Мальчик за стенкой

Ана Эрмиш

Мальчик за стенкой

Глава 1

Снег падал с неба такими огромными хлопьями, будто всерьез собрался превратить улицы в замерзшие белоснежные реки, изгибающиеся под ровными углами. Еще немного, и по ним на самом деле придется пробираться точно вплавь, разгребая в разные стороны руками от груди обжигающе холодные сугробы. Взмах правой – и вот можно продвинуться на несколько сантиметров вперед. Левой – и еще немного пространства отвоевано у снежной стихии.

А плавать Соня не любила. Точнее, не умела, а любить то, что не умеешь – сложно. Да еще и снег на дух не выносила. Так что плавание по снегу в точно не входило в список ее занятий на вечер. Вообще-то у нее в планах было просто лежать дома, в теплой кровати, и смотреть по телевизору трогательный фильм, желательно про любовь. Какой-нибудь такой, чтобы в конце непременно можно было всплакнуть от счастья за главных героев.

Но планы планами, а декабрь и напарница по работе внесли в него свои коррективы. Последний месяц в году, который вообще-то должен приносить чудеса и волшебство, а не непогоду и разочарования, обрушил на ее голову снегопад, заваливший все протоптанные за день тропинки. А Настя позвонила и “обрадовала”, что заболела и не сможет выйти на смену. И слезно умоляла подменить ее пару дней. И не откажешь ведь – у самой сессия на носу, а вдруг и Соне понадобится лишний день на подготовку. Да и Настя девчонка хорошая, всегда прикроет спину на работе.

Поэтому на сегодняшний вечер Соне пришлось расстаться с уютной кроватью и выйти на мороз. Медленно продвигаясь по сугробам, искрящимся под неровным светом фонарей, она то и дело проваливалась в снег до самых колен и раздраженно пыхтела, проклиная его на чем свет стоит.

“И почему я не родилась где-нибудь в Калифорнии? Сейчас лежала бы у бассейна с коктейлем в руках, а не вот это вот все. Нет же, угораздило появиться на свет в Сибири. Не зря сюда людей в ссылку отправляли, ой, не зря…” – крутилось у девушки в голове, пока она понемногу преодолевала расстояние между своим домом и супермаркетом, в котором подрабатывала вот уже второй год.

Издав возглас – нечто среднее между победным кличем марафонца, пришедшего к финишу первым, и криком облегчения человека, вышедшего из леса после пяти дней блужданий по нему, – Соня добрела до служебного входа. Зубами стянула с руки перчатку и достала из кармана бейдж, которым открывалась дверь для персонала. Руки мгновенно заледенели и одеревенели, и проклятая карточка вывалилась из непослушных пальцев прямо в сугроб.

– Черт! Только не это! – Соня застонала и закатила глаза.

Сбросила с плеча сумку и, вновь натянув перчатку, опустилась на колени. Запустила руку туда, где осталось углубление от провалившегося бейджа. Сначала пошарила в сугробе кистью, но ничего не найдя, засунула руку по локоть, а потом и по плечо, изогнув тело под немыслимым углом. Дурацкий кусок пластика как сквозь землю провалился! А она уже действительно доставала кончиками пальцев едва ли не самой земли. Кажется, если постараться, можно даже ухватиться за травинки, погребенные под толстым слоем снега.

– Сонь, ты что ли? – Девушка так увлеклась поиском, что даже не заметила, как дверь служебного входа скрипнула, и на улицу выглянул парень.

Соня резко дернулась и бейдж, который она только что нащупала, снова выскользнул из пальцев.

– Да чтоб тебя! – выругалась она.

– Меня?

– Да не тебя, – отмахнулась девушка. – У меня бейджик в сугроб упал.

– Почему я не удивлен, Агафонова? – Брови парня скептически изогнулись, и он, запахнув на груди куртку, вышел на улицу. – Отойди.

Соня, кое-как вынырнув из глубокого сугроба, попыталась подняться, но только глубже увязла в снежном плену. Хрустящая холодная субстанция теперь была повсюду: набилась в сапоги, в рукава, попала под воротник пуховика и попыталась даже проникнуть в рот. Издав тяжелый вздох, парень едва ли не за шиворот одним рывком поднял Соню на ноги. А затем изящным движением фокусника с первой попытки вытащил из сугроба заветный бейдж. Девушка чуть зубами не заскрипела от злости, а вот снег на них все-таки скрипнул, тут же превращаясь в воду. Вот почему всегда так?

Соня вообще жила под девизом: “Если что-то не упало, не разбилось, не сломалось, или она не попала в дурацкую ситуацию, то день прожит зря”. Те, кто ее хоть немного знал, с этим уже смирились, а самые добрые из них помогали, почти что не издеваясь – вот как ее сегодняшний спаситель.

– Спасибо, Паш, – проворчала она, принимая из его рук бейджик. Вроде бы помог, но девушка все равно злилась – хотя бы потому, что он в очередной раз стал свидетелем ее фиаско.

– Да не за что, – Паша махнул рукой. – А ты чего тут? Сегодня же Настина смена.

– Заболела она. Не предупредила что ли?

– Она ж мне звонила, а я ответить не успел, а потом не перезвонил, – с досадой хлопнул он себя по лбу и подытожил: – Вот блин.

– Она ее подменить просила.

– Понятно, – Паша поморщился и достал из кармана куртки пачку сигарет.

Вытащил одну и предложил взять девушке. Соня отрицательно покачала головой, и Паша, пожав плечами, убрал пачку обратно. С наслаждением прикурил и выпустил облачко белого дыма.

– Нам позарез ещё хотя бы один человек нужен. У тебя никого на примете нет?

Соня снова покачала головой и немного сдвинулась в сторону – так, чтобы сигаретный дым не летел прямо на нее. Паша, заметив ее робкое движение, тут же отвел руку с сигаретой так, чтобы ветер сдувал все в противоположное от них направление.

– Плохо, Сонь. Очень плохо. И в институте никого? Никому подработка не нужна что ли?

– Паш, ну ты что, правда думаешь, что я хожу по институту и спрашиваю у каждого, не нужна ли ему работа?

Парень ещё раз пожал плечами, как бы говоря, что понятия не имеет, чем там занимается Соня в здании университета. Девушка хмыкнула и продолжила:

– Может, мне ещё листовки по корпусам развесить?

– Отличная идея!

– Паш, ну ты серьезно что ли? – Соня едва не закатила глаза. – Ты у нас начальник смены, давай как-то сам.

– Да нет, – отмахнулся он, быстро сделав последнюю затяжку и выбросив окурок в сугроб. – Листовки отличная идея! Только мы их разложим в магазине. И вдруг какой-нибудь покупатель окажется тем самым сотрудником, которого мы ждём.

Паша явно воодушевился, а Соня лишь покачала головой. Его назначили на эту должность совсем недавно, каких-то пару месяцев назад. И складывалось впечатление, что лишь по одной простой причине: других кандидатов особо и не было. Паша не имел совсем никакого опыта управления коллективом, хоть в его подчинении и находились всего несколько человек. Поэтому самые простые и очевидные решения воспринимались им, как настоящий инсайт.

– Ладно, пошли работать, – заявил он таким тоном, будто это не он вышел на улицу покурить, а Соня, чье рабочее время ещё даже не началось. Надо же, вспомнил, что он начальник.

– Ага, – отозвалась она и первая пошла внутрь.

– Сонь, ну ты всё-таки поспрашивай у знакомых, – снова начал бормотать Паша ей в спину, видимо, обдумывая ещё один вариант, если листовки не помогут. Соня молча кивнула, и он продолжил: – Я тебе даже премию выпишу, если кого-нибудь приведешь.

– Чего это ты такой добрый? – она даже обернулась и подозрительно сощурилась.

– Я не добрый, я отчаявшийся. Работать совсем некому, а мне приходится закрывать собой все дыры. Отдохнуть хочу, – признался парень, сбрасывая с плеч куртку.

Он и правда за последний месяц помрачнел и осунулся. Тени под глазами стали привычными и уже почти не выделялись на фоне сероватой кожи. А взгляд выглядел все более потухшим и неживым – ему однозначно нужно было хорошенько выспаться. Он устало привалился плечом к стене, будто собираясь с силами и вымученно улыбнулся.

Соне стало искренне жаль его и даже захотелось приобнять и погладить по широкой спине или голове, покрытой коротким ёжиком светлых волос. Паша был старше девушки всего на несколько лет, поэтому они быстро нашли общий язык. Весёлый и общительный парень легко находил подход к каждому, а Соне он нравился за такие редкие качества, как искренность и умение видеть в людях хорошее. И когда они ещё были напарниками, то смены с ним девушка любила больше всего – за разговорами обо всем и ни о чем и несмолкаемым смехом ночи пролетели быстро и легко.

А Пашино повышение все изменило, и теперь он больше хмурился, чем смеялся. А ещё каждую рабочую смену собирался уволиться, больше, конечно в шутку, чем всерьез, но те, кто знал его достаточно хорошо не могли не заметить перемены в нем.

Соня сочувственно улыбнулась и похлопала его по плечу. Высокий и широкий в плечах парень, которого Соня была почти втрое меньше, напоминал сейчас большого ребенка с бицепсами, которые она едва смогла бы обхватить двумя руками и сорок пятым размером ноги.

– Держись, друг, – постаралась поддержать его она. – Я спрошу, обещаю. Может, кто и захочет подработать.

– Спасибо, Сонь, ты лучшая! – он заключил ее в объятия и легко приподнял одной рукой.

– Я ещё ничего не сделала.

– А я и не говорил, что ты лучшая поэтому, – Павел лукаво ей подмигнул и, мягко опустив на пол, направился в сторону подсобки.

Соня усмехнулась ему вслед. Она знала его уже давно, чтобы понимать – за этими комплиментами и намеками нет никакого подтекста. Это просто его привычная манера общения со всеми девушками, а особенно с Соней. Потому что поначалу такие фразы заставляли ее смущаться и “мило краснеть”, как заявлял парень. Это уже потом у нее выработался иммунитет к таким шуточкам, и она перестала воспринимать их всерьез.

Помахав в знак приветствия девушке за кассой, Соня направилась в раздевалку. Тяжело вздохнула в предвкушении рабочей смены. Выкладывать товар на полки было совсем не сложно, но очень утомительно, особенно ночью, когда больше всего хотелось спать, а не перебирать пакеты молока и палки колбасы.

Но совесть не позволяла Соне брать у родителей денег больше, чем было необходимо на съем квартиры, а ее крошечной стипендии никак не хватало на все остальное. Поэтому и приходилось выходить хотя бы десять ночей в месяц, а работа в ночную смену давала возможность совмещать ее с учебой.

В небольшом помещении, заставленном металлическими кабинками, она скинула верхнюю одежду и повесила ее в шкафчик. Туда же затолкала сумку, а потом расправила примявшийся под пуховиком теплый свитер. Собрала темные волосы в неаккуратный пучок на голове, чтобы не мешались и не лезли в лицо. Напоследок улыбнулась своему отражению в потемневшем от времени зеркале, подбадривая сама себя. И привычным движением засунув наушники в уши, а телефон в задний карман джинсов, вышла в торговый зал.

Глава 2

Больше всего в этой жизни Лев Антонович ненавидел опоздания. Именно поэтому из дома он всегда выходил с таким запасом, что этого времени вполне бы хватило не только, чтобы добраться из пункта А в пункт Б, но и между делом заскочить в соседний город. А опаздывающие люди выводили его из себя столь же сильно, как последняя макаронина на тарелке, никак не желающая цепляться на вилку. И по иронии судьбы его собственный сын обладал уникальным талантом – за двадцать лет своей жизни он ни разу нигде не появился вовремя. Он даже родиться в срок не смог, явившись на свет спустя несколько дней после даты, назначенной врачами.

Лев Антонович не сводил глаз с часов, висящих на стене, которые мерно тикали, понемногу приводя его в бешенство. Секунда за секундой, минута за минутой – творение талантливого голландца даже представить не могло, что их неторопливое движение стрелками настолько расшатывает и без того нестабильную нервную систему мужчины.

Первые минут пять Лев Антонович старался себя убедить, что, как в старой песне “пять минут – немного”, и это можно даже не считать за опоздание, хотя внутренний голос никак не хотел соглашаться с этим утверждением. Следующие десять мужчина вспоминал все известные приемы быстрого расслабления на рабочем месте. Глубоко дышал, причем обязательно животом – это он подсмотрел в какой-то новомодной передаче по профилактике хронического стресса, тер пальцами виски, расхаживал по комнате, разминал плечи. Даже сделал мимическую гимнастику, корча жутковатые гримасы. Потом включил классическую музыку – говорят, она идеальна для релаксации и снятия напряжения. Ещё минут через пять он с уверенностью мог сказать, что это все враньё.

Когда стрелки с ритмом, уже напоминающим похоронный марш, приблизились к цифре “шесть”, означающей, что потенциальный самоубийца должен уже тридцать минут, как восседать перед очами Льва Антоновича, у того уже скулы свело от злости. Какая-то часть его внутреннего “я”, подпитываемая отцовской любовью, жалобно причитала: “Наверное, в пробку попал. Да, не час пик, конечно. Да, всего два балла по городу. Ну, а вдруг. Не надо так категорично отметать этот вариант”.

Другая же его часть, глухая к подобным оправданиям, раздумывала, какая смерть будет наиболее предпочтительна. И все больше склонялась к удушению – своими собственными руками. Тут же вспомнилось прочно засевшее в голове ещё со школьных лет: “Я тебя породил, я тебя и убью”.

Через сорок минут кабинет Льва Антоновича напоминал арену для проведения корриды, где мужчина выступал в роли быка. Из его ноздрей уже почти что валил пар, когда дверь широко распахнулась и появился долгожданный тореадор, размахивающий красной тряпкой.

– Привет, пап! – радостно объявил он.

И, не замечая, как в руках отца разломился на две части карандаш, прошел внутрь, на ходу сбрасывая с плеч куртку и точным движением накидывая ее на вешалку. Рухнул в кресло напротив мужчины и широко улыбнулся.

– Как дела? – поинтересовался, как ни в чем не бывало.

– Как у меня дела? – Лицо Льва Антоновича позеленело и стало близко по оттенку к первой весенней листве. – Ты опоздал на сорок минут!

– Прости, пап, я проспал, а потом…

– Проспал? Как, черт возьми, можно проспать встречу, назначенную на два часа дня?!

– Я поздно лег. Или, наоборот, рано?.. – Лицо парня приобрело задумчивое выражение, в то время как его отца – все больше напоминало разъяренного огнедышащего дракона. – Да, впрочем, какая разница. Так вот, а потом я заболтался с милой девушкой у тебя на ресепшене. Кстати, хотел попросить поискать в документах ее номер телефона.

– Ты совсем оборзел, Никит? Думаешь, я буду тебе помогать баб клеить?

– Не хочешь – не надо, – Никита пожал плечами. – Сам у нее спрошу. Ты какой-то напряженный.

Лев Антонович издал какой-то нечленораздельный звук, делающий его ещё больше похожим на дикое животное, вышедшее на охоту.

– О, ты заметил, сынок? – подозрительно ласково произнес он. – Не догадываешься, почему?

– Что тут гадать. Я тебя первый день что ли знаю с твоей маниакальной пунктуальностью.

– Это не просто пунктуальность! – рявкнул мужчина. – Это собранность, организованность и целеустремленность! Все то, чего у тебя нет. Ты, дорогой сынок, чем собираешься по жизни заниматься?

– Закончу институт, – Никита, не обративший внимания на столь подозрительный вопрос, закинул ногу на ногу и принялся рассуждать. – Потом устроюсь на работу к тебе. Дальше – быстрый взлет по карьерной лестнице и вуаля.

– Вуаля ему… Хрен тебе, а не работа и лестница. Мне такой работник не нужен, который даже вовремя прийти не в состоянии.

– Да ладно тебе. В этом же самый кайф – когда ты сам начальник, можно приходить на работу тогда, когда хочешь.

– Совсем наоборот, Никит. Если ты начальник, или планируешь им быть, – покачал головой Лев Антонович и бросил долгий многозначительный взгляд на сына, – то должен понимать, что на тебя смотрит и ориентируется весь коллектив. Если ты сам не в состоянии держать себя в жестких рамках, какой дисциплины ждешь от персонала?

Никита неопределенно мотнул головой, благоразумно промолчав. Потому что ему даже в голову не приходило вообще что-то от него ждать. Работа в компании отца должна была дать ему свободу – от необходимости торчать в офисе с утра до ночи, корпеть над отчетами и засыпать на скучных совещаниях. В его идеальной вселенной он вообще там почти не появлялся, лишь изредка озаряя подчиненных радостью от своего присутствия. А все вопросы и проблемы решали многочисленные заместители – а иначе зачем они вообще нужны?

Но судя по тому, что брови отца уже практически наползли друг на друга, он был совершенно другого мнения. И, не дожидаясь ответа сына, продолжил:

– Пост начальника накладывает ответственность. И только от него зависит, будет компания процветать, или развалится. От того, насколько грамотно у него получится организовать работу сотрудников. А ты не можешь организовать даже себя. Как ты сможешь руководить хоть кем-то?

Никита очень осторожно пожал плечами, раздумывая стоит ли говорить отцу, что его вполне устроит формальный пост в компании. А руководить вместо него может кто угодно. Поразмыслив, решил, что все-таки не стоит – на лице Льва Антоновича выступили багровые пятна, и повышать родителю давление еще больше не хотелось. Он перевел взгляд на часы. Беседа затягивалась и явно перешла не в то русло: отец попросил его привезти забытые дома документы, а теперь неожиданно решил восполнить все пробелы в воспитании разом. И это Никите совсем не нравилось.

– Никак, – продолжал мужчина, которому участие в беседе Никиты едва ли было нужно. – Никак, понимаешь? Все, на что ты способен – это склеить девчонку за стойкой ресепшена и в очередной раз бездарно потратить заработанные мною деньги. Нужно с этим что-то делать, Никит.

– Что-то делать? Что ты имеешь ввиду? – Червячок сомнения медленно заворочался у него глубоко внутри, намекая, что это все плохо кончится.

– Так больше не может продолжаться. Пора, наконец, взрослеть.

– Эй, пап, ты чего? – Никита напрягся и немного подался вперёд, все ещё надеясь, что это отец просто так вымещает злость. Сейчас успокоится – и все встанет на круги своя.

– А ничего! – рявкнул Лев Антонович, хлопнув ладонью по столешнице из массива дерева. – Мне надоело, что ты только и делаешь, что прожигаешь жизнь. Тебя вообще интересует хоть что-то, кроме девчонок и тусовок? – он дождался неуверенного кивка сына и продолжил: – Я в твои годы на двух работах пахал и ещё учиться успевал. А ты?

– А что я? – начал Никита, но отец его прервал.

– А ты живёшь одним днём и дальше носа своего не видишь. Как я это все, – он обвел руками кабинет, – тебе оставлю? Да ты в первый же месяц развалишь то, что я создавал годами. Да, я сам виноват. Мне пришлось несладко, а в детстве так вообще ничего слаще морковки не ел, и мне так хотелось дать хоть тебе все и даже больше. Но, похоже, я немного перестарался.

– Что-то ты поздно это понял и решил меня воспитывать, – холодно отозвался Никита. – Мне двадцать, а не два.

– Никогда не поздно, сынок.

И вот теперь Никите на самом деле стало страшно. Тяжелые нотки в голосе отца, которых он раньше не слышал, очень его напрягали. Конечно, отец и до этого его ругал и часто был недоволен, но сейчас что-то неуловимо изменилось. И дело даже не в опоздании, хотя и в нем тоже. Сегодня Льва Антоновича настигло озарение – и он увидел сына другими глазами. И увиденное ему очень не понравилось.

– И что ты хочешь этим сказать? – Внешне Никита сохранял хладнокровие, но внутри дикие чертята уже отплясывали румбу на могиле его спокойной жизни.

– С этого дня начинаешь самостоятельную жизнь, – отрезал отец. – Съезжаешь из дома, устраиваешься на работу. Сам себя содержишь и сам за себя отвечаешь. Счёт я твой заблокирую. Придется барахтаться самому.

– Да ты шутишь что ли? – выдохнул Никита, округлив глаза. – Куда я пойду?

– А я откуда знаю? Ты взрослый человек, реши проблему сам. Я всего добивался самостоятельно, и мне никто ничего не дал просто так. Вот и ты попробуй. Докажи мне, что ты чего-то стоишь.

– Иначе что?

– Иначе не только из дома выгоню, но ещё и из завещания вычеркну, – прорычал Лев Антонович тоном, исключающим любые шутки. – Хочешь оставить за собой место в моей компании, сначала покажи, что ты его достоин.

– Да ты чего, пап? Я исправлюсь, честно! Хочешь буду каждый день в два часа приезжать в твой офис, чтобы отметиться? Как у участкового, – Никита нервно рассмеялся, хватаясь за любую соломинку в надежде переубедить отца.

Но упорству Льва Антоновича можно было только позавидовать. Не зря же он сумел с нуля открыть целую сеть автосалонов. И уж если он решил, что будет так, как он сказал, значит так тому и быть.

– Вот и посмотрим, исправишься или нет.

– Куда мне, блин, идти работать? А жить где?

– Это теперь твои проблемы, сынок. Вот и решай их. А теперь все, давай, иди. Я и так потратил на тебя кучу времени. А оно, между прочим, очень дорого стоит. Поработаешь – поймёшь. Завтра утром можешь заехать домой за вещами, я там буду ровно до половины восьмого. Опоздаешь – второго шанса не дам, останешься без всего.

Никита медленно встал, все ещё не до конца осознавая сказанное отцом. Проклял его что ли кто-то? Или это у папочки так проявляется кризис среднего возраста, которым пугают всех мужиков? Или он просто сошел с ума?

– Решил на слабо меня взять? Думаешь, сдохну без твоих денег? Как бы не так!

И направился к выходу, на ходу сдернув с вешалки куртку и, конечно же, с гордо поднятой головой.

– Никит… – Оклик папы застал его почти у самой двери.

Неужели одумался?

– Ключи от машины тоже не забудь оставить.

А вот это был удар ниже пояса. Засопев от злости, Никита вытащил их из кармана и швырнул на пол. И туда же полетели ключи от дома – для пущей драматичности момента.

– Ещё посмотрим, кто кого. Думаешь, приползу и буду валяться у тебя в ногах? Не дождешься.

Дверь за ним громко хлопнула, и Лев Антонович покачал головой. Произнес уже скорее самому себе, чем сыну:

– Никогда ещё я хотел так сильно ошибиться, как сейчас, мой мальчик.

Глава 3

Никита выскочил из кабинета отца, словно вместо него там сидел сам черт. Вихрем пролетел по лестнице, едва не столкнув оттуда какого-то паренька, оказавшегося на пути. Даже не посмотрел в сторону расплывшейся  в улыбке при его появлении девушки на ресепшене, с которой мило ворковал минут пятнадцать назад. Она только озадаченно нахмурились, не понимая такого резкого изменения в настроении Никиты.

Остановился он только на улице, когда холодный снег стал падать ему прямо на голову, заменяя шапку, которую Никита никогда не носил. Зачем? Все равно на машине. Вот только теперь его новенькая спортивная “Ауди”, на которой он сюда приехал так и останется стоять возле здания автосалона.

Грязно выругавшись, Никита запахнул на груди куртку и накинул на голову капюшон. И что теперь делать?

Твою мать! Твою мать!

Кстати, о матери.

Вытащив из кармана телефон, Никита набрал номер мамы. Сначала из трубки долго доносились длинные гудки, а затем смеющийся женский голос ответил:

– Привет, Никита.

– Мам, меня отец из дома выгнал. – Парень даже не стал тратить время на долгие приветствия, а сразу перешёл к делу.

– Он… Что?

– Из дома, говорю, выгнал! – почти что крикнул в трубку Никита.

– Сынок, тебя так плохо слышно. Я сейчас в самолёте, мы взлетаем через пять минут.  Давай перезвоню, как долечу, хорошо, дорогой?

– Ладно, мам, проехали, – раздосадовано вздохнул парень и, оборвав ее “люблю тебя, милый” на полуслове, отключился.

Хотя, чего ещё ожидать от его матери. Вряд ли она вообще вспомнит, что обещала перезвонить. Все, что будет ее занимать ближайшие пару недель на очередном курорте – это кокосы с трубочкой, креветки на ужин и то, в какую позу лучше встать, чтобы выглядеть на фото в соцсетях идеально. И желательно так, чтобы никто не догадался, что у девушки на снимке вообще-то есть взрослый сын.

Да и какой смысл? Даже если она вдруг озаботится судьбой Никиты настолько, что решит заступиться за него, отец все равно не послушает. Будь она здесь, можно было бы надеяться на помощь наличными, но ближайшие две недели придется обходиться без нее.

Следующий звонок Никита адресовал человеку, которого считал своим лучшим и, к тому же, единственным другом. И считал он так совсем не зря, потому что друг, в отличие от мамы, ответил на втором гудке.

– Здорово, Антох. Ты дома?

– Ага. А ты…

– Отлично! Скоро буду. – И отключился быстрее, чем Антон успел что-то вставить.

Никита знал его не первый год, ещё со школы, и давно выработал свою тактику борьбы с чертой в характере Антона, которая доводила его до бешенства. Парень был до ужаса тяжел на подъем и раскачать его что-то сделать стоило титанических усилий. Если бы его никто не трогал, он бы с удовольствием забился в свою берлогу и не вылезал оттуда годами. Поэтому Никита обычно делал проще: просто ставил друга перед фактом, давно оставив метод убеждений и манипуляций в прошлом.