Поимпровизируем вместе?

Мари Дубровская

Поимпровизируем вместе?

Глава 1. Концерт

Большой светлый зал, блестящий рояль, неописуемый витающий запах. Всё это уже так укоренилось в душе Маши Рябининой, что, казалось, нельзя теперь без этого жить – прошло столько лет рядом с замечательными людьми, искусством, концертами. Сердце всегда стучит чаще, когда идёшь на занятия и слышишь из окон, что в кабинетах занимаются ребята: как множество фуг, этюдов и сонат смешиваются друг с другом, вплетаются минорные и мажорные мотивы разных инструментов, создавая до чего потрясающую музыку, будто сама природа говорила нотами. Даже не верится, что скоро она в последний раз переступит порог детской школы искусств.

***

В тот день было неожиданно солнечно. Актовый зал прямо-таки сиял от естественного света, и артистам просто-напросто негде было спрятать своё волнение, поэтому они либо находились в соседней комнате, где было жарковато, но их не могли услышать, либо в уголках кулис, где растягивалась успокаивающая тень. Концерт потихоньку подходил к концу, оставалось несколько номеров. Трое девочек за сценой волнительно шушукались, ожидая своего скорого выступления.

– Нет, я не могу! Не могу! – дрожала, как осиновый лист, маленькая флейтистка. Её уложенные мамой кудряшки успели снова вернуться в привычный пушистый вид.

– Да всё у тебя нормально, Ник. А вот я, кажется, забыла начало, – тихо произнесла старшая в их «Маленьком трио» скрипачка Лена, поправляя счастливый галстук-бабочку. – Я не помню, какие ноты в начале…

– Нет, ты не могла забыть, никогда не забывала! Мы же миллион раз репетировали, – старалась подбадривать подруг пианистка Света.

– Может, ещё разок пройдём? – спросила в надежде Ника.

– Щас прям, нам уже скоро выходить!

– Хочу к Виктории Александровне…

Маша, услышав весь оживлённый разговор, не выдержала и подошла к ним:

– Девочки, вы чего? Всё хорошо, успокойтесь. Вдохните побольше воздуха и не переживайте ни о чём.

– Легко сказать, ни о чём не переживать! – протянула Лена. – Особенно когда забыл, что в первом такте.

Маша уже хотела было возразить её словам, как тут почувствовала, что со спины кто-то подошёл. Хотя, что тут таить, она прекрасно знала кто.

– Света, Вероника, Лена, нервничаете что ли? Да всё нормально, не волнуетесь так сильно. Вы же такие молодцы, хорошо на последнем прогоне сыграли и не сбивались.

– Пашка! – хором радостно произнесли все трое.

Паша учился с Машей в одном классе музыкальной школы: чуть выше её ростом, стройный, с тёмными мягкими волосами и одетый в рубашку и брюки, словно юноша, сошедший с советских плакатов. Глаза через тонкие линзы прямоугольных очков добродушно поблёскивали в сумраке.

– Тебе-то хорошо, ты последним выступаешь, не сейчас, – протараторила Света, что моментами в речи у неё вышел свист. – А нам… Виктория Александровна ещё ведущая, не сможет подойти к нам перед выходом.

– Там ещё половина моего класса пришла, ужас! – выпалила малышка Ника.

Губы у Паши расплылись в доброй улыбке:

– Слушаете, вы же музыканты – когда пойдёте на сцену, думаете о хорошем, что хотите подарить зрителям эмоции. Небольшие запинки никогда не ставят крест на том, что музыкант вложил себя в выступление.

– Вот именно, Паша дело говорит, – добавила Маша. – Небольшое волнение – это нормально, поэтому не обращайте внимание и играйте в радость!

«Маленькое трио» переглянулись и будто по команде заглянули через щель кулис в зал. И Лена как старшая в их ансамбле повернулась снова к старшим ребятам и за всех заверила:

– Фух, ладно. Постараемся.

Обе подруги ей в поддержку закивали.

– Ну, вот! Попейте быстро водички, пока есть время, и идите, – мотивирующая речь Паши подействовала на молодых артистов как надо, и они убежали.

Через пару минут «Маленькое трио» вышли на сцену, приняв самый серьёзный и сдержанный вид, какой только могли сделать. Аккуратно вступив на «пиано»1, они начали играть – фрагмент из облегчённого варианта «Обливион» Пьяццоллы звучал хоть немного неумело в силу детского возраста, но всё-таки хорошо.

За концертом продолжали безмолвно следить Маша с Пашей, спрятавшись в золотистой тени бежевого шёлкового занавеса, пока молчание не прервал Пашка:

– Ты ведь тоже скоро выступаешь. Волнуешься?

– Немного. По правде говоря, когда у меня во время игры подкашиваются ноги, то получается лучше всего.

Пашу этот ответ показался забавным, и тот тихонько ухмыльнулся.

Она искоса рассматривала его лицо. Уже видны черты взрослого серьёзного юноши, но по-прежнему в них узнавался волевой добрый мальчишка, умеющий мечтать. Такой уж у него характер. Это заметно даже по глазам, в которых всегда горела жизнь, не даром говорят: глаза – зеркало души. А Паша красив, потому что душа его красива – Маша была уверена в этом наверняка, никак иначе.

Вдруг он подошёл к прикреплённому на стене списку номеров. Уголки губ дрогнули в понимающей улыбке, веки чуть сузились: «Следующая идёт она», – читалось в его взгляде. Паша обернулся к ней и, видимо, уловив той волнение, обнял за плечи и подбодрил:

– Не бойся, ты очень хорошо играешь.

Маша не сразу поняла, что нужно ответить, и немного скомкано произнесла:

– Спасибо. Но не так, как ты.

– Глупости. Никто не играет также, как ты – очень лирично. Музыка она внутри, Маша, тебе ли не знать.

«Какой же он заботливый», – невольно промелькнуло в мыслях, и как только послышались громкие аплодисменты «Обливиону», Пашка по-дружески похлопал её по спине и кинул на удачу своё: «Давай!»

– «Теперь у меня ещё сильнее будут подкашиваться ноги,» – подумала Маша, смахивая ладонью румянец на щеках.

Сделала шаг к сцене – и правда, ноги как ватные. Сев за рояль, она долго не начинала играть, прокручивая в уме первые такты. И только почувствовав неумолимое желание услышать их вживую, пронзить музыкой нависшую тишину, Маша подняла руки и коснулась клавиш.

«Ель» Сибелиуса. Не самое виртуозное произведение, к тому же для старших классов, но какое чуткое и прекрасное. Переливы звуков, как падающий снег, гармонии… В последнее можно вслушиваться, пожалуй, целую вечность, склонив голову к клавиатуре совсем близко. И как только композиторы находят такие сочетания? Но Маша старалась просто наслаждаться игрой, дав себе волю и не стесняясь своего, наверное, глупого со стороны выражения лица. Теперь она почти не переживала, что может ошибиться в пассаже, ведь руки давно помнят эту пьесу. Да и какие зрители пришли на концерт её тоже не тревожили. Будто никого и нет, кроме неё и, возможно, ещё одного человека, что обнял перед выходом.

Верхние тихие звуки: снежинки закружились в медленном вальсе вокруг рождественской ёлки. И вот мелодия нарастает, двигаясь в бурном хороводе, уносит куда-то далеко-далеко, где ноты ярко переплетаются друг с другом, не сдержанно бормочут о любви, и… Всё замирает от одного низкого томного звука. Потом снова поднимается буря, ещё пуще прежней, пока не доходит до верхушки ели. Снег резко замирает в воздухе и нежно стекает по зелёным пушистым веткам. Повторяется начальная тема, но теперь она звучала иначе: импульсивней, откровенней, но всё также ласково.

Маша почти не смотрела на клавиши – пальцы всё делали сами, а сердце бешено отстукивало ритм. Который раз она выступает с мыслью о том, сколько всего сокрытого она говорит в музыке в надежде, что её рано или поздно услышат. И пусть, что из-за этого она местами сыграет не так ровно: главное, искренне и не сбилась совсем. Начнёшь обращать на это внимание – будет только хуже.

Наконец она коснулась почти самой низкой «си» – нота густо растеклась по всему залу. Провела завершающую мелодию и, едва слышно, будто не прощанье, дотронулась последних клавиш. После того, как она положила ладони на колени, Маша невольно вздрогнула, услышав овации, встала со стула, интуитивно поклонилась и ушла со сцены.

– Маша, это было шикарно! – донеслись за кулисами детские возгласы.

Та не сразу поняла, чьи маленькие ручки её обвивают, как дикий виноград и, опустив голову, увидела ребят из младших классов, которые особенно сильно её любили.

– Маф, это так клуто! Я чуть со стула не упал, – смешно прошепелявил аккордеонист Ванька.

– Спасибо! Только не падай уж.

Услышав ещё один тоненький настигающий визг, Маша сразу поняла, что прибежали остальные ребята и групповых объятий не избежать. Хоть жмурься и старайся не подогнуть колени, детвора шумно набросилась на неё и чуть не повалила артиста.

Появление Нины Викторовны стало спасением. Невысокая женщина с пепельными недлинными волосами и свежим не по годам лицом чуть шутливо погрозила детям не шуметь и оторваться от её ученицы, и маленькие музыканты нехотя повиновались.

– Нормально сыграла? – спросила Маша скорее по привычке.

И Нина Викторовна, одобрительно покачав головой, мягко прижала её к себе:

– Умница! Очень хорошо сыграла, птичка моя.

Для Маши она была лучшим учителем и дорого любимым, потому что Нина Викторовна всегда находила общий язык с детьми и становилась для них мудрым другом. Самый настоящий наставник, о котором можно мечтать.

Но она неосознанно искала глазами знакомую фигуру. Он опять подошёл со спины.

– Маша! Я не знаю, что и сказать, – начал было Пашка, но запнулся. Видимо, присутствие Нины Викторовны его немного смущало.

Та же в свою очередь это уловила: по-кошачьи и как-то загадочно улыбнулась, произнесла пару фраз и пошла к другим ученикам.

– Я знаю, тебе это уже говорили, но это было потрясающе! И как выразительно, с чувством-то!.. Знаешь, такое ощущение, будто ты была не здесь, а в каком-то другом мире, и это так здорово! Будто я сам был там до конца номера. Просто отлично сыграла, Маша, ты чудо! – и крепко обнял её.

Эти объятия были высшей наградой. Последние слова эхом отзывались в груди: «Ты чудо». Она вдруг захотела сказать, что готова так играть для него всегда, хоть до глубокой ночи, но потом сама поняла, насколько глупая эта мысль. Пашка уже разомкнул объятия, а она всеми силами пыталась прийти в себя и не терять самообладания.

– Ладно, ты иди в зал. Отдыхай, – сказал он.

– Нет, я тебя подожду. Скоро ты выходить будешь.

Его губы чуть сжались с сомнением.

– Хорошо, но пока не моя очередь, поэтому присядь пока в зале недалеко. Когда начнётся «Серенада», тогда можешь прийти.

Маша кивнула и пошла в сторону маленького коридора за сценой, через который можно было незаметно пройти в зал. Хотелось прыгать, скакать и одновременно вальсировать медленными ленивыми шагами. Что было с ней во время выступления она почти не помнила: как сказал Паша, она словно была не здесь. Возможно, и правда в каком-то другом месте, куда она обожала мысленно прятаться от серых будней, какой-нибудь потайной уголок молодого наивного сердца, двери к которому она могла приоткрыть только через музыку. Фортепиано для неё стало основным проводником и спасением в периоды, когда для эмоций не хватало слов, либо она хотела избежать слов совсем. А их Маша в последние дни сторонилась всё чаще. За неё говорили чужие голоса, в такие моменты она больше всего любила играть что-то из импрессионистов: Дебюсси, Равель, Сати, даже тот же Сибелиус. Они всегда так ясно передают, что порой творится в душе.

– «Боже, спасибо тебе за искусство!» – радостно взмолилась про себя Маша.

Когда спустя пару номеров вышла на сцену Вика Сафонова с преподавателем по вокалу, она вновь направилась к выходу. Акустика делала волшебную вещь: ангельский голос Елены Николаевны проникал в каждый закуток и под гнётом вибрато с дрожью отражался от высоких стен:

– Песнь моя летит с мольбою

Тихо в час ночной.

В рощу легкою стопою

Ты приди, друг мой

Каждая строка колюще откликалась в груди. Шаг за шагом они заставляли идти в полумраке ещё быстрее и жадно глодать воздух губами. Скорее бы уже быть с ним рядом!

Паша стоял в правой части кулисы, облокотившись о стену, кроме него здесь бегали пару организаторов, решая какие-то свои вопросы. Опустив глаза, он вслушивался в «Серенаду» неожиданно с какой-то тревогой – почти не моргая, высчитывал в ней темп, видимо, пытаясь так себя отвлечь.

Маша тихонько подошла ближе. Тот медленно наклонил голову, будто давно почувствовал, что она уже тут.

– Ты как?

– Пойдёт, – просто ответил он.

Выступление продолжалось своим ходом. Высокая девочка за роялем с немного пугливым взглядом явно старалась не отставать от исполнительницы, шустро перебирая клавиши тонкими пальцами. Бархатный голос продолжал:

– Слышишь, в роще зазвучали

Песни соловья,

Звуки их полны печали,

Молят за меня.

– Вика хорошо аккомпанирует2, – после короткого молчания оценил Паша, глядя на сцену.

– Такой романс грех плохо сыграть, – сказала Маша, и тот слегка улыбнулся.

Она чувствовала, как Паша хотел забыться в этой чудной мелодии, но никак не мог этого сделать. Он почти не шевелился, скрестив руки у груди, и был немногословен, в отличии от «Маленького трио». Эти девочки ещё слишком юны, чтобы понять, какая ответственность лежит на том, кто выступает последним, потому что это – сильная точка, завершающая концерт. К тому же немного уставших зрителей под конец надо оставить в хорошем впечатлении.

– В них понятно всё томленье,

Вся тоска любви,

И наводят умиленье

На душу они.

Вдруг у Паши дрогнула рука.

– По правде говоря, я немного нервничаю, – медленно и глухо произнёс он, заметив её вопросительный взгляд. – Так смешно: подбадривал тут всех, а сам боюсь, не зная чего, – и устремился пустыми глазами куда-то вперёд.

– «Павлик…» – сочувственно прошептала Маша лишь губами.

Она не решалась произнести вслух. Пусть эта вариация имени ей очень нравилась, она никогда его так не называла, даже если очень хотелось – звучало слишком ласково и было в этом нечто сокровенное, что-то личное. Единственные, кто его так называли, наверное, только Нина Викторовна и его семья. Но и промолчать на такое откровение было нельзя – Паша и так редко в жизни говорит о своих страхах.

– Знаешь, это нормально, со всеми бывает – нет ничего плохого, что ты переживаешь, ты ведь не обязан ничего не бояться. Я, когда успокаиваю других ребят, сама трясусь каждый раз – вспомни, какая я перед выступлениями. Ты, наоборот, молодец, что не скрываешь этого, – Маша воспользовалась случаем и аккуратно положила ладонь на его спину. – Тебя здесь никто не будет за это ругать или как-то осуждать. По крайней мере, я никогда точно не буду говорить всякие гадости, даже не думай об этом!

Разговор она специально перевела в шутку, и этим получилось Пашу ввести в ступор:

– А я и не думал.

– Вот и не думай! Молодец!

И они дружно захихикали. Прозвучал финальный куплет:

– Дай же доступ их призванью

Ты душе своей

И на тайное свиданье

Ты приди скорей!

– Ты всегда умела успокаивать. Спасибо, – и добавил скорее себе: – А всё-таки красивая эта «Серенада».

Довольная Маша, убедившись, что Пашка вновь в бодром духе, предупредила, что побежит обратно в зал, и пожелала удачи. Она успела присесть на один из последних рядов, когда со сцены прозвучал звонкий голос Виктории Александровны, одной из ведущих.

– Наш ежегодный февральский концерт потихоньку подходит к концу. Спасибо всем нашим дорогим зрителям за то, что уже не первый раз разделяете с нами радость наступления весны, одного из самого красивого времени года.

– Весна – это время, когда спадают холода, поют птицы и всё начинает расцветать, в том числе и любовь, – продолжила вторая ведущая. – И на сцену мы приглашаем ученика седьмого класса отдела «Фортепиано», лауреата множества конкурсов, Павла Мельникова. Крейслер, обработка Рахманинова «Муки любви».

Молодой музыкант, на лице которого нет и следа волнения, поклонился и сел за инструмент. У Паши была привычка подолгу настраиваться перед игрой, и всегда эти несколько минут тишины вызывали особый трепет: смотришь, как тёмные глаза будто обращены в глубь себя и высчитывают все шаги наперёд, как пальцы слегка скользят по ткани брюк, то будто уже в воздухе витает музыка. Подобное Маша ощущала, когда впервые познакомилась с Пашей. Это было три года назад, тогда о нём она слышала лишь вскользь – Пашу в то время хотели перевести с третьего класса сразу на пятый в её группу из-за «высоко оценённых способностей». Кроме этого знала только, что он тоже ученик Нины Викторовны, они даже пересекались на индивидуальных уроках, но ограничивались простым «Привет!», «Пока!».

Всё поменялось, когда однажды они поехали на один конкурс. Маша уже не помнила, кто что играл – память безжалостно стёрла названия и авторов, – но остальные подробности бережно хранила в воспоминаниях. Небольшой незнакомый зал, жюри сидели на задних рядах. Больше половины кресел, обитые синим бархатом, пустели – основная масса участников с преподавателями стояли за дверью. С приоткрытого окна веяло прохладой и видно, как на улице покачивались ветки с расцветшими почками. Апрель. Облачное тёмное утро перетекало в ясный день.

Четырнадцатилетняя Маша уже отыграла свою программу и сидела с мамой в первых рядах, а Нина Викторовна ушла в коридор, чтобы поддержать маленького Пашу. Инструмент и акустика, как на зло, здесь были слишком хорошими: слышно даже самую мелкую помарку, от того девочка переживала за других ребят ещё сильнее.

Как только Паша сел за рояль, она резко почувствовала, что сейчас происходит нечто особенное. Она никогда толком не слушала, как он играет, но даже когда этот забавный мальчик лишь хмуро перебирал в мыслях первые аккорды, уже завораживало. И после долгого ожидания ворвалась музыка. Всё тело, душа были окутаны ею, до чего искусно звучащую под Пашкиными пальцами. Не знаешь, куда смотреть: на искреннее подрагивающее лицо, на руки или на всё сразу. Маленькая Маша впервые видела, чтобы так проникновенно играл кто-то из её ровесников, тем более мальчик. Больше она не находилась в чужом холодном зале, его исполнение грело изнутри, и как только Паша закончил играть, то чуть не ахнула с горя.

Как много добрых и, наверное, по-глупому наивных слов хотелось сказать этому мальчишке, но ему пора было уже ехать, и времени не хватило даже на короткое прощанье. Ей только оставалось, как в трамвае смотреть на городские улицы и фантазировать, сколько бы она в красках расписала своих впечатлений и как бы крепко пожала ему руку. Кажется, тогда она впервые ощутила, что такое настоящее искусство, и в тот же день твёрдо убедилась, что будет музыкантом. До этого Маша не подозревала, что музыка может так крепко связать двух людей, не знающих друг о друге почти ничего, но теперь она будто хранит самое ценное, что мог отдать этот юный пианист.

Прошло три года, а Маша, как тогда, волнуется за него перед выходом на сцену и с нетерпеньем ждёт той самой магии. Наконец, в Пашиных глазах засверкал огонь, и в удушающую тишину зазвучали клавиши.

Рахманинов «Муки любви». Она знала, какое сложное это произведение, но вместе с этим безумно красивое. Её воображение сразу рисовало лирического героя, душу которого терзает чувство, сушащее горло и оставляющее горькое послевкусие, но одновременно делающее счастливее. Ближе ко второй теме герой мечтает, как смело подойдёт к своей любимой и расскажет всё, непременно расскажет. Но разум по-прежнему охватывают сомнения – главная тема повторяется с долей тревоги. И только в последний миг он оставляет весь свой страх: язык заплетается, ноги ужасно дрожат, когда герой признаётся во всём, что накопилось на сердце, и, наконец, обретает спокойствие.

Паша был мастером создавать из любого произведения историю. Вместе с этим он не терял технику: до чего уверенные и лёгкие движения, отточенные до автоматизма, но при этом свободные. Отдельное удовольствие было смотреть на лицо – оно переменилось и стало ещё прекраснее: иногда брови нахмурились, а губы слегка шевелились, будто шептали какую-то молитву. Взгляд такой чистый, искренний, страстный – не оторваться. И как прекрасно, что Маша могла делать это на полном праве – главное только найти подходящее место и ракурс. А так можно любоваться, сколько влезет, и не бояться на выходе произносить имя, что давно крутиться в голове и не желает уходить.

Завершающий аккорд стих. Пару секунд тишины. Но последующие бурные овации не давали себя больше ждать – в зале пронёсся грохот аплодисментов. Паша остановился на середине сцены: грудь неровно вздымалась, щеки залились румянцем, а виски и нос поблёскивали на свету. Он будто одержал победу в марафоне и был очень этому рад. Когда он взглядом нашёл Машу в толпе, они обменялась улыбками, и та встала с места и начала аплодировала ещё сильнее.

Вдруг какая-то крупная женщина в платье выскочила из дальних рядов и, направляясь косолапыми шагами, поднесла Пашке букет из ирисов и ромашек. Парень немного растерялся, но горячо поблагодарил и дал себя обнять.

«Как здорово, что Павлику дарят цветы. Я бы, наверное, тоже ему подарила, только вот какие», – невольно задумалась Маша, но не успела завершить мысль: её одноклассницы Динара и Наташа прибежали к ней, чтобы позвать выступающих выйти на сцену.

– Тебе правда понравилось? – спросил он, когда они уже стояли рядом со всеми артистами и махали на прощанье зрителям.

– Очень. Ты даже не представляешь как, – ответила Маша, и незаметно для чужих глаз пожала Павлику свободную руку.

Глава 2. Волшебный витраж

Первые пару часов после концерта всегда считались одним из самых приятных моментов в детской школе искусств и в принципе во всех творческих кругах. Артисты и педагоги могли вздохнуть полной грудью и вместе со зрителями обменяться свежими впечатлениями, пока дух концертной суеты ещё окончательно их не отпустил.

– Ой, ну все такие молодцы! – восклицала вновь и вновь хоровик и директор в одном лице Екатерина Григорьевна, подпрыгивая на короткой ножке. – Все как надо выступили!

– Ага, это ведь вы на репетициях на нас орали, – в шутку и почти без обиды кинул Федька Фирсов, с которого скатывался уже седьмой пот от перетаскивания реквизита.

– Да у нас как всегда: на репетициях – ужас, а потом всё как по маслу, – беззаботно произнесла Наташа Кравчук, изящно размахивая своими аристократичными руками.

Екатерина Григорьевна засмеялась в голос, мол: "В этом вы правы!".

Гости постепенно расходились. Лишь несколько особо изголодавшие любители искусства продолжали возбуждённо разговаривать в парадной – они даже не думали уходить и, видно, так не хотели возвращаться к рабочим будням. Таких всегда выдавали глаза – сияли так, словно выпили целебную микстуру.

Вскоре Нина Викторовна пригласила своих учеников на чай, чтобы отпраздновать событие, и как только это было сказано, по залу разнёсся радостный голодный вопль, и кучка детей повалилась на второй этаж. Кабинет у Нины Викторовны маленький, скромный, но очень уютный: два пианино "Токката", стол, лампа, небольшое старое зеркало и деревянный шкаф с вешалкой в углу. В целом, примерно также, как и во всех кабинетах, разве что на стенах красовалась парочка масляных пейзажей вместо плакатов с теорией, а за жалюзи прятались принесённые из дома два горшка с геранью и мятой, создавая едва заметный приятный аромат.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

муз. термин «тихо»

2

Фоновое сопровождение одним или несколькими инструментами для основной мелодии в музыке