Перемирие

Валерия

Перемирие

Солнце вставало, как и всегда ярко освещая каждый уголок оживающей пустыни.

Томое вышел, задумчиво щурясь, едва-едва улыбаясь. За ночь на деревянный настил нанесло много песка, и тот теперь хрустел под ногами, шуршал и перекатывался.

Угасающий барьер, дрожащий и от того будто бы подернутый скомканной пленкой, виднелся совсем недалеко.

Привычному миру приходил конец и, прежде чем неизестность вступит в свои права, Томое собирался закончить путь, к которому шел всю свою жизнь.

– Ты готов? – Тора вышел со стороны тренировочного полигона, сжимая руками перекинутое через шею полотенце.

– Конечно, – Томое слабо ему улыбнулся. – Это как если спросить у барьера, готов ли он пасть.

И от повеявшей от него безысходности Тору перекосило. Томое… не хотел, честно не хотел заставлять его переживать еще больше, но то, что беспокоило и его самого, требовало выхода. Он не мог не беспокоиться.

Не мог не бояться.

Не чувствовать себя беззащитным.

Томое казалось, что он делает это потому, что сдался.

– Надеюсь ты не падешь, – глухо ответил Тора. – И барьер… не падет.

– Всю жизнь пытаюсь понять, оптимист ты или пессимист, – рассмеялся Томое, отводя взгляд. Встающее солнце. Безмятежность и жар пустыни. Родной и любимый пейзаж.

Сегодня Томое Хомра сразится со смертью.

***

– Ты не имеешь права меня удерживать! – драгоценный фарфор, ударившись о стену, рассыпался бесчисленными осколками.

Часть осколков пролетели сквозь полу-прозрачный силуэт подруги. Анастайсия сделала маленький глоток и изящно отставила чашку в сторону.

– Доверие означает доверие, не ты ли говорила, что каждому слову Томое хочется верить безоговорочно?

– Ааа! – в стену отправился чайник, горячая жидкость расплескалась по столу, дивану, ковру, осколки ранили ее саму, пролетая сквозь наблюдающую за всем этим подругу. Суаньюань, прокричавшись, внезапно расплакалась и осела на пол. А когда чуть подуспокоилась, тихо пробормотала. – Ты не понимаешь…

Анастайсия смотрела на нее с едва скрываемой жалостью. Суаньюань всхлипнула.

– Я могу его потерять…

Принцесса Бэйровиля повернула голову в сторону окна, вздохнула и, подняв чашку с чаем, поболтала горячую жидкость… то ли любуясь, то ли отвлекаясь от тяжелых мыслей. Ее роскошные серебряные косы были распущены, лунным водопадом ниспадая до самой поясницы. Здесь и сейчас, в лучах восходящего солнца, она была похожа на призрачную богиню.

Грустную. Безнадежно смиренную.

– Я понимаю, – наконец сказала она, заставив Суаньюань зло всхлипнуть, утереть слезы широким рукавом и снова, безудержно, расплакаться. Анастайсия снова посмотрела на нее. Она действительно… понимала. – Огонечек…

Новый, бесконечно прекрасный день тяжелым роком повис над дворцом Лунной принцессы.

***

– Как она? – Тецу вывел голограмму в полный рост, создавая ощущение присутствия собеседницы. Анастайсия, сидящая в кресле, тяжело посмотрела на него.

– Только то, что я нахожусь в другом месте удерживает ее от мгновенной расправы надо мной.

– Ты же знаешь, что я не об этом спрашивал, – устало ответил он, понимая, что отчасти принцесса Луны дала ему правильный ответ.

– Зла, отчаянна… и испугана. Она любит отца, и любит тебя. Сегодня она потеряет одного из вас, – пожала плечами Анастайсия, пытаясь казаться отстраненной. Увы, дрожащие руки выдавали ее с головой. – Поверить не могу, что ты решился на это.

– Спасибо, что помогла, – вымученно улыбнулся Томое, чем вызвал ироничную усмешку принцессы.

– Вот уж не думала, что искренние маги Огня умеют врать, – маленький глоток, она отвела взгляд. Голограмма задрожала, остановилась. Очевидно Анастайсия переключилась на другой канал. Томое закрыл лицо руками. Равель появилась также неожиданно, как исчезла. – Ты справишься.

– Спасибо, – пробормотал Томое.

***

В Тироугвеле есть только один клан, где имя идет перед фамилией. В любом другом случае, как бы велики ни были заслуги клана, рода, мага – впереди будет идти фамилия и только потом имя. Это была демонстрация власти.

Силы.

Значимости.

Когда имя важнее фамилии. Когда сперва человек и только потом история, что стоит за ним.

И этот клан не Цзянь.

Шиана это злит, бесит, и в последние годы все чаще выводит из себя. Шиан не боится, в конце концов тысячелетия идут, а история помнит множество героев других имен.

Но его вымораживает почему до сих пор, несмотря на все свое безумие, члены клана Хомра все еще занимают эту особую "строчку".

Микото Хомра.

Томое Хомра.

У двух, самых ненавистных ему людей, имена шли вперед фамилии. Шиан мог бы начать оправдываться, что мол его возмущает эта свойственная всем магам Огня символичность, но он был достаточно честен, даже сам с собой, чтобы признавать, что это черное чувство грызущее его изнутри ничто иное, а зависть. Зависть положению, статусу которого у него никогда не будет, сколько бы он не был Королем.

С самого начала карьеры он страшно завидовал тем, кто выделялся из серой массы. Шу Ксиеронг, Микото Хомра, Нянь Ишань… Они были лучше, блистательней, сильнее. Со временем он убедил себя и всех вокруг, что Ксиеронг теперь Цзянь, что Микото сошел с ума, что Ишань выбрала не ту сторону и просто получила закономерный итог. Но теперь, много лет спустя, правда крайне болезненно выходила на свет.

Томое Хомра – дитя Ишань и Микото. Цзянь Суаньюань – дитя Ксиеронг и его любимая малышка. Как судьба могла так извернуться? Так нанести оглушающий, несправедливый и горький удар? Свести историю снова, объединив два поколения в одно?

Шиан хотел смеяться.

Шиан хотел плакать.

Крушить все вокруг, не задумываясь, что подумают о нем другие – разве еще есть куда падать? Мальчишка отобрал и разрушил все, что у него было. Все, чего он добивался всю свою жизнь. Все было разрушено… легко, походя, будто играючи.

– Вот что значит судьба, – горько, обидно, разочаровывающе. – Но сегодня все закончится.

Закончится потому, что дальше только конец.

Конец мира. Конец его беспрестанной войне. Конец к которому он так долго шел.

***

Палящее солнце – полдень. Время наивысшей силы Солнца. Точка отсчета и самое жаркое время дня.

Пустынный королевский двор, что теперь засыпан песком, полуразрушен и полусожжен. Бывшая резиденция Королей Тироугвеля.

Мощенный плиткой двор, увитые золотыми узорами столбы, окружающие двор дома и строения. Раньше это было поистине великолепное строение.

Гигантская лестница, что ведет во дворец оканчивается пятью воротами подряд с небольшим пространством друг между другом. Томое остановился перед первыми воротами, покосившаяся, потускневшая от времени табличка на них гласила: «История»

Тихий полупоклон. Золото не тускнеет со временем, оно переливается традиционными узорами и даже жгучее пламя Цзянь Шиана не смогло его уничтожить.

Вторые ворота: «Верность»

Касание герба Хомра. Томое касается истории, что была позабыта. Ворота – единственное что уцелело во дворце. Если внешний двор еще отображал древнее величие клана, то все, что шло дальше ворот было уничтожено.

Третьи ворота: «Сила»

– Я здесь, – говорит Томое, глядя на надпись. Сила прийти сюда, сила идти вперед. Ее у Томое не было. Все что у него было – это безысходность. Либо он идет, либо умирает. – Простите, что так поздно…

Каждые ворота что-то меняли внутри него. Томое соприкасался с историей своего клана, с историей своей страны. И будто бы получал то, что должен был получить, если бы воспитывался в клане.

Четвертые ворота: «Милость»

Горькая улыбка. Клан Хомра не знал такого слова, беспощадность подходила им лучше.

Пятые… пятых ворот больше не было, лишь обугленный остов. И что там было написано никто уже никогда не узнает.

Обугленный холм. Место где когда-то стоял дворец. Место где он родился, где погибли его отец и мать. История, пропитанная кровью многих поколений и окончившаяся смертью всего клана. Верность Торы, который рискнув жизнью, вынес его из огня, признал своим сыном и остался верен фамилии, которая без него уже бы не существовала. Сила отца, которого боялись и сила матери, которую любили… его собственная, малая и незначительная по сравнению с ними. Милость…

– Я думал, не придешь.

Томое вздрогнул, обернулся.

Что такое ненависть?

Такая, что лишает разума, что жжет душу, заставляя забыть обо всем, которая уничтожает все естество при одной только мысли о прощении.

Томое знает, что такое ненависть, ведь он испытывает ее каждый раз, когда видит Цзянь Шиана.

Эта ненависть не его собственная, она идет из истории. Из горечи предательства, которую испытывала мать; из ярости отца, что пришел на пепелище; из истории, которая написана кровью целого клана. Это ненависть его крови, которая разъедает кости.

– Трусость мне не свойственна, – сглотнув с трудом ответил. Колкости, что рвались с языка внезапно пропали. Решимость испарилась. Эмоции исчезли.

В Суаньюань от отца много черт: они одинаково хмурятся, когда задумчивы, одинаково злятся, и даже улыбки у них один в один, хотя как улыбается Шиан – искренне и тепло, – Томое видел только на фото.

Но Тай… они такие разные!

– И все? – усмехнулся Шиан, облокачиваясь на свой щит. Красное золото отражает солнце, багровыми полосами ложась на песок. – Ранее ты был куда более красноречив.

Томое вгляделся в лицо своего врага.

Что такое ненависть? Да и вообще… ненавидел ли он Цзянь Шиана?

Да. Ненавидел. Самой яростной ненавистью, которую только могло придумать человечество. Уничтожить, разрушить, забрать, попрать, увидеть боль и насладиться ею.

Нет. Не ненавидел. Потому что сейчас, встретившись лицом к лицу, пройдя путь длинною в жизнь, он оглядывается назад и понимает.

История, которая закончилась. Мертвых к жизни не вернуть. Достойные мертвы, а недостойные живы… значит ли это, что не так уж они и недостойны? Верность, которая продолжается. Тора верен, Грей верен, Хоза верен… верна и Суаньюань… и будет ли верным он сам? Сила, которая есть.

Сила, которая в милости.

– Какой во всем этом смысл? – Томое окинул широким жестом холм. Пепел. Песок. Палящее солнце.

Руины.

– Красноречив я, силен я, умен я… ненависть одинаково извратит любое достоинство, – рука легла на рукоять, пальцы привычно обхватили ее, и сила также привычно побежала по венам. Шиан предвкушающе усмехнулся. Томое сглотнул.

Изящный клинок блеснул сталью, воздух сгустился от палящего жара. Они пришли сюда убивать.

– Ну? – Шиан нетерпеливо поддался вперед… Когда катана с разочаровывающим звоном упала на землю.

– Вы победили, – просто, мягко… по-доброму. Томое внезапно ощутил небывалое облегчение. Больше он сражаться не намерен.

– Что?.. – Шиан вскинул бровь. Это все походило на дешевую постановку. Сейчас он, как и подобает всем мыльным сценариям, должен будет… расстаять? Кинуться к Томое с извинениями и дружескими объятиями?

Огляделся. Это засада? Заговор? Чего Томое ожидал, совершая подобный поступок?

– Сдаешься? – уточнил.

– Сдаюсь, – кивнул Хомра, опускаясь на колени, глядя ему прямо в глаза. – Делай, что хочешь. Хочешь убить – убивай.

Глупый.

Глупый ребенок.

Шиан, вместе с щитом, подошел к сидящему на коленях Томое. Не так он хотел поставить своего врага на колени.

Разочаровывающе. И с этим он воевал?

Наклонился, поднял клинок – хороший меч, с недостойным хозяином.

И это потомок великого клана?

Убить Томое не составит труда. Шиан даже не думает над тем, чтобы этого не делать. Он слишком многим пожертвовал, чтобы прийти к тому, что у него сейчас было.

– Я скажу Суаньюань, что ты сражался до конца, – последняя милость. Только из-за того, что Шиан помнит, что Томое сын Микото.

Томое усмехнулся, закрыл глаза. Шиан взмахнул клинком, еще мгновение и все будет закончено.

Посмотрим… действительно ли так.

– Какого дьявола?! – сталь ударилась о сталь. На песок упала кровь.

Шиан оскалился. Так вот каков твой план, мальчишка… Томое медленно открыл глаза.

– Ксиеронг, – что ж, это неудивительно, учитывая, как у них испортились отношения в последнее время. – Повторяешь историю?

Тяжело дыша Ксиеронг сильным движением отбросила клинок мужа в сторону. Фигура в плаще позади нее вышла чуть вперед, касаясь плеча Томое.

– Я, конечно, советовал отступиться, но не советовал умирать, – заговорил и пусть звучал он мягко, но чувствовалось, что… раздраженно. – Совсем с ума сошел?

Ксиеронг же старалась не думать о том, что было бы, согласись она на секунду позже.

– Ты действительно убил бы мальчишку? – гнев, ярость, злость. Она не понимает, что им движет… хотя надо признать… она давно его не понимает.

– Да, – Шиан улыбается, атаковать не спешит и это настораживает. Понимать она может и не понимает, но знать знает.

Если Шиан не атакует, значит скоро грянет гром.

– Разочарована?

– Да.

– Разве не к этому мы шли?

– Нет.

– Значит мы друг друга никогда и не понимали, – хмыкнул Шиан, равнодушно… слишком равнодушно для того, кто был ее супругом последние пять веков. Это было больно. – Жаль, что так вышло.

– Действительно, – Ксиеронг закрыла собой мальчишку, судорожно сжимая меч. До побелевших костяшек, до судороги. Просто чтобы отвлечься от рвущейся на волю ярости. – Ты же знаешь, что Суаньюань его любит. Ты знаешь, что он знает, как снять проклятье Тироугвеля. Ты знаешь, что он прав… Так почему?

Шиан посмотрел ей прямо в глаза. И встретившись с ним взглядом она поняла… он не знал ответа.

Две огненные стены схлестнулись друг с другом, взметнувшись до самого неба.

***

Томое оцепенело касается шеи. Глубокий порез… Не смертельный, если вовремя оказать помощь, но глубокий. Цзянь Ксиеронг, ее огонь и магия… она действительно пришла?

Томое зажимает рану, чувствуя на плече крепкий хват чужих пальцев. Мао-Бин? Стоп, почему? Что-то пытается отодрать его ладонь от раны, и он запоздало понимает, что это Бао.

– Разожми руку, – лед обжигает его пальцы, и он одергивает их, вслед за этим чувствуя, как еще прохладный бинт туго охватывает рану. Чужая рука властно давит разжимая его челюсть, закидывая в рот кислую, неприятную пилюлю, которая, тем не менее, в считанные мгновения заживляет рану на шее. С побочным эффектом, который проявится позже, но заживляет.

Ксиеронг с Шианом танцуют смертельный бой, когда раскаленная до белого сталь, даже магически защищенная, грозится расколоться. Магия бушует, обдавая их горячими потоками ветра и песка. Огонь облизывает его лицо и Томое вдруг понимает.

Он жив.

– И как Асура… черт, не важно, – Мао-Бин дергает Томое на себя, встряхивает. – Тецу, а ну приди в себя! Что за символичное самопожертвование? Сдаться решил?

И в самом деле. Что на него нашло?

История. Верность. Сила. Милость.

– Они должны остановиться, – он понял. Он наконец понял.

Эта война не остановится. Эти бои будут продолжаться вне зависимости от того, кто выиграет. Если он убьет Шиана, то кровь Суаньюань потребует мщения. Если Шиан убьет его, то восстанет народ и начнется гражданская война, которая затронет все население. Если…

Здесь нет выхода. Идеальная ловушка.

Вечная война, которая не имеет смысла, истоки которой потерялись в веках и в которой не будет победивших.

– Что?

– Мы должны их остановить, – Томое оглядел поле боя, но так и не нашел взглядом свою катану. – Это должно закончиться здесь, но закончиться не битвой.

– Тецу? – Мао-Бин прищурился.

Томое выдохнул. Вот почему он сдался. Вот почему решил позволить Шиану убить себя.

Потому что выход из этой западни только один.

– Шиан! – заорал, чувствуя как магия несется в самый центр боя, вклиниваясь меж двух клинков, меж двух напитанных силой ударов. Огонь ударил в самую землю, откинув противников друг от друга.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.