вдаль дорогу. Пустыня, громады развалин в едином строю, выпирающие из земли куски асфальта, озёра битого стекла, множество съеденных ржавчиной корпусов автомобилей – вот что напоминало теперь о некогда бурлящей движением улице Пролетарской. Изучив в бинокль окрестности, Еремей вступил в это неприветливое царство.

В какой-то момент ему вдруг показалась молодая пара с коляской. Русые локоны девушки, вздымаясь, нежно щекотали её бледные уши. Парень улюлюкал с пробудившимся дитя. Одна лишь улыбка его. Улыбка мира. Двигалась пара навстречу Шёлковому, и тот понял, что растерялся. Верить ли своим глазам?.. Позади семьи проревел грузовик, мчавшийся куда-то вверх налево. Но там ведь никогда не было дороги?.. Беспокойное пламя волос женщины подчинилось мягким ладоням её и утихло. Потускнела улыбка, но для того лишь, чтобы секунду спустя вспыхнуть заново. Пара остановилась. «Нет, это немыслимо», – Еремей зажмурился. Открыл глаза. Никого не было. Только ты и звенящая тишина. Видение растаяло. Город пуст и холоден, по-прежнему немы его коридоры.