Неучтённая ошибка

Мария Осинина

Неучтённая ошибка

НЕУЧТЁННАЯ ОШИБКА.

Секундная стрелка старого будильника поскрипывала, цепляясь за покореженный циферблат. На часах было без четверти полночь. Счастье, что этот механический раритет сохранился в подвале института, – во время первого взрыва вся электроника сдохла.

Собственно, Влад и не знал, сколько их было на самом деле – этих взрывов. Ходили слухи, что ракеты накрыли всю страну, при этом наши успели ответить противнику. Радиоактивное облако укутало саваном без малого половину планеты. Это был конец.

Сначала паника охватила столицу, потом – область. Толпы громили аптечные склады и продуктовые магазины, потом – квартиры соседей. За банку сока или пузырёк с антибиотиком могли, не задумываясь, отправить на тот свет.

Сначала правительство пыталось контролировать ситуацию, работали бригады медиков, пожарных, полицейских. Но потом лучевая болезнь подкосила ряды спасателей. Люди умирали тысячами за сутки.

Густой лиловый смог накрыл город и окрестности, одинокие факелы да редкие костры подсвечивали развалины жилых кварталов. Наступал последний день Новой эры…

Влад соорудил фитиль из консервной банки, подсолнечного масла и старого тряпья. Утром у него открылись язвы во рту и на руках. Есть было больно, и он с тоской поглядывал на ящик с тушёнкой, который успел унести из соседнего супермаркета. Тогда он рассчитывал на четверых, но все, кто уцелел вместе с ним, уже погибли.

Сколько он ещё протянет – день, три, неделю? Влад хорошо себе представлял, чем грозит полученная доза облучения. Но, вместо того, чтобы отправиться за водой, он лихорадочно схватился за карандаш и бумагу, как нельзя кстати оказавшиеся среди подвального мусора, – спешил восстановить по памяти всё, что было похоронено в компьютерах лаборатории.

До катастрофы его подразделение занималось исследованием космических лучей. И вот однажды, когда они добрались до той части спектра, где царили ультравысокие энергии, обнаружилось подавление сигнала. Теоретики это предсказывали, но когда дело дошло до практики, стало не до шуток – и без того нестройная система мироустройства зашаталась.

Какие-то неизвестные ограничения пространства влияли на спектр космических лучей, обрубая его в конкретном месте. Кроме того, распределение космических лучей наследовало кубическую симметрию. Все это до боли что-то напоминало, Владу казалось, что он вот-вот нащупает что-то важное, неспроста возникшее, а тут…

– Политики чёртовы, жлобье, питекантропы! – начал он шепотом, но потом сорвался на крик, – ради пачки водяных знаков, ради куска металла!

Со стороны лестницы послышался шум. Совершенно точно: чьи-то каблуки постукивали по старому железу. «Мародёры», – подумал Влад и затушил огонь.

– Владислав Юрьевич! Вы здесь? – послышался женский голос. Луч фонарика выскользнул из темноты.

– Кто здесь?

– Дина Дубинина, младший научный сотрудник, не помните? – женщина скинула с себя покрывало и поднесла фонарь к лицу. Оно показалось Владу знакомым.

– Слава Богу, Владислав Юрьевич, Вы живы!

И тут Влада прорвало:

– Какой Бог, уважаемая! Вы – ученый или кто? Как можно верить во всё это мракобесие? Да и жив я ненадолго, как и Вы, кстати. Лучевая болезнь уже прогрессирует?

– Не знаю, – девушка растеряно помялась с ноги на ногу и отошла на пару шагов назад.

– А что Вы знаете? – наступал Влад. – Будь мы с вами средневековыми алхимиками, тогда всё было идеально, всё сущее. Но с тех пор, как изобрели микроскоп, Божьи чудеса оказались ничем иным, как дьявольским конструктором. Нечто, собранное из частей, которые в свою очередь могут собраться во что угодно как по своей воле, так и по велению человека.

– Вы это про молекулы и атомы?

– И про них тоже. Вот стоите тут Вы – молодая и красивая, – Дина хмыкнула, но Влад сделал вид, что не заметил, – а на самом деле Вы не более, чем гигантский паззл.

– А как же чувства, разум?

– Разум, говорите? Разум от лукавого. Чем больше человечество напрягало свои мозги и углублялось в исследования мира, тем больше парадоксов находило. Ведь даже электрон ведёт себя как-то странно. Когда за ним наблюдаешь, он частица, перестаешь наблюдать – волна. Почему, скажите мне, пока мы не стали его рассматривать пристально, всё было стройно и красиво, без изъяна? Пока мы не дошли до излучения отдаленных источников, вселенная казалось бесконечным чудом…

Внезапно Влад закашлялся, согнулся, повалился на пол, прижимая руки к груди. Дина подбежала, засуетилась, подложила под голову что-то мягкое.

– Владислав Юрьевич, где же у Вас вода?

– Нет у меня воды, пустое всё это.

– Как нет воды? Без воды интоксикация будет сильнее. А это что? – Дина кивнула в сторону листков с заметками.

– Наша последняя работа. Очередной плевок в вашего Бога. Пытаюсь восстановить, что помню, не до воды мне сейчас. Подайте чистый лист и карандаш и зажгите вот этот фитиль, спички рядом.

Девушка всё сделала и засобиралась:

– Я сейчас, у меня там наверху есть несколько бутылок минералки.

– Говорю Вам, оставьте.

– Не могу, – Дина надула губы, глаза заблестели.

Влад растерялся. Что всё это значит, неужели…

– Простите, – прошептал он и провёл рукой по её волосам. Вот так прёшь танком по жизни и не замечаешь людей у себя под ногами. Как странно – чувства здесь, в умирающем мире, за час до гибели.

– Так я схожу за водой? – Дина попыталась улыбнуться, но получилось плохо – уголки губ сползли вниз, грустный Пьеро.

Влад кивнул и углубился в свои записи. А что, если всё же это Бог? Ну не могло же всё само по себе возникнуть и так сложно развиться? Ведь тогда бы у людей были ответы на все вопросы. Но ведь нет! Не знаем, что было до Большого взрыва, что внутри Черной дыры, почему обрывается излучение от отдаленных источников, и есть ли что-то после смерти. Ведь даже по закону о сохранении энергии что-то, что зовется сознанием или душой, не может вмиг превратиться в ничто. А вдруг, и вправду, за этим стоит некий Творец? А мы – всего лишь продукты, безмозглые, но наделённые волей. Волей уничтожать и разрушать, пешки в чьей-то игре…

Влад закрыл глаза и провалился в темноту.

Его спутница вернулась через полчаса с бутылкой воды, но было поздно. Она собрала заметки профессора, с изумлением прочла последний лист, сложила всё в целлофановый пакет и поместила в сейф. Если человечество выживет в этой катастрофе, однажды они откопают этот подвал и всё узнают…

      ***

Двое стояли у края лилового купола и наблюдали за движением еле приметных огней.

– Забавно, почему они все так строго разделены на две группы? Чуть ли не на генетическом уровне? Кто-то готов биться за лишний кусок, лишь бы выжить, а кто-то, умирая от голода, делится последней крохой, чтобы выжил другой? Кто-то творит, а кто-то потребляет, кто-то мыслит, а кто-то тупо следует раз и навсегда заведенному порядку.

– Ну не всем же быть главными героями, дорогая. Кто-то должен стать фоном.

– Если бы профессор сначала подумал о себе и достал воды, он бы прожил достаточно, чтобы успеть сделать открытие и всё пошло бы по-другому…

***

Изъеденные ржою стрелки времени неумолимо замедляли свой ход. На горизонте вселенной одна за другой гасли слабые, едва заметные искры.

Этот мир повидал многое: бурный дебют горячих голубых, ненасытную жажду топлива гигантских красных, зловещее одиночество чёрных.

Полыхая всеми цветами радуги, звёзды неслись не в бесконечность, а к своему концу.

Прошло три триллиона лет с тех пор, как погасла жёлтая звезда в Рукаве Ориона. Там была колыбель разума, а здесь – его могила. Всё, что осталось от светил и их спутников, разлагалось теперь в лиловых рыхлых сферах. Прощальные лучи метались, подсвечивая редкие облака газа. Ещё чуть-чуть, и время споткнется, опрокинув мироздание. Наступал последний день Эпохи звезд.

Когда Вэл был совсем мал – всего в несколько атомов – его познакомили с Древними скрижалями. Легенды рассказывали, что когда-то человек состоял из миллиардов атомов, а мир – из миллиардов звезд. В это верилось с трудом. Одно Вэл знал наверняка – он был последним, родившимся в этом мире ребёнком, а его род – последними разумными существами во вселенной. И все они собрались на краю мира в ожидании смерти.

– Вчера мы не досчитались четырёх наших братьев, – обратился старейшина к собравшимся на Общий Круг.

– С каждым днём границы пустоты всё ближе подступают к нашему дому. Кто-то должен взять на себя трудную и почётную обязанность – расставлять маяки по краю безопасной зоны.

Мужчин в общине осталось не больше трёх десятков. Вэл был самым молодым – ему недавно исполнилось двадцать. Старейшине было за восемьдесят. Все молчали, поэтому Вэл принял решение:

– Я пойду к Вратам Тени.

– Молодец! Тебе придется сделать несколько ходок – столько света не унести за один раз.

– Я согласен, Отец.

И Вэл отправился собирать фотоны. С каждым днём их становилось всё меньше. Меньше не только света, но и пищи. Миллионы лет назад ожерелья скоплений порвались и рассыпались одинокими бусинами. Звёзды гасли, а новые перестали зажигаться. Когда истончилась человеческая плоть, никто из живущих не знал. В Скрижалях писали, что с ослаблением гравитации деградировала и материя. Теперь разум хранят лишь несколько сотен атомов газа.

Насобирав света, Вэл отправился к Краю Тени – плотной чёрной завесе на окраине поселения. Что за ней – никто не знал. Свет оттуда не возвращался, рассказывали, будто все, кто по неосторожности попали за черту, бесследно исчезали. Теперь таких становилось всё больше.

Через час Вэл израсходовал весь свой запас, а сделать удалось лишь треть от намеченного. Он так увлекся, что почти не оставил энергии на дорогу назад. Как обидно – застрять на краю пустоты из-за такой дурацкой мелочи. Энергии на мыслетрансляцию тоже не хватит. Неужели – конец?

В Древних скрижалях говорилось о том, что смерть – это переход в иной мир и этот мир лучше, чем наш. Если бы кто-то вернулся оттуда и рассказал, как там хорошо, всем людям захотелось бы туда, а здесь бы всё опустело. Поэтому из Края Тени никто не возвращается.

В это хотелось верить, но не получалось. Вэлу казалось, что рай – лишь утешение для смертных. Лекарство от страха пустоты и ужаса небытия. Пилюля от безысходности: тебя – центра мироздания – никогда больше не будет. Ты не сможешь больше чувствовать, творить, наблюдать.

Вэл уже совсем замёрз, когда рядом засияло. Он узнал эти искры.

– Дала? Что ты тут делаешь?

– Я пришла помочь.

– Не женское это дело…

– Знаю, поэтому на собрании я молчала. А потом пошла собирать свет вслед за тобой. Смотри, сколько у меня маяков. Ой! Ты же…

Только тут Дала заметила, что он был почти обездвижен.

– Какой кошмар, Вэл, ты чуть не погиб!

И она обдала его веером белоснежных искр. Когда он зарядился достаточно, то решил, что может поставить ещё один маяк, прежде, чем отправиться домой. Но Дала его опередила.

– Нет, не туда, только не туда, Дала! Там смерть!

Но девушка уже исчезла в темноте. Вэл ещё долго кружил над этим местом, стыд и отчаяние накрыли его. Как же так неосторожно! И как с этим дальше жить?

А, может, Край Тени – вовсе не смерть, а что-то совсем иное? Может, Дала ждёт его по ту сторону и нуждается в помощи? И Вэл ринулся туда, где пару минут назад исчезли белоснежные искры.

***

Двое стояли у края лилового купола и наблюдали за движением еле приметных огней.

– Странно, почему они так охотно верят, но не хотят думать?

– Мы многого хотим от творения, дорогая.

– Почему же? Всё создано по образу и подобию Создателя, разве сложно добиться идентичности и в этом направлении?

– Если бы мальчишка не верил, он бы не переступил черту, и остался на прежнем уровне ещё неизвестно сколько. А этот сценарий мне уже порядком надоел …

***

С каждым оборотом вектор времени увеличивал модуль. Лучи, фрагменты, слои пересекались и складывались, увеличивая плотность пространства. Последовательности эволюционировали всё сложнее.

Этот мир повидал многое – рождение простейших проекций, причудливые метаморфозы фигур, усложнение форм, буйство красок.

Но каждое многообразие стремится к обобщению предыдущих. И теперь все цвета, сложившись в безумном вращении, дали одно грязно-лиловое пятно.

Ещё чуть-чуть и у мира появится новая координата. Наступал последний день Периода Четырёх мер.

Прошло семь тысяч лет, прежде чем Большой Тессеракт завершил полный оборот вокруг своей оси. Дабл Ви расправил четыре сегмента справа от себя, выдвинул зацеп, дёрнул за ближайший выступ, принял вертикальное положение. Скоро подниматься будет всё трудней. Грядут большие перемены. Один чёрт знает, что с ними будет в новом измерении.

Соберутся ли они из существующих проекций или метаморфируют во что-то совершенно новое? А может, и вовсе перестанут существовать – распадутся на точки, отрезки и грани, став строительным материалом для новой жизни?

От этой мысли Дабл Ви затошнило. Нет ничего хуже, чем думать о смерти.

– Доброе утро, сосед! Ну и разложился же ты вчера.

Дабл Ви не обязательно было поворачиваться, чтобы понять – это Дабл Ди зашла на огонек. Но он повернулся и … чуть не сложился. Дабл Ди зависла в двух метрах от плоскости и перебирала фигуры у себя на груди. Кубы, пирамиды, октаэдры раздувала в шары, вытягивала в эллипсоиды и, наконец, послала эти замысловатые знаки внимания к Дабл Ви.

Его приёмные отсеки инстинктивно потянулись навстречу, хотя он и не желал эту женщину, но то, что она метаморфировала, было выше всяких похвал.

– Вчера? Мы разве встречались вчера?

Дабл Ви лихорадочно пытался вспомнить, каким образом вчера наткнулся на Дабл Ди, если собирался в Метаморфорий со своей подругой Дабл Ю? У них всегда отлично получалось интегрировать проекции. Какие фигуры при этом получались – их сразу же отбирали в ясли! У Дабл Ви было тридцать три ребёнка от Дабл Ю и ещё двадцать шесть от прежней подруги.

При том, что все остальные на их Уровне родили по два-три ребёнка.

Ни сегодня, ни вчера Дабл Ди в его планы не входила. Чёртова баба – привязалась, как остаточная деформация!

– Похоже, сосед, что вчера ты попытался вывернуться наизнаку, – Дабл Ди возвратила на место свои сегменты и стала серьезной.

Откуда она знает? Это была его тайна, даже его подруги не подозревали об этих экспериментах. Его сородичи обычно крутили нижние и верхние сегменты – они хорошо отделялись и природой были приспособлены для эволюции. Никто и никогда не доходил до Центральной развёртки. А Дабл Ви решил рискнуть и поставить рекорд, упрямо упражняясь год за годом. Но едва перегруппировка достигала центра тела, как все сегменты возвращались в исходное положение.

– Знаешь в чём причина? Тебе не хватает энергии.

– С чего ты это взяла?

– Знаю! Смотри, – и Дабл Ди разложила отрезки и дуги, пытаясь собрать перед ним странную схему.

– Диаметр Центральной проекции состоит из сворачивающихся и сжимающихся участков, на одних время ускоряется, на других – замедляется. Когда срок действия одного участка проходит, на смену ему приходит другой участок с другой плотностью, в этот момент высвобождается энергия, которую нужно использовать, чтобы совершить скачок.

– Скачок куда?

– В Высшую размерность!

– Ты сбрендила? Зачем мне это? Мы итак все там будем, лучше позже, чем раньше.

– А как же твоя мечта? Неужели сольёшь её ради ещё пары сотен метаморфоз? Эх ты, я думала ты – гений, а ты – простой мечтатель.

Секунда, и Дабл Ди начала перегруппировку. Дойдя до центра, она вдруг сплющилась, вытянулась восьмеркой и … исчезла.

Дабл Ви стоял, не смея пошевелиться. Так и есть – он просто мечтатель, и дурак в придачу. И как только сам не додумался! Ему нужен реванш, немедленно! И не важно, если другое измерение принесёт ему смерть. В конце концов, никто из живущих ещё не избежал своей участи.

И Дабл Ви энергично начал укладку проекций к центру.

***

Двое стояли у края лилового купола и наблюдали за движением еле приметных искорок. Иногда они делали пассы руками, и огоньки на голограмме отклонялись от своего курса. Внезапно изображение зарябило и замерло стоп-кадром.

– Ну вот. Опять заглючило, – девушка повернулась к своему спутнику и пожала плечами, – на самом интересном месте!

– Это был последний уровень? Или будет что-то ещё? Я уже подустал. Какой-то бессмысленный бег по спирали. Создатель меняет антураж, но не меняет идею: разумные саморазвивающиеся системы, запрограммированные на самоуничтожение. Этот вариант полностью изжил себя на нижних уровнях. Эта его новая версия такая странная. Я думал, Игра будет доработана качественно, но оказалось…

– Неисповедимы пути Его. Но создать идеальную компьютерную симуляцию не так-то просто. Подбор оптимального генератора тактовой частоты, оцифровка, бесконечное количество расчётов для каждого объекта, одна неучтённая ошибка и… Вы сами видели. Обсчитали одной общей формулой волну электронов вместо того, чтобы обсчитывать каждый поштучно. В результате, когда персонажи добрались до элементарных частиц, случился сбой. Они же не знали, что "странное поведение электрона" – лишь след алгоритмов оптимизации в программе.

– Видел. Мой персонаж каждый раз о чём-то догадывался, когда натыкался на эти неучтённые ошибки. «Обрыв в спектре излучений», «Край Тени», «Центральная развёртка». И как только он нащупывал эту ошибку, уровень закрывался.

– А может, это и был замысел: оставить герою лазейку – для прозрения? Намерено допустить ошибки при оцифровке? Чтобы пробудить сомнение: кто ты, откуда пришёл и куда отправишься после? Когда твой мир начинает распадаться на пиксели, срывать законы сохранения энергии и прочее, неужели не возникнет мысль, что мир этот – лишь хорошо сконструированная иллюзия?

– Зато Создатель в идеале прописал чувства персонажей. Были моменты, когда я чуть не пустил скупую мужскую слезу – например, когда ты пожертвовала своей фигурой…

– В этом и состоял эксперимент? Проверить, могу ли я сочувствовать?

Собеседница внезапно погрустнела и отодвинулась от игрового стола. Её спутник, заметив перемену в настроении, промолвил:

– Не думаю. Ты выходила из игры потому, что хотела этого. Мы не можем вспомнить прежней жизни – значит, мы забыли её, глубоко погрузившись в виртуальность. Мы уверены, что родились здесь и живём по правилами Игры. Так играет-живёт основная масса, озабоченная проблемами правил поведения и выживания на сервере. Но раз в столетие появляются те, кто говорит об иных правилах – правилах выхода из Игры. Такие люди остаются в Базах Данных навечно. Они становятся пророками, учителями, мастерами. Ты – такой человек, Диана. Вот в чём смысл. Ты никогда не задумывалась, почему я каждый раз выбираю в гейм-компаньоны именно тебя? На сервере столько пользователей, а я всегда с тобой?

– Неужели ты всерьёз веришь в то, о чём говоришь? – ответила она, смахивая слезинки.

– Да, верю. Я верю в нас …

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД!

– Добро пожаловать в АД! – медсестра на первом посту дежурно улыбнулась и протянула Томину пластиковую карточку, – это ваш личный универсальный пульт, пожалуйста, не теряйте его. Согласно поправке 551-3д Генеральной ассамблеи Объединенного Конгресса внедрение инфочипов в тело автонома запрещено. Теперь вы имеете полное право отказаться от медицинской помощи. Но если передумаете – посредством пульта можно не только вызвать врача, но и получить первичное лечение. ЛУП автоматически измеряет ваше давление, пульс, уровень сахара в крови, количество гормонов, с помощью электромагнитных импульсов приводит эти показатели в норму. Сигнализирует об обострении хронических заболеваний…

– Скучно, – заявил Томин и бесцеремонно выдернул из рук медсестры пластиковую карту, – где у вас тут шестой бокс?

Девица лишь пожала плечами и показала рукой налево. И где они таких находят? Выводят в инкубаторе? Все как на подбор – серые мыши, спустя пару минут и лица не вспомнить. То ли дело было в РАЮ, – длинноногие блондинки в ярких коротеньких платьицах, финики и ананасы, Дебюси, Сен-Санс и… Земля.

В нежно-голубом кружеве, с тонкой сиреневой вуалью, – такой она виделась из иллюминатора в столовой. Томин любил смотреть на Землю. А отсюда Земля не видна. Отсюда даже Солнце похоже на тусклый фонарь, у которого вот-вот сядет батарейка.

– Куда прешь, головоногий! – Томин поднял глаза. Над ним нависла дама неопределенного возраста и размера, в нелепой роговой оправе на пол-лица. Из-под очков, как из блиндажа, стреляли темно-вишневые глаза. Томин отъехал в сторону.

– Извините, я вас не заметил. Сильно задел?

– Чуть ногу не отдавил, чокнутый!

– Простите. Я Томин, а Вы?

– Носова Тамара Фатеевна. Из РАЯ что ль?

– Ага, оттуда.

– Ну, потом поговорим, у меня сейчас симпозиум, важный доклад, чао!

Тоскливым взглядом Томин проводил даму до поворота. Боже, что он тут делает?! Вздохнул, нажал кнопку на двери шестого бокса и вкатился внутрь.

Личная комната автонома была ненамного уютней собачьей конуры. Мат, заправленный нейлоновым покрывалом, был брошен прямо на пол, в одном углу пристроили тумбу, в другом – биотуалет. Глупо желать большего от АДа.

Автономия Душевнобольных была самым отвратительным местом в Солнечной системе. Межпланетная станция дрейфовала за Сатурном, у Границы Освоения. Раз в полгода здесь сменялся экипаж и медперсонал, этим же рейсом привозили «новопреставленных» психов.

В РАЮ автономов могли навещать родственники и друзья, в АД никого не пускали, да и не было желающих.

– Андрей Владимирович Томин? – спросили за спиной.

Томин обернулся – комната была пуста.

– Вы подтверждаете, что вы – Андрей Владимирович Томин?

Томин огляделся по сторонам, с трудом различил под потолком глазок видеокамеры рядом с вентиляционной решеткой.

Внезапно его ослепило и оглушило, с потолка хлынули ледяные реки. Томин включил заднюю скорость и попытался выкатиться наружу, но не тут-то было, дверь заблокировали!

– Добро пожаловать в АД! – засмеялось с потолка, закашляло и зачавкало.

Закончилось светопреставление довольно быстро и внезапно. Томин с опаской приоткрыл глаза: в комнате было сухо и так же тоскливо, как пять минут назад. Ничто не напоминало о недавнем катаклизме. Лишь кислый привкус на языке – он успел наглотаться воды.

– Андре-ей-ей-ей Влади-ди-ди-ми-ро-вич, – забулькало в ушах …

***

– Андрей, Андрюша, ты не слышишь, что ли? – Яна стояла возле дивана с дымящейся сковородкой в руках, – Андрей, ты уснул? Я тебя уже пять минут зову. Забери Антошку из школы, я не успеваю.

Томин любил, когда Яна возилась у плиты, в эти минуты она казалась такой домашней, такой родной, и он почти смирялся с её громкой политической карьерой.

А ещё он любил забирать сына из школы. Антошка, завидев отца ещё из окна, нёсся навстречу, бросался на грудь, зарывался лицом в куртку. А Андрей гладил его тёплые пальчики, прислушивался к ударам маленького сердца и с тоской думал, что завтра опять придется расстаться. Вахта космогеолога длилась полгода, месяц отдыха на Земле и снова Луна, астероиды, спутники внешних планет…

Как-то накануне Дня отца Антошка принес Томину маленького, размером с мизинец, фанерного медвежонка. Малыши учились работать лазерным ножом на уроке труда. А потом на ИЗО раскрашивали с помощью 3D-ручки. Томин спрятал игрушку в нагрудный карман куртки и больше не расставался с медвежонком. Это был его талисман, оберег от неприятностей и неудач.

***

– Андрей Владимирович! Андрей Владимирович, Вы меня слышите?

Томин открыл глаза. В дверях стояла Серая Мышь и нагло демонстрировала ровные белые зубы.

– Андрей Владимирович, на ужин! Я вас провожу сегодня, потом вы будете посещать столовую самостоятельно по сигналу радио.

Столовая оказалась огромным аквариумом с наглухо задраенными иллюминаторами. Тюрьма, а не автономия! Психи сидели за длинными столами по десять душ на каждой лавке. Томин насчитал тридцать скамеек, когда вдруг увидел Тамару Фатеевну Носову. Она приютилась у стены и усердно «поглощала» потрёпанную книженцию. Тарелка с ядовито-зеленой гущей стояла рядом нетронутая.

– Добрый вечер. Не помешаю?

Тамара с гневом оторвалась от книги, но, узнав Томина, сразу подобрела.

– Валяйте.

– Как прошёл доклад?

– Чудесно, если бы не этот недоумок Верди со своей Теорией Ничего, – Тамара с шумом захлопнула книгу, наклонилась к Томину и зашипела на ухо:

– У вас есть план?

– Э-э… Поужинать с Вами, взять книги в библиотеке и почитать на сон грядущий.