Мицелий. Сборник рассказов, который пишет тебя

Она слушала Шаньгу с восьмого класса.

А если быть честной – с той самой ночи, когда её отчим бросил в ванну её любимый плеер, а мама просто посмотрела сквозь неё.

Тогда она достала из шкафа старые кассеты и впервые услышала хриплый, безбашенный голос, который пел о смерти, склепах и королях проклятых тряпичных королевств.

И впервые почувствовала, что кто-то говорит с ней. По-настоящему.

Леха умер в 2013-м.

Умер красиво, громко и в одиночку – как и подобает панк-гитаристу.

На сцене, с гитарой в руках и криком на губах.

Света тогда кричала с ним – перед экраном, в наушниках, одна. А потом плакала неделю.

Она выучила все песни наизусть.

Все интервью.

Номер его паспорта, год рождения, названия всех собак, которые у него были.

Сделала татуировку с надписью: «Где гниёт король, там рождаются стихи» – у самой ключицы.

А в восемнадцать поехала в Питер. На кладбище.

Она стояла над могилой, заваленной письмами, банками из-под энергетиков и смятыми самодельными зинами.

На плите было выбито:

АЛЕКСЕЙ ШАНЬГИН

1974—2013

РОК – ЭТО СМЕРТЬ. А Я – РОК.

Она стояла и шептала:

– Возьми меня. Я – твоя. Всегда была. Я знаю твои слова лучше, чем свои мысли. Я не боюсь смерти. Я боюсь жить, не слыша тебя. Вернись. Или забери меня с собой.

И тогда…

что-то шевельнулось в земле.

***

Света вернулась из Питера другой.

Не сразу, не резко.

Но мама говорила, что она теперь стала «тише».

А подруги – что «от неё пахнет сырой подвалиной».

Света просто улыбалась. Та самая улыбка, которая раньше была для Лехи. Теперь – только для себя.

И для кого-то ещё.

Сначала в почтовом ящике появился листок – мятый, исписанный корявыми строчками:

«Привет, кукла.

А ты правда хочешь знать, каково это – гнить и петь одновременно?

Хочешь ко мне в подземное королевство?

Принеси мне голос.

Верни мой голос – и я вернусь к тебе.

А.Ш.»

Подпись была почти стёрта, но Света узнала. Стиль, орфографию, даже почерк – она изучала его автографы ночами напролёт.

На следующее утро она вытащила с антресолей старый микрофон, с которым отец когда-то объявлял дискотеки в ПТУ.

Собрала на него плату, припаяла провод к старому магнитофону и начала – записывать себя.

Каждую ночь она читала в микрофон слова Шаньги.

Сначала – тексты песен. Потом – свои стихи, стилизованные «под него».

А потом – вещи, которые снились ей после визита на кладбище.

«Гробы стоят, глядят из тьмы,

Их зубы – гвозди, сны – дымы.

В одном лежу я, в другом – ты.

А третий пуст. Ждёт.»

На девятую ночь микрофон стал фонить.

На десятую – зашипел.

На одиннадцатую – он ответил.

– Кукла. Ты отдала мне голос. Теперь я вернусь.

Света плакала и смеялась. Она обнимала колонку, как живого человека.

Голос хрипел, надрывался, кашлял кровью эфира – но был.

Леха вернулся. Или что-то, что было им. Когда-то.

Город заметил.

Кассирша из магазина «Магнолия» перестала здороваться – говорила, что от Светы идут «волны, как от радио, на котором по ночам чешутся мертвецы».

Соседка из квартиры напротив пожаловалась, что через стену слышит «концерты, которых не было».

А директор училища вызвал её к себе и сказал, что её курсовую работу невозможно прочитать без головной боли. Будто она написана чернилами, которые… живут.