По обе стороны чар

«Чтобы ваш оберег работал, начинайте плетение в хорошем настроении. Можете включить расслабляющую музыку, которая поможет раскрыть творческий потенциал и сконцентрироваться на процессе» – гласило первое правило.

Под гитарные запилы прогрессивного рока конца семидесятых, Иван принялся оплетать обруч шелковыми нитями.

Как объяснил ему Михаил Михайлович, ритуал прошёл хорошо. Духи леса благосклонно принял нового шамана. Ещё учитель предостерёг, что иного пути в жизни у Ивана теперь не было – юноша подписал контракт с пунктирным миром. У каждого шамана должен быть проводник в мир духов. Нечто вроде фамильяра для средневековых колдунов. Для Ивана этим проводником стала призрачная лиса. Михаил Михайлович отметил, что лисы – проказники и могут подшучивать над шаманом, так что Ивану стоило быть внимательным со своим проводником и ни в коем случае его не обижать.

– Теперь, когда духи леса приняли тебя, я готов взяться за твоё обучение, – сказал учитель серьёзно. – Мы заключаем с тобой обязательный магический контракт. Я обязуюсь научить тебя всему, что умею и знаю сам, а ты должен без пререканий и сожалений исполнять мои правила. Твоё обучение заканчивается в трёх случаях: если я посчитаю, что ты достиг достаточного мастерства, чтобы начать собственный путь; если ты докажешь Капитулу, что больше не нуждаешься в преподавателе или в случае моей смерти.

Они заключили этот контракт рукопожатием и чтением Слова о Знании.

Погрузившись в размышления, Иван пропустил несколько песен. Когда он очнулся от раздумий, пела современная группа – парень слышал её пару раз в своём плейлисте, но не вслушивался до сих пор:

I've never been so torn up in all of my life

I should have seen this coming

I've never felt so hopeless than I do tonight

I don't wanna do this anymore, I'm moving on…

Песня оборвалась на аккорде. Телефон погас. Иван провёл пальцем по экрану, но аппарат был мёртв. Теперь у него больше не было связи с миром. С миром людей. Лишь маленькая замочная скважина в мир духов, которую ему предстояло расширить до полноценного окна.

Иван управился с ловцом всего за час. Пальцы сами делали своё дело, будто давно уже освоили все тонкости этого мастерства. Оставалось только сделать крепление для гвоздика и свесить несколько нитей с бусинками вниз. Когда всё было готово, юноша отнёс ловец в свою комнату и повесил на старый гвоздь, прямо над изголовьем кровати. Теперь он был готов двигаться дальше.

Идеальная пара

Их знакомство было подобно сказке. Николай поднялся на сцену и буквально парой строк залатал её страдающее сердце.

С Верой только что порвал Саша, и подруга безапелляционно потащила её на поэтический концерт. «Пошли, мол, развеешься, забудешь этого кобеля!»

Как его можно забыть? Он ведь помог ей пережить смерть любимого деда. Саша носил её на руках, обещал жениться. Они уже планировали детей и жизнь в загородном доме в Подмосковье. Потому, его слова всё ещё звенели в голове: «Я устал от тебя».

Когда Саша хлопнул дверью, сердце сорвалось в пропасть печали. Как она будет жить без него? Зачем она будет жить?

Вера не заметила, как прошло три дня. Просто лежала, уставившись в потолок и думая, за что он так с ней поступил. Что она сделала не так? В редакции о ней, конечно, справились и дали недельный отпуск, но уже по недовольству в голосе начальницы, Светланы Львовны, всё было понятно.

Она представляла себя часами, из которых вынули циферблат. Механизм тикает, но в холостую, без причины.

Поначалу поэтический концерт Веру напрягал. Вокруг неё были сплошь красивые люди с радостными улыбками. Бахвальство и самопиар сочилось со сцены, словно камфорное масло. Поэты были какими-то излишне жизнерадостными, будто приняли легких наркотиков или пообщались с толпой позитивных псиоников. Вера посидела в зале, а потом плавно откочевала к бару, заказав себе сразу два коктейля «Белый русский».

Когда на сцене появился молодой брюнет в дорогом костюме, её сердце не ёкнуло. В голове не пронеслось никаких мыслей. Ни один мускул на лице не дрогнул. Просто ещё один парень, желающий проявить себя. Ей перестали нравиться такие на первом курсе университета.

Но стоило ему прочесть первое стихотворение, как внутри у Веры всё зашевелилось. Он читал с таким тонким чувством пауз, так мастерски расставлял акценты, что она вспомнила старые записи Александра Блока.

К третьему стихотворению Вера стала поклонницей Николая Глебова, к пятому – одержимой фанаткой. Она жадно ловила каждое его слово, готова была восхищаться каждым жестом и удавила бы любую соперницу, лишь бы остаться с Николаем наедине. Потому, когда он проходил мимо и одарил её мягкой полуулыбкой, она потекла.

Немногим позже, Вера подошла к нему и позвала в бар. Сказала, что ей понравились стихи… и утонула в его карих глазах.

Проснувшись утром в постели с Николаем, Вера долго пыталась прийти в чувство. Она будто захлёбывалась, тонула в невидимых водах. Виной тому ком в горле, мешавший нормально дышать. Сев на край кровати, Вера попыталась протолкнуть его. Лишь после этого ей удалось совладать с подступающими слезами.

Сначала она осознала, что проснулась в кровати с малознакомым парнем, что у них точно был секс, что это его квартира и что она совершенно ничего не помнит из событий прошлого вечера. Окна новостройки выходили в окна другого дома, и Вера не могла определить, в каком районе находится. Телефон она нашла в сумочке и лишь GPS-навигатор определил местонахождение.

Стыд нахлынул волнами, когда она смотрелась на себя в ванной. Щёки полыхнули, нос и лоб покрылись пятнами. Дура! Идиотка! С первым встречным! Это так ты любишь Сашу, да? Может, он и прав, что ушёл! Чувствовал, что тебе нельзя доверять!.. Она беззвучно разрыдалась и сползла по кафельной плитке на пол.

Немного позже, успокоившись и смыв остатки истерики, она попыталась вспомнить события прошлого вечера.

Она подошла к Николаю и похвалила его стихи. Он пригласил её в бар… Или она его?.. Образы смешивались, плыли кругами, закручивались в трубки и утекали куда-то вдаль, словно в черную дыру. Они точно выпили по два бокала… Может, он подмешал ей в алкоголь рогипнол? Потом она смутно вспомнила, как ехала в такси и распевала песни Аллегровой, хотя терпеть их не могла.

Резкий приступ мигрени заставил её тихо ойкнуть. Она стиснула ладонями виски, пытаясь как-то сдержать разъезжающуюся голову. Мысли мгновенно разлетелись испуганными воронами.

Боль прошла также внезапно, стекла капельками дождя по самосознанию, словно по стеклу, оставляя её в замешательстве. Может, это первый звоночек и у неё какая-то серьезная болезнь? Хотя какой звонок – перезвон колоколов на верхотуре звонницы, не меньше.

Она попыталась вспомнить ночь с Николаем, и боль вернулась, вонзилась в затылок острым шипом, заставив её сесть на корточки. Воспоминания не давались. Он точно ей что-то подмешал.

Бежать, срочно бежать отсюда и не оглядываться. А ещё ввернуть пистонов подруге, что потащила её на этот дурацкий вечер!

Вера осторожно повернула ручку двери и, крадучись, вышла из ванной. Она осторожно прошла по коридору и свернула в спальню. Постель была пуста. У Веры снова перехватило дыхание. Она почувствовал на спине чей-то взгляд и резко обернулась. Николай стоял прямо за ней и елейно улыбался.

– Доброе утро.

Вера вздрогнула и попятилась.

– Что ты со мной сделал?

– О чём ты? – удивленно спросил Николай.

– Ты знаешь! Ты что-то мне подмешал! – она рванулась к вещам и принялась надевать джинсы.

– Я ничего не делал, – сказал Николай, подходя ближе. – Во всяком случае, ничего, чего бы тебе не хотелось.

Она зависла на пару мгновений, будто пыталась осознать истинное значение этих слов, а затем, как ни в чём ни бывало, натянула через голову серую водолазку. Выбираясь из высокого ворота, Вера повстречалась с парнем взглядом. У него была очень милая улыбка. Не устрашающая ухмылка психопата, не хищный оскал маньяка. Вообще, он выглядел вполне в её вкусе: высокий брюнет, спортивное телосложение (крепкие руки на её бёдрах), чуть-чуть смазливый, но кому это хоть раз мешало. Почему она вообще решила, что он её опоил? Потому что болит голова? Может, это было дешёвое шампанское?

И всё же инстинкты внутри отчего-то кричали: «Убегай».

– Прости… Мне нужно разобраться в себе, – сказала Вера самую глупую и неправдоподобную фразу из дешевых сериальчиков, что смотрела в огромных количествах по ТВ, схватила сумку, телефон и побежала обуваться.

Три дня она пыталась забыть Николая: его стихи, мягкую улыбку и прикосновения. Да, она начала вспоминать ту ночь и ей с каждым разом становилось стыдно. Стыдно от того, что так легко предала любовь к Саше. Но и стыдно от того, что сбежала, оглушенная своими жуткими предположениями.

Работа помогала не думать. Редакторские задачи в модном глянцевом журнале как нельзя лучше высушивали переживания. Тем более, на носу был большой спецвыпуск о модном показе «Met Gala».

И в тот момент, когда начало казаться, что жизнь налаживается, ей в кабинет принесли огромный букет розовых георгин – её любимых цветов. В небольшой записке были написаны всего три слова: «Я хочу увидеться».

Без сомнений – это были цветы от Николая.

Он встретил её в пятницу после работы. Черная рубашка в обтяжку, непослушные вихры волос в разные стороны, круглые оранжевые очки. За спиной – блестящая «Ауди». Не А5, конечно, но тоже вполне респектабельная линейка. Ей по долгу службы приходилось разбираться во всём, в том числе в богатых тачках.

И снова в его руках появился букет розовых георгин.

– Как ты узнал, что мне нравятся именно эти цветы?

– Ты упоминала… в тот вечер, когда мы познакомились.

– Да?

Вера этого не помнила.

Они поужинали в уютном итальянском ресторанчике. Николай раскрылся перед ней, как умный, чувственный и очень ранимый человек. Его большой страстью были стихи. Про них он мог рассказывать часами, цитировать русских и зарубежных поэтов наизусть, заражать своей любовью к словам настолько, что ей, от природы, совершенно лишенной таланта к стихосложению, захотелось написать свой первый стих. О нём.

Николай довёз её до подъезда. Вера честно ждала, что он полезет целоваться или начнёт намекать на продолжение, но он не был напористым. Сказал, что был рад провести вечер и хочет повторить. Завтра или послезавтра. И Вера согласилась на воскресенье.

Второе свидание было таким же волшебным. Цветы, вкусная еда, вдохновенная беседа. Она прониклась его мыслями, идеями. Теперь уже она была не против поехать к нему.

Все ожидания от этой ночи были превзойдены уже в первые полчаса. Дальше она просто плавала на волнах наслаждения, накатывающих и спадающих с завидной периодичностью. Глубокой ночью, когда ещё не начало светать, она лежала на кровати совершенно без сил, неспособная пошевелить ни рукой, ни ногой, только дышать. И вдруг громко расхохоталась. Николай даже приподнялся на локте, беспокойно разглядывая её.

– Прости… я… мне…

– Всё хорошо?

– Да.

Она уже начала потихоньку успокаиваться, когда он сказал:

– Я уж было подумал, что затрахал тебя до безумия.

И она снова расхохоталась.

Вера переехала к Николаю уже через неделю после этой ночи. Не хотела надолго лишаться нового счастья и, чего греха таить, жарких ночей.

В быту её новый парень был жутким педантом, но Вере это даже нравилось. За ним не нужно было ходить по квартире, собирая носки, не нужно было напоминать побриться или загонять в душ после рабочего дня (как иногда случалось с Сашей). Она быстро привыкла к слегка повелительному, но справедливому желанию Николая мыть посуду сразу после еды (мыли по очереди) и, чуть более странная, не ставить пакеты на пол (плохая примета). С некоторыми вещами она готова была мириться – плюсы были значительно существеннее минусов.

Вечерами они лежали в обнимку на диване и смотрели корейские дорамы, как вполне нормальная пара. Она приваливалась к груди Коли и слушала его слегка учащённое сердцебиение и проваливалась в полудрёму. Было так легко и спокойно, словно она вернулась в детство, в деревню, и засыпала на плече бабушки, пока они смотрели глупые мелодрамы после выпуска вечерних новостей. Одинокие вечера в компании книги и диких возгласов Саши из соседней комнаты на тему криворукости партнеров по «танчикам» выцвели и затёрлись, как на старой видеокассете, пролежавшей много лет в рассохшейся коробке.

По вечерам Николай забирал её с работы. Всегда с цветами и забронированным столиком в очередном ресторане. За две недели она побывала в десятке мест со средним чеком выше пяти тысяч рублей, куда бы никогда в жизни не зашла.

Иногда Веру посещали смутные ощущения, что жизнь превратилась в одну сплошную дораму со счастливым концом. И тогда в голову проникали мрачные мыслишки, вечные спутники «синдрома самозванца», что вселенная готовит для неё одну огромную подставу, ведь закон сохранения энергии работает безотказно. Она сама в этом не раз убеждалась. Почему именно ей достался Коля? Худая, невысокая, формы не впечатляющие, веснушки эти дурацкие под глазами, а как прыщ на лбу выскочит, так убиться об стену хочется. Желательно именно этим прыщом. В общем, далеко не модель. Вера мягко пыталась выспрашивать у Коли, чем она так привлекла его внимание, и он осыпал её комплиментами, половина из которых была выдана с явным авансом. В эти минуты все навязчивые пугалки из детства отходили на дальний план сознания.

Как-то раз она привычно задремала на его плече и проснулась уже поздно ночью. Возлюбленного рядом не было и мысли сразу наводнил страх, что Коля её бросит также, как и Саша. Вера нашла парня на кухне, стоящего у окна. Она тихо понаблюдала за ним, прислонившись к холодной стене. Коля, казалось, отстраненно смотрел вдаль, на спящий город и размышлял о чём-то. В какой-то момент, он склонился над телефоном и засеменил пальцами по экрану.

«Пишет стих!» – догадалась Вера.

Она мягко прошла на кухню и обняла Колю сзади. Тот, погруженный в стихосложение, заметно вздрогнул и сказал:

– Не люблю, когда ты подкрадываешься.

– Прости. Я проснулась, а тебя рядом нет.

– Мне нужно немного поработать.

Она заглянула в экран, но не успела и строчки выхватить – Коля выключил смартфон и положил на подоконник.

– Дай почитать? – заканючила Вера.

– Не люблю делиться сырыми строчками. Хороший стих должен настояться, как борщ.

Он обнял её крепко и поцеловал в губы.

Полчаса спустя, когда они лежали в кровати, разгоряченные и уставшие, она повернулась на бок и пристально посмотрела на Колю. Иногда она вот так засматривалась, пытаясь определить, о чём тот думает.

Сейчас Коля лежал на спине, уставившись в потолок, будто снова её ненадолго покинул. Вера не представляла, о чём он может думать. Наверное, о ней, о том, как им хорошо вместе.

Коля повернул голову и улыбнулся.

– Всё хорошо, – сказал он, будто прочитав её мысли.

– Всё замечательно, – подтвердила Вера.

Были и другие ночи, когда она просыпалась в два или три часа и не заставала Николая рядом. В конце концов, она просто смирилась с тем, что её парень «сова», которая творит лучшие строчки по ночам.

День шёл за днём, неделя сменяла неделю. Вера и Николай удачно съездили на выходные в область, на приличную турбазу. Солнце, чистейшее озеро и свежий воздух после задушенной горячей Москвы подействовали на неё, как спасительная микстура после утомительной болезни. Два дня возродили в ней горячее желание писать. Она словно открыла для себя родник посреди нетронутой лесной чащи и никак не могла напиться – строчила статью за статьёй и даже вернулась к своим прозаическим зарисовкам. Казалось, что у неё наконец-то всё получается в жизни. После эмоциональных мытарств детства, когда она зависела от нездоровых отношений матери и отца, она впервые почувствовала себя кому-то нужной.

И потому её больно резало, когда Коля обращал внимание на других женщин.

Как-то раз они сидели в очередном ресторане – Вера со счёта сбилась, в котором – когда поймала заинтересованный взгляд Николая на худой заднице официантки. Она выгнула бровь в недоумении, но поймав её взгляд Коля состроил невинную физиономию.

– Что? Уже и полюбоваться нельзя?

– А зачем любоваться?

– Чисто с эстетической точки зрения, Вера. Вдохновения ради.

– А! То есть моя задница тебя уже не вдохновляет.

Она не чувствовала жгучей ревности или зависти и пыталась скрасить свою претензию иронией, но Коля внезапно посерьёзнел. Его глаза, постоянно живые и пытливые, замерли. Буквально остановились на ней. В этом взгляде она прочитала гораздо больше, чем в спокойном холодном выражении лица и мягких вкрадчивых словах:

– Разве я предал сейчас твоё доверие?

– Нет, не думаю…

– Тогда я не понимаю твоих слов, Вера. Неужели тебе мало того, что я делаю? Все эти дорогие рестораны и подарки. Спокойные вечера и страстные ночи? И ты не можешь смириться с тем, что мне может нравиться какая-то рандомная девушка, которую я вижу первый и, возможно, последний раз?

С каждым словом он будто забивал ей между рёбер стальные гвозди.

– Коля, я …

– Разве я побежал брать у неё телефон? Или, может, пригласил на тройничок?

– Боже, нет!..

– Тогда объясни мне?

У неё не было слов. Вера опешила, оторопела от внезапного напора. Грудная клетка так сильно сдавливала лёгкие и сердце, что она едва дышала.

Весь ужин они провели в тишине. Вера боялась лишний раз взглянуть на своего парня, но когда всё-таки украдкой скользила по его рукам и лицу, то чувствовала жуткую нервозность.

Возвращаясь домой по ночному городу, они заскочили в дорогой алкомаркет. Вера захотела пойти с Колей, но тот жестом её остановил.

– Я быстро.

Отсутствовал он буквально пару минут. Вернулся в машину с бутылкой дорогого виски. На этикетке она прочитала «12 лет выдержки». Такая стоит не меньше десяти тысяч. Внутри всё оборвалось. Саша тоже напивался после скандалов – брал пару бутылок водки и потом на утро не мог выйти работать в доставку. Неужели она доводит своих мужиков до бутылки? Весь путь до дома Вера пыталась придумать повод разговорить Колю и как бы невзначай извиниться. Сказать, что он её неправильно понял… Но гордость внутри запрещала ей сгладить конфликт. Она права! Он не должен ни на кого смотреть! Только на неё.

– Я буду работать, – сказал Коля, доставая из буфета бокал для виски.

Вера постояла немного в коридоре и ушла в комнату. Пыталась написать текст для журнала, но мысли шли совсем не о моде. Она помучилась час и предложила Коле посмотреть сериал. Он сухо отказался. В одиночестве Вера посмотрела одну серию и быстро задремала.

Сон был вонючим и склизким, как протухшая шкура животного. Ей казалось, что она попала в старинный особняк викторианской эпохи, но вместо стен были какие-то мягкие, перегородки, словно плоть раскатали по столу и натянули на невидимых лесках. Всякий раз, когда Вера вольно или невольно дотрагивалась до «стен», на руках оставался вяжущий противно пахнущий концентрат. Не то слюна, не то кровь, не то гной.

Она поднялась по мерзко хлюпающей под ногами лестнице и повернула в длинный коридор. Сквозь «стены» просвечивали чьи-то фигуры. Они извивались в цепях, их истязали собакоголовые люди. Вера старалась не разглядывать жуткие образы, концентрировалась на гулко стучащем сердце.

Поворот, второй, третий. За спиной появился человек, но он не был в телесной форме. Лишь оттиск на красно-алых стенах. Тень приближалась, и Вера чувствовала, как перехватило дыхание. Но она замерла, не в силах двигаться. Тень подошла ближе и прошла сквозь. Внутри отчётливо дёрнулись какие-то струны. Ноги подкосились, она рухнула… не на пол, нет, глубже, проваливалась через перекрытия в подвал, в сырую тьму могилы.

И от этого падения проснулась.

Тело болело так, будто её избили. Она пошевелилась в кровати и ощутила, насколько пропиталась потом простынь. Таких кошмаров она не видела с детства. Николая рядом не было. С кухни доносились какие-то вздохи, изредка – проклятия.

Вера встала и перестелила кровать. Свежая простынь пахла цветочной отдушкой. Она подумала, что чай с мятой сейчас успокоит её развязавшиеся нервы.

На кухне был форменный беспорядок: пол весь в скомканных листах бумаги, на столе лежал недоеденный бутерброд с колбасой и сыром, рядом булка хлеба и докторская. Николай сидел, сгорбившись за столом, и что-то усиленно писал ручкой по бумаге. Он даже головы не поднял, когда Вера вошла в кухню и села с другой стороны стола.

– Дорогой.

Коля поднял на неё нездоровый сумасшедший взгляд, несколько секунд потребовалось его глазам, чтобы посветлеть (или так получилось из-за игры света от проезжающей машины?). Он скривился.

– Что тебе? Я занят!

– Пойдём спать. Утро вечера мудренее, – мягко напомнила она, но Коля фыркнул.

– Закончу и приду.

Он вылил в себя остатки вискаря в бокале и дрожащей рукой потянулся наполнить снова, но Вера отобрала бутылку.

– Хватит. Правда. Напиваясь, ты не сможешь написать ничего хорошего.

– А вот Хэмингуэй мог! – возразил Коля громче, чем того требовала ситуация.

– И кончил он плохо.

– О-о-о, это точно не про меня. Кончаю я замечательно!

Он был чудовищно пьян. Лишь сейчас она заметила, как тяжело парню держать ручку, как шатается, пока пытается принять удобную позу, и как ныряет голова навстречу холодной столешнице.

Стук от удара был глухим и тяжелым. Вера вскочила на ноги, наступила на несколько скомканных листов и выругалась – кажется, они её порезали.

– Коля, ну зачем же так пить!

– Потому что я так хочу! – упирался парень.

Вера кое-как подхватила его под руку и довела до кровати. Коля упал на свою половину безвольным мешком и почти сразу захрапел. Вера окинула взглядом эту картину, словно вышедшую из-под пера художника эпохи Ренессанса, и почувствовала, как перехватывает дыхание. Она сотни раз наблюдала подобную картину в отчем доме, несмело заглядывая из-за угла в комнату родителей, и в свои семнадцать сбежала в другой город, лишь бы никогда не видеть.

Вера вернулась на кухню, принялась собирать скомканные листы. Тут и там ей попадались перечёркнутые строчки, какие-то рунические символы и надписи на полях. Она разобрала несколько – из скандинавской и славянской мифологии. Странно, что Коля начертал их. Она никогда не замечала за ним тяги к истории или каким-то магическим практикам. Нет, безусловно, многие люди носили специальные магические амулеты, защищающие от сглаза и порчи, но она в такие вещи не верила.

Вера принялась разворачивать каждый лист. Время от времени ей попадались вполне неплохие строчки, но они постоянно скатывались к отглагольным рифмам и довольно странным, если не сказать жутким, образам. А потом, на одном из зачёркнутых листов, она прочитала строчки:

«В холодном доме, сотканном из кожи и страданий,

я видел всех убитых без возврата».

Голова пошла кругом, и она выронила лист. Перед глазами снова возникли образы из уже забытого сна. Склизкие стены, жуткая вонь и эта тень, что преследовала её по коридорам… Вера решила больше ничего не читать, собрала весь мусор и выкинула в ведро.

Утром она попыталась дознаться у Коли, что это были за странные строчки в черновиках, но тот отмахнулся: «Слишком много выпил».

Пока она собиралась на работу, Коля сказал:

– Ты прости меня, Вер. Я вообще стараюсь так сильно не пить, но вчера… что-то накатило.

– И ты накатил?

Он пожал плечами.

– Ну да. Накатил. Мне нужно было выпустить пар.

– Предупреждай заранее, потому что мне не хочется быть свидетелем подобных сцен. Навидалась в детстве.

Николай посмотрел на неё долгим немигающим взглядом и жестом предложил обнять его. Вера прильнула к нему. И внутри у неё сразу стало так спокойно, будто и не было ночной сцены.

– Прости, если я творю дичь. Иногда меня заносит. Но я обещаю, что это очень-очень-очень редкие случаи.

– Хорошо.

Из-за пришедшей в Москву жары день был длинным, изматывающим. Как назло, в офисе полетел кондиционер, и полноватые мужички в рабочих комбезах изредка шастали по комнатам и осматривали фронт работы. Сотрудники издательства, тем временем, спасались настольными вентиляторами и кулером с водой, да так часто, что у последнего периодически скапливалась крохотная очередь. Некоторые обсуждали очередное исчезновение девушки в Щёлковском парке. Версии были разные: от очередного паркового маньяка до загородного секс-отеля для мажоров, прям как в сериале «нулевых».

От духоты Веру постоянно подташнивало или клонило в сон. Она попробовала развести себе холодный кофе и вылила всё в унитаз. От отчаяния хотелось наплевать на принципы и побежать в ближайший супермаркет за энергетиком.