Частная лекция

Мелькала как можно чаще перед глазами. Узнавала о его девушках и старалась быть лучше. Делала всё, чтобы он всё меньше смотрел по сторонам и всё больше на неё. Мужчины любят глазами, глаза и нужно было фокусировать на себе. У неё ушёл год на то, чтобы привязать его к себе, прежде, чем они стали официально встречаться. Злата захотела прибрать его к рукам, когда он ещё в аспирантуре учился, а она ходила на подготовительные курсы. Невзначай крутилась вокруг. Ненавязчиво предлагала вместе пропустить по стаканчику кофе. Он это делал, но смотрел на неё, как на девочку семьи, что знал с детства.

В тот период, когда семьи съезжались на праздники, Злата не пропускала ни одной такой встречи, хотя он уже появлялся редко. И в эти редкие моменты она действовала как можно старательнее. Влюблена была ещё лет с шестнадцати.

Она видела, что он центр внимания. Вокруг него крутились самые яркие красотки академии и не только. Ролан был больше поглощён формированием своего будущего, но к аспирантуре уже имел постоянную девушку. Яркую шатенку вообще не связанную с их общим кругом, что оказалась слаба на передок. Ролан словил её на измене. Это Злата узнала через сарафанное радио. Несколько месяцев он был подавлен.

Злата была рядом.

Не красавица. Приличная девочка из хорошей семьи, что всегда где-то на периферии зрения, хотя толком он не обращал на неё внимания. Но однажды в новогодние праздники, в альпийском шале, который семьи сняли вместе, она просто пришла в его комнату и скинула одеяло, подгадав момент, когда будет пьян сверх обычной меры. Старательно подливала ему весь вечер сама у потрескивающего камина, когда старшие разошлись по комнатам.

Нет, между ними не закрутился бурный роман. Злате стоило больших усилий отвлекать его от большого разнообразия вокруг. У него был обширный круг знакомств, приглашений, друзей. Это со временем стало меньше. Они предавали, отваливались, уходили в наркоту.

В её голове Ролан Шувалов всегда был лучшим парнем. Лакомым куском. И поведение его окружения ей это подтверждало. Девочки стелились к ногам ласковыми кошками, парни уважали, и ни одна тусовка, на которой присутствовал Шувалов, не обходилась без восторгов от него. Злата таскалась за ним, как младшая сестра. Она иногда канючила родителям, что будет такая-то вечеринка, и ей бы так хотелось… И под ласковыми родительскими просьбами: «Ролан, возьмёшь Златку с собой? Лучше, чтоб она под твоим присмотром. Мы тебе доверяем», он без особых возражений брал её.

Злата не мешала. Злата говорила, что хочет знакомств и веселья. Смотрела Ролану в рот, как на старшего. Умела подмазать его самолюбие. Он к ней привык, как к ненавязчивому спутнику. Пока она наблюдала за соперницами и примеряла на себя стиль в одежде и поведении, на которые он реагировал. Лезла из кожи, чтоб стать ему интереснее других. Поддерживала его увлечения, которые часто ей были совсем не интересны. Говорила о том, что интересно ему. Незаметно теряя себя, и не факт, что себя у неё когда-то существовало.

Ей хотелось иметь всё лучшее. Вторая дочь родителей, рождённая поздно, после трудностей, с большим отрывом от первенца – в целых пятнадцать лет, она была избалована деньгами и вседозволенностью. Злате многое прощалось и давалось просто так. Но в реальном мире всё оказалось сложнее. Ей пришлось столкнуться с отвержением за стенами дома. Злата оказалась не самой красивой, не самой умной, не самой интересной, о чем она узнавала под треск стёкол розовых очков, сформированных матерью, для которой позднее дитя, родившееся после трёх выкидышей, стало центром мира. В которое она вкладывала всё самое лучшее, по её мнению.

Но у Златы была чётко сформирована черта – добиваться желаемого. Ведь она на всё способна. Трезво на неё смотрел только отец, который очень мало принимал участия в её жизни. Всю жизнь занимался наукой и шёл по карьерной лестнице вверх. В этом они с Роланом похожи.

Злату воспринимал, как любимую дочь, этакий золотистый смеющийся шарик, задаривал подарками в детстве, баловал, нивелируя этим фактическое отсутствие в её маленькой жизни. У него было полно других детей – студенты, и детища в виде рабочих аспектов. Он считал своё участие достаточным. А вот, когда Злата подросла, он стал обращать внимание на неё, как уже на взрослую, сформированную личность, и был критически честен, в отличие от матери, для которой она оставалась просто самым лучшим ребёнком.

Дочь побаивалась проницательности отца. Если от матери ускользали многие вещи, она смотрела сквозь пальцы на её манипуляторские способности, изворотливость характера, то отец прицельным выстрелом пары слов и снисходительным взглядом, ломал ей всю картинку себя самой, которую она с таким трудом выстраивала, что аж верила в неё. Отец не утруждал себя её воспитанием. Просто любил, как может любить всегда очень занятый карьерой мужчина своего ребёнка.

Она получала от него много знаний, впитывала, когда за общим столом поднимались политически-дипломатические вопросы, интерес к экономике она переняла от него, но не могла бы с точностью сказать, её ли это на самом деле. Просто привычная среда.

Злата успела привыкнуть к тому, что Ролан – её. Особенно, когда медленно, но верно, подвела его к мысли о свадьбе, которая не стала каким-то резким порывом под влиянием сильных чувств, это было обоюдное, продуманное решение, озвученное на кухне во время обычного обеда, за разговором о планах на будущее. Как и должно быть. Как здраво поступают взрослые люди.

Свадьба представлялась логическим продолжением их длительных отношений. Потом, конечно, он сделал ей красивое предложение уже на Маврикии. На морском берегу, под звуки живой музыки, по щиколотки утопая в белом песке.

Как же он был красив тогда, в белой лёгкой рубашке-поло и таких же штанах. С тронувшим светлое лицо загаром, от чего зелёные глаза светились особенно ярко. И Злата в очередной раз в них утонула, и даже поверила в то, что он все-таки её любит, чего не звучало. Даже речь его предложения не содержала слов любви, хотя там было много других, не менее значимых. Злата думала, он его просто избегает. А оказалось… Оно там даже не мелькает.

Злата убедила себя, что и сама не верит в любовь. В жизни её нет. Это следовало из всего её мира. Мама, конечно, говорила о том, что любит её, да и она сама – своих родителей. Но это другое. Это слово, обозначающее родственную связь. И при этом, ей, как и любой девочке, приятно было подумать о любви между ней и Роланом. Только жизнь представляла собой не эфемерные чувства, а весьма материальные понятия. Её мужчина красивый, надёжный, амбициозный.

Отношения – это поддержка, комфорт, подарки, уют, секс, забота. Это всё можно было потрогать руками. А о любви – приятно подумать, но не более. Есть определяющие факторы – он её, а она – его.

И все-таки где-то в глубине души, она считала, что у них именно любовь. Ведь любовь и состоит из всех этих понятий.

«Я тебя не люблю». Эта фраза вызывала у неё одновременно и смех, и слезы. Какая любовь? И почему… Нелюбовь?! – очень противоречиво, но так было. Почему Ролан заговорил об этом? Что она могла сделать не так? Где ошиблась. Где… Просчиталась? Чего ему не хватило?

Ролан, и вдруг про любовь. Уж каких циничных разговоров за жизнь она наслушалась от него и его друзей на пьяных вписках по коттеджам и барам.

Она не знала, что цинизм это самозащита и бравада, и каждый мальчик, как и каждая девочка, хочет её. Помимо всего остального, конечно. Но то, что высмеивается, очень часто, является самым желаемым. А также показаться перед окружением сильнее, чем ты есть. Ведь «любовь» это слабость?

Парни говорили о любви к своим девушкам, но на фоне их поведения, и постоянно распадающихся пар, это оставалось просто словом, ни на что не влияющим. Влияли деньги, влиял секс, влияли измены и жёсткие принципы. А с учётом фигурирования наркотиков, вся духовная сторона жизни носила выдуманный характер не смешного стендапа.

«Я тебя не люблю» – звучало слабой причиной. Да и вообще не причиной. Ноль конкретики. Только почему так больно ударило? Смешное, наивное утверждение. Не взрослое понятие. Враньё, призванное скрыть настоящую причину.

Злата была уверена в том, что дело все-таки в похоти. Что-то она не смогла дать ему в постели. Только… В чем смысл? Зачем ломать и рвать в одночасье то, что создавалось три года для неё, и два – для него. Если бы так хотелось кого-то, мог бы просто… Переспать с кем-то? И так, чтобы она даже не узнала. Эта мысль ей, конечно, не нравилась, но была проще и понятнее, чем полный разрыв. Ради чего? Ради КОГО?

Злата также не верила, что он идёт в никуда. Мужчины всегда уходят куда-то. К кому-то. И этот «кому-то» встал ей поперёк горла. В тот вечер от него пахло только шампанским. Никакой губной помады, никаких запахов чужих духов, ничего. Только взгляд его давно стал всё меньше зажигаться на неё. А в тот вечер, он был вообще другим. Злата чувствовала его недоступность, шестым чувством ощутила э т о, чему не было названия, и инстинктивно не хотела дать ему говорить. Чуяла беду.

Беду она чуяла ещё заранее. Ещё в Ларнаке поняла – надо что-то делать. И сделала. А вышло только хуже. Может… Стоило вообще проигнорировать другое имя? Но гордость вздыбилась и заговорила сама, вместо неё. И потекла рекой ярость, которую она не могла остановить даже, если бы захотела. Она чувствовала только лютую злобу. Обиду. Ощущение краха собственных иллюзий было больнее чего-либо. Иллюзий, которые она так долго строила, и в которые с таким упорством затаскивала его.

Ей лишь показалось, что он уснул. Ей лишь показалось, что она смогла его оседлать. Ролан всегда был прямолинеен, в отличие от неё. Ролан всегда чётко знал, чего хочет, а чего – нет. И Ролан напрочь был лишён умения терпеть. С ним можно было работать только не явно, мягко, исподволь. Не напрямик. Ролан должен был быть уверен, что это его решения. Злата столкнулась с тем, что впервые поняла – у неё не было над ним власти. Не было умения управлять.

Она так и не смогла его понять. И он скинул её одним движением. Ему не страшно. Не страшно потерять ни её, ни комфорт, ни отношения с родителями, ни те деньги, что шли с ней в комплекте, не страшно лишиться привычного. Абсолютно ничего из того, что большинство мужчин предпочитает избегать.

Медленно приходила к выводу, что где-то что-то упустила, он ускользнул, неудачно повернул голову и врезался в чьё-то декольте. Кто-то просто оказался проворнее её, пока она успела чуть расслабиться и не так рьяно крутиться вокруг него. Кроме того, учёба занимала львиную долю времени и мыслей. Но Злата Бочарова не собиралась так просто уступать и отдавать ей своё.

Злата очень буквально понимала фразу: «Работать над отношениями».

Её очень разозлила реакция отца на её личную трагедию, которую она считала общей. Вернее, её отсутствие. Рухнуло всё, а… Никто этого не заметил. Злата ожидала, что он хоть как-то разозлится за дочь, вступится, сделает что-нибудь, скажет что-то вроде: «Я с ним поговорю. Так дела не делаются». Злата рассказала ему о случившемся, выставляя поведение Ролана максимально неадекватным. Нелогичным. Ей важно было показать, что с ничего об неё вытерли ноги. Отец молча слушал, не отвлекаясь от еды.

Ему было уже за шестьдесят, но он настолько хорошо сохранился, что и не подумаешь. Деятельность, которой он принадлежал всей душой, будто ускоряла обновление клеток, останавливая процесс старения. Его очень внимательные, умные глаза точно такого же голубого цвета, как у дочери, создавали ощущение, будто он знает всё. Вообще всё. И при этом не давит этим знанием на собеседника, а подбадривает. Её отец был поистине мэтр в расположении к себе людей, при общей серьёзности. Станислав Андреевич Бочаров был высок, средней комплекции, не заплывший жиром, но при этом лицо не было морщинистым, что и придавало ему молодости. На почти лысой голове было большое родимое пятно.

Сейчас он налегал на жаркое и слушал дочь, не давая никакой реакции. Также он не имел привычки сразу отвечать, брал паузу, обдумывал слова, как за партией в шахматы. Ему не была присуща суетливость или торопливость, ко всему относился обстоятельно.

– …Вот. Как-то так. В общем, – потерев под носом, сказала Злата. – Мне было сказано, что свадьбы не будет. Ничего не будет. Без объяснения каких-то причин. Меня просто вышвырнули как ненужного котёнка из жизни и поменяли замки на дверях, будто мы не знакомы с детства! Будто ничего не было, а я просто ему навязалась, – сгущала она краски, хотя ничего такого Ролан не говорил. Станислав Андреевич пил любимый брусничный компот, поглядывая на дочь. – И… И всё. Я только знаю, что там появилась какая-то прошмондовка, но они слишком хорошо скрываются, и кроме взглядов предъявить особо нечего. Но дело даже не в этом… Папа, – она посмотрела в упор глазами, полными слез. – Так ведь не может быть? Это не нормально. Я знаю, что ты можешь на него повлиять.

Папа по обыкновению молчал с не читаемым выражением лица. Неторопливо сделал ещё несколько глотков. Злата напряжённо ждала. От Станислава Андреевича всё ещё не было ни одного комментария на ситуацию. Сейчас должен был быть первый. И этот первый комментарий сломал ей мозг.

Потер уголок глаза, смочил горло и выдал:

– Так, и рано тебе. Госы на носу.

От такого поворота у Златы аж челюсть затряслась. Ему вообще всё равно?!

– Папа. У меня. Сорвалась свадьба. Мой жених меня вышвырнул. Это всё, что ты скажешь?!

– Я изначально считал, что тебе рано. И не только из-за учёбы. Тебе в принципе рано замуж.

Злата отрицательно потрясла головой. Папа полностью игнорировал Ролана и сфокусировался на ней.

– Тебе… Всё равно, да? – у Златы затряслись губы. – То есть, плевать, что мне больно? Плевать, что…

– Нет, дочка. Ты не поняла, – мягко заговорил отец. – Ты говоришь – повлиять на него. Зачем это тебе? Он поступил честно. Поступают хуже, намного хуже. Зачем тебе влиять на человека, который тебя не выбрал?

– В смысле, честно? Скажи ещё, справедливо. В смысле, не выбрал?

– Сначала выбрал, потом отказался от выбора. Не выбрал, – пояснил отец. – Это лучшее, что он мог сделать. У вас нет ничего общего. Ни детей, ни имущества. Отпусти его с богом.

– Папа, ты забыл, может? Я напомню. Я встречалась с Роланом Шуваловым. С сыном твоих друзей. Мы встречаемся почти каждые праздники! Мне надо просто это съесть и всё?

– А что ты хочешь делать, не пойму? И от меня, что ты хочешь? Как я на него повлияю, особенно в этом вопросе? Его жизнь, его выбор. Да, вы были вместе. Да, свадьбы не будет. Он уже отказался.

– Он меня унизил.

– Где?

Злата потупилась. Аргументы кончались. Абсолютное спокойствие родителя сбило её с толку.

– Я думаю, у него кто-то есть.

– Тем более, если есть, тем лучше, что он не стал жениться на тебе. Люди сходятся и расходятся, дело молодое. У тебя другие задачи сейчас.

Злата сжала зубы.

– Ты застала его с барышней?

– Нет.

– Где унижение? Пришёл, сказал, что дальше ничего не будет. Скатертью дорога. Зачем смотреть ему в след? Где твоя гордость? Повернулась в другую сторону и готовишься к госам.

Дочь медленно зеленела от злобы.

– От меня что требуется? Сказать ему, чтоб бежал жениться на моей дочери? Почему? Потому что я общаюсь с Сашей и Русланом? Дочь, включи голову.

– А то, что в таком состоянии мне сейчас будет очень тяжело сосредоточиться на учёбе? А если бы мама пришла и сказала тебе, что не любит тебя, и поэтому «уходи из дома»? – сказала она, не подумав.

Станислав Андреевич отклонился на спинку стула, как-то очень цепко рассматривая дочь.

– Он ещё и так сказал. Очень чётко и прямо. Должна радоваться. Редкая женщина слышит правду. Чаще мужчина не хочет ничего менять и врёт. Ролан не врёт. Тебе остаётся только принять эту правду. Или… Принять эту правду. Ты же не хочешь возвращать человека, который признался в том, что к тебе у него ноль? Мама тут причём? Если перед свадьбой, то и ладно. Через тридцать лет уже вызвало бы вопросы, конечно. Всё слишком индивидуально.

– Почему ты обесцениваешь… Значимость?

– Злата, а что произошло? Твоя жизнь как-то поменяется? Нет. Ты одна на вокзале с двумя детьми и без денег? Нет. Не поменяется ничего. Не будет он, будет кто-то другой. Потом. Когда определишься, чего вообще хочешь в этой жизни. Пока у тебя в голове пустота.

– Но я хочу его! Я хочу быть с ним! – взвилась она.

Отец только снисходительно вздохнул.

– Это всё к матери. Была бы проблема, я бы вмешался. Проблемы нет.

Вот как. Для папы просто нет вообще никакой проблемы. Даже мама отнеслась к новости слишком ровно. Они не ненавидели Ролана. Не негодовали из-за сорванной свадьбы. Мама просто пыталась помочь ей пережить расставание, была заботлива и слушала её. Но… Никто не видел проблемы. Злата поняла, что бороться за своё счастье придётся самой.

Ей хотелось разодрать себе лицо ногтями, чтобы унять непрекращающийся зуд от чувства потери.

Это для Ролана всё закончилось. А для Златы – нет. Она всё ещё была с ним в отношениях. И считала, что Ролан – тоже. Просто его кто-то отвлёк, сбил с пути…

«Он мой. Я не отдам его. Не отдам!»

Глава 17. Свидание

Шувалов выбрал ресторанчик, в котором никогда не был со Златой. Интуитивно ему казалось, что так правильно.

Ему понравилась атмосфера небольшого уютного «Экзюпери». Лёгкая. Светлые стены с деревянными перекладинами пóнизу. Несколько моделей самолётов образца двадцатого века свисали с потолка, ведь Экзюпери был авиатором. На каждом столике стояли розы в прозрачных стеклянных колбах. На светло-голубых обоях были нарисованы сценки из Маленького Принца. В основном сам Принц с Лисом. В меню ожидаемо – французская кухня.

Она снова опаздывала. Уже на двадцать минут. Помня прошлый опыт, Ролан фантазировал, как в двадцать пять минут в ресторан войдëт не она, а… Например, Миронова. Вдруг, Эллина выкинет какой-нибудь фокус и в этот раз?

Ролан жутко хотел её увидеть. И при этом ощутимо волновался. Для храбрости уже выпил бокал вина. Он тщательно готовился к встрече, но при этом постарался выглядеть несколько небрежно. На чëрной шёлковой рубашке были расстегнуты верхние пуговицы, сквозь просвет виднелось несколько мужских золотых цепочек. Не было никаких часов, колец. Ничего лишнего.

В семь тридцать две уже начал нервничать. Но сама же назначила на семь. Ему казалось, специально тянет.

Он увидел её первым. Эллина зашла с чуть растерянным выражением лица. С такими глазами, как были у Ночной Фурии из мультика «Как приручить дракона» в момент растерянности. Но, едва она его заметила, выражение очаровательной мордашки сменилось на спокойное, появилась какая-то очень нежная улыбка, а в глазах мелькнул искристый огонек, что тут же был спрятан. Но на первом пересечении взглядов моментально натянулось невидимое полотно статического напряжения, высеклась искра.

У Ролана мгновенно ускорился пульс. Она шла между столами, снимая с себя кашемировый светлый шарф и короткую куртку. В просторных джинсах с высокой талией, которые чуть не сползали со стройного стана, и пудрово-розовой объёмной толстовке. Прикид явно был выбран специально, чтобы Ролан не думал себе лишнего.

Эллина прыгнула на диванчик напротив него, бросив вещи рядом, и быстро потрясла головой, будто стряхивая снежинки.

– Я уже думал, не придёшь. Ждал Миронову, – проговорил он. Эллина явно пыталась скрыть волнение, но он видел её насквозь. А какая она была свежая и румяная с февральского мороза. От неё сразу пахнуло какими-то очень нежными духами. В смеси с холодом, запах получился сногсшибательным.

– Кстати, многие так делают. Отправляют вместо себя подруг.

– Да ну? Это кто, например?

– Ну… – она замялась. – Мне мама рассказывала. Они так делали в своём студенчестве.

Ролан умилился.

– Успешно?

– Не очень, их всё равно разобрали по «замужам», – улыбнулась она, показав ямочки.

Пока он любовался ей, она тоже разглядывала его. В не официальной обстановке они ещё не виделись. С июля.

– И о чëм это говорит? – спросил Ролан.

– О чëм?

– Инициатива наказуема.

Они изучали меню, продолжая переговариваться.

– Расскажи, как прошла твоя неделя, – сказал Ролан.

– Что вы хотите знать?

– Всё, конечно.

– Ммм… – она раздумывала. Но вряд ли ему будут интересны похождения Мироновой. Но сказала, что ездила с ней в ночной клуб.

– Любишь их?

– Не очень.

– Зачем тогда?

– Света забавная. Мне кажется, я уже могу написать диссер про неё.

Ролан усмехнулся.

– Тебе так интересна Света?

Эллина задумалась почему-то.

– На самом деле нет. Но я с ней постоянно чем-то занята и куда-то еду. А так я довольно ленивая. Такие, как Света, вызывают у меня вопросы. Типа: «Почему тебе не лень?» Тема диссертации уже есть, как вы понимаете.

Ролану определённо было забавно слушать ход её мыслей.

– И почему ей не лень? Продвигается диссертация?

– Она очень хочет замуж. Это пока всё, что я поняла. Но не очень поняла, зачем, если она будет офигенным юристом.

– Прямо-таки офигенным?

– Она очень подкованная. И чешет на юридическом лучше, чем на человеческом.

Ролан понимал, что тему для обсуждения они выбрали сомнительную, но при этом формулировки и ход мыслей были занятными. Почему бы и… Да?..

К ним подошёл официант, и они озвучили свои пожелания.

– Вообще у меня историй про Свету уже вагон и маленькая тележка.

– А про тебя? – спросил он.

Ролан сидел ровно за своей половиной стола и даже руки сложил, как ученик за партой. Между ними было расстояние. И он мог видеть её, как она есть.

– А про меня… – опустила ресницы. Подняла снова. В глазах он видел многое. Они были чуть грустные и в тоже время светились. И смотрела как на мужчину, а не как на говорящее продолжение кафедры. Что уже не могло не радовать. Ещё там в глубине просматривалось нечто тёмное. Завораживающее. Заправила локон за ушко.

– Я сейчас больше созерцатель, чем участник.

– И почему выбрала такую роль?

– Время такое. Смутное.

Она огляделась вокруг, будто только сейчас заметила антураж «Экзюпери».

– Вы… Романтик?

– Смотря с кем.

– Место такое… Особенное.

– Тебе нравится?

Она кивнула.

Им принесли первые блюда и напитки. Ролан снова взял вино, а Эллина предпочла травяной, ягодный чай. Беседа была неспешной, никто не захлебывался словами. Они мягко, аккуратно, приглядывались друг к другу. Эллина настороженно принюхивалась. А он старался фигурально не дышать, боялся спугнуть. Сейчас она напоминала притихшего зверька, робко выглядывавшего из своего укрытия.

– Я сюда приходил пару раз несколько лет назад. Когда ещё учился в магистратуре. Вспомнил это место вчера.

– Вы читали Маленького Принца?

– Конечно, – даже говорил тихо. Голос сам звучал мягко, приглушенно.

– Что… Думаете?

– Всегда было грустно, когда он с Лисом расставался.

– Мне тоже. А Роза меня бесила.

Ролан не мог не улыбаться, глядя на неё. Чувствовал себя идиотом, и наслаждался этим состоянием.

Они молча ели какое-то время. Но тишина не ощущалась неловкостью. Ролану нравилось, как девочка неявно, украдкой, изучала его. Видел, как скользит взглядом по рукам, рубашке, шее, касается лица. И пока не понимал, как её расположить к себе. Она очевидно ему не доверяла. Уже успела составить портрет, и как это первое впечатление теперь исправить? А ему так хотелось её касаться. Он чувствовал её, чуял, осязал.

Это была та ОНА. Просто в спокойном, настороженном состоянии. В этом свете в её карих глазах отблесками мелькало золото по краю радужки. Больше всего он хотел просто сжать её в объятьях и долго, томительно касаться. Бесконечно касаться, как будто через долгое время снова встретился с кем-то родным и давно потерянным. А приходилось сидеть и смотреть на расстоянии вытянутой руки. Было, на что, конечно…

– Вы хотели мне что-то рассказать, если я правильно поняла, – сказала она, вытирая рот салфеткой, хотя ещё не доела.

Он снова принес извинения за своё предложение и само намерение, не вдаваясь в подробности при этом и не уходя в оправдания. И объяснил про… Невесту. Эллине явно было нужно это озвучить.

– Просто иногда… Человек вдруг понимает, что… Не хочет жить так, как… Живёт. Не хочет возвращаться к… Другому человеку. Потому что… Где-то ещё в начале упустил многие факторы. И восприятие со временем может поменяться. То, что казалось комфортным и выбранным, оказывается просто привычным и навязанным. Я говорю это не чтобы загрузить тебя лишней информацией, а… Чтобы ты поняла, решение было взвешенным. И… Я не пытаюсь тебя обмануть или что-то вроде того. Просто вышло как вышло. И… Я обозначаю, что действительно свободен. Я не подонок.

Эллина как будто переваривала услышанное, и не давала явной для него реакции. Она потянулась к своему чаю и коротко кивнула. Ролан не мог понять, почему она мало говорит. Обычно девушки говорливы. Стремятся что-то рассказать, показать, заинтересовать… Насколько он ей интересен? Она робкая или замкнутая? Или… «Я больше созерцатель сейчас». Озадачивала.