Поцелуй с языком

Алексей Куксинский

Поцелуй с языком

ПОЦЕЛУЙ С ЯЗЫКОМ

Это можно было сделать только в четверг. Жена Крамера уезжала утром и проводила почти весь день в городе, посещая спа-салон и салон красоты, а в четыре обедала с подругами. Домой она приезжала не раньше семи. Лео хорошо изучил расписание. Значит, четверг.

Для середины сентября было очень тепло. В рябиннике пропела горихвостка. Лео вытянул ноги и поднёс бинокль к глазам. Горихвостка казалась размерам с упитанного голубя. Она качалась на ветке и разевала клюв, теперь не произнося ни звука. За деревьями блестело озеро, и дорожка опускалась к самой воде. Лео опустил бинокль чуть ниже и увидел Крамера, усиленно крутившего педали велосипеда. Дорожка шла в гору, и скоро Крамер скроется за краем холма. Значит, через двенадцать минут он появится здесь, у крутого поворота, над которым в кустах самшита прятался Лео. Горихвостка несколько раз пискнула и улетела, качнув ветку. Сухой листик, медленно вращаясь, спланировал на поверхность небольшого пруда, настолько заросшего водяным орехом, что зеркала почти не было видно. Лео убрал бинокль, осмотрелся и прислушался. В этой части парка почти никогда не было людей, и даже самшит был нестрижен. Лео спрятал отцовский бинокль в сумку и поднялся на ноги. Кровь прилила к голове и в глазах на секунду потемнело. Волнения не было. Четыре сухие ветки, из которых в разных направлениях торчали гвозди, он подготовил ещё неделю назад, и они так и торчали среди мелких самшитовых листочков там, где он оставил их вчера вечером. В сумке лежал тряпичный мешочек с рогатыми плодами водяного ореха, и Лео достал его, уколов при этом палец. Кажется, слышно, как часы тикают на руке. Нужно торопиться. Он достал из кроны куста сухие ветки и начал спускаться по склону. Лео специально надел туристические ботинки, купленные три недели назад, в день приезда. Сумку он оставил здесь, несмотря на множество ценных вещей, которые прятались внутри.

Склон был крут, и Лео упирался пятками в мягкую землю, чтобы не скользить. Спустившись, он прошёл по дорожке вперёд двадцать шагов, туда, где она делала крутой изгиб. Дорожка была не мощёная, сероватый грунт был хорошо укатан до твёрдого состояния и усыпан палой листвой. Лео аккуратно разложил ветки так, чтобы не наехать на них у Крамера не было никакой возможности. Гвозди, оказавшиеся снизу, воткнулись в грунт и закрепились в нём. Лео развернул мешочек и разбросал вокруг чёрные рогатые орешки, похожие на головы чертенят. Место, как и время, было выбрано давно, изучено и осмотрено. Лео посмотрел на результаты работы. Сухие ветки среди листьев выглядели безобидно, как баптисты, а рогатых орешков вообще не было видно. Впрочем, орешки были нужны для придания композиции реалистичности, чтобы Крамер не заподозрил уготованной ему ловушки.

Лео посмотрел на часы. Осталось восемь минут. Он поднялся обратно к своему наблюдательному пункту и сел под куст. Он снова достал бинокль и стал смотреть на озеро, на котором не было видно ни одной лодки. Бинокль был старый, купленный, как и ботинки, в день приезда, но не в магазине туристического снаряжения, а в лавке старьёвщика, в каком-то переулке. Старьёвщик был молодым хиппи в цветастой рубашке и с кучей браслетов на худых запястьях. Его, похоже, не волновало, что в лавке продаётся старое снаряжение вермахта. Бинокль тоже был немецким, судя по маркировке, фирмы Сваровски. Лео положил франки на прилавок и спрятал бинокль в сумку. Хиппи мотал головой под индийскую музыку, доносившуюся из стоящей в углу радиолы. Что-то не давало Лео уйти. Он смотрел на прилавки с вываленной в беспорядке амуницией, с которой были неаккуратно спороты нашивки. Пистолет у него уже был, а ножи ему не нравились. Хиппи, кажется, не замечал, что покупатель не уходит. Браслеты позвякивали в такт музыке. Лео посмотрел на прилавок. Ощущение того, что его действиями руководит невидимая, но могущественная сила, снова пришло. Он мог задушить хиппи одной рукой и забрать всё, что захочет, но могучая сила воспротивилась такому решению.

– И ещё это, – сказал Лео.

Хиппи с трудом разлепил глаза и уставился на Лео расширенными зрачками.

– Вот это, – Лео постучал по пыльному стеклу пальцем. Там, за витриной, на выцветшей муаровой ткани, лежала мёртвая сухая бабочка. Ещё один хороший знак.

Хиппи медленно открыл заднюю стенку витрины и сунул руку под стекло. У него ушло несколько секунд на то, чтобы понять, что движущаяся во мраке рука принадлежит ему. Наконец, он выудил и подал Лео то, что требовалось – старые солдатские шахматы, где фигуры заменяли плоские магнитные фишки с картинками.

Шахматы, бабочка, Крамер – сама судьба привела его сюда. Лео убрал бинокль в сумку и начал наощупь перебирать лежащие там предметы. Фотоаппарат лейка, несколько кассет фотоплёнки 135-36, несколько карандашей и авторучек, салфетки, бутылка воды, пачка французских презервативов, несколько блокнотов, в одном из них между страниц вложены двенадцать марок ЛСД, несколько мятых банкнот, орнитологический справочник, пачка сигарет, спички и зажигалка, наручники, швейцарский нож, использованный шприц, эластичный бинт, лейкопластырь, солнечные очки, таблетки от морской болезни, последний роман Крамера в мягкой обложке, вчерашняя газета и на дне, в потайном кармане – «беретта М1935», украденная у отца, и запасной магазин к ней. Это мысленное перечисление вещей, соотношение прикосновения и ощущения разнородных поверхностей с наименованием напоминало детскую игру и успокаивало. На рябину вернулась горихвостка и опять запрыгала по веткам. Где-то далеко на озере загудел прогулочный пароход, и эхо заметалось, отражаясь от воды и горных склонов. Лео снова посмотрел на часы. Времени как раз, чтобы выкурить сигарету. Пальцы нащупали пачку «житан» и зажигалку. Горихвостка обернулась на щёлканье зажигалки. Лео выпустил дым в голубое небо. Он мысленно разыграл вариант Алапина сицилианской защиты, тронул чёрного коня и задумался. Волнение всё не приходило. Он совершал поступки гораздо опаснее, чем то, что хотел осуществить сейчас. Удача, которая покровительствует смелым, всегда ему сопутствовала. Без удачи в журналистике никуда, хотя то, чем он занимался, очень часто выходило за пределы традиционной журналистики.

Горихвостка застыла на кончике ветки, раскачиваясь на ней, как на качелях. Лео глубоко затянулся и выпустил дым через нос. Если за ним кто-то следит, то видит просто орнитолога-любителя, решившего выкурить сигарету. Кроме горихвостки, он сегодня видел достаточно редкую в этих местах желну. Даже сделал несколько фото, если вдруг случайно дело дойдёт до разбирательства. Сам Лео в роли наблюдателя за птицами казался себе правдоподобнее, чем чувствовал себя в роли журналиста, охотника за сенсациями. Он аккуратно потушил окурок о подошву и по привычке присыпал его землёй. О его присутствии здесь никто не должен знать. Всё будет выглядеть случайно, как сама судьба.

Он встал с земли ещё до того, как услышал шуршание шин, возглас Крамера и звук падения чего-то тяжёлого. Звякнул металлический сигнал, стальная рама тяжело ударилась о землю. Всё затихло, но там, внизу, тихо стонал человек. Лео начал спускаться с уклона, стараясь попадать ногами в свои старые следы.

– Эй, всё в порядке? – громко спросил он.

Странно, у него даже не возникало мысли, что Крамер, падая с велосипеда, может свернуть свою стариковскую шею или размозжить голову о камень или ствол дерева. Об этом должна позаботиться удача. Лео спустился на дорожку, жалея, что не надел очки с простыми стёклами. В очках он приобретал совершенно беззащитный вид. Впрочем, это хорошо действовало на женщин, а Крамеру явно будет некогда его разглядывать.

Велосипед лежал посреди дорожки, переднее колесо было искривлено, из него торчали спицы. Руль пропахал в земле глубокую борозду. Шина была разорвана, как негодная салфетка. Лео ногой столкнул ветку с торчащими гвоздями в пруд. Крамера нигде не видно. Лео осмотрелся, увидел три оставшиеся ветки и тоже столкнул под воду, ногой раздвинув заросли водяного ореха. Спохватившись, Лео закатал рукава рубашки, чтобы была видна татуировка. Из кустов справа послышался стон и Лео рванулся туда, чувствуя сопротивление гибких веток.

Крамер лежал на боку, спиной к Лео, поджав под себя ногу. Рубашка была разорвана, и в прорехе было видно голое тело. Крови нигде видно не было. Лео наклонился над Крамером и спросил:

– Вам помочь?

Он сделал максимально участливый голос. Крамер застонал в ответ и слабо махнул рукой.

– Давайте, я вам помогу.

Лео нагнулся и ощутил острый запах одеколона. С трудом он аккуратно перевернул Крамера на спину, тот издал глубокий, исполненный страдания стон. Глаза Крамера были закрыты, а лоб пересекала глубокая ссадина, сочившаяся красным. Несколько капель крови стекли в правую глазницу, перечеркнув лоб и переносицу красными полосками, сделав лицо похожим на тетрадь нерадивого ученика. Лео подхватил старика под мышки и попытался оторвать того от земли. Крамер был тяжёл, как будто наполнен ртутью. Лео мысленно выругался, не убирая со своего лица маски сострадания.

– Вставайте, вставайте, ну, – сказал он.

– Оставьте меня в покое, – резко ответил Крамер, не открывая глаз.

– Давайте я отвезу вас в больницу, – сказал Лео.

Любому знатоку творчества Крамера была известна его ненависть к врачам, больницам, лекарствам и медицине. Если в какой-то его книге среди героев появлялся врач, можно было биться об заклад, что этот персонаж заразил невесту триппером, или украл деньги у престарелой матери, или растлил подростка, или просто человек низкий.

Крамер зашевелился на земле, как раненый с перебитым хребтом.

– Никаких больниц, – прошептал он.

Он изогнул шею, дряблая кожа натянулась, как средневековый пергамент. Лео присел рядом и выставил руки так, чтобы татуировка оказалась прямо перед носом Крамера.

– Тогда я отвезу вас домой, – сказал Лео как можно мягче.

Он убрал руки, чтобы не пугать старика. По листьям прошелестел порыв ветра, и Крамер, кряхтя, перевернулся на бок. Он внимательно смотрел на предплечье Лео, на чёрную пешку и белого ферзя, чётко прорисованных индийской хной.

– Любите шахматы? – спросил Крамер, и Лео мысленно возликовал.

– Очень, – ответил он и подал старому писателю руку, – куда вас отвезти?

Крамер немного поколебался, но всё-таки протянул Лео обе руки. Лео встал, упёрся ногами в землю и аккуратно потянул старика на себя. Он знал, что Крамер в хорошей для своего возраста форме, но после падения нужно было соблюсти аккуратность. Крамер застонал и поднялся на ноги, как младенец, делающий первый шаг.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Лео, не отпуская рук. Со стороны могло показаться, что они танцуют какой-то старинный медленный танец, танго или гангар. Крамер опирался на одну ногу, поджимая вторую, как уставшая цапля. Брюки его были порваны на колене и ниже, но крови видно не было, просто ссадины.

– Вы можете стоять? – спросил Лео. Крамер кивнул.

– Моя шляпа, – сказал он.

Лео отпустил старика. Тот опустил вторую ногу на землю и застыл, прислушиваясь к ощущениям, со страдальческим выражением на лице.

Лео украдкой посмотрел на часы. Они танцуют тут десять минут, уже очень долго. К счастью, шляпа старика не улетела далеко, застряла в ветках ближайшего куста. Лео протянул её Крамеру, и тот криво надел её на лысую веснушчатую голову.

– Мой велосипед, – напомнил старик. Он постепенно приходил в себя, приобретая свойственные его натуре высокомерие и апломб.

Лео выбрался из кустов на дорожку. Вокруг по-прежнему было пусто и тихо, только какая-то невидимая птица щебетала среди деревьев. Лео поднял велосипед Крамера, старый американский «швинн», который старый писатель привёз с собой из США, где во время войны и после преподавал в Итакском университете, и где пристрастился к езде на двух колёсах по аллеям и тропинкам кампуса. Это велосипед и его историю Крамер описал в своих воспоминаниях и нескольких рассказах. Держа велосипед за погнутый руль, Лео помимо воли испытывал то чувство, которое в старых и никуда не годных романах именовалось трепетом. Он не знал, почему это чувство не возникло, когда он помогал подняться старому писателю, а появилось только сейчас, при прикосновении к неодушевлённому предмету. Несколько месяцев назад он не мог помыслить, что будет тащить чрез поломанные кусты велосипед Крамера, этого чистого литературного гения, безнадёжно испорченного старением. Велосипед – это пришелец из времён «Истерики», «Половины Солнца» и «Смерти феи». Последние книги Крамера никуда не годятся, это просто какой-то полуфантастический неудобочитаемый бред, продающийся только на волне популярности его предыдущих книг. Велосипед был связан с тем давнишним Крамером, мастером и гением, а теперешний Крамер – просто уставший старик, берущийся за перо по привычке, и сам понимающий, что больше ничего не сможет выжать из своей истощённой фантазии. Мастерство осталось, но мастерство без фантазии – ничто.

Лео с трудом протащил труп велосипеда через заросли. Листья и веточки застряли в спицах. Крамер прослезился, когда увидел, что стало с его байсиклом, взмахнул исцарапанными руками.

– Вы можете идти? – спросил Лео. – Я поведу велосипед.

Крамер горестно кивнул. Пока Лео ходил за велосипедом, писатель успел промокнуть кровь на лице носовым платком. В ущельях морщин блеснула слеза. Старики сентиментальны, подумал Лео, как мой дед. Лео вывел велосипед из кустов, в заднем колесе что-то потрескивало и трещало, как будто там сидел сверчок. Переднее колесо при вращении вырисовывало в пыли конхоиды. Крамер плёлся сзади и издавал при каждом шаге стоны и хрипы. Лео периодически оглядывался через плечо, стараясь придать лицу тревожное выражение, но Крамер жестом римского патриция побуждал продолжать путь.

Лео всё предусмотрел заранее. Арендованный «рено эстафет» он оставил на стоянке в трёхстах метрах. Это тоже было одной из причин, почему он выбрал именно это место. Лео знал, что Крамер после падения с велосипеда не сможет пройти большое расстояние, и даже эти несколько сот шагов окажутся для него испытанием. Они останавливались один раз, и Крамер растирал левую половину груди под тревожным взглядом Лео. В траве стрекотали кузнечики. Потревоженные их шагами, они взлетали из-под ног десятками. Наконец, Лео прислонил искалеченный велосипед к синему, нагретому солнцем боку микроавтобуса. Крамер сел на бордюр и закрыл глаза. Стоянка была пуста, парк окружал её с трёх сторон, а с четвёртой стороны узкая дорога сбегала к берегу озера. У противоположного берега застыли несколько белых штрихов – паруса лодок, какими их обычно издали рисуют импрессионисты.

Лео открыл заднюю дверь и положил велосипед на пол салона, заранее застеленный старым серым одеялом. Свободным концом одеяла он укрыл «швинн» как раненого. Захлопнув дверь, он посмотрел на Крамера. Тот сидел, не меняя позы, панама съехала на глаза. Наступил самый ответственный момент.

– Хотите воды? – тихо спросил Лео.

Крамер открыл глаза и облизал сухие губы бледным языком.

– Хочу, – ответил он.

Бутылка воды, в которой Лео несколько часов назад растворил сто пятьдесят микрограммов ЛСД, лежала в сумке. Крамер снова закрыл глаза, а Лео отошёл к машине и открыл водительскую дверь. Крамер не мог его видеть. Лео усиленно делал вид, что что-то ищет за водительским сиденьем. Одной рукой, не открывая сумку, он достал маленькую стеклянную бутылку. Крамер ненавидел пластик и всё современное. Стекло было прохладно, вода была прозрачна. Лео вернулся к Крамеру, протянул ему бутылку и сказал:

– Вот, возьмите.

Крамер не заметил, что крышка не была запаяна. Он взял бутылку, свернул серебристый колпачок и стал жадно пить, булькая горлом. Лео смотрел, не моргая, как с каждым глотком в бутылке убывает вода. Крамер выпил всё. Лео забрал у него посуду и сунул в сумку.

– Вставайте, я отвезу вас домой.

Крамер поднялся без посторонней помощи, вытащил из заднего кармана льняных брюк носовой платок и вытер сухое лицо. Ссадина на лбу потемнела. Лео проводил его к машине и открыл переднюю пассажирскую дверь. Внутри было душновато, но терпимо. Крамер вскарабкался на кресло и обмяк в нём, закрыв глаза. Лео несколько секунд смотрел на старика, на его порванную рубашку, на морщины и исцарапанные руки, а потом закрыл дверь. Перед тем, как сесть за руль, он обвёл взглядом стоянку и деревья. Вокруг было пусто, как и положено в будний день. Впрочем, он не совершает ничего предосудительного, просто помогает пожилому джентльмену, упавшему с велосипеда, добраться домой. Лео сел за руль и завёл двигатель. Украдкой он посмотрел на дремлющего Крамера. Из ноздрей старика торчали несколько седых волосков. Лео отпустил сцепление. Микроавтобус дёрнулся и поехал, но Крамер не открывал глаз. Лео боролся с желанием надавить на газ и вёл машину осторожно. Машина выехала с парковки и повернула на узкую дорогу. Перед глазами Лео раскачивалось деревянное распятие, которое кто-то повесил на салонное зеркало. Впереди за перекрёстком тянулось дорога, ведущая в город. Лео повернул и перестроился в левый ряд. Навстречу ему проехали несколько машин. Прямо из-за озера поднимались горы, снег на вершинах которых не таял даже летом. Теперь они ехали вдоль озера, прямо над которым висело большое оранжевое солнце. Картинка была точь-в-точь как с рекламного плаката в туристической фирме.

– Куда вас отвезти? – спросил Лео.

Конечно, он знал адрес Крамера, несколько раз прогуливался вдоль кованого забора и специально снял комнату в пансионе, из окон которого дом и дворик в бинокль просматривались почти навылет.

Крамер сказал адрес, и Лео на всякий случай, чтобы не вызывать подозрений, задал несколько уточняющих вопросов. Крамер неохотно отвечал, не открывая глаз. Лео крутил руль, микроавтобус, гудя, взбирался по крутым улицам. У выезда на небольшую площадь Лео заметил полицейскую машину и долго смотрел в зеркало, но она осталась неподвижна. Гостиницы и магазинчики кончились, начались кварталы благоустроенных вилл. Лео знал, что Крамер с женой несколько лет жили здесь в номере люкс лучшего отеля, пока не купили особняк.

– Какой номер? – спросил Лео, хотя забор был прямо перед ним.

Крамер открыл глаза и вяло показал пальцем.

Лео знал, что прислуги в доме нет, но спросил:

– Как открыть ворота?

Тон Крамера был капризен, как у избалованной принцессы:

– Откройте сами.

Лео затянул ручной тормоз, вышел из машины и подошёл к воротам. Они были заперты только на засов, до которого можно было без труда дотянуться рукой. Тяжёлые створки распахнулись без малейшего скрипа.

Лео въехал в ворота и сразу остановился. Дорожка, обсаженная старыми платанами, огибала дом. Лео вышел, запер ворота на массивный засов и объехал дом с обратной стороны, чтобы микроавтобус не было видно от дороги. Он поставил машину в тени деревьев, возле низкой ограды из природного серого камня, разделявшей двор и запущенный сад. Лео помог Крамеру выбраться из машины и спросил, куда поставить велосипед. Крамер показал. Его глаза блестели, а лицо утратило бледность. Лео поставил велосипед у задней стены дома, рядом с помятым мусорным баком. Крамер стоял рядом и смотрел на татуировку.

– Давайте я угощу вас кофе, – сказал он.

– Давайте.

Крамер уже почти не хромал, когда они подошли к дверям. Крамер вынул из кармана небольшой блестящий, похожий на рыбку ключ и отпер дверь.

– Прошу, – сказал он, открывая перед Лео прохладное нутро дома.

Длинный коридор, отделанный дубовыми панелями. Слева в темноту уходила лестница. Впереди светлела гостиная, из-за дверного проёма выглядывал угол кожаного дивана. На стене среди гравюр висело дорогое охотничье ружьё «Э. Д. Чёрчилль» с коротким стволом. У деда Лео было такое же, только ореховый приклад был другого оттенка. Лео нигде ничего не слышал и не читал о том, что Крамер хоть единый раз бывал на охоте.

– Может, партию в шахматы? – спросил Крамер. Его глаза блестели, как в лихорадке. Видимо, ЛСД уже оказал своё действие, запустив свои невидимые щупальца прямо в мозг старика. Он снял панаму и бросил её на пол.

– С удовольствием, – ответил Лео.

***

Впервые Лео узнал Крамера не как писателя, а как автора шахматных этюдов. Дед Лео приобщил его к шахматному искусству с пяти лет, и мальчик с первых уроков проявил недюжинные способности. Часами он просиживал за пятнистой доской, иногда с дедом, иногда один, разбирая самые хитроумные комбинации. Отец Лео не поощрял его склонностей, но родители почти всё время проводили в деловых поездках, и времени на игру оставалось достаточно. Бесконечные летние каникулы Лео проводил у деда, в его загородном доме в предгорьях Центрального Массива. Бабушка тоже была, как и братья с сёстрами, но почему-то они всегда присутствовала только на заднем плане, ускользая от прямого взгляда. Дед с бабкой были эмигрантами первой волны, они уехали даже ещё до октябрьской революции, ещё молодыми и бездетными. Дед испытывал отвращение к любой торговой и производственной деятельности, но, тем не менее, быстро разбогател. К тому времени у него уже успели родиться дочь и сын, отец Лео. Дед никогда не звал внука Лео, только Лев. «Лев прав, – говорил дед, и добавлял – Лев Глебов – прекрасное стародворянское сочетание». Он не уставал подчёркивать древность своего дворянского рода, постоянно поминая столбовые книги. Лео тоже считал, что с фамилией ему повезло, поскольку любой полуграмотный француз легко мог прочесть Gleboff на любом документе. Дед часто поминал своего знакомого по фамилии Болховитинов, чьё имя постоянно становилось преградой для чиновников разного ранга. Дед считал, что Болховитинов ему завидует, поскольку, не смотря на древность фамилии, Болховитиновы не числились среди столбового дворянства.

Лео сидел в беседке и смотрел на шахматную доску. Там чёрный король пытался увернуться от коня и пешки. Мальчик глубоко задумался и не услышал ни шагов деда, ни шуршания газеты в его руках.

– Вот, взгляни, Лев, – дома дед говорил только по-русски, – какой необычный этюд.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.