Одуванчики

Даниил Киселёв

Одуванчики

1

Это произошло в сентябре: я вдруг подумал, что когда-нибудь мамы не станет. Мне позвонит папа, помолчит, а потом скажет: «Мамы твоей больше нет… Приедешь на похороны?». Может, другие слова найдёт, а, может, ничего не скажет, просто заполнит трубку тяжёлой пустотой. Я представил, как смотрю на могилу матери, разглядываю фотографию на надгробии и жалею о том, что был ей таким чужим, что ни разу не сказал, как сильно люблю её.

***

Поздним вечером последнего дня октября я сидел во Внуково, пил кофе в ожидании рейса до Города. Утром у «Победы» началась распродажа, и на последние деньги я купил самые дешёвые билеты. Пусть без багажа, пусть в тесном салоне, пусть у меня не спросят «Гречка с курицей или картофель с грибами?» , зато скоро увижу родителей. О приезде никому не сказал, хотел сделать сюрприз. Я мог ясно представить, как удивится мама, и обрадуется, и заплачет, и обнимет, и скажет, чтобы скорее садился за стол, «поди проголодался с дороги».

У гейта уже собралась длинная очередь. Я смотрел на топтавшуюся в ожидании посадки толпу и размышлял: «Какие же бывают люди тупые, чё они щемятся первыми? Боятся, что им места в самолёте не хватит? Или что место неудобное достанется? Или что самолёт без них улетит?»

Зашёл в салон одним из последних и с трудом втиснулся в кресло 22Е, поджав длинные ноги, колени неприятно упёрлись в спинку переднего кресла. Только я нашёл удобное (насколько это было возможно) положение тела и подумал, что сумею вытерпеть шесть часов перелёта (главное постараться уснуть), как почувствовал вибрацию – звонил телефон в переднем кармане джинс. Мысленно матерясь, с трудом вытащил мобильник и увидел на экране: «Женя».

– Алё? Ты чё так поздно? У вас уже почти два ночи.

Женя была моей двоюродной сестрой. Она жила в Городе и часто приезжала к моим родителям, которые воспитывали её с 9 лет, после того как её собственные погибли в аварии и Женя осталась сиротой. Она называла мою маму «мамой», моего отца – «папой», и приезжала к ним со своим мужем и ребенком каждые выходные. Меня всегда утешала мысль, что родители не совсем одни – каждую неделю они видят дочь и нянчатся с внуком.

– Ты в самолёте, что ли? – Спросила после паузы Женька. – Тебе папа звонил уже?

– Не в самолёте. – Стало неприятно, что сюрприз может не удасться. – Не звонил. А должен был?

– Ремни там пристегнуть просят, спинку вертикально сделать. Подумала, домой летишь.

– Нет, – я уже начал раздражаться. – Кино смотрю.

– Маму на скорой увезли вчера вечером. Щас позвонили, сказали, она в коме. Похоже, всё как тогда. – Мне показалось, я куда-то полетел без самолёта. Руки, ноги, голова – всё как-то внезапно стало ватным, перед глазами поплыло.

– Алё? Ну чё ты, приедешь?

– Уже лечу, – мой голос охрип. Я положил трубку.

Вдруг стало неудобно, тесно, жарко; тело не могло оставаться на месте, ему было нужно туда. Срочно. Предполётный инструктаж казался долгим, скучным, бесполезным, а вся предстоящая дорога до дома такой длинной…

2

Я вздрогнул от лёгкого прикосновения.

– Пожалуйста, пристегните ремень, – попросила бортпроводница.

Самолёт медленно вырулил на взлётную полосу, замер, двигатели зашумели, железная коробка с крыльями и почти двумя сотнями пассажиров в ней подалась вперёд, разгоняясь, и через несколько секунд я почувствовал холодок внутри живота – оторвались от земли.

С детства мои отношения с родителями не то чтобы не ладились, в них просто не было лёгкости. Я никогда не отличался внимательностью, редко звонил домой. Единственный наш разговор за неделю всегда строился так:

– Алло. Привет.

– Привет, сынок.

– Как дела?

Мать кратко рассказывала, как дела, что примечательного случилось с момента последнего нашего разговора, про огород и жару летом, про холод и кучи снега зимой, спрашивала:

– У тебя что нового?

– Да ничего, всё хорошо. Как всегда. Работаю. – Мать сочувственно говорила, что, конечно, отдыхать тоже надо, спрашивала, есть ли деньги.

– Есть.

– Когда приедешь к нам в гости? Домой?

Я отвечал что-то неопределённое («Может, летом. Не знаю пока, некогда»), а затем в трубке повисала тишина – долгая, звонкая, плотная. Мама говорила со вздохом:

– Ладно,  сыночек, не буду тебя отвлекать. Целую. Пусть всё у тебя будет хорошо.

– Целую. Папе привет. Пока.

После разговора оставалось чувство недосказанности, будто нужно было сказать что-то еще, но оба постеснялись или постыдились или по какой-то причине не захотели этого сделать.

Но даже такие редкие звонки всегда раздражали: необходимость рассказывать маме о своей жизни будто выбивала меня из привычной унылости дней и недель; я постоянно о чём-то размышлял, парился надуманными проблемами, тревожился из-за вечной нехватки денег и не мог найти своё место в жизни – меня ничто по-настоящему не интересовало. По сути, у меня не было хороших новостей, которыми я мог бы с ней поделиться.

Наверняка мать все это чувствовала, но никогда, ни разу меня ни в чём не упрекнула. Напротив, всякий раз, когда ей удавалось поговорить с сыном, радовалась и, кажется, была немного счастливой.

На одном из передних рядов громко заплакал ребёнок, выдернув меня из полусна. Во лбу заныло, как с похмелья.

– Извините, пропустите? – спросила соседка, сидящая справа от меня, у иллюминатора. Это была некрасивая молодая блондинка миниатюрных размеров, на левой её щеке ярко краснели следы сна на неудобном подголовнике кресла.

Я повернулся в другую сторону – очень полный мужчина похрапывал. Я замешкался, но блондинка сама его разбудила и попросила её выпустить. Пыхтя, толстяк с трудом выволочил свою тушу из узкого кресла и встал в проходе с недовольным лицом. У туалета выстроилась очередь из пяти или шести человек, я решил не садиться, пока не вернётся блондинка, толстяк же сразу вдавил свой зад между ручек сиденья и заснул.

С отцом мы общались ещё реже, чем с мамой, говорили суше и короче. У нас с ним было слишком мало общего: разные интересы, разные характеры, разные увлечения. Иногда я думал: «Он такой одинокий. Звоню ему раз в два-три месяца, это в лучшем случае, а после пары стандартных фраз в эту свою закрытую для него жизнь удаляюсь, и опять он остаётся один». Жалость сворачивалась во мне клубком, но это ничего не меняло. Не мог же я набрать его номер и сказать: «Папа, мне тебя стало жалко, вот, решил позвонить».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.