Неравный бой. Нигилистический фатализм

Артём Уваров

Неравный бой. Нигилистический фатализм

акт 1

Наболевшее

глава 1

—Бежим быстро! Начался обстрел. Из леса, откуда только что вышел отряд, стреляют длинными очередями. Ни один солдат не ранен – это отряд восемнадцатилетних парней и только одному парню 23, только что взявших в руки автоматы, под командованием Луйко.

Во время бегства два мальчишки столкнулись друг с другом в плечо. Один из них говорит: «Извини!» – «Да ничего страшного, опомнившись и вернувшись к прежней скорости врезавшийся думает – стоп мы же оттуда идём». Запыхавшийся боец кричит: – «Может, это дружественный огонь?» – Луйко! Луйко!

В ответ – тишина. Только запыхавшийся боец разделивший колонну на две части: тех, кто остался позади, и тех, кто хочет выжить, может ещё что-то говорить.

Командир, увидев, как отдаляются отстающие, наконец обратился к своим солдатам:

– Нас послали как пушечное мясо, чтобы видеть, куда стрелять артиллерией.

Покраснев и склонившись над землёй, он скрывал ужас от неизбежной смерти, которую испытывал. Один из солдат удивленно спросил:

– Так это кто стрелял?

– Не знаю, может, и свои, чтобы вести нас прямо на врага.

– Но как? Это же родина… Украинка.

– В гимне нам сказали положить душу за родину. Для них родина – это олигархи, которые решают, кто должен умереть за их бизнес.

Солдата, который разделил колонну, звали Андрей. Он был обычным парнем: любил слушать рок, смотреть незамысловатое кино и окончил школу экстерном, завершив последние два года за один. Делал это не потому, что выделялся умом среди сверстников, а потому что хотел быстрее начать работать, а не просиживать стул. В 17 лет он устроился строителем, хотя ничего не умел и начал как разнорабочий.

Андрей был обычным парнем, но в нём было кое-что, что выходило за рамки обыденности. В нём жил дух революционера, не святого и не злого, а дух стремления к переменам. Родился он в 1998 году, видел многое, смотрел в обе стороны – на запад и на восток. Он понимал, что от государства денег не дождёшься и что придёться самому зарабатывать. От президента он ждал представительства своего немногочисленного народа, а свободный дух олицетворял для него альянс идей добра, гуманизма, толерантности и помощи слабейшим. Эти ценности вели его с ранних лет, и вот в 2014 году они привели его на площадь.

Это начальное формирование личности Андрея, но не его конечная форма. Ошибки, грехи и упадок – всё это свойственно каждому, и именно это формирует "душу", приобретая опыт для того, чтобы не повторять ошибки и начать созидать. Исследователь становится исследуемым, анализируя любую духовность, мы приближаемся к пониманию этики и первичной философии. Понимание вождя стаи и его духовности, или связь упадка с патологией, показывает, что историю пишут победители, а законы составляют вожди под себя.

Отстающий отряд зашухирился, машинально все легли на землю и начали ползти к лесу, откуда вышли. Андрей, видя, что все собраны и действуют воедино, решил взять команду под своё руководство, демонстрируя идею сверхчеловека.

– Ползём медленно и не отрываемся друг от друга. Там свои, они нас не расстреляют. Наш приказ – пройти в лоно врага и вести бой. Сейчас мы попали в западню, это тактическое отупление. Мы не нарушаем приказ, – сказал он.

Все, как один, приняли команду как приказ сверху. Жажда спастись, заложенная внутри видовой эволюцией, заставляла бойцов найти способ выбраться. Андрей был авторитетом в глазах молодых бойцов благодаря своему старшинству на пять лет.

Протагонисту это всё напоминало события на площади, олицетворение неравного боя. Как и тогда, он понимал, что есть время отступать и есть время наступать. Главное – не стоять на месте и не терять контроль, а в нужный момент брать всё в свои руки. Он не видел себя лидером, он видел себя верным бойцом, солдатом, выполняющим приказ согласно принятому им положению.

Половина отряда доползла до леса, некоторые потеряли автоматы. Звук выстрелов прекратился, но ощущалась угроза неведомой атаки. Андрея не покидало чувство, что кругом враги. Это естественно, когда в твою сторону стреляют или лишь направляют оружие. Не такое уже это и братство, о каком равенстве может идти речь, если некоторые жизни настолько обесценены? Однако победа не измеряется потерями, но это должно быть добровольно. Андрея не покидала уверенность в этой мысли. Герои становятся героями благодаря собственным решениям. Всё остальное напоминало ему сталинский режим, где жизнь человека была менее важна по сравнению с диктатурой пролетариата, который являлся большинством. Экономика не должна ставиться выше личностного самоощущения. Централизация экономики ведет к упадку коллективизма, что приводит к росту сепаратизма и повстанческих настроений. Жажда перемен, которая настигла Советский Союз после жестокости Сталина и дисциплинарного режима Брежнева.

Бойцы заметили блики зеркал на возвышенностях деревьев – то ли игра солнца, то ли снайперы. Один из бойцов, увидев движение в паре десятков метров, встаёт и бежит навстречу.

– Братья, не стреляйте, свои! Вы нас не заметили или перепутали с врагами.

– Ляг, они сами подойдут. Они нас видели, поэтому стреляли. Не глупи, – говорит Андрей.

Из громкоговорителя раздался звук, по эху напоминавший колонки:

– Бросайте оружие и ложитесь мордами в землю! У нас вы получите еду, сигареты и медицинское обслуживание. Ваша страна скоро будет ничем, но у вас есть шанс найти своё место в новом русском мире.

Молодые солдаты впали в состояние шока и непонимания.

– Это всё неправда, это… это… как так? Я видел, что делали с пленными у нас, с нами поступят так же или даже хуже.

– Сюрреализм, да? – сказал Андрей.

Бежать уже поздно, прятаться негде. Лишь одно может утешить – Луйко с оставшимся отрядом, они должны – просто обязаны нас вытащить.

– Что ты говоришь? – спросил боец, лежащий рядом, пытаясь найти утешение в словах Андрея.

– Я нас подвёл. Мы должны были объединиться с оставшимися…

Что хотел сказать Андрей, и так было понятно. Его мысли прервал смеющийся солдат, вражеского отряда, явно взрослее их. Всё ведь познаётся в сравнении – в относительности глобального наблюдения. Для кого-то Бог – это дед на небесах, а для кого-то сила, являющаяся самим фактом жизни во вселенной.

– Видно, вас сюда отправили на убой, такие молодые, что, уверен, нормального обучения даже не прошли. Ну а если смотреть на это с другой стороны, возможно, в бою научитесь лучше, так сказать, на полевой. А с другой стороны – как говорится, тяжело в учении, легко в бою.

Связь спартанской и кутузовской идеологии, хоть в этой борьбе персидская армия – это Россия, а Спарта – Украина, на деле всё перемешалось. Все одинаковы.

– По большому счёту, нет разницы, на чьей стороне ты воюешь. Где родился, там и служишь, как сказали бы анархисты – тому государству. Но у них своя концепция, а у нас с вами своя. Мы видим мир как войну и доминирование, превосходство одного над другим. Согласен?

Не было понятно, спрашивает ли он своих или вражеский отряд. Возможно, это был риторический вопрос, на который он неизбежно собирался ответить сам, считая себя умнее и думая, что эту информацию нужно разжевать недоразвившимся мальчишкам.

Всех погрузили в один автобус и повезли через необычные петляющие дороги – не то чтобы не проезжаемые, но с трудом проходимые.

Шёпотом пленные переговаривались:

– Куда нас везут? Это же наша местность, они не могли так быстро прорваться.

– Видимо, могли…

– Да не могли! Тут куча наших подразделений.

– Видимо, могли…

– У нас есть Луйко.

– Луйко? Наслышан, тот ещё трус. Его расстреляли при встрече с нашими войсками. Они решили дать бой, может, и стали героями, но лучше живая овца, чем мёртвый лев, особенно трусливый мёртвый лев, – сказал на выдохе русский надзиратель, услышав, как переговариваются пленные.

– Луйко больше нет, никого больше нет. Мы не можем даже встать во весь рост. О какой равной битве может идти речь? Это всё неравный бой.

– Видимо, могли…

Осознавая, что общается уже не с товарищем, а с посттравматическим синдромом, Андрей погружается в свои мысли. В это время он пытается придумать план бегства, запоминая маршрут, повторяя про себя: «Два раза налево, потом направо, возле реки не сворачивать, а двигаться прямо».

Надзиратель конвоя подходит к задумчивому Андрею и говорит:

– В начале кажется, что ситуация безвыходная, и ты думаешь, как избавиться от меня и закончить свои страдания. Вижу, да у тебя на лице написано что ты крутишь что-то из слов Бандеры. Ничего из этого не поможет. На войне обычный штурмовик вообще ничего не решает, понимаешь?

– Я думаю о том, как вести себя потише и получить элементарные вещи для выживания.

– Вот и правильно. У нас обмены происходят часто. Наши люди ценны. Слышал выражение: «Русские своих не бросают».

– А если я скажу, что я русский, кем ты меня считаешь, тогда тоже не бросишь?

– Тебе уже поздно что-то говорить. Ты взял в руки оружие и направил его на нас.

– Да я даже никого не убил.

– Если бы убил мы бы тебя в плен не брали, понимаешь как это работает, мирный человек на войне попавший в плен спасёт жизни наших солдат, а убить никого он итак не убьёт, а если убьёт, тогда с ним у нас разговор короткой очередью

– Может, тебе и смешно, но я не мирный. После обмена я снова вернусь на войну, так что лучше расстреляй меня сейчас. Мои мысли заставляют меня сражаться за мои ценности.

– Самое главное, чтобы эти мысли были твоими, а не навязанными пропагандой, религией или воспитанием. Пока не поздно, обратись к Богу, к настоящему живому Богу, православному. Мы здесь воюем, чтобы у вас не было нацизма и сатанизма. А ты за что воюешь? За территорию, которая то была в Великом Княжестве Литовском, то в Речи Посполитой. Исток этих земель – Русь, а наследница Руси – страна Россия. Вот увидишь, в 2022 году Киев, мать городов русских, вернётся к князю Владимиру.

В ответ – тишина. Андрей замечает, что вокруг этих разговоров враги злятся, а товарищи подавлены.

Глава 2

В плену на вражеской территории было спокойнее. Андрей старался не разговаривать, много думал, почти не ел и радовался каждой выданной сигарете. Мысли напоминали размышления Наполеона на острове Святой Елены, который показал пример того, как нужно вести войну. Кто-то молился, кто-то плакал, а сильные духом старались поддерживать остальных. Чем сильнее дух в таких условиях, тем сильнее будет декаданс падения на дно, от которого нужно вновь оттолкнуться, чтобы продолжать выполнять функцию служения родине и поддерживать товарищей.

Так прошло две недели.

– Ну что, готовы ехать в тюрьму как военные преступники?

Андрей впервые за долгое время проронил слово:

– Готов.

– …

– Понятно, что хуже, чем сейчас, уже не будет, поэтому это либо обмен, либо расстрел, – сказал Андрей.

– Будешь умничать, станет хуже на расстреле.

– Memento mori.

– Так всё, тишина! Собираемся и по одному идём за мной.

Поездка была долгой, в ожидании смерти. После двухнедельного заточения, за которым последовало изнеможение духа, все сломались в той или иной степени. Один лишь Андрей испытывал жажду поскорее взять оружие в руки и мстить, мстить, мстить!

Фраза "memento mori" (помни о смерти) имела следующее значение: когда римский полководец возвращался с победоносного сражения, за ним шёл раб, который повторял всю дорогу "memento mori", чтобы напомнить полководцу, что он не божественен, а смертен. Это был посыл о том, что и русский надзиратель, и украинский пленный равны, оба одинаково смертны. У всех есть душа. Это своего рода атавизм, исчезнувший с развитием науки и прогресса человеческого мышления, сознание которое также эволюционирует, и подстраивается под носителя. Мы не подстраиваемся под эволюцию, а эволюция подстраивается под нас. Когда первобытный человек взял палку, чтобы убить животное и съесть его, эволюция начала подстраиваться под новое орудие труда и охоты. Возможно, если бы первый человек, взявший палку, не сделал этого, у современного человека руки были бы больше и сильнее, чтобы удобнее охотиться и выживать.

Чтобы убить мучительное время неизвестности, Андрей прокручивает в голове тёплые моменты из своей жизни. Подумав о своём юношестве, он находит особенно тёплыми воспоминания о том, как он с друзьями пил на выходных. Самое яркое из них – случай, когда ночью пьяные ехали в круглосуточное кафе, чтобы успокоить желудок и насытить его не одной водкой. Выйдя из такси раньше друзей, которые расплачивались за поездку, Андрей залез на машину, на которой они приехали, и начал танцевать, крича: «Я рок-звезда!»

Мысли в настоящем убеждали Андрея, что лучшие воспоминания, которые первыми пришли на ум, связаны с тем, как он пил водку. Поэтому и возникло желание, оказавшись на свободе, первым делом выпить.

недолго осмысливая предвкушение опьянения, вспоминает свою первую любовь. В 16 лет встретил эту девушку на улице, сказал другу что она ему нравится, друг не растерялся и познакомил этих двух встречаемых судьбой, друг Андрея обладал большей харизмой и успехом у женщин. поэтому нашёл подход к этой барышне.

я помню её, но это не то что я хотел бы вспоминать перед смертью, а что если сейчас меня убьют, просто расстреляют, причин куча, хочу вспомнить максимальное тепло которое было в жизни. Понимая что это связано с нахождением его внутри женщины, хочет подробно изучить лучший секс в его жизни, на ум приходит мать и то как он был внутри женщины целиком в течении девяти месяцев, но это же не то, значит суть не в самом факте нахождения внутри женщины, а эмоциональная близость и социальная адаптация, лучший секс был не с его первой девушкой, а с первой встречной лезбиянкой, которая оказалась би. девушка би видела как Андрей ухаживал за своей девушкой и как только расстался с ней, девушка би сразу решила с ним познакомится, что бы испытать те же эмоции которые испытывала та девушка, глядя на неё девушке би хотелось испытать подобное. но ведь дело не в партнёре, а проявлении эмпатии, нахождение нужных методик в сексе подходящих обоим, страстных поцелуях и долгими прелюдиями, главное с прелюдией не переборщить, мужчина может и не дождаться нужного акта, женщине чем больше ласки тем глубже и влажнее приём духа то есть связи чувства и мысли. Андрей ведь даже не знал и никогда не замечал девушку би, привык не смотреть на прохожих глазеющих на него, ведь с детства отличался красотой и это всё было для него привычно. Не смотрел на других, потому что не он для людей, а люди для него и по этой логике Андрея, девушка должна первая подать сигналы симпатии. Секс с девушкой би был неудачным, но чувственным и это лучшее воспоминание, неудачный секс, долгая невозможность эрекции, трение спящего члена о пухлую набухшую вульву. Что-то тут явно не так.

Эти размышления помогли убить время до момента, когда стало ясно, что сейчас происходит обмен военнопленными.

– Всё, можно выдохнуть, – сказал Андрей, привыкший быть в тишине. Собственный голос показался ему чужим, но это было пустяком по сравнению с осознанием скорой свободы и возможности опьянения.

– Выдохнуть? – спрашивает Андрея, сидящий рядом. – Война не закончилась.

– Да… я потерял способность передавать мысли доступно.

– Война… война, бизнес всё это, дикарство.

– Сейчас у тебя будет время восстановиться. Посмотришь, может, война и закончится, – сказал Андрей.

– Ну да, не представляю, как в наш век нового оружия, агентурной и информационной войны такие события могут длиться по пять лет. Это может придумать только полуумный террорист, радующийся смертям инакомыслящих.

Как рождается терроризм? В каком-то смысле он проявляется с разных сторон. Смысл в том, что при одном возможном решении политиков потенциальный экстремист становится героем, а при другом – террористом и главным врагом государства и самого факта существования государственности. Это вопрос сохранения мира или наступления войны.

Крутится мысль: «Сделай всё, как обещал, сделай всё, как обещал! Ты должен, ты обязан!»

– О чём ты так усердно думаешь? Эти сумасшедшие русские снесли тебе башку? – спросил боец элитного подразделения, закуривая сигарету из польского дьюти-фри. Он занимался инструктажем солдат в бою.

– Вот ты бы мог отправить отряд бойцов на верную смерть, если это поможет выявить местоположение врага, – спросил Андрей.

– Выбор между злом и меньшим злом. Ты только что вернулся из плена. Что если тебя завербовали? Я не могу быть откровенным. Я заметил, что ты единственный из своего отряда, кто сразу после плена рвётся в бой, и это подозрительно. – Инструктор произнёс это с всепонимающей улыбкой. – К тому же, ты старше всех в своём подразделении. Возможно, это тоже повлияло. Но мы какое-то время будем следить за тобой особенно внимательно.

– Я не вижу в вас врагов, и эта слежка только защита для меня. Я просто хочу в бой без повторения прошлых ошибок. Ты видишь, что я сильнее других. Отправь меня в нужное подразделение, чтобы я мог пролить кровь.

– Нам тут передали оружие из Франции, нужно учиться им пользоваться. «Иди два раза налево, потом направо, возле реки не сворачивай, а двигайся прямо».

Стоп, это же тот маршрут, который я запоминал, когда ехал в плен. Это просто совпадение или русский шпион под носом у элитных войск? Если я скажу второе, все подумают, что русские промыли мне мозги, и тут я только для того, чтобы убрать важные элементы, сдерживающие наступление. Сейчас нужно быть тише и никому не доверять. Чёрт. Плохой день, нужно быть настороже.

Быстро пройдя по маршруту до французского отряда, Андрей поздоровался:

– Хлопцы, добрый день.

Такое чувство, будто меня никто не слышит. Пытаюсь вспомнить что-то на французском, но я же не знаю французский. Скажу на общем, на английском:

– Hello, you are French, I was sent to you for training.

– For which training? We only provide group training, – ответил француз.

– Les gars, qui est-ce ? – продолжил француз.

– Ne semble pas le nôtre, pas un anarchiste, – ответил стоящий рядом боец.

– Ты кто? – с акцентом на картавость спросили Андрея.

– Андрей, 23 года, есть опыт полевой деятельности на войне, был в плену, участвовал в одной революции.

– Людей убивал когда-нибудь?

– Не пришлось.

– Революция – это хорошо. В большинстве случаев она ведёт к развитию режима, то есть государства. Вы участвуете в революциях, меняете режимы, но оставляете те же спецслужбы, те же элементы сдерживания народа. Настоящий порядок будет только при position, но никак не при правящем строе. Ты понимаешь?

– Какое позиция то без правящего строя?

– Правильнее положение, и наше положение – это анархия. При ней существуют разные направления. Основные из них – коммунизм и капитализм, всё остальное – подтечения этих двух направлений.

– Но коммунизм – это же зло людоедское?

– Не перебивай. Maintenant, l'anarchiste parle. Коммунизм остаётся злом до тех пор, пока есть государство и централизированная экономика. Экономика при анархо-коммунизме многим бы напомнила мечты капиталиста. При анархизме строевые положения между собой не воюют, а взаимодействуют, сохраняя возможность переселения из одной коммуны в другую.

– Значит, нет государства, нет централизации. Что ещё?

– Смотрю, молодому стало интересно, – двое стоявших рядом слегка посмеялись, прикрывая рты ладошками, интеллигенция из Прованса, привыкшая к социализму и доминированию антифа над фашистами на улицах.

– Нет тюрем. Ну, это всё просто. В основе должно лежать отсутствие животной доминации, тоталитаризма и иерархии, непосредственно ведущей к эксплуатации.

– Так чего ж ты воюешь за государство? За сохранение независимости? – спросил Андрей.

– В первую очередь дань уважения Махно. Был у него на могиле, 6686, и понял, что нужно спасать земли отца от захватчика. История повторяется, они даже захватывают ваши земли с советской символикой, как в 1919 году. В начале анархисты и крымские казаки захватили Крым и тем самым присоединили его к Советскому Союзу. За что Ленин, как и обещал, отписал Крым Украинской Республике. Во-вторых, каждый народ имеет право на самоопределение, и Украина не исключение. Вижу, хочешь что-то сказать, но сейчас тебе лучше послушать. Выживешь после войны, пригодится. Может, по-другому взглянешь на гордость площади. В Украине культ фашизма. Здесь могут спокойно ходить с нацистской символикой, танцевать в клубах и зиговать. При революции так называемой «гiдносцi» формировались боевые отряды под красно-чёрными знаменами по горизонтали, символика УПА. Ну, это ладно, радикалы должны исполнять волю романтиков, начавших революцию. Но когда пытался сформировать боевой отряд из анархистов и набрал 100 человек, эти нацисты объединились и избили анархистов, тем самым разогнав их, чтобы они даже не вошли в историю как освободители от российской оккупации. В то время как некоторые были с российским триколором, и их никто не трогал. Тот, кто после этого начал с ними войну ещё в 14 году за Донецк и Луганск, был не так ненавистен, как тот, кто был готов умереть за построение их строя. Когда в Беларуси была неудачная революционная волна, анархистов поддержали. Они были боевой мощью революции. После поражения революции некоторые анархисты бежали в Украину, тогда Евросоюз им там дал политическое убежище. Когда всё затихло, многие анархисты были вывезены украинским СБУ в белорусский лес и посажены в Беларуси на бешеные сроки. Во время войны, которая недавно началась (кстати, её начала Украина), только Донбасс присоединился к России, его начали бомбить, а значит, напали на Россию. В это время анархисты со всего мира съезжались в Украину воевать за Украину и сформировали анархический батальон. Когда Украине нужна была помощь, она готова была принять поддержку от своего главного ненавистного врага, то есть нас, анархистов. Когда Евросоюз начал помогать Украине миллиардами и вооружением, анархический батальон расформировали на другие подразделения. Ты представляешь, какие это фашистские сволочи! Мы их поддерживаем под эгидой свободы всем народам, а они нас ненавидят, кусают руку развитого мира, которая их кормит. Тех ли мы поддерживаем? Понятно, что в войне Россия не права, но Украина – это страна с парламентом и президентом, которыми идеологически управляют фашисты, желающие нашей смерти!

В конце переходя на крик, его физиономия стала напоминать болезненное психозное состояние под галоперидолом.

Андрей, слушая это, решил больше не воевать. Противоречивые идеи разных управленцев заставили его критическое мышление проснуться. Паранойя.

– У меня паранойя, кругом враги. Нет никого, кто бы объяснил мне, что делать – воевать или лечиться? А что если это план Бога? А что если это Дьявол? В детстве мне много рассказывали об этом, а отец заставлял учить Библию. Стоп… я это всё презираю. Это говорит о моей слабости, желании найти отдушину, своеобразный вздох угнетённой твари.

В 2015 году, на фоне политической и социальной нестабильности, Украина переживала сложные времена. 17-летний Андрей стал свидетелем и участником бурных событий, начавшихся еще в 2014 году. Будучи подростком, он был достаточно взрослым, чтобы понять значимость происходящего и осознать, как его жизнь меняется на глазах.

Когда началась Революция Достоинства в 2014 году, Андрей был на грани подросткового возраста, но его чувство справедливости и желание перемен были яркими и сильными. Вместе с друзьями он вышел на Майдан, чтобы поддержать протестующих и выразить свое недовольство политической ситуацией в стране. Для него это было не просто участие в акциях, а осознанный выбор стороны в борьбе за будущее своей страны. Он знал, что это рискованно, но вера в перемены и надежда на лучшее будущее гнали его вперед.

К началу 2015 года Андрей уже пережил многое – от запоминающихся и ярких дней на Майдане до тревожных ночей, когда они с друзьями прятались от полиции. Страна переживала изменения, и с ними приходили новые вызовы.

Одной из главных трудностей для Андрея было то, что его отец был обеспокоен его безопасностью. Он не всегда поддерживал решение сына участвовать в протестах, боясь за его жизнь и здоровье. Но Андрей был решителен: он верил в изменения и не собирался отступать.