Ли и Хэйвин

В коридоре было тихо, шумная компания ушла, а Тонгу проводив нас взглядом, скрылся за дверью. Мамино тело показалось мне невероятно тяжёлым, неподъёмным, когда она оперлась об меня.

– Отдохнём немного, – я усадила маму и сама рухнула на стул, – а потом пойдём.

Мама молча кивнула. Она вздохнула, будто бы что-то собиралась сказать, но в последний момент промолчала.

Слез не было. Беспокойные мысли крутились в голове, предлагая разные варианты, но сознание никак не могло уцепиться хоть за что-то. Впервые будущее было настолько неопределённым и пугающим.

Не знаю, сколько мы просидели. Очнулась я, когда на плечо легла тёплая ладонь. Я погладила руку и сказала:

– Потерпи, мам. Сейчас пойдём домой.

– У тебя нежные руки, – с усмешкой произнёс кто-то сверху.

Я вздрогнула. Рука, которую я так активно наглаживала, принадлежала не маме, а Тонгу. На его лице не было и следа от рваной раны, а значит, лекарь использовал силу Хэйвинов.

«Такая мощь ради одной царапины», – подумала я. – «Это стоит дорого. Очень дорого».

– Прости… простите, Господин Тонгу, – мне нравилось произносить его имя, я готова была вновь и вновь повторять – Тонгу.

– Смелая сборщица риса, я тут услыхал, что тебе не хватает одного золотого?

– Да, господин Тонгу. Это… это будет хороший повод для шутки в вашей компании, – я попыталась улыбнуться.

– Это не смешно, – сморщился Тонгу. – Знаешь, – он ловким движением пальцев вытащил из нагрудного кармана золотой кругляшек, – у меня, как раз, есть одна лишняя монета.

Я недоверчиво посмотрела на предлагаемое богатство.

– И что вам за неё нужно?

– Ого, – усмехнулся Тонгу, – за всё нужно платить, да?

– Так уж устроена жизнь, Господин, просто так ничего не бывает.

– И то верно, – легко согласился Тонгу. – Бери в долг. Может, когда-нибудь и ты пригодишься.

– Спасибо, – я схватил монету, забыв обо всех приличиях, – огромное спасибо! Господин, вы спасли нас, – я была готова целовать его руки, лежать в ногах, но понимала – это будет слишком, чего доброго он ещё и передумает, поэтому я лишь низко поклонилась.

– Спасибо, Господин, – прошептала мама. – Ваша щедрость не знает границ. Мы упомянём ваши имя на празднике Небесных покровителей, во время всеобщей благодарности.

– Не стоит. Придёт время и мне все вернётся, – сказал он мне ещё раз, прежде чем уйти.

Лекарь внимательно осмотрел монеты. Он разглядывал их словно, я пытаюсь всучить ему камни. Я все ждала, когда он надкусит один из них.

– Надеюсь, деточка, вам не пришлось убиваться ради этих денег?

– Это не важно, господин лекарь. Осмотрите её, скажите, чем лечить и мы уйдём, – разговаривать с ним не хотелось, внутри все ещё была обида.

Лекарь прищурился, убрал монеты в карман, опустил тёмные очки и спросил:

– Для начала расскажите, что с ней приключилось?

После моего короткого рассказа, он долго щупал опухшую конечность, мял, щипал и крутил во всё стороны. Когда он, наконец-то оставил её в покое, то обратился к книгам. А потом снова начал осматривать маму. Когда он достал длинную иглу я не выдержала.

– Ради Хэйвина, что вы делаете?!

– Кто из нас лекарь, деточка? Вы или я? Мне просто нужно взять образец… Это не больно.

Одним быстрым ловким движением он загнал иглу в опухшую ногу, и так же быстро вытащил.

– Так я и думал, посмотрите сами.

Только сейчас я заметила, что на конце игла есть крошечный крючок, к которому прицепилась… зелёная нить?

– Что это?

– Это? – криво усмехнулся лекарь, – это остатки рисового побега, что пророс внутри тела вашей матери.

– Не понимаю, – улыбнулась я. – Это шутка?

– В моей профессии не шутят. Во время падения вы повредили ногу, – он обратился к матери, – сильно? Я так и думал. В эту самую рану попало рисовое зёрнышко. Оно и проросло.

– Но как такое возможно?!

– Свойства риса Хэйвинов, так до конца и не изучены. К сожалению, я уже видел такое, однажды: рисинка дала побег, и пустила свои длинные, тонкие стебли по всему телу. У того нечастного распухла рука. Он был главой большой семьи, семь или восемь детей, а жена ждала следующего малыша. Он ведь даже не работал на рисовом поле, просто…

– И что случилось с тем человеком? – перебила я лекаря.

– С ним? Он умер через четыре дня.

Глава 7

Земля ушла из-под ног. Разве такое может быть? Почему я не слышала об этом раньше? Как убрать эти ростки? Насколько это опасно? И что же нам делать?! Вопросы мешали сосредоточиться, хотелось узнать все и сразу, но изо рта вырвалось только урчание.

– Как это лечится? – шепотом спросила мама.

Лекарь покачал головой и, сняв очки, внимательно посмотрел на нас, так будто бы разглядел впервые. И вид наш ему явно не понравился, потому что лицо его сморщилось и посерело.

– Как? Никак на самом деле, – он пожал плечами.

– Брлк, – снова вырвалось из меня.

– Как это никак? – мама резко побледнела и прижала руки ко рту.

– Вот так. Побег уже дал ростки и высасывает вас, как плодородную почву. Видели, что случается с землёй после рисовых полей? Пустошь. Счёт идёт на дни.

– На дни… – эхом повторила я. – Всего лишь дни.

– Господин лекарь, – по щёкам мамы потекли мутные слезы, – у меня четверо детей! А старшей, вот она перед вами, нет и восемнадцати зим! Как они без меня? Неужели ничего нельзя сделать? Не может быть такого!

– Сделать… – лекарь задумался, а потом встрепенулся, и чуть понизив голос сказал. – Есть одно средство, оно конечно не спасёт, но жизнь… Жизнь продлит на год… Нет, что там! На года! Может быть и на десятилетия.

– Да! – воскликнула я. – Да! Это то, что нам нужно!

Я так и знала, что есть шанс, он должен был быть!

– Сначала послушай, деточка. Лечение есть, но у него два недостатка, – лекарь причмокнул губами. – Во-первых, нужно приходить ко мне каждый день, каждый! Иначе ничего не получится!

– Но мне нужно работать…

– Что ты такое говоришь! – прервала я маму, – она согласна. Что еще?

– И вторая проблема это… цена.

То, чего я боялась услышать больше всего. Хватит ли наших трудов, чтобы оплатить лечение?

– Сколько? – прошептала мама.

– Я так понимаю, вы сборщики риса? – лекарь снова покачал головой.

– Сколько стоит один день? – настойчивее спросила мама.

– Три золотых.

– Сколько? – я не верила своим ушам. – Что это за лечение такое, что стоит три золотых каждый день?

Лекарь ничего не сказал, он только надул губы и посмотрел на маму с видимым раздражением.

– Кажется, я знаю, – сказала мама, – Хэйвины?

– Да. Вас спасёт лишь милостивый Хэйвин нашей провинции – господин Хаймун.

– Три золотых… Эти очень много… Может быть, вы начнёте, а мы потом принесём, – попросила я.– Запишите на нас долг.

– Деточка, мне очень жаль, – лекарь сочувственно покачал головой и развёл руками. – Но от этих денег я получаю лишь один золотой, если вам очень нужно я могу этот один золотой записать вам в долг, но не думаю, что это поможет. Хэйвин не будет ждать.

– Но должен же быть какой-то выход! Хоть что-то! – взмолилась я.

– Есть… – начал, было, лекарь, но мама вдруг как-то оживилась и с трудом поднялась на ноги.

– Нам ничего не надо, пошли домой, Ли. Спасибо, господин лекарь.

– Мама, подожди. Так что за выход?

– Ли, нам ничего не нужно, – мама схватила меня за руку и потянула за собой. – Ещё раз спасибо.

И откуда в ней столько силы!

– Твоя жизнь исчисляется днями! – вырвалась я из цепких рук матери. – Так что за выход?

Лекарь недовольно посмотрел на мать, пошевелил бровями, и, выждав мимолётную паузу, с важными видом сказал:

– Вы можете пойти в услужение к Хэйвинам…

– Нет! – мама потянула меня к двери. – Нет, мы отказываемся! Ли, пошли! Быстро!

– А что мне нужно сделать? – упиралась я.

– Всё просто, деточка, – лекарь с интересом смотрел на нашу борьбу, кажется она забавляла его, и от того говорил он все медленнее и более певуче, – пока вы служите у милостивого Господина Хаймуна, вашу маму будут лечить. Как только уйдёте, лечение закончится. Если вам нужен год, то поработайте и можете вернуться…

– Ли, нам это не нужно… – согнувшись, мама стояла у двери, едва сдерживая слезы, то ли от боли, то ли от злости.

– Зря вы так, – лекарь вновь причмокнул губами, – она всего лишь пытается вас спасти. Не думайте, что у Хэйвинов нет жизни! У меня у самого были в родне, те, кто уходил на Серебряные горы по собственному желанию, ради того только, чтобы служить Хэйвинам. Мой дед, великий лекарь Императора, между прочим, рассказывал, что его сестра сама отправилась на Серебряные горы. Правда она отправилась туда, скорее, из-за собственной гордыни, много в ней было этой ненужно спеси… – дальше он уже что-то невнятно бормотал себе под нос, то, что я не смогла разобрать.

– Хорошо, – сказала я, – мы подумаем.

– Смотрите сами, – пожал плечами лекарь, – у вас осталось не так много времени.

Сначала мы шли молча, а потом мама начала говорить. И говорила она, не останавливаясь: что этого не нужно делать, что её дни и так сочтены, и нам теперь нужно учиться жить самостоятельно и я уже довольно взрослая, и сумею прокормить своих сестёр и брата. Потом она начала путаться в словах, но все ещё продолжала говорить, теперь уже о том, что нужно переезжать в другой город, как мы и хотели, что мы молодые и сильные, и всё сможем, что лекарь вообще шарлатан, и ей может ещё станет лучше. Всего я уже и не помню, я её не слышала и не слушала.

Мысли отчего-то вновь и вновь возвращали меня в детство, где был жив отец, где его плотницкая мастерская собирала множество людей, где было лишь игры, песни и веселье. Я вспоминала, каким неуклюжим и смешным был Вунь, какой озорной была Бю, как родилась крошка Мю, и даже, как мы играли с Ви. Я и сестра любили играть в идолов, которые делал отец, бегали купаться к реке, собирали ягоды, и мы почти не ссорились. Как давно это было…

Что случилось? Почему мир так изменился? Ведь по сути все осталось прежним: весной по-прежнему цветут персиковые деревья, и проглядывает первая трава, летом от жары рябит воздух, осенью идут долгие серые дожди и рисовое поле ненадолго закрывают, когда воды становится слишком много, а затем приходит холодная зима, без снега, но с ледяными ветрами с севера. Затем все начинается вновь и этот цикл бесконечен. Все такое же, как и было, и одновременно все меняется.

Дома мама сразу уснула, силы покидали её невероятно быстро. А я всё сидела и сидела, не в силах встать.

Кто-то прижался ко мне. Это была Мю, она крепко обняла меня и замерла.

– Сегодня не будем заниматься, отдохни, – сказала я.

– Днём приходила… эта… как её… такая плоскомордая… М-м-м-м… А! Бю, – голос Ви был хриплым, тяжёлым, – Спрашивала, почему ты не пришла на поля. С чего это?

– Хотела взять её с собой, на работу.

– Зачем? – Ви сморщила маленький носик. – Ты хоть понимаешь, что с ней придётся делиться?

– Одна я всё равно не смогу обработать весь надел.

Я совсем забыла про Бю, то, что утром было невероятно важным, сейчас казалось совершенно пустым.

– Придётся! Сколько ты сказала маме нужно на лечение?

– Три золотых. В день

– Три золотых! – захлебнулась словами Ви. – Это же что-то невозможное!

– Я знаю.

– Тебе нужно работать ещё больше, чтобы содержать нас и лечить маму! – сказала Ви, немного подумав.

– Помолчи, Ви, – процедила я, – даже если я не буду приходить домой столько не заработать.

– Тебе придётся заработать, – прошипела сестра. – Какие ещё есть варианты. Хотя я слышала, что Вунь ещё не уехал в академию, может быть, подумаешь над его предложением?

– Он не будет, да и не сможет давать нам по три золотых в день.

– Это смотря, как попросить! Какие-то сбережения у этого богатого сынка должны быть.

– Отстань от неё, – с другого бока ко мне прижался Ул. – Всё будет хорошо, Ли? Сейчас мама, немного поболеет и сразу выздоровеет!

Я рассеяно погладила брата по голове. В этот раз ничего не будет хорошо.

– Конечно, Ул.

Я рассеяно оглядела сестёр и брата, кажется, впервые я по-настоящему увидела их. Они показались мне такими чужими, такими маленькими, тощими, бледными, в их маленьких тельцах будто бы и не было жизни. Смогу ли я их вырастить?

– А что это за лечение?

– Её будут лечить Хэйвины.

– Хэйвины? – Ул резко встал и подпрыгнул от радости. – Прямо Хэйвины? Как это здорово! Они будут приходить к нам домой? А мы сможем увидеть их? А сколько времени её нужно лечить? Долго?

– До конца жизни.

Ви прижала руки ко рту и рухнула на стул. Её лицо резко побледнела, а глаза стали стеклянными и пустыми. Ул продолжал скакать по комнате, распевая гимн Хэйвинам, а малышка Мю замерла у моей руки, переводя взгляд то на меня, то на Ви.

– То есть, – голос Ви дрожал. – Ты хочешь сказать, что она будет жить, пока Хэйвины будут лечить её? И каждый день нужно по три монет до конца её жизни?! Не десять, ни сто дней, а всю жизнь?

Я ничего не сказала, мы и так поняли друг друга без слов.

Ви вдруг улыбнулась, но не радостно, а как-то криво, страшно. Постепенно улыбка превратилась в смех, сначала тихий, но он становился все громче и громче. Она смеялась так сильно, что из глаз брызнули слезы.

– Хватит Ви! – закричал притихший Ул. – Она меня пугает… пусть прекратит! – он и сам, кажется, был готов расплакаться.

– Сейчас, – я погладила Ула по голове, а затем подошла к сестре и с наслаждением отвесила ей пощёчину. Ви тихо ойкнула и тут же закрыла щеку рукой. – Ты всех пугаешь.

– Я пугаю?! – сестра подняла на меня глаза. – Если не будет мамы, ты думаешь, этот жирный распорядитель даст тебе хоть кусочек земли?! Ты же буквально растоптала его сынка!

– Никого я не растаптывала!

– Что же теперь делать? Что делать?!

– Есть решение… – начала я, но Ви не унималась:

– А как же я?! Я хотела поступать в этом году, хотела уехать из этой деревни! И все. Теперь мне остаётся только портить красоту в этих полях. Ты думаешь, такой парень, как Тонгу посмотрит на меня? Если мои руки будут выглядеть, как твои, если моя кожа станет такой же смуглой, как у мамы?!

– Прекрати, – тихо сказала я. – О чем ты вообще думаешь?

Я оглянулась вокруг, и на мгновение пелена спала – этот ветхий дом, эти испуганные лица, я не смогу, я не вытяну их всех. Почему они смотрят на меня? Что я могу им сказать? Они чего-то ждут? Я же знаю чего…

– Есть один вариант. Но только маме ни слова. Слушайте…

Эта ночь была тихой. Слишком тихой. А так хотелось услышать смех, щебет птиц, топот копыт или назойливый стрёкот цикад. Хотя бы далёкое ржание лошади, или плеск воды, хоть что-то, что напомнит мне, что я ещё жива.

Ви подкралась тихой кошкой. Она осторожно села на край скамьи и, не поднимая глаз, буркнула что-то неразборчиво себе под нос.

– Слишком тихо, – сказала я, и сама не знала, к кому обращаюсь к Ви или ко всему, что меня окружает.

– Помнишь в детстве мы так же сидели? Втроём: ты, я и отец, – прошептала сестра.– Он делала дудочки, помнишь?

– Помню. А помнишь идолов, что он вырезал. Их было так много. Он выставлял их на пол, на это скамью, просто на землю. Им не хватала места.

– Нет, – немного подумав, отозвалась Ви. – Каких идолов? Что это вообще такое?

– Только не говори, что ты не помнишь этих уродливых головастиков, размером с мою ладонь.

Ви немного помолчала, кажется, она на самом деле пыталась вспомнить.

– Может быть, я была слишком мала. И куда они делись потом?

– Мы сожгли их в первую зиму после смерти отца, чтобы согреться. Они очень хорошо горели.

– Не было такого. Ты это придумаываешь!

– Ладно, – не стала я спорить, не сегодня. Я положила ладонь на руку сестры, мне было важно почувствовать живое тепло, но как назло Ви была холодна. – Ты замёрзла. Иди в дом.

Ви покачала головой:

– Не хочу. Раньше было лучше, правда? – вдруг спросила она. – А казалось все не так уж и хорошо. Как в той поэме, что мама нам читала, помнишь? Ты ведь её очень любила… м-м-м… «… короткий миг счастья познать мне дано…»

– «… но был я так глуп, что потратил его…», – закончила я за неё. – Не будем о грустном, Ви.

– Да, да конечно, – сестра молчала не долго. – Я часто вспоминаю отца, а вот Мю его совсем не помнит. Я спрашиваю у неё иногда. Знаю, что не надо, но не могу сдержаться, – сказала Ви. – Было бы он жив, все бы было хорошо, да?

Я вздохнула. Кто знает, как было бы на самом деле. Заныли пальцы. Каждый порез, эта каждая пролитая слезинка. Отец иногда бывал жестоким. Он сильно изменился в последние годы, был уже не тем человеком, по которому скучала Ви. Я подумала: почему все помнят о нем только хорошее? Но в ответ сказала другое:

– Конечно. Но этого уже не вернёшь.

Хотелось просто помолчать, но Ви, наверное, от страха никак не могла остановиться:

– Тонгу рассказывал, что в академии слышал про то, что Хэйвины умеют оборачивать время вспять. Ты бы хотела вернуть время?

Время вспять. Такое не дано даже небесным покровителям! Чем этот Тонгу дурил голову Ви?

– Нет. Не знаю. Наверное. Ложись спать, завтра будет тяжёлый день.

Неожиданно сестра обняла меня. Ей такой сильной и высокой пришлось согнуться, чтобы уткнуться в моё плечо.

– Мне страшно, – голос Ви был на редкость спокойным. – Очень страшно. Что мне делать?

– Не знаю, – ответила я честно. – Ещё не думала об этом. Работай. Заботься о маме. Терпи. Продолжай заниматься с Мю.

– Это глупо, она никогда не заговорит.

– Продолжай, – настойчивее сказал я. – Каждый день после работы, книжечка под подушкой. Мою комнату отдайте маме, ей нужен покой. Тебе придётся работать, Ви, очень много работать. Слушайся Бю, она поможет, она уже давно одна. И не надо общаться с Тонгу и его дружками. Они никогда не примут тебя.

Ви постаралась незаметно стереть слезу с лица, но оставила грязной рукой след на щеке.

– Его друзья просто уроды. Но он не такой, – всхлипывая, произнесла Ви. – Ты его не знаешь. Он работал в шахте своего отца, два месяца! Он все время спорит с ним, пытается улучшить жизнь шахтёров, и много думает о людях…

– Не очень-то получается.

– Не все же сразу! – Ви подняла голову и посмотрела на небо. – Он смелый. Он все время говорил, что мне надо заниматься, что я должна больше стараться…

Ви ещё много чего говорила, но я не слушала. Потом она ушла, как-то незаметно, быстро, оставив на моем плече лишь влажный след солёных слез.

Глава 8

Нужно сделать несколько важных дел.

Сначала я сходила к Бю. Они жили на другом конце деревни, недалеко от базиликтовых шахт. Воздух здесь был тяжёлый и спёртый, а когда я подходила к покосившемуся домику, стены которого окрасились в чёрный цвет, над моей головой раздался гудок, означавший начало работы на шахтах.

Бю выслушала меня молча, изредка кивая головой.

– Так что надеюсь, ты их тоже не оставишь, – закончила я. – Они молодцы, но ты же знаешь Ви не собрана, Мю до сих пор не говорит, а Улу всего-то шесть зим. Им нужна будет помощь.

– Ты надолго?

– Сколько смогу.

Между нами повисло напряжение, та нехорошая пауза, которая тяжёлым грузом ложиться на плечи.

– Ли, это пропащее место, – голос Бю оказался ещё неподъемнее, чем молчание. – Брат уехал лишь на зиму. И где он теперь? Мы даже не знаем, жив ли он.

– Нам нужно это время, – упрямо повторяла я. – Хотя бы пять зим. Мама будет лечиться, а Ви будет работать вместе с тобой. И если она все-таки поступит в академию, то тогда с тобой будет работать Мю. А там уже и Ул подрастёт, и может быть, я уже вернусь и…

– Оттуда не возвращаются, – раздражённо перебила Бю. – Ты и сама знаешь.

– Если что помогай им по хозяйству. Ви не очень в этом смыслит, – я пропустила слова Бю мимо ушей. – Можете даже переехать к нам, нужно только с мамой поговорить.

– Ты меня не слышишь?! Ли, от Хэйвинов никто ещё не вернулся!

– Мне сказали, я могу уйти в любой момент, когда захочу, только маму тогда перестанут лечить…

– Ли, посмотри на меня, – Бю больно схватила меня за плечи и заглянула прямо в глаза. – Если ты завтра сядешь на этот поезд, то, это наша последняя встреча. Ты ведь это понимаешь?

– От меня здесь толку будет меньше. Помоги завтра Ви, это её первый рабочий день… в жизни. А как мама выздоровеет, то будете работать втроём. Они тебя не оставят.

– Подумай ещё раз, – Бю продолжала держать меня за плечи, но голос её стал тише.

– Не переживай, я ещё вернусь. Мама выздоровеет, Ви отучится, Мю заговорит, Ул вырастет, и я вернусь. Глазом моргнуть не успеете.

– Подожди, – Бю вдруг встрепенулась, забежала внутрь дома и вынесла мне три маленьких зелёных яблока. – Возьми. Дорога дальняя, тебе захочется есть, а это вчера я… украла из соседского сада, они правда кислые, но лучше чем ничего.

Не этого я ждала. Хотелось проститься как-то без слез, и горестных вздохов, а получилось наоборот, щемящее чувство тоски в груди стало ещё сильнее. Я крепко обняла Бю.

– Это не правильно, – тихо сказала она на прощание.

– У меня нет выбора.

Бю немного помялась, а потом шёпотом попросила:

– Если увидишь моего брата, вдруг он живой, передай, что мы ждём его.

– Хорошо.

По пути домой я заглянула к лекарю и распорядителю. У первого я узнала, во сколько мне прибыть, и как быстро начнут лечить маму. Лекарь говорил медленно, растягивая слова, и все время пытался поймать мой взгляд, словно хотел что-то спросить, но никак не решался.

– Так я и вправду могу вернуться, когда захочу? – спросила я.

Седые брови лекаря подскочили.

– Конечно, деточка, – ответил он. – Желающих и так много.

– И завтра тоже будет много? – спросила я.

– Завтра, вас будет только двое. Но так обычно много желающих. Много, много… я говорил, что сестра моего деда сама отправилась на Серебряные горы? Она была такая гордячка, правда я её и не знал… Но раз сама, значит не может быть плохо, ведь так, деточка?

Я шла по знакомым тропкам, мимо до боли родных домов и зданий. Сколько раз я проходила, и не замечала этой красоты. Толстоствольные деревья с усталыми от жары листьями, создавали живой коридор, в тени которого палящее солнце казалось не таким горячим. В домах кипела своя незаметная жизнь. Кто-то работал в садах, кто-то возвращался с полей, не выдержав жары, кто-то бесцельно бродил по деревне, видимо ожидая, когда откроются злачные места.

В голове крутилась надоевшая мысль: что ждёт меня там, на Серебряных горах? Никто точно не знает, никто не может рассказать, ходят лишь слухи, и то они настолько разнятся, что трудно понять, где правда, а где ложь.

Распорядитель принял меня сухо.

– Если твоя мать умрёт, вам придётся побороться за работу, – сказал он. – Пока она жива, эта… как её… Бю может помогать твоей сестре, но если Кайра…

– Мама будет жить, её будет лечить сам Хэйвин, – поспешила я напомнить распорядителю. Мне казалось, что этот факт придаёт какой-то особенный вес моим словам. – Её не будет лишь несколько дней.

– Я буду ждать её возвращения. А сейчас мне некогда, у меня сын сегодня отправляется на службу. В столицу. Ты слышала?

Солнце сегодня было особенно тёплым и нежным. Хотелось напитаться звуками, красками и запахами. Я и не заметила, как ноги сами привели меня в местную забегаловку «Три рисинки». В моем кармане сиротливо позвякивали вчерашние серебряки.

Заведение пользовалось дурной славой. По вечерам здесь собирались работяги. Они топили усталость в рисовой настойке и грязной драке. Зато днём здесь подавали вполне сносные сладкие лепёшки и травяной чай.

– Лепёшку и чай, – я положила на барную стойку одну монету.

Когда я принялась за еду в забегаловку зашли двое мужчин. Их лица были в темной пудре, и только кожа вокруг глаз была чистой, из-за этого они казались удивительно похожими друг на друга. Они сели недалеко от меня и заказав две рюмки настойки, стали перешёптываться. Я не хотела подслушивать, но невольно их разговор увлёк меня.

– Так, где ты говоришь, её нашли? – спросил один из них.

– Тихо, – ответил второй, – не надо о таком трепаться, ну ты! Совсем близко к деревне её нашли.

– Не может быть, – протянул первый. – Почудилось тебе что ли? Надо меньше пить.

– Друг, ну ты, что мне не веришь?! Ох, сколько вместе прошли и не веришь? Я тебе точно говорю, утром слышал, вот этими самыми ушами.

– Как?

– Как, как! А вот так! Вышел я, значит ну того, солнце ещё не встало, даже эти сборщики рисовые пылюку не подымали, ну вот вышел я, и слышу, как кто-то идёт вот так туц-туц, бряцает оружием, выглянул так за калитку и… – говоривший замолк.

– И?

– Там солдаты идут! Императорская гвардия! У нас тут, в нашей глухомани! Я аж оторопел, присел, ну чтобы не увидели и слушаю. А один другому и говорит, что в этот раз Тьма далеко зашла! Ага, ну представляешь себе?