bannerbanner
Алые слёзы Берлина. Счастье – это яд, который мы пьём вместе
Алые слёзы Берлина. Счастье – это яд, который мы пьём вместе

Полная версия

Алые слёзы Берлина. Счастье – это яд, который мы пьём вместе

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Алые слёзы Берлина

Счастье – это яд, который мы пьём вместе


Алексей Гротов

© Алексей Гротов, 2025


ISBN 978-5-0065-9750-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Главные герои:

– —


Маркус Вольф

«Ты – мой самый любимый немец…»


Внешность:

Идеальная красота, словно высеченная из мрамора готического собора. Высокий (под 190 см), с атлетическим телом, сохранившим военную выправку. Платиновые волосы, собранные в небрежный пучок, падают на воротник черной рубашки, обрамляя лицо с резкими скулами и хищным овалом. Глаза – ледяная синева Балтийского моря, но с желтоватым отблеском в темноте, как у волка. Шрам тонкой нитью тянется от левой брови к виску – «подарок» из прошлой жизни. Носит только черное: кожаные перчатки, узкие пальто с серебряными застёжками, сапоги с металлическими подковами. Его улыбка обезоруживает, но зубы слишком белые и острые, будто готовые впиться в горло.


Характер:

Харизматичный манипулятор с интеллектом философа и повадками хищника. Говорит на русском с бархатным акцентом, цитирует Шопенгауэра между глотков водки. В нём смешались аристократизм и жестокость: он может подарить Лике редкую книгу в коже с золотым обрезом, а через минуту прижать её лицо к стене, спрашивая: «Ты всё ещё дышишь ради меня?». Его красота – оружие, а прошлое (эксперименты в секретной клинике «Widerlich») оставило в дуще только пепел.


Деталь:

На левой груди – татуировка в виде латинской фразы *«Memento mori»*, но буквы складываются в силуэт мёртвой птицы.


– —


Лика Соколова

«Я дарю тебе букеты алых слёз…»


Внешность:

Хрупкая, как витраж в берлинском соборе, но с взглядом, прожигающим насквозь. Темно-рыжие волосы с прядями цвета ржавчины, всегда растрёпаны – будто она только что вышла из объятий урагана. Бледная кожа в веснушках, на запястьях – шрамы-«лепестки» и свежие порезы, которые она скрывает под широкими браслетами из чернёного серебра. Носит винтажные платья с рваными краями, поверх – кожаную куртку с шипами. Глаза – серо-зелёные, с расширенными зрачками от кокаина и бессонницы.


Характер:

Талантливая, но сломленная художница, превращающая боль в искусство. Пишет картины собственной кровью, верит, что через страдание найдёт «ответы». Бежит от прошлого (побег из российской провинции, смерть сестры-наркоманки), но влюбляется в тех, кто её уничтожает. Её притяжение к Маркусу – смесь страха, восхищения и надежды, что он «поймёт её демонов». Даже в ванной, где ждёт его часами, рисует на стенах узоры влажной помадой.


Деталь:

В кармане всегда носит пустую пробирку с надписью «Счастье» – подарок сестры.


– —


Томас Браун

«Ответы на вопрос о том, что значит счастье…»


Внешность:

Контраст Маркусу: тёплая, «человечная» красота. Шатен с короткой стрижкой, бородой в рыжеватых прожилках, глаза цвета лесного мха. Носит потрёпанные кожаные куртки и джинсы, пахнет кофе и древесным одеколоном. На левой руке – шрам от пули, полученной в перестрелке с наркокартелем. Улыбается редко, но когда улыбается – кажется, дождь в Берлине ненадолго прекращается.


Характер:

Полицейский-одиночка, разочарованный в системе, но верящий в справедливость. Расследуя дела Маркуса, влюбляется в Лику, видя в ней не жертву, а бунтарку. Говорит на ломаном русском, который учил ради неё. Его методы вне закона: подделывает доказательства, чтобы спасти её, но Лика отвергает «нормальную жизнь» – ей нужен адреналин боли.


Деталь:

В машине Томаса всегда лежит томик Рильке – пытался читать Лике вслух, пока она приходила в себя после передозировки.

Пролог

«Alle die Strophen sind immer noch gepresst…»


Дождь в Берлине не льётся – он стекает по городу чёрными чернилами, заливая трещины в асфальте, смывая границы между реальностью и бредом. Готический шпиль церкви Святой Марии пронзает низкое небо, как игла, впускающая яд. Где-то в этой сырости, на четвертом этаже дома с облупленными ставнями, Лика рисует.


Кровь теплее акварели. Она проводит лезвием по запястью – неглубоко, с опытом, – и макает кисть в алую лужицу. На стене ванной, облицованной белым кафелем, расцветают розы. Их лепестки кривые, болезненные, будто вырваны из её груди. «Смотри, Маркус, – шепчет она в пустоту, – это букет наших слёз».


Он не приходит. Снова.


Вода в ванне уже остыла, но Лика не чувствует холода. Её кожа покрывается мурашками, как будто по комнате бродит чей-то взгляд. Стены давят, шепчут на языке, которого она не знает: *«Widerlich… Totes baby…«*. Она закрывает глаза, и тогда видит его – Маркуса, стоящего под дождём в чёрном пальто, с сигаретой, прилипшей к нижней губе. Его платиновые волосы сливаются с туманом, а шрам на виске мерцает, как шов между мирами.


*«Ты всё ещё ждёшь?«* – смеётся он в её сознании, и голос его похож на скрип ножа по стеклу.


Лика опускается под воду, чтобы заглушить этот звук. Всплывают осколки воспоминаний: его руки, сжимающие её горло нежнее, чем шею скрипки; кокаин на зеркале, в которой она не смеет признаться даже себе; его губы, пахнущие железом и абсентом. Она задыхается, но не выныривает. Пузыри поднимаются к потолку, сливаясь в лицо – её лицо, но с глазами, как у той мёртвой птицы на его татуировке.

*Хлопок.*

Дверь в квартиру захлопывается от ветра. Лика выскакивает из воды, обёртывается в полотенце, окровавленное, как бинт после операции. В прихожей – лужа, следы сапог, но никого. Только на полу валяется конверт с фото: чёрно-белый снимок клиники с разбитыми окнами, а на обороте – детская рука, выведшая красным *«Komme bald…«*.


Она смеётся. Плачет. Режет запястье снова, чтобы проверить, жива ли.


А где-то за городом, в заброшенном здании с табличкой *«Widerlich»*, Маркус зажигает сигарету от пламени зажигалки с гравировкой *«Memento mori»*. В его кармане – пробирка с Ликиной кровью. «Скоро, моя птица, – целует стекло, – мы найдём твоё счастье».


Дождь стихает. Берлин задерживает дыхание.


Глава 1: «Дождь. И мокрый асфальт Берлина»


– —


Берлин не спит. Берлин истекает светом неоновых вывесок, отражающихся в лужах, как яды в пробирках. Лика шагает по мокрому асфальту, подняв воротник кожанки, но дождь всё равно затекает за шею, холодный и настырный, как пальцы Маркуса. Она идёт к нему – сама не знает зачем. Может, чтобы снова услышать: *«Ты дышишь только потому, что я разрешаю»*. Или чтобы убедиться, что он не призрак.


Его квартира – на четвёртом этаже дома-сталкера, где лифт сдох ещё до падения Стены. Лестница пахнет плесенью и металлом. На третьем пролёте её останавливает сосед – старик с лицом, как смятая папироса.


– *Er sucht dich nicht*… – бормочет он, тыча костяным пальцем вверх.

– *Doch*… – Лика улыбается, доставая из кармана пробирку. – *Er sucht immer*.


Старик крестится, сплёвывает через плечо. Он знает. Все в этом доме знают, что Маркус не совсем человек.


Дверь в квартиру приоткрыта. Лика входит без стука. В гостиной – полумрак, только экран старого телевизора мерцает синим, транслируя немое кино: Геббельс ораторствует, солдаты маршируют, кадры прыгают, как в припадке. На диване – он. Маркус. Его платиновые волосы распущены, нити дыма от сигареты вьются вокруг лица, как вуаль.


– Ты опоздала на три часа, – говорит он по-русски, не глядя. – Я начал скучать.


– Врешь. Ты считал минуты.


Он поворачивается, и её тело сжимается – одновременно от страха и желания. Шрам на его виске будто пульсирует при свете экрана.

– Подойди

Она не двигается. Знает игру: первый шаг – поражение. Маркус встаёт, и его тень накрывает её, как крыло. В руке – стакан с абсентом. Запах полыни смешивается с кровавым ароматом её запястий.


– Ты рисовала сегодня? – Он проводит пальцем по её браслету, касаясь свежего пореза.

– Нет

– Врёшь. – Его губы прижимаются к ране, язык ловит каплю крови. – Акварель… Но слишком бледная. Ты разбавляла её слезами?


Лика дёргается, но он уже прижимает её к стене. Телевизор за спиной воет.

– Зачем ты позвал меня? – шепчет она.


Маркус достаёт из кармана конверт. Тот самый, с чёрно-белым фото клиники.


– *Widerlich*. Ты туда заглядывала.

– Не я…

– Не я, – передразнивает он, и вдруг смеётся. Звук – как скрип ножа по рёбрам. – Твои любопытные пальчики везде суются, *Liebling*. Ты нашла письма? Дневники? Или, может, комнату с… – он целует её в висок, – …с игрушками?


Лика закрывает глаза. Вспоминает: подвал клиники, железные койки с ремнями, стеклянные банки с чем-то, что шевелится. И голос из темноты: *«Ты следующая?«*.


– Я ничего не брала!


– Но *видела*. – Он наливает абсент в её рот. Жжёт. – И теперь они увидят тебя.


Телевизор гаснет. В тишине слышен скрип – будто кто-то шарит ногтями по двери. Маркус отступает, разваливается на диване, как король на троне из костей.


– Беги, Лика. Пока я не передумал.


Она не шевелится.


– Беги! – Он швыряет стакан в стену. Зелёные осколки вонзаются в её щиколотку.


Она бежит. По лестнице, через двор, где старик-сосед копается в мусоре, выкрикивая: *«Widerlich! Widerlich!«*. Дождь смывает кровь с ноги, но не страх.


На углу её хватает за руку Томас. Его пальцы тёплые, в отличие от маркусовых.


– Лика! Опять с ним? – Он снимает куртку, накидывает на её дрожащие плечи. – Я нашёл ещё одно тело. Девушка… С порезами, как у тебя.


Она молчит. Над ними, в окне квартиры Маркуса, вспыхивает огонёк зажигалки.


– Он тебя убьёт, – говорит Томас.


– Нет, – Лика смотрит вверх, туда, где в стекле отражается лицо Маркуса. – Он меня уже убил. Много раз.


Томас тянет её к машине, но она вырывается. Ей нужно вернуться. К дождю, к лезвию, к его губам, которые на вкус – как яд и мед.


А в квартире Маркус стоит у окна, стирая пальцем её следы на подоконнике. В руке – фото Лики, сделанное тайно: она спит в ванной, обняв окровавленную кисть. На обороте надпись: *«Счастье – это когда она не просыпается»*.


Он прячет снимок в книгу Ницше, страницы которой пропитаны кокаином. Завтра он подарит ей новое лезвие. И новую рану.


А дождь всё льёт. Берлин пьёт его, как абсент, и не трезвеет.


Глава 2: «Белым кафелем давят стены»


– —


Берлинский дождь сменился моросящей изморосью, превращающей город в аквариум с мутными стенами. Лика вернулась. Стояла на пороге квартиры Маркуса, мокрая, с окровавленным платком на щиколотке, и ждала, пока он откроет. Не стучала. Он ненавидел стук – говорил, что это звук глупцов, которые верят, будто двери созданы для того, чтобы в них входить.


Дверь распахнулась сама. В прихожей – свет только от неоновой вывески напротив, мерцающей красным: *«Apotheke»*. На полу тянется дорожка из лепестков роз. Настоящих. Они почернели по краям, будто обугленные.


– *Gefällt dir?* – голос Маркуса донёсся из ванной. – Я собрал их на кладбище. Там тихо… пока не начнёшь копать.


Лика шла по лепесткам, чувствуя, как они прилипают к подошвам. Ванная комната светилась белизной – кафель, полотенца, даже зубная щётка в стакане. Только ванна была чёрной, как угольная яма. Маркус сидел на краю, закатывая рукав рубашки. На предплечье – свежий шрам, повторяющий контуры её профиля.


– Ты разрежешь себе кожу ради искусства? – спросила она, замершая у порога.


– Это не искусство. Это молитва. – Он поднял глаза, и в них отразилась неоновая алая буква «А» от вывески. – Подойди.


Она подчинилась. На этот раз – без борьбы. Маркус взял её руку, снял браслет, провёл языком по старым шрамам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу