Бессердечный

Этого я допустить не могу.

– Соберись, Алекс, – говорит Терри серьезно и крепко сжимает пальцами мои острые плечи. Прикосновение такое сильное, что на бледной коже наверняка останутся синяки – я даже морщусь от боли, на секунду выбросив из головы постыдную жалость к себе. – Тебя никто еще не убил. Да, ты поступила как конченая, но ты ничего не украла у Бакстера – рано или поздно он о тебе забудет. Или тебя прикроет кто-нибудь другой.

– Кто меня прикроет, Терри?! Кто, мать твою, добровольно сунет голову в петлю? – горько усмехаюсь я и прикрываю лицо ладонями, едва не царапая ногтями по коже.

– Отбросы не рулят городом, Алекс. Пока нет.

Мы могли бы ссориться всю ночь напролет, но скрип двери приводит нас обоих в чувство. В мрачном коридоре нашей каморки показывается Гарольд – седые уже волосы блестят в тусклом свете единственной лампы на потолке, брови сведены к переносице, а на лице читается то ли недовольство, то ли решительность. Отсюда хрен что рассмотришь.

Я нервно сглатываю.

– Сколько раз я говорил тебе не соваться на территорию Отбросов, Алекс? – спрашивает он требовательно. И тон у него совсем не тот, каким он разговаривал с амбалом на улице. Нет, сейчас Гарольд по-настоящему зол, и искры на дне его потускневших с возрастом глаз прямое тому доказательство. – Какого черта?

– У меня был план, – мои оправдания звучат жалко.

– Отличный план – натравить парней Бакстера на Овертаун. Чем ты ему так насолила?

Признаться – все равно что добровольно подняться на эшафот, но отступать уже некуда. Чем быстрее мы обо всем расскажем, тем больше у нас шансов выйти на своих двоих хотя бы из Овертауна. А там уж как карта ляжет: либо Отбросы поймают нас уже на выезде из района, либо мы успеем добраться до окраины города и попытаемся выбраться тайком.

– Я хотела обчистить его дом, Гарольд.

– Ты что хотела сделать?!

– Все было в порядке, пока я не добралась до сейфа. На вид обычный кодовый замок, старой модели, но на нем явно стоит дополнительная защита – одна неверная попытка ввести код, и вокруг дома уже собрались копы. Какого хрена Бакстер водится с копами? Да его самого должны были арестовать в первую очередь!

– Алекс! – перебивает Гарольд и подходит ближе, склоняется ко мне и едва не цедит сквозь зубы: – Ты залезла на частную территорию, да не к кому-нибудь богатому дураку – ты залезла к Бакстеру, хотя прекрасно знала, что мы только недавно разобрались с Отбросами. Ты хоть подумала, что будет с Овертауном, если мы снова начнем войну?

Половина района поляжет, и это в лучшем случае. В худшем нас всех накроет третья банда – а такая быстро соберется, стоит паре крупных игроков поспорить. Какого черта ты ничего не сказала? Такие дела не делаются с наскока, Алекс!

– Я рассказала Терри.

– И что, помог тебе Терри? – рявкает Гарольд, прежде чем выдохнуть и коснуться пальцами висков. Видно, насколько он устал и что ему поперек горла стоят все эти разборки. – А ты почему молчал? Как давно вы это планировали?

– Неделю, – нехотя отвечает Терри, но не смеет и взглянуть на босса. – Всего неделю.

– Два сосунка, прости господи.

Я спорить готова, что сейчас Гарольд закатит глаза, но тот лишь поджимает губы и оглядывается вокруг, словно в поисках поддержки. Снаружи до сих пор стоит подозрительная тишина, будто весь район в одночасье заснул. Но я-то знаю: все просто слушают. Слушают, как босс в пух и прах разносит молодежь. Слушают и надеются, что уже утром ни меня, ни Терри в Овертауне не будет.

– Бакстер не отпустит тебя, Алекс, – наконец произносит он на несколько тонов тише и взгляд его не на шутку серьезен. – Из-под земли достанет, как достал твоих родителей. Он мстительный ублюдок, и если тебя не прикроет кто-нибудь сверху, то твоя песенка спета. Куда бы ты ни пошла, за тобой по пятам последуют Отбросы, пока одним прекрасным утром ты не проснешься с ножом в глотке, а то и вовсе кучкой пепла.

– Вот уж спасибо, утешил! – срываюсь я и с размаха ударяю ногой по стене. – А то я сама не знаю!

– Я не позволю тебе остаться в Овертауне. Отбросам не сдам, но спрятаться тебе лучше где-нибудь на нейтральной территории – там, где искать будет сложнее всего.

– Я хочу уехать из города, босс.

– Кто ж тебе даст, глупая?

Вот и все. Даже Гарольд уверен, что я собственными руками вырыла себе могилу, а теперь активно зарываюсь в землю – не хватает только белой простыни, чтобы в нее как следует завернуться. Может, одолжить парочку у Шерил? Заодно расскажу, что ей ничего не угрожает, потому что я свалю из Овертауна уже этой ночью.

Блядь, ну и дерьмо!

– Ты можешь обратиться к Змею, – произносит наконец Терри, и его хриплый голос в тишине каморки звучит подобно грому.

– Головой ударился, что ли, котенок? – смеюсь я, но смех этот совсем не веселый. – Мне в Коконат-Гроув дорога заказана, не говоря уже о том, что в его расфуфыренный клуб меня никто не пустит. Ты видел, кто туда ходит? И какие для этого нужны деньги? Да и этот урод всем подряд не помогает.

– И Бакстер доберется до вас раньше, чем вы достучитесь до Змея.

Но сдаваться Терри не собирается. Скидывает кастет в карман и достает телефон – вот только парочки хакерских фокусов нам не хватало! Будто все вопросы можно решить в сети или стащив пару тысяч долларов с чужого электронного кошелька. Я уверена, что никакие деньги меня не спасут, даже если вдруг я удвою состояние Бакстера.

Вот если бы я могла подарить ему метку… И вовсе не обязательно говорить, что моя метка яйца выеденного не стоит. Все равно что портак, набитый на вечеринке по пьяни, только со спецэффектами.

– Я достал два билета в «Сады Эдема». Там сегодня вечеринка какой-то художницы, но в определенных кругах болтают, что Змей тоже будет – кажется, это одна из его клиенток.

В голове невольно всплывают слова амбала: «талантливый парень». Да, Терри и впрямь талантливый, и без его помощи я давно бы погибла от голода на улицах Майами или сама продалась бы в коллекцию какому-нибудь богачу. Именно Терри когда-то привел меня в Овертаун, где меня научили выживать на улицах, доставать себе еду и деньги, пусть и не всегда законным путем.

Захочешь жить – пойдешь по самой кривой дорожке, пусть даже по той же, по которой ходят уроды вроде Бакстера, отнявшие у меня нормальную жизнь. Жизнь, где я была еще Алексис Нотт, а не просто воровкой Алекс.

И теперь Терри снова пытается вытащить меня из глубокой ямы, куда я свалилась сама. Ради чего? Любой на его месте давно махнул бы на меня рукой. Сдал бы Отбросам, тем самым избавив себя от проблем. Но Терри не такой. На лице невольно проступает тусклая улыбка.

– Учтите, клиентам Змея не позавидуешь. Он может назначить любую цену, и никто не гарантирует, что после этого тебе не захочется самой сдаться Бакстеру. Такие люди играют совсем в другие игры, это тебе не к боссу районной банды заявиться за прикрытием.

– Будто у нас есть выбор, – мрачно хмыкает Терри и протягивает мне телефон. – Так что скажешь?

«Творческий вечер Анжелики Дюбуа» – надпись светится на экране, окруженная нелепыми обещаниями фуршета, бесплатных напитков на баре и удивительной программы с участием музыкантов и художников. Ага, конечно, именно на таком мероприятии мне самое место. У меня и платья-то нет.

Мать твою, ну нашла о чем думать. Платья нет, а завтра и жизни не будет, если сидеть сложа руки.

Фотография Анжелики доверия тоже не внушает: с приглашения улыбается бледная блондинка с длинными волосами и губами, накрашенными не хуже, чем у Мерилин Монро на старых плакатах. Такой в самый раз прогуливаться по вечернему Коконат-Гроув и сидеть в ресторанах, куда пускают только по брони и в определенной одежде.

Но выбора нет, правда?

– Дерьмо это, вот что, – выдыхаю я устало. – Но поехали. Посмотрим, что может предложить Змей-искуситель в «Садах Эдема». Как удачно, что мама не назвала меня Евой в свое время.

Когда-то я мечтала оказаться в таком месте, выяснить, что же представляет собой проклятое высшее общество, о котором все говорят, и где тусуются детки богатых родителей, но сейчас я готова провести еще десяток лет в Овертауне, лишь бы все было нормально.

Кажется, будто я делаю только хуже, принимая приглашение из рук Терри. Вырыть себе яму это одно, а вот запрыгнуть в нее с разбега и угодить в капкан – совсем другое. А «Сады» и есть огромный капкан, куда с удовольствием лезут люди, чтобы продать душу самому влиятельному человеку в Майами.

И на этот раз я одна из них.

Глава 4

Алекс

«Сады Эдема» – одно из самых дорогих заведений в Майами, и атмосфера там соответствующая. Я чувствую себя мелкой и незначительной, стоит нам только оказаться в стенах клуба: яркие картины из светодиодов мигают и переливаются, приглушенная музыка бьет по ушам, но хуже всего – громила на входе. Втиснутый в черный костюм-тройку, тот выглядел просто смешно, когда проверял наши с Терри приглашения.

Буквально сверлил нас взглядом, будто видел насквозь: никакие мы не почетные гости хозяйки вечера, а два малолетних проходимца. Я вот знать не знаю, кто такая Анжелика Дюбуа, не говоря уже о том, чтобы любоваться ее картинами. Но если неоновые поделки – ее работа, то карьера художницы, должно быть, не задалась. Только какая разница? Вон сколько народу набилось в клуб на нее посмотреть.

Или насладиться бесплатными напитками в баре.

Я одергиваю короткое черное платье, в которое пришлось переодеться в машине, поправляю растрепавшиеся синие волосы и даже думать не хочу, как выгляжу на фоне расфуфыренных девиц и прилизанных парней, что собрались в «Садах» сегодня. А они повсюду, куда ни глянь: вон группа вчерашних студентов в костюмах от Тома Форда, или что там модно носить в этом сезоне, и очках, которые стоят как хорошая машина.

Мать его, сколько же зарабатывает Змей на этом клубе? Повезет, если хотя бы десятую часть того, что приносят ему мелкие преступные группировки и работа с ребятами вроде Отбросов и парней Гарольда. Ходят слухи, что к Змею обращаются не только преступники – поговаривали, что пару раз к нему совались и политики. Не удивительно, что трон под ним до сих пор не пошатнулся.

Я готова поставить весь Овертаун на то, что метка Змея – нечто запредельное. Может, он гипнотизировать людей умеет или убивает взглядом. А что? Ему бы подошло, с такой-то кликухой. Я хмыкаю себе под нос и стараюсь протиснуться к бару сквозь толпу трущихся друг о друга на танцполе людей. Твою мать, дорогим и густым парфюмом несет просто от каждого, того и гляди голова заболит.

И куда подевался Терри? Украдкой оглянувшись вокруг, я друга не замечаю. Обещал же никуда не отходить, пока мы не найдем Змея! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из людей ублюдка Бакстера заявился сюда и попытался отловить нас поодиночке. Но в душе еще жива надежда, что Отбросы не решатся добровольно сунуть голову в петлю – на территорию Змея полезет только сумасшедший.

У бара публика явно другая: несколько мужчин за тридцать горячо обсуждают последние работы Дюбуа, спорят и стучат стаканами по стойке. А бармен с каменным лицом смотрит вдаль – туда, где на небольшой сцене то и дело мелькают яркие огни и крутятся изящные танцовщицы в легких светлых платьях, будто греческие нимфы. Я даже немного завидую их изящности, сама я могу с легкостью пробежать половину Овертауна или забраться на высотку по канату, но так танцевать… Я скорее кому-нибудь ноги отдавлю, а то и просто со сцены свалюсь.

– Какой-нибудь коктейль, – говорю я, коротко и криво улыбнувшись бармену. Остается только надеяться, что мое лицо в этот момент не напоминает жуткую гримасу. – Что-нибудь покрепче. На твой вкус.

– А не рановато? – дерзко спрашивает бармен в ответ и откидывает со лба прядь темных волос. Карие глаза поблескивают в приглушенном свете.

– Тебе какое дело? Смотри, как бы кто-нибудь из гостей тебе за такое жизнь не сломал, – хмыкаю я. – Или хотя бы нос. Могу начать, если будешь много болтать.

– Не переживай, мелочь, мне гости уж точно не угроза, – едва не смеется тот в ответ и выходит из-за барной стойки. На нем ни фартука, ни бейджика, но кто знает, в чем ходят работники «Садов». – Но не знал, что у Энджи такие дерзкие подруги. Не ляпни что-нибудь такое при Грегоре, он-то с тобой церемониться не будет, пригласи тебя хоть президент.

Несколько мгновений я не могу взять в толк, что происходит. Беспомощно оглядываюсь вокруг, хмуря густые темные брови, покусываю накрашенные блеском губы и даже тянусь к небольшой сумочке, чтобы выхватить нож, если дело запахнет жареным. Но прежде чем я успеваю выставить себя дурочкой, «бармен» и пара мужчин за стойкой заходятся громким смехом.

– Ксандер, не пугай гостей, – говорит один из них – тот, что повыше, с едва заметной темной щетиной на лице. Поправляет галстук и продолжает, повернувшись уже ко мне: – Не говорите Анжелике об этом недоразумении, Ксандер просто любит пошутить. Бармен скоро вернется, сейчас он обслуживает лаунж-зону вместе с официантами.

– Вечно ты все портишь, Лиам. – Пятерней Ксандер убирает короткие волосы с лица и подмигивает мне. – Не переживай, мелочь, даже если расскажешь, Энджи ничего мне не сделает. Так что развлекайся, пока можешь. Ладушки?

Ухмыльнувшись и напоследок сверкнув глазами, будто он знает обо мне гораздо больше, мужчина по имени Ксандер скрывается в толпе танцующих. А внутри у меня все словно покрывается ледяной коркой, насколько мне вдруг становится не по себе. Пока могу? Значит ли это, что он один из людей Бакстера? Или просто в курсе, зачем я сюда заявилась?

Да где носит Терри, чтоб его, когда он так нужен?

И когда мужчина со щетиной, кажется, его назвали Лиамом, приоткрывает рот, чтобы обратиться ко мне, друг возникает словно из ниоткуда – хватает меня под руку и отводит подальше от барной стойки, в угол помещения. Музыка грохочет все громче, со всех сторон доносятся голоса – с танцпола, из небольших кабинок со столиками, со стороны покрытой пушистым ковром широкой лестницы. В глазах рябит от яркого света и обилия красного вокруг, и я то и дело морщусь.

Толком не замечаю ни поблескивающего бомбера Терри, ни синяков и длинной царапины у него на щеке. Совсем свежей. Она особенно сильно выделяется на бледной коже, когда под потолком включаются неоновые лампы, и друг натягивает до самых глаз тканевую маску, чтобы прикрыть ссадину.

– Я же просил подождать у входа, – вздыхает он устало, брови его сведены к переносице, кажется, еще немного, и сойдутся вместе.

– А я просила не болтаться где попало. Думаешь, я здесь себя как рыба в воде чувствую? В этом идиотском платье еще. – Я недовольно поправляю ткань обтягивающей юбки и неловко переступаю с ноги на ногу на неудобных каблуках. – В баре я наткнулась на какого-то Ксандера, мне показалось, он знает, зачем мы сюда пришли.

– Знает, Алекс, – кивает Терри. – Он информатор Змея, это его работа.

Не зря у меня внутри все похолодело. Черт побери, явиться в «Сады Эдема» и потребовать коктейль не у кого-нибудь, а у информатора короля преступного мира Майами. Не иначе как запас удачи у меня еще не иссяк, а то пристрелили бы еще вчера, когда мы кое-как свалили из квартиры Бакстера в обход нерасторопных копов.

Да и в Овертауне нас не прикончили, хотя могли. Гарольд дал нам шанс сбежать. Мне. Мне, не нам. Теперь дело за малым – не просрать всю оставшуюся удачу, облажавшись перед Змеем. Раз его информатор здесь и ничего не сказал по поводу приглашений, значит, тот не против нас принять.

Только лицо у Терри мрачнее тучи, а глаза бегают – он смотрит то на людей на танцполе, то на лестницу. На втором этаже находится та самая лаунж-зона, куда отправился бармен, а перед входом стоит такой же здоровенный охранник, как и перед парадными дверями – просто так не пройдешь.

– Мы здорово пообщались, – бросаю я как бы невзначай в попытках оправдаться. – Ничего не случилось.

– Я не об этом переживаю, Алекс. Я виделся с людьми Змея – там, перед лаунжем. Один из них чуть не прикончил меня, едва я открыл рот, – продолжает Терри как ни в чем не бывало, неосознанно касаясь пораненной щеки пальцами. – Легко отделался. Но просто так мы к нему не поднимемся, придется немного подождать.

Двери будут закрыты, пока сюда не спустится художница, а потом можно попробовать. Минут двадцать, не больше. Так что придется слиться с толпой и сделать вид, что мы наслаждаемся вечером.

– А если здесь ошивается кто-нибудь из Отбросов? Вытащить из клуба куда проще, чем затащить в него, котенок, – дурацкое прозвище срывается с губ быстрее, чем я успеваю остановиться.

Да чтоб тебя.

– Так иди найди Ксандера. Может, он тебя защитит? – фыркает Терри недовольно и разворачивается на каблуках высоких берцев, а затем исчезает среди напыщенных парней и их подружек в блестящих платьях.

И кто тянул меня за язык? Я шумно выдыхаю и бреду обратно к бару, где за стойкой уже протирает стаканы мужчина лет сорока в черном фартуке с эмблемой клуба – яблоко раздора, кто бы сомневался. Вновь прошу коктейль покрепче и через пару минут потягиваю через трубочку отвратительно сладкую жижу с привкусом то ли водки, то ли чистого спирта. И такую дрянь подают в самом дорогом и пафосном клубе города? На презентации современной художницы, у которой наверняка денег куры не клюют?

Да в баре Овертауна по пятницам и то лучше коктейли мешают.

Никакого Ксандера рядом нет и в помине, еще недавно споривших друг с другом мужчин и след простыл, а на сцене поодаль уже не изгибаются девушки в полупрозрачных платьях. Даже на танцполе все притихли, словно вот-вот должно начаться шоу. Я покрепче сжимаю в руках бокал, ожидая худшего, когда гаснет свет, но ничего особенного не происходит.

Цветной прожектор подсвечивает спускающуюся со второго этажа высокую блондинку в длинном вечернем платье темно-красного цвета. Изящно наброшенный на шею платок отчего-то напоминает удавку, а довольное, в чем-то даже хитрое выражение лица женщины – морду кошки, добравшейся до полной миски молока. Есть в ней что-то странное, нечеловеческое.

И аура у нее – у Анжелики Дюбуа, главной звезды вечера, – такая же красная, как и платье. Только вовсе не яркая, а медленно темнеющая. Может, у Бакстера раньше была такая же, пока не почернела окончательно.

На языке чувствуется явственный привкус горечи, и я спешу заглушить ощущения еще одним глотком коктейля. Алкоголь приятно обжигает горло, а сладость медленно отходит на второй план.

Голос Анжелики, оказывается в десятки раз приторнее любого коктейля:

– Вы не представляете, как я рада вас видеть, дорогие. Каждый месяц мы с вами собираемся в «Садах» на презентацию и каждый месяц вы наполняете меня впечатлениями. Только благодаря вам я и могу творить. И сегодня я хотела бы представить вам одну из последних своих картин!

Анжелика изящно взмахивает рукой, указывая на опустевшую сцену. Включается проектор, и на когда-то гладкой темной стене теперь красуется картина, до жути похожая на болотную жижу на стене спальни Бакстера.

Мать твою, если и ту ерунду рисовала Анжелика Дюбуа, то я хожу по охрененно тонкому льду – ублюдок наверняка знаком с ней лично, а может, через нее выходит на Змея и только из-за того держит ее мазню у себя дома. Ладно, может, я просто ошиблась. Никогда не разбиралась в искусстве и начинать не собираюсь. Качнув головой, я опрокидываю остатки коктейля залпом и с грохотом опускаю стакан на стойку.

А художница и не думает затыкаться.

– Я назвала ее «Зеленый цвет моей души», – продолжает она, театрально заламывая руки, и шагает чуть ближе к сцене, пока наконец не восходит на нее и не смотрит на собравшихся в клубе сверху вниз. – И сегодня вечером мы по традиции проведем аукцион. Все вырученные средства пойдут на поддержку бездомных и в социальные фонды.

Дальше слушать не хочется. Я поворачиваюсь обратно к бармену и сталкиваюсь с безразличным взглядом его выцветших, когда-то голубых глаз. Не иначе как мужику болтовня Анжелики тоже не по душе.

Зеленый у нее цвет души, как же. Противно-красный, как запекшаяся кровь или подкрашенный кирпич, никакой не зеленый. Впрочем, если художница с приветом видела свою душу непроходимым болотом или лужей блевоты, то оставалось ей только посочувствовать.

Только времени на сочувствие у меня нет, как нет и часов. Прошло двадцать минут или нет, а сидеть на месте я уже не в силах. Поднявшись на ноги, пошатнувшись на непривычно высоких каблуках, я решаю чуть развеяться.

В зале не протолкнуться, так что я обхожу столпившихся вокруг Анжелики поклонников по широкой дуге: бреду вдоль кожаных диванов и веселых компаний, которым явно давно уже пора прекратить заливать в себя алкоголь. Но бутылок на столиках полным-полно, а кое-где и порошок рассыпан.

Не удивительно, что в клубе самого опасного человека в Майами собираются пусть богатые, но такие же наглухо отбитые гости. Может, половина из них здесь вовсе не ради художницы, как мы с Терри. Сейчас наглотаются всего подряд для смелости, а потом пойдут требовать у Змея денег или прикрытие. Прямо как я.

Твою мать, а если он меня и слушать не захочет? Переступив через чьи-то нагло вытянутые ноги, я сворачиваю в сторону туалетов. Небольшие помещения освещены ничуть не хуже, чем залы в клубе: повсюду неоновые картины, изображающие либо яблоки раздора, либо десятки самых разных надписей. И любит же Змей выпендриваться, оказывается.

Я качаю головой и приоткрываю двери женского туалета, да так и застываю на месте, придерживая ладонью дверную ручку. Девушка в коротком черном платье, задранном чуть ли не до груди, податливо выгибается в объятиях здоровенного амбала. Откидывает назад голову, взмахивая копной густых темных волос, и сама направляет руки амбала – заставляет того сжать ее грудь. Ни один из них даже не оборачивается, когда я едва не роняю сумочку. Для них словно и не существует ничего вокруг.

Ни меня, ни клуба, ни гребаного Змея на втором этаже. Это же, мать его, туалет, сюда может заглянуть кто угодно!

Но девушка лишь шумно стонет и подается бедрами назад, когда амбал вдалбливается в нее с таким остервенением, словно хочет проткнуть насквозь. Твою мать, ну его нахер. Решила, называется, поправить макияж перед тем, как подняться к Змею. Если у него такой бардак в клубе, удивительно, как он до сих пор железной хваткой держит большинство группировок в Майами.

И, развернувшись на каблуках неудобных туфель, я бросаюсь в сторону лестницы на второй этаж. Не оборачиваюсь и не смотрю по сторонам. Пусть даже я наступлю на ногу какому-нибудь мажору или собью с ног Анжелику – хуже моя жизнь уже не станет.

Снизу ничего толком не разглядеть, но свет там будто бы не такой яркий, да и в целом помещения выглядят иначе – стены обиты то ли кожей, то ли тканью, а на полу, судя по ступенькам, лежит паркет. И никаких сумасшедших прожекторов и скачущих между гостями танцовщиц.

– Пропуск? – холодно спрашивает громила у лестницы. Взгляд у него пустой и безразличный, видно, что ни на какие уловки вроде милой улыбочки или наивного взгляда он не купится. Не купится даже на толстую пачку денег, потому что тогда босс от него мокрого места не оставит.

– Пропуска нет, – отвечаю я просто.

– Тогда возвращайтесь в зал. Для гостей мисс Дюбуа открыт весь первый этаж.

– Но у меня назначена встреча.

Охранник коротко поглядывает на мои яркие синие волосы, на простой макияж и сумочку, которая совсем не подходит ни к платью, ни к туфлям. Это сумочка Шерил – единственная, какую мы сумели найти, когда я собиралась в клуб.

– Со Змеем.

– Как же, как же, – хмыкает он, ни на мгновение не смягчаясь. Но скрещенные на груди руки напрягаются, а уголки губ опускаются чуть ниже.

Что еще ему сказать? Я рефлекторно повторяю жест охранника и даже топаю ногой, пока не вспоминаю царапину на лице Терри. Кажется, он уже сполна расплатился за наш пропуск на второй этаж.

А если нет, то придется еще минут десять-пятнадцать послушать болтовню Анжелики.

– Я уже говорила с Ксандером на этот счет. Меня привел Терри Льюис.

Что подействовало на охранника сильнее – упоминание информатора Змея или имя моего лучшего друга – понятия не имею, но тот отходит в сторону и отстегивает бархатный канат, чтобы пропустить меня в лаунж-зону. В святая святых «Садов Эдема», где обитает Змей собственной персоной.

Чтоб его, не ожидала, что это сработает. Криво улыбнувшись, я делаю один шаг за другим, а в душе бушует настоящий ураган из страха, волнения и желания развернуться и броситься прочь. Неужели такая плохая идея – свалить из Майами полями или даже по воде? Да хоть по дну, лишь бы не встречаться ни с парнями Бакстера, ни уж тем более со Змеем.

Однако я смело поднимаюсь все выше, пока в нос не бьет горьковатый запах табака вперемешку с ароматом сандалового дерева. Да, эта часть «Садов» совсем не похожа на ту, что встречает посетителей в первую очередь. Это уже не просто ночной клуб, а элитный салон для особенных гостей. Стены обиты плотной тканью, кое-где украшены резными деревянными панелями, и все вокруг затянуто плотным сигаретным дымом.