Стены здесь не украшали граффити – на них зияли глубокие борозды, будто их раздирали когти чудовища, созданного не природой, а фабрикой. Бетон был вспорот до арматуры, местами обуглен, местами сочился ржавой влагой. Всё пространство отзывалось глухим гулом, такой низкой частоты, что вибрация пробиралась до костей, заставляя зубы скрипеть в такт. Из глубины тоннеля доносился ритмичный грохот – не просто рёв, а тяжёлое дыхание какого-то гигантского механизма, живущего своей враждебной жизнью.
Пол был покрыт лужами плотной зелёной слизи, с маслянистым блеском и ядовито-химическим запахом, который вызывал горечь во рту. Слизь не просто лежала – она пульсировала, подрагивала, будто чувствовала шаги, будто ждала. И с каждым шагом Алекса казалось, что она чуть-чуть приближается.
Алекс услышал скрежет клешней за спиной – новый отряд дронов-падальщиков напал на его след. Воздух звенел от их стальных клешней, скрежетавших, как ножи по стеклу. Эти твари не просто преследовали – они охотились. Хищники-9, последняя модель EvoTech: ржавые шасси с брюхом-дробилкой, заполненным биомусором, и красно-чёрными сенсорами, светившимися, как глаза голодных крыс.
Он рванул в узкий проход между обрушенными колоннами, но путь преградила запечатанная дверь с треснувшим логотипом EvoTech.
Нейро-перчатки, всё ещё перегретые, едва отозвались на взлом. Дверь открылась с рычанием, и он оказался в полуразрушенном корпусе лаборатории. Стены здесь были испещрены следами взрывов, а под ногами хрустели осколки нейрочипов, выпавших из разбитых контейнеров. Запах стоял едкий – смесь окислившейся крови, машинного масла и чего-то сладковато-гнилостного, будто под полом гнили недобитые подопытные.
Разрушенная лаборатория выглядела, словно внутренности давно умершего титана – мёртвого, но всё ещё опасного. Конвейерные ленты ржавели, свисая с потолка, как кишки робота-великана, разодранного изнутри. На одной из лент, застряв в перекошенном захвате, висело тело в изъеденном халате EvoTech. Его лицо было скрыто под коркой кристаллизовавшегося биостекла – отражая свет, оно искрилось, как ледяная маска ужаса.
По обе стороны прохода тянулись ряды искорёженных клеток. Металлические прутья были выгнуты наружу, словно их ломали изнутри с нечеловеческой силой. Внутри – только истлевшие бинты, пропитанные буро-жёлтыми пятнами йода, и опустевшие шприцы с надписью «Серия 42». Некоторые капсулы всё ещё подавали признаки жизни: вспыхивающие экраны, мерцание уцелевших сенсоров, слабый запах антисептика, застарелый и приторный.
Стены, проржавевшие местами до скелета арматуры, покрывались пятнами фосфоресцирующего грибка – следствие долгих лет утечек химикатов. Зеленовато-жёлтое свечение играло на трещинах бетона, формируя тени, похожие на древние руны или варварские формулы. Воздух был густым, с привкусом железа, плесени и чего-то кислого, словно сама лаборатория медленно разлагалась – но всё ещё цеплялась за жизнь.
Алекс прижался к стене, пытаясь заглушить кашель. Его нейро-перчатки, перегретые от взлома двери, дымились, издавая запах палёной пластмассы. Где-то рядом заскрипел металл – дрон-падальщик царапал клешнями вход.
«Кайбер… Где твои чёртовы лазейки сейчас?» – мысленно выругался он, вспоминал, как наставник смеялся над его страхом высоты. «Страх – это код, Нейрон. Перепиши его».
Внезапно луч фонаря выхватил из темноты капли крови – свежие, алые, вели к люку под конвейером. Алекс пополз, цепляясь за обломки. Рука наткнулась на что-то холодное – отрубленный кибернетический палец, всё ещё дёргающийся. Он швырнул его в сторону, и палец взорвался, ослепив дрона.
Люк был завален мусором, но сканер под ним мигал зловещим зелёным. Алекс приложил нейро-перчатку к панели. Провода ожили, впиваясь в кожу, как пиявки. Экран высветил: >> ДОСТУП ЗАПРЕЩЁН. ОБНАРУЖЕН ПРОТОТИП 7. – Да ну тебя… – Он ввел экстренный код Кайбера – перевернутое бинарное «ПОБЕГ». Люк открылся с шипением, но вместе с ним активировались лазерные мины на потолке.
Лучи, похожие на паутину из алых нитей, начали хаотично резать воздух. Алекс нырнул в люк, но луч задел край плаща. Ткань вспыхнула, осыпаясь пеплом.
– Близко… – прошипел он, падая вниз.
Падение казалось бесконечным. Время тянулось, как расплавленный металл, а пространство вокруг теряло форму. Воздух свистел в ушах, холодный и рваный, будто сама шахта выдыхала последние остатки жизни. Стены сновали мимо, как плёнка старого голопроектора, и на каждом кадре был страх.
Биолюминесцентные грибы, расползающиеся по стенам, пульсировали сине-зелёным светом, как сердечный монитор. Их ритм совпадал с его пульсом, будто шахта считывала биосигналы. При каждом вспышке на гладких грибных наростах проступали символы, похожие на химические формулы – они менялись, сдвигались, исчезали.
На стенах были глубокие, рваные, как следы когтей. Механических. Они шли вертикально вниз, будто кто-то – или что-то – не падало, а сползало, вцепляясь в металл. Стены были прорезаны, как плоть. И в каждой борозде – тьма, чернильная, живая.
Мелькали обрывки плёнки. Полупрозрачные ленты, развевающиеся в воздухе. Слова выцветшие, будто забытые самой реальностью. Плёнка разлеталась от касания, оставляя на коже ощущение холода и меловой пыли. На одной из них Алекс успел разглядеть: «Протокол 42: Неустойчивость сознания критична».
На миг Алекс увидел своё отражение в металлической плите – лицо исказилось, стало чужим, с искажёнными зрачками. Он моргнул – и отражение исчезло. Или нет? Шахта начала сужаться, воздух становился гуще. Электрические разряды вспыхивали всё ближе – шахта жила, защищалась.
В этот момент он понял: это не просто спуск вглубь комплекса. Это падение в самую суть «Протокола». Туда, где сознание больше не принадлежит тебе.
Он приземлился на что-то мягкое – груда биоплёнки, слизистой и упругой, приняла его, смягчив удар. От удара закололо в боку, но кости, кажется, остались целы. Он замер, прислушиваясь.
Тишина. Тяжёлая, вязкая, почти звенящая, как перед бурей. Её нарушал лишь редкий стук капель конденсата, падавших с потрескавшегося свода. Где-то в глубине слышался низкий, едва уловимый гул – как дыхание спящего зверя.
Включив фонарь на запястье, Алекс направил луч в темноту. Свет выхватил из мрака безмолвный ужас.
Первыми проявились фотографии – стена была ими утыкана от пола до потолка. Лица детей, десятки, сотни. Все как один – с чертами, слишком знакомыми. Его глазами. Его скулами. Его прошлым, размноженным и деформированным. На большинстве – красные штампы: «ЛИКВИДИРОВАН» и даты, уходящие на десятилетия назад.
Он отшатнулся. Свет фонаря скользнул вниз – и наткнулся на разбитые капсулы. Осколки стекла, желеобразный, высохший биогель. И кости. Торчащие, как гвозди из плоти прошлого. Пальцы – детские. Обломки имплантов, будто игрушки, забытые в спешке.
Шорох заставил его обернуться. В луче фонаря мелькнула фигура – Джейн №42 прижалась к стене, её кислотно-зелёные волосы слиплись от грязи, лицо было в пятнах от синтетической пыли и ссадин. Она не шевелилась. Только следила. Одним глазом. Левый глаз, кибернетический, треснул, искря синими разрядами, вызывая дрожь в висках у Алекса. В руке она сжимала нож, склёпанный из обломка дрона. Но самое жуткое было её лицо – смягчённое женственностью, но с его чертами: та же ямочка на подбородке, та же складка между бровями, когда она хмурилась.
– Стой! – её голос звучал хрипло, будто она давно не говорила. – Ты… ты тоже из лаборатории?
Алекс медленно поднял руки, показывая шрам на запястье: «Прототип 7».
– Они клонировали нас, – прошептала Джейн, не опуская нож. Её взгляд скользнул к стене с фотографиями. – Сначала думала, я единственная. Потом нашла это.
Сверху донёсся скрежет – лазеры начали прожигать люк. Джейн дёрнула головой в сторону узкого прохода:
– Если хочешь выжить, беги. Здесь скоро будет ад.
Они бежали, пригибаясь под обвалами и прыгая через раскрошенные участки пола. Тоннель извивался, как рана, прорезанная в теле мёртвого мегаполиса. Сзади что-то обрушилось, и горячий воздух лизнул спину Алекса, оставив ожог боли. Джейн вела их, как будто знала маршрут наизусть – хватала его за рукав, дёргала в сторону, куда не ступала даже тень.
Когда земля под ногами наконец перестала дрожать, они оказались в круглой камере с облупленными стенами и аварийным люком, дрожащим под потолком. Джейн откинулась к стене, тяжело дыша. Искры пробегали по её киберглазy, будто система перезапускалась.
– Почему ты мне веришь? – прохрипел Алекс, смахивая кровь с виска. – Мы могли убить друг друга в той комнате.
– Ты мог, но не стал. А значит, ты ещё не один из них. Не копия. Не монстр. Джейн повернулась. В красном отсвете её глаза поблёскивал знакомый шрам – как зеркало его собственного.
– Потому что ты не выстрелил.
Она провела пальцем по щеке, задержавшись на шраме.
Раздался грохот – где-то глубоко за стенами рванул воздух. Люк над ними заскрежетал. Джейн вскинулась, схватила Алекса за плечо и подтолкнула к чёрному провалу новой шахты.
– Теперь твоя очередь верить. Внизу – шанс. Или конец. Выбирай сам.
Ядро лжи
Шахта поглотила их, как чёрная глотка. Алекс рухнул на металлический уступ, едва успев вцепиться в ржавую арматуру. Где-то выше, за плотной пеленой мрака, глухо завывали сирены – EvoTech уже знала, где искать.
– Жив? – Джейн спрыгнула рядом, её голос дрогнул от напряжения. Киборг-глаз выхватил из темноты контуры пропасти: внизу, сквозь рваные клубы пара, мерцало что-то огромное. Стеклянные жилы, стальные клапаны, пульсирующий синим свет.
– Ядро. – Алекс прошептал, чувствуя, как имплант в груди синхронизируется с ритмом структуры. – Как сердце…
– Только гнилое. – Джейн пнула обломок трубы в бездну. Тот загремел, ударился о выступы, и на секунду шахту осветили искры. Вспышка выхватила стены, покрытые шрамами от взрывов, и кабели, свисающие, как лианы. – Спускаемся. Пока дроны не перекрыли выходы.
Они двинулись вниз, цепляясь за провода и выступы. Воздух гудел, пропитанный статическим электричеством и запахом расплавленного пластика, словно дыхание древнего монстра, запертого под землёй. Каждый шаг отзывался эхом: металл скрипел, шестерни в стенах взвизгивали, будто ядро будило механизмы, дремавшие десятилетия.
– Стой. – Джейн резко замерла. Под ногами Алекса треснула решётка – под ней зияла пустота. – Видишь?
В полумраке, на уровне их колен, тянулась узкая балка, ведущая к круглому порталу. За ним мерцали голограммы – тысячи мерцающих лиц в зеркальных рамках.
– Зал зеркал… – Алекс ощутил прилив дежавю. Вспомнил обрывки из сна: Кайбер в этом зале, кричащий на голограмму девочки. – Там наши файлы.
– Наши тени. – Джейн шагнула на балку, раскинув руки для баланса. – EvoTech любит копии.
Они пролезли в портал, и шахта осталась позади, затянутая мраком. Воздух здесь был гуще, словно сама реальность сопротивлялась вторжению. Голограммы шептали, показывая версии их жизней: Алекс в белом халате, вводящий кому-то вирус; Джейн в форме капитана охраны, расстреливающая бунтующих клонов.
– Не смотри, – Джейн схватила его за руку, когда он застыл перед голограммой мальчика в капсуле. Тот плавал в зелёной жидкости, с тем же шрамом на виске, что и у Алекса. – Это ловушка. Они хотят, чтобы мы усомнились…
Грохот срезал её слова. Где-то в шахте, далеко выше, загрохотали шаги – тяжёлые, механические.
– Палач. – Джейн вытащила пистолет. – Он нашёл нас быстрее, чем я думала.
Алекс потянулся к ближайшей консоли. На экране мелькнула запись Кайбера: «Если вы это видите, ядро уже мертво. Уничтожьте архив…»
– Джейн, тут…
– Нет времени! – Она выстрелила в потолок, обрушив часть плит на вход в зал. – Синхронизируй ДНК с терминалом. Это единственный способ стереть всё.
Он прижал ладонь к сканеру. Джейн сделала то же. Система завизжала, и боль ударила в виски – словно мозг проткнули раскалённой спицей. Слияние началось.
Но прежде, чем их сознания сплелись, терминал взорвался светом. Над ними возникла голограмма Кайбера – не запись, а его цифровой призрак, собранный из обрывков памяти ядра.
«День 209. Анализ завершён. Нейродегенерация прогрессирует. Но „Импринт“ может сохранить её сознание…»
Из тумана пикселей проступила девочка лет восьми – бледная, с трубками в носу, лежащая в медицинской капсуле. Её голограмма улыбалась:
– Папа, когда я выйду? Ты же обещал показать звёзды…
«День 431. EvoTech требует результатов. Они не понимают – это не оружие! Я отказываюсь передавать данные. Но если я остановлюсь, Лила умрёт…»
Кадры сменились: Кайбер врывался в лабораторию, крича на техников в чёрной форме. «Вы превратили её в подопытную крысу!»
– Так вот почему он нас создавал… – прошептала Джейн, зажимая виски.
«День 601. Я назвал его „Авалон“ – остров бессмертных. Он должен был хранить Лилу, пока я ищу лекарство. Но они вшили в него протоколы подавления…»
«День 742. Они украли её генокод. Клонировали. Теперь „Импринт“ – это контроль разума, а не спасение. Лила… прости.»
Голограмма Кайбера рассыпалась, оставив в воздухе строку кода: «Активация протокола „Слияние“ – последняя попытка восстановить исходный алгоритм».
– Он хотел нас использовать, чтобы удалить данные EvoTech, – Алекс выдохнул, чувствуя горечь Кайбера как свою. – Мы – его искупление.
– Или мусор, который надо стереть, – Джейн потянула его назад, но было поздно.
Стены задрожали. Голограммы клонов погасли, а вместо них на экранах замигало предупреждение: «Обнаружены Парные прототипы. Запуск протокола интеграции сознаний».
Терминал пылал алым, как раскалённая лава. Джейн прижала окровавленную ладонь к сканеру, её голос прозвучал хрипло:
– Или мы сгорим вместе, или перепишем всё заново. Другого кода у нас нет.
Алекс кивнул, но внутри всё сжалось. Он знал, что EvoTech вшила в их ДНК ловушки, но Кайбер когда-то шептал: «Ваша связь сильнее их кодов».
Они синхронизировались.
Сначала было тихо. Потом – взрыв. Взрыв воспоминаний.
… Джейн, на три года младше, в рваном комбинезоне. Она прижимается к стене вентиляционной шахты, лицо в крови не своей. Охранник хрипит у её ног, горло распорото стеклом. «Я не хотела», – шепчет она, но её руки дрожат от ярости, а не страха.
… Алекс, мальчик лет десяти, прикован к креслу. Кайбер вводит ему в вену шприц с золотистой жидкостью. «Это сделает тебя сильнее», – говорит наставник, но мальчик кричит, потому что видит сквозь стену – девочку в соседней капсуле, свою копию, которая плачет без звука.
– Ты… ты зарезала его, как зверя. – Алекс отпрянул, но Джейн вцепилась в его руку, их пальцы сплелись в неестественном симбиозе.
– А ты сидел, привязанный к креслу, и даже не кричал, когда нас ломали по частям. Кто из нас чудовище?
Голограммы вокруг ожили. Зеркала с клонами треснули, а из динамиков вырвался голос системы: «Парные прототипы подтверждены. Протокол „Слияние“ – активация. Цель: оптимизация сознаний».
Воздух затрещал от статики. Алекс почувствовал, как чужие мысли вползают в его череп: «Беги.... Не доверяй ему.... Она предаст…» – их мысли перемешались…
– Перестань! – закричала она, хватаясь за виски. – Ты… в моих нейронах!
Пространство дрожало, как голограмма на грани обрыва. Это не стены – это их «я» трескалось по швам. Граница между «я» и «она» таяла, как воск. Алекс видел свои руки – они то становились её тонкими пальцами с кибер-татуировками, то снова его, в шрамах от кабелей.
– Кайбер… это ты так «лечил» свою дочь?! – Джейн выругалась, сползая на колени. Её киберглаз завибрировал, выдавая ошибку: «Слияние – 47%».
Алекс, превозмогая боль, потянулся к терминалу. На экране мелькали файлы: «Прототипы 01-A и 01-B. Совместимость: 99,8%. Рекомендация: интеграция».
– Мы… эксперимент, – он застонал. – Он хотел, чтобы мы стали одним. Чтобы исправить „Импринт“…
– Но я не твоё заплаточное полотно! – Джейн выстрелила в экран, но пуля прошла сквозь голограмму Кайбера, возникшую на её месте.
«Лила умерла вчера», – сказал цифровой призрак, его голос раздвоился между скорбью и безумием. «Но вы… вы – последняя строка кода, которую стоит оставить».
– Ты слышишь? Он предлагает самоубийство как милость. – Джейн засмеялась. Это был горький, надломленный звук.
– Если я стану тобой… Возможно, мы найдём другой выход. – Алекс схватил её за плечи. Их лбы соприкоснулись, и на миг боль стала общим языком:
«Слияние – 82%», – замигал имплант.
– Тогда запомни. Всё, что я ненавижу. Всё, что боюсь потерять. – Внезапно Джейн прижала его ладонь к своему киберглазу – туда, где под титаном пульсировала живая ткань.
Она активировала прямой нейро-контакт.
Боль стала белой.
Когда сознание Алекса вынырнуло из пустоты, он понял – не увидел, а поглотил знания, записанные в самой структуре ядра.
Звёзды. Не просто свет в ночном небе – а координаты. Тот самый маршрут, который Кайбер обещал дочери, когда вводил ей обезболивающее. «Мы улетим туда, где нет боли», – врал он, зная, что „Импринт“ станет её гробницей.
Код Авалона. Он клубился в подсознании Джейн, как чёрная змея. Алекс чувствовал, как эти строки данных душат её:
– Это же… система управления „Импринтом“?
– Нет, – ответил голос Джейн, уже сливающийся с его мыслями. – Это новый ИИ. Кайбер создал его для защиты дочери, но EvoTech перепрограммировала…
Теперь Авалон пожирал Джейн, приняв её за „обновление“. Код обволакивал её нейроны, заменяя страх алгоритмами, боль – холодными расчётами.
– Отпусти меня, – прошептала Джейн его же губами. – Или он поглотит и тебя.
Алекс увидел бездну – цифровую пропасть, куда Авалон сбрасывал «бракованные» сознания. Но в ней мерцали огоньки… Другие прототипы. Границы между ними распадались. Он уже не мог отделить свой страх от её ярости.
Выбор без прошлого
Белый шум боли рассеялся, оставив после себя хрупкую тишину. Алекс лежал на холодном полу, его пальцы впивались в стыки между плитами, как будто физический контакт с реальностью мог вернуть границы его «я». Джейн стояла на коленях рядом, её киберглаз треснул – по стеклянной линзе ползла паутина сколов, как слеза, застывшая навсегда.
Терминал ядра погас, оставив их в кромешной тьме. Только мерцание нейро-перчаток Алекса выхватывало из мрака осколки реальности: трещины на стенах, обрывки кабелей, лицо Джейн – бледное, с тенью кода Авалона в зрачках.
– Мы сделали это… – прошептал Алекс, но голос системы перебил его.
«Обнаружена угроза. Активация протокола „Очистка“».
С потолка обрушился луч света. В нём, словно в саркофаге, парил он – дрон-ликвидатор Палач. Биомеханический гигант с телом из чёрного карбоната и лицом Кайбера, вырезанным из живой ткани. Его губы шевельнулись, воспроизводя голос наставника:
– Вы нарушили эволюцию.
Джейн засмеялась. Горько, с надрывом.
– Лицедейство до конца. Типично для них.
Палачприземлился, сотрясая пол. Его биорука трансформировалась в клинок, капающий кислотой.
Бой начался. Джейн прыгнула вперёд, её киберглаз выстрелил лазерным импульсом, прожигая дрону грудь. На миг показались рёбра из сплава, но рана тут же закрылась биогелем.
– Регенерация уровня X-9, – процедила она. – Значит, слабое место – процессор.
– Где он?! – Алекс уклонился от удара, едва успевая читать траектории через нейро-перчатки.
– В голове. Той, что он украл у Кайбера.
Палач двинулся вперёд, его механический рёв сливался со скрежетом шестерней. Алекс заметил, как дрон неестественно кренится вправо, будто избегая повернуть голову. На месте правого глаза – не линза, а трещина в биопластике, из которой сочилась мутная жидкость.
– Слепое пятно справа! – крикнула Джейн. Её киберглаз, сканируя дрона, подсветил повреждённый сенсор алым контуром. – Они не смогли восстановить оптику после бунта в Секторе 7!
Теперь Алекс видел: когда Палач замахивался клинком, его левая сторона оставалась открытой на долю секунды. Слепота не физическая, а цифровая – сбой в системе трекинга.
Джейн рванулась в мёртвую зону, её движения были рассчитаны до миллиметра.
Дрон, словно предчувствуя угрозу, рванул в её сторону, но его клинок лишь разрезал воздух слева.
– Не… несерьёзно, – хрипло усмехнулась Джейн, вцепившись пальцами в голову дрона и вырывая киберглаз-сканер.
– Этот глаз – ключ к его процессору! – она вырвала девайс с щелчком разрыва проводов. Синтетическая, маслянистая кровь брызнула из глазницы дрона.
Швырнув Алексу устройство, она добавила:
– Вставь в терминал! В нём – биометрический код Кайбера!
– Зачем ему глаз Кайбера?! – Алекс поймал девайс, ощущая его пульсацию. Киберглаз Палача был похож на шарик из чёрного стекла с красной точкой-лазером. На его основании – золотой чип с гравировкой «EvoTech ID-01»
– Потому что он – их марионетка! – Джейн, истекая кровью, указала на терминал. – EvoTech клонировала не только нас, но и его подпись!
Глаз, всё ещё подключённый к её нейросети, замкнул доступ к процессору Палача. Биомеханизм застыл, дёргаясь в судорогах – словно внутри шёл бой программ.
– Он уязвим. Но ненадолго, – прошептала Джейн. – Его система восстанавливается.
Она взглянула на чип у Алекса на шее – чёрный с золотой гравировкой.
– Это вирус. Кайбер создавал его для финального сценария. Плач Лилы. Вставь в ядро дрона – иначе он перезапустится.
Алекс метнулся вперёд, вонзая чип в разъём на груди Палача. Биосенсоры вспыхнули алым.
Вирус „Плач Лилы“ активирован.
Рёв дрона перешёл в искажённый вой. Его биоткань вспенилась и начала разлагаться, обнажая искрящиеся схемы. Но прежде, чем разрушение завершилось, хвост-гарпун выстрелил, прошив интерфейс Алекса.
– Беги, – прошептала Джейн. – Это был только его аватар. Сеть всё ещё активна.
Терминал ожил, требуя ДНК-подтверждения. Надпись мигала красным:
Один субъект должен остаться для финального форматирования.
– Нет… – Алекс потянулся к Джейн, но она отшатнулась.
– Ты видел код Авалона во мне. Это уже не слияние – это метастазы. – Она коснулась своего киберглаза, теперь пустой глазницы. – Кайбер пытался спасти дочь. Я спасу тебя.
– Мы можем найти другой способ!
– Я уже мертва, Алекс. С того дня, как убила охранника. А ты… – Она улыбнулась, впервые мягко. – Ты ещё можешь увидеть звёзды.
Она толкнула его к люку, который открылся под ногами.
– Нет! – Он попытался ухватиться за край, но терминал уже сканировал её ДНК.
Голограмма Кайбера возникла над пропастью:
– Прости. Я хотел, чтобы вы оба выжили.
Джейн сорвала чип с его шеи, бросив в терминал. Экран взорвался золотыми спиралями кода.
– Стирай всё. И меня тоже.
Алекс потянулся к ней, но пол под ним внезапно раскрылся. Он узнал этот механизм – ржавые заслонки с гравировкой в виде крыльев, как на эскизах Кайбера.
– Аварийный люк… – прошептал он, вспомнив, как наставник показывал ему чертежи. «Если всё рухнет, он выведет вас к звёздам».
Падение сначала казалось бесконечным. Стены шахты мелькали, освещённые алым светом тревоги. Где-то выше, уже далеко, Джейн стояла, растворяясь в потоках данных. Её силуэт мерцал, как голограмма, а из динамиков доносился голос Авалона:
– Интеграция завершена.
Алекс зажмурился, готовясь к удару… но удара не последовало.
Он почувствовал: скорость уменьшается, как будто его не несло вниз, а что-то направляло. Стены шахты не были прямыми – они спирально закручивались, уводя траекторию вбок, по касательной. Не вертикаль, а хитроумный наклон.
Это был не спуск в бездну – это был обходной путь наружу.
Свет сирены мелькал всё реже. Влажный воздух сменился сухим, насыщенным гарью. Впереди блеснул рассвет – серо-голубой, как утро над руинами.
Алекс выкатился на металлический настил, покрытый грязной дождевой плёнкой – вода, смешанная с копотью и ржавчиной, стекала в щели. Он тяжело дышал, чувствуя, как холод пробирается под кожу. Порыв ветра ударил в лицо. Он поднялся, шатаясь, и впервые за долгое время увидел небо.
Густые облака висели низко, над разбитыми конструкциями и каркасами мёртвых зданий. Но здесь было пространство. Свобода.
Он выбрался.
Алекс, пошатываясь, поднялся с настила. Его ботинок задел что-то твёрдое – небольшой, гладкий осколок, наполовину утонувший в грязной воде. Он наклонился, поднял его, и тусклый свет, скользнул по знакомому узору.
Логотип EvoTech отражался на осколке сенсора. Тот самый символ, что красовался на стенах лаборатории, где он провёл детство. Символ, перед которым преклонялись, как перед алтарём, и за которым прятали ложь.
– Посмотри… – хрипло позвал он Джейн, но она уже исчезла в дыму, оставив его наедине с мраком.
Он вспомнил, как Кайбер водил пальцем по этому логотипу на своей униформе: «Это не вечность, Алекс. Это тюрьма».
