Остров собачьей радости

Для меня этот знаменитый аромат был предметом экстатического восторга и страстного вожделения. Мне было лет одиннадцать, и строго настрого запрещалось брать в руки невероятной красоты фиолетовый флакон в форме яблока. Поэтому время от времени я открывала шкаф с маминым вещами и с упоением вдыхала густой сливовый запах, которым благоухали её платья и кофточки. Иногда мама в порыве щедрости мазала мне каплю на макушку, после чего я распрямляла спину и ходила так, будто на моей голове выросла корона.

Однажды я всё-таки не удержалась: в гости пришли подруги, и мне ужасно захотелось похвастаться маминым сокровищем. Дома никого не было, и я решилась открыть флакон, предупредив подруг, что нюхать духи можно только из моих рук. Девочки послушно выстроились кружком и, затаив дыхание, наблюдали, как я дрожащими руками вытаскиваю из малахитового цвета коробочки запретный плод. В фильме «Пятый элемент» Люка Бессона есть сцена, где Брюс Уиллис пытается включить волшебные камни, чтобы с их помощью спасти мир. Он должен зажечь огонь, и у него в запасе одна единственная спичка. «Замрите», – говорит он своим спутникам и чиркает по коробку. А в этот момент все остальные герои задерживают дыхание и в ужасе распахивают глаза. Именно так смотрели на меня мои подружки, когда моя рука потянула заветную крышечку. В этот момент раздался звонок в дверь, я дёрнулась от неожиданности, и флакон коварно выскользнул из моих рук.

«Чем это у вас тут пахнет?» – с удивлением спросила соседка, пытаясь просунуть нос в дверной проём. Тётя Света периодически заходила «одалживаться» разными мелочами – то луком, то солью, то подсолнечным маслом. Бабушка её терпеть не могла и называла «подъедалой». Тетя Света работала уборщицей в школе, у неё было трое детей и муж алкоголик, мои родители её всегда жалели и в просьбах не отказывали. Схватив пару луковиц и три картошины, я сунула их в руки тёти Светы, резко захлопнула дверь и побежала назад ликвидировать последствия своего необдуманного поступка.

Масштаб катастрофы был ужасающим: больше половины флакона расплескалось на пол. Гостьи мои впали в ступор: поджав ноги, они сидели на диване и не могли вымолвить ни слова. Я схватилась за голову и стала судорожно соображать, как собрать драгоценную жидкость. Аптечка! – вдруг осенило меня, и вскоре я вооружила оцепеневших подруг предметами скорой помощи. Одной достался стеклянный шприц без иголки, другой – пипетка, я же вооружилась бабушкиной клизмой. Мы ползали на коленках и пытались «всосать» растёкшиеся по полу капли. Через полчаса жидкости во флаконе прибавилось на пару миллиметров, а мы, одурманенные «Пуазоном», были на грани обморока. Чтобы сохранить бесценную влагу, я открыла шкаф, вытащила оттуда всю мамину одежду и протерла пол каждым предметом гардероба. Мой мозг был на грани отключки. В приступе надвигающегося безумия я отполировала линолеум собачьей подстилкой.

Так нас и застали родители: красные от усердия, растрёпанные, полузадохнувшиеся, с клизмой, шприцом и пипеткой, в ворохе разбросанной на полу одежды.

Коварный аромат категорически не желал выветриваться из квартиры – Кристиан Диор не зря получил за него парфюмерный «Оскар». Несколько месяцев мама пахла «Пуазоном» и дома, и на работе, и в очереди за колбасой. Никакие стирки не помогали. Собака переселилась под стол на кухню, а тётя Света ещё долго рассказывала соседям о том, как я невежливо захлопнула дверь перед самым её носом. Не зря её бабушка «подъедалой» называла!

Как я не стала…

Как я не стала гимнасткой

В шесть лет я впервые увидела выступление художественных гимнасток. Бабушка смотрела по телевизору какой-то чемпионат, а я, пробегая мимо, обратила внимание на гуттаперчевых девушек, которые подбрасывали вверх разные предметы. Мячи улетали в небо, а потом загадочным образом снова оказывались у спортсменок в руках. Девушки прыгали через обруч, а ноги у них при этом двигались, как у моей плюшевой обезьянки – в разные стороны, куда ни потянешь. Телевизор был крохотный, чёрно-белый, перед ним в качестве увеличительной линзы стоял выгнутый дугой аквариум, наполненный водой. Чтобы вода не портилась, на дно бросали серебряные монеты.

Я стояла посреди комнаты, будто в гипнотическом трансе, и не могла оторвать взгляд от экрана. Я не соблазнилась даже куском любимого пирога со сливовым повидлом и всё смотрела и смотрела заворожённо на мелькающие ноги, вспархивающие руки и змеевидные ленты, скользящие в безумной пляске вокруг танцующих тел.

Просмотрев выступления до самого конца, я твердо заявила родителям, что хочу заниматься художественной гимнастикой. Папа, почесав затылок, потрепал меня по пухлой щёчке и предложил рассмотреть альтернативу – бальные танцы. Я категорически отказалась. Чем бы дитя ни тешилось – решила мама и отвела меня в спортивную секцию при Дворце пионеров. Тренер, похожая на оголодавшую кошку, поджала губы и посмотрела на меня несколько скептически: худобой я, мягко говоря, не отличалась, да и возраст для старта был уже почти пенсионерский. Но, увидев фанатичный блеск в моих глазах, она смягчилась и велела приходить в конце августа, когда начнётся новый набор. «Не переживай, – утешили меня родители, – всего пару месяцев осталось подождать», и отправили меня на пол-лета к бабушке с дедушкой в российскую провинцию. Мама сдала меня из рук в руки и, уезжая домой, наказала ребёнка не перекармливать и танцевальный энтузиазм всячески поощрять.

Бабушка твёрдо пообещала и то, и другое и на следующий день повезла меня в соседнюю деревню напоить «чахлое» дитятко свеженадоенным коровьим молоком. Бабушка с двумя маленькими детьми (одним из них был мой новорождённый папа) пережила голодную эвакуацию и, глядя на меня, была твёрдо уверена, что просто обязана спасти ребёнка если не от голода, то от хронического недоедания. К молоку полагалась горячая булочка. Как сейчас помню большую эмалированную кружку, которую я держала обеими руками, запах деревянного, нагретого солнцем стола с двумя широкими лавками по бокам и сладкий вкус тёплого молока, стекавшего по моему подбородку. Во дворе гостеприимного дома росла малина – огромный куст, высаженный на месте бывшего нужника и разросшийся на благодатной почве до гигантских размеров. Ягоды на нём вызревали размером с небольшой абрикос. Бабушка приносила полную миску, садилась напротив и, подперев щёку рукой, с благоговением наблюдала, как малина исчезает в моём желудке. Прихватив с собой свежеощипанную курочку, мы отправлялись домой.

Дома бабушка готовила наваристый суп с манными клецками и, подкладывая мне добавку, слушала рассказы о мячах, булавах и лентах. Я во всех красках описывала ей трико, которое мне купит мама, – розовое, с блёстками, а она одобрительно кивала и мысленно составляла меню на следующий день. Вечером, отправляясь в парк на прогулку, я размышляла о том, какое мороженое мне сегодня выбрать, – пломбир, клубничное или шоколадное?

В середине августа бабушка привезла меня домой. Родители встречали нас на вокзале. Когда я вышла из поезда, они меня не узнали. Булочки с парным молоком оставили неизгладимый след на моей фигуре. После непродолжительной и мало эффективной диеты меня отвели на пробы в секцию художественной гимнастики. Разложив по плечам свои выдающиеся щёки, я гордо вошла в зал в обтягивающем розовом трико с блёстками. Спустя пять минут я вышла оттуда и больше никогда не вернулась. Юные пятилетние девицы, тощие, как вязальные спицы, обозвали меня жирной коровой, и на этом моя карьера гимнастки окончилась, даже не начавшись.

Как я не стала ветеринаром

Сколько я себя помню, в нашем доме всегда водилась какая-то живность. Всех представителей домашней фауны я любила нормальной детской любовью, в том смысле, что эта любовь и сопутствующие ей обязанности практически не пересекались. Каждый раз, выпрашивая у родителей какого-нибудь питомца, я клялась и божилась всеми богами на свете, что на этот раз всё будет по-другому! Я так искренне верила в свои благие намерения, что родители раз за разом поддавались на мои мольбы. Не то чтобы они были слишком доверчивы, просто у меня был козырь, «побить» который было достаточно сложно и непедагогично: я мечтала стать ветеринаром.