Жернова судьбы

– Ехать надо в нашу деревню, там к нам хорошо относились, помогали всегда соседке тетке Пелагее. Она вас пожалеет, пустит пожить. В колхоз вступила, теперь не выгонят ее. А там видно будет, где устроиться можно на работу. Вот бы отец появился, надо обсудить с ним. Денег надо на дорогу: на билеты и еду, может, хватит? Господи, как выжить тут? Я завтра в лес. Вы с Ванюшкой побудете еще три—четыре дня, а потом как?

– Феня, идите со Степаном, найдите, где дед ложки делает. А мы с Ваней найдем, где ребятишек оставляют.

– Конечно, найдем, ты нам денег дашь немного или только узнать? – вмешался в разговор Степан.

Попили кашу через край из чугунка по очереди с черным тяжелым хлебом. И разошлись по поселку в разные стороны.

На улице людей не было, в котором бараке искать няньку с ребятами? Вдруг увидела в одном из окон ребенка.

– Ванюшка, кажется, нашли твой приют. Пойдем, попросимся в гости, – еле сдерживая слезы, проговорила Екатерина.

– Можно к вам зайти? – приоткрыв дверь, спросила женщина.

– Заходите быстро, не студите дом, – услышала она голос из глубины помещения.

Вскоре появилась девчонка-подросток, близкая по возрасту с Феней. «Нет уж, лучше пусть едут, может, повезет, устроятся где-нибудь на работу или в няньки».

– Меня зовут Настя. Я просто сижу с ними, еду каждый приносит готовую с талонов, других продуктов нет. Они постоянно есть хотят, больше сидят и лежат, никто не бегает, – ответила хозяйка, худенькая девочка с бледной кожей, почти прозрачной. Через кожу просвечивали голубые прожилки.

– Мы завтра Ваню приведем к вам, если разрешите, – несмело попросила Екатерина.

Настя кивнула в знак согласия.

– Настя, тут где-то баня общая есть? – спросила Екатерина у девочки.

– Да, в другую сторону от комендатуры, рядом с лесом, топят два дня в неделю. Там можно постирать. Мы с мамой туда ходим.

– Спасибо, Настя, много теперь узнала.

Она взяла Ванюшку за руку, и они пошли в сторону реки. К дому пошли по берегу.

– Мама, река красивая, как наша Сылва. Скоро совсем замерзнет. А мы долго здесь будем? – глядя широко открытыми глазами на мать, спросил мальчик.

Трудно объяснить ребенку происходящее: как можно выгнать из дома?

– А я в магазине так хотел пряник попросить, да Феня сказала молчать, – продолжал расспрос малыш.

– Нет их там.

– Бывают такие магазины, где есть?

По щекам матери от бессилия потекли слезы.

– А где там у нас ребята ложки ищут, – стараясь отвлечь ребенка от мыслей о еде, начала она разговор.

– Смотри, вон между деревьями кого-то вижу, – они увидели синее пальто Фени.

– Феня, Степа, мы вас видим, – закричал, играя, Иван.

– А мы две ложки несем, новые, красивые, – сообщила Феня.

– Дед Филуп при нас доделывал, я даже помог шкурить, приглаживать, – посмеялся Степа неправильно сказанному слову.

– Ну вот, осталось еды доставать где-то, – с горечью произнесла Екатерина. – А он не делает из дерева блюда, не видели? У нас же чашек нет.

– Завтра сбегаем к нему, мне дед Филуп понравился, – предложил Степан.

За разговором дошли до своей землянки.

В лесу

Всех пришедших рассадили по конным подводам: саням и дровням. Алексею с Марией удалось сесть в одни сани. Всего подвод было около десяти. Почти все вновь прибывшие трудоспособного возраста должны выехать в лес. Дорога проходила между высоких хвойных деревьев. На фоне чуть светлеющего неба были видны вершины елей и пихт. Дорога до вырубки заняла около часа.

Алексею, привыкшему пользоваться карманными часами, очень было неудобно. Как время узнавать?

Только начало светать. Увидели обжитую вырубку. В центре стоял барак, справа и слева от него две избы. Из труб строений шел дым, топились печки.

– Папа, кормить будут, или этот кусок хлеба, что мама дала, на весь день? – спросила Мария тихим голосом, боясь, что кто-то услышит.

– Сказали, что будут. Пайки видела, не объедимся. Сегодня за первый день все узнаем, – ответил отец.

Все волновались, неопределенность тревожила. Многие никогда не работали в лесу. Было страшно перед неизвестностью. Как сложится жизнь, хорошего никто не ждал. Многим удалось поговорить со «старожилами». Откровенных разговоров здесь не услышишь, боялись говорить, что на душе. Думы свои глубоко держали. Но полученные пайки и предоставленные жилища ничего хорошего не предвещали.

Объявили сбор у правого дома, это был лесоучасток. Из дома вышли три начальника. Один из них, бригадир Суходолов Сидор Яковлевич, представился, ввел в курс дела. Разделили по бригадам всех прибывших, зачитали списки. В его бригаду и попали Алексей Андреевич с Марией.

– Мужики в барак поселяются, а бабы в избу с той стороны барака. Места хватит, потеснитесь – войдете. Пожили по-буржуйски, теперь вам будет лафа! Порадуетесь. Оставляйте котомки в избах и по лесосекам, бригадиры вас здесь будут ждать. Расходимся!

Сидор Яковлевич оказался не самым злым из бригадиров. Как позднее узнали, у него в родне были раскулаченные в Челябинской области, сосланы на север Коми-Пермяцкого округа. Он понимал ссыльных, иногда жалел, не зверствовал, в отличие от других. Но пока об этом никто не знал. Алексея поставили вальщиком леса, а Марию – сучкорубом. Им в лесу работать было не впервой, знакомы были с этим трудом. В лес дома ехали сытые, одетые, обувь всегда просушена. А здесь… страшно было представить.

Получили инструмент, пилы и топоры: не точены, на лезвии топора аж зарубины.

– Папа, как таким топором сучки рубить? Ни один не поддастся. Что делать? – возмущенно, но негромко сказала Мария.

Отец подошел к бригадиру:

– Таким инструментом никогда норму не выполним, – показал ему на топор и пилу.

Подошел напарник-вальщик Юрий, молодой парень, посмотрел на пилу:

– Конечно, надо точить, такой одну елку будем до вечера пилить, вот и вся норма, – поддержал Кругловых.

Бригадир и сам это понимал, давно не точили пилы и топоры.

– Юрий, пошли за напильниками, – позвал бригадир.

Вскоре Юрий принес несколько напильников. Стали точить пилы каждый себе. Это тонкая работа, легко испортить пилу.

– Юра, наточи топор Марии, я пилу подправлю, – предложил Алексей.

Только еще готовились работать, а у них уже чувство голода – немудрено после такого завтрака. Не смея спросить об обеде, молча шли за бригадиром к своему участку. Алексей с Юрой быстро сработались, стали понимать друг друга с полуслова. Мария обрубала сучья на сваленных ими деревьях. Снег был еще неглубокий, ходить через сваленные елки или пролазить под ними было несложно. Мария понимала, как усложнится работа после буранов. К обеду устали, услышали долгожданный звук металла – призыв к обеду.

Собрались у здания конторы, где рядом была так называемая столовая. Все встали в очередь, получали чашку заварухи, кусок хлеба, кружку травяного чая. Ели стоя вокруг стола, сидячих мест мало. Кормили в три захода. Переглянулись Мария с отцом, получив пищу. Все сказали друг другу взглядом. После еды чувство голода прошло, но надолго ли? Тяжелая физическая работа требует энергии.

Поели, отправились к своему месту работы. Там уже ждал десятник. Замерял заготовленную древесину.

– Половину еще не сделали, рано темнеет, норму чтобы выполнили. Знайте, что штраф за невыполнение нормы, и паек еды уменьшается. На каждого по три кубометра, в том числе на сучкоруба. Принимаю в штабелях у дороги. За качеством древесины смотрите, никакого гнилья! – со злостью объяснил десятник вновь прибывшим.—

Все понимали, как сложно будет выполнить норму: очистить, распилить по шесть метров и уложить в штабеля у дороги, куда свободно может подойти лошадь. Немного погодя пришли двое мужчин по направлению бригадира. Это еще два члена их звена для погрузки и трелевки леса, его штабелирования.

Один – молодой парень, высокий, стройный, в телогрейке, шапке-ушанке. На ногах валенки. Глубоко посаженные глаза выразительно смотрели из-под лохматых бровей. Второй – мужчина средних лет, тоже одет в телогрейку, штаны, валенки и шапку. На руках обоих были рабочие рукавицы – голицы.

– Мы к вам на помощь, вернее, вы к нам, мы тут работаем около года. Изучили уже прелесть жизни. Захар, – представился старший, протянул руку для приветствия.

– Алексей Андреевич, – подал руку в ответ Круглов.

– Юра, а там у нас Мария, – поздоровался с мужчинами Юрий и кивнул в сторону девушки, уже занявшейся своей работой.

– А я – Миша, – назвал себя молодой, поздоровавшись за руку с мужчинами, – а еще у нас есть Буран, заправляется у конторы сеном. Надеюсь, на него дневную норму не насчитают.

– Не забудь напоить Бурана, – напомнил Захар молодому помощнику.

– Конечно, дядя Захар.

Начали работать дружно, каждый занялся своим делом. Захар пошел измерять хлысты по 6 метров и ставить зарубки топором. Вскоре подъехал Михаил на Буране, поставил его под дерево, положил сена. Принес пилу, и они с Захаром стали распиливать хлысты по шесть метров.

Михаилу хотелось познакомиться с Марией. Он поглядывал в ее сторону издалека. «Хорошо, что я в валенках, стыдно бы было перед девчонкой в лаптях», – подумал Михаил. Валенки ему одолжил младший брат на один день. Завтра объявлено выдать спецодежду: валенки и фуфайки. Начинаются холода. До вечера удалось выполнить норму, закончили в темноте скатывать бревна в штабель.

На ужин была жидкая каша, кусок хлеба и травяной чай. Голод утолили, надо уснуть до наступления чувства голода. Разошлись на ночлег. Марии досталось место на втором ярусе посредине помещения. «Ну и хорошо, наверху хоть теплее», – подумала девушка, вспоминая, как тепло было дома на полатях. На деревянных нарах настелено сено, закрыто пологом. На месте лежало свернутое байковое одеяло.

– А вы раздеваетесь, хоть фуфайки снимаете? – спросила соседку, женщину лет сорока.

– Пока не очень холодно, фуфайкой сверху закрываемся по одеялку, а потом в одежде будем спать. Холодно было в ту зиму, – ответила уставшая соседка.

От усталости и голода Мария быстро задремала. Слышала еще разговор женщин по избе, но быстро провалилась в сон. Так началась однообразная жизнь. Десятника видели каждый день, приходилось терпеть его постоянное недовольство и хамство. Бригадир приезжал два-три раза в неделю. У него были еще участки, которые необходимо посещать.

Жизнь вчетвером

После отъезда старших ребят появились проблемы с Ваней. По плану комендатуры все взрослые в семье Кругловых должны работать в лесу. Как пристроить ребенка, куда? Ни яслей, ни детсада не организовано. С двенадцатилетней девочкой оставляли ребятишек. А если на неделю отправляли в лес, тогда как быть?

Приехав на выходной, Алексей решил в комендатуре поднять вопрос о детсаде. Нашел семьи с детьми, собрал родителей, и они отправились на разговор.

– Мы не можем оставлять детей без присмотра. С четырех до восьми лет сорок пять человек. Или организуйте детсад, или на работу матери не пойдут, – изложил ситуацию смелый Прохор Дементьевич Суконцев, глава большой семьи, в которой восемь детей.

– Успокойтесь, кулачье, у кого дети восьми лет и более, сами посмотрят за младшими и жратву сварят, – зло, с прищуром оглядев собравшихся, ответил комендант. – Вы только приехали, уже выступать задумали? Смотрите, как бы боком не вышло. Больно много хотите сразу!

И правда, кабы хуже семье не сделать, злятся и мстят. Царьками себя возомнили, полными хозяевами над людьми. И за людей-то нас не считают. И это я все наделал, никогда не перестану винить себя перед ребятами и Екатериной. Ребенка погубил, нельзя бросать начатый разговор. Пусть в тюрьму отправят, что-нибудь для семьи надо сделать.

– Если нет больших детей, можно матерей устроить на работу в поселке? Если открыть детсад, смогут матери в лес на работу ездить. Это же вам выгодно, – насмелился Алексей.

Сосланы были грамотные, читающие газеты мужики. Они были умелыми организаторами дел в своих хозяйствах, работящими, поэтому имели крепкие крестьянские хозяйства. Они видели нелепость дел в лесном хозяйстве и быту. Могли бы организовать все на нормальном уровне, с хорошей производительностью труда. Но здесь они были бесправными рабами.

В поселке прошел слух о сбежавших, но пойти на такой шаг – риск для семьи с ребенком. Исчезли ночью три семьи с детьми-подростками. Они могут пробраться, обходя города, подъезжая на подводах. На поезд без справки об освобождении не попасть. Сложно организовать питание. А если задержат? Вроде бы, и терять нечего, «кроме своих цепей», но жаль детей в детдом отдавать, жену в зону – страшно представить. Лучше отбыть срок ссылки, отработать, потом все равно отпустят.

Переговоры не дали больших результатов, но удалось договориться о ежедневном возвращении в поселок матерей, у кого не было детей старше 8 лет. Екатерина попала в этот список из десяти женщин. Утром отводила Ваню в барак к Насте и бежала к комендатуре, откуда отправлялись две лошади. Опаздывать было нельзя, пешком не убежишь до лесосеки. А опоздание грозит наказанием, вплоть до осуждения и отправки в зону.

Выйдя от коменданта, мужики поговорили втроем о совершенном побеге. Но узнать в поселке невозможно, как закончилась эта смелая затея. Алексей проникся доверием к Прохору Дементьевичу Суконцеву и Вениамину Захаровичу Калачеву, с которым ехали вместе от Кунгура до Богатырево. В семье у них четверо детей, двое – подростки, двое – дошкольники. Это был коренастый, с начинающейся сединой мужик, лет около сорока.

Еще дорогой виден был его характер: смелый, отвечал конвоирам достойно, но умело. Однажды молодой надзирающий помахал наганом перед его лицом. Прошедший первую мировую, Калачев многое понимал в политике государства. Удивлялся недальновидности большевиков в отношении крестьянства, которое обеспечивало страну хлебом. Непонятно, кто будет хлеб производить, надежды на колхозы не видел. Вспомнил, что на войне фельдшера поили солдат отваром хвои для профилактики цинги. Дома заваривали хвою и пили всей семьей.

– Надо всем сказать, особенно, у кого дети, заваривать хвою и пить каждый день. Не дай Бог, цинга разовьется, зубы выпадут, – вспоминая разговоры с военным фельдшером, посоветовал всем многодетный отец.

От отца досталось Вениамину Захаровичу неплохое крестьянское хозяйство. Научился организовывать работу у отца. Всей семьей трудились дружно. Сестер замуж выдал за достойных парней из трудолюбивых семей. Одну из них раскулачили раньше его, не знает, куда отправили. Надеется узнать, они же не лишены права переписки. Много семей оказалось разбитыми, потеряли родных и близких, не зная, куда их выселили.

А Прохор Суконцев здесь уже год пребывает. Работает на лесозаготовках с первого дня. Дети подросли на год. Старшие приучены к труду, ответственны за младших. Жена тоже работает в лесу. Старшая девочка умеет готовить еду из имеющегося набора продуктов, с одного раза освоила нехитрые рецепты. Научилась топить очаг, на нем готовить сложнее, чем на керогазе.

Всех тревожило, что нет школы, пропустили год обучения двое старших: Наталья – шестой класс, Борис – четвертый. Старожилы знали, что среди вновь прибывших есть учителя и фельдшер. Но по положению учителями сосланные работать не должны, а медики – могут занимать медицинские должности. Думаю, это связано с возможностью влиять на умы молодежи, доносить до них правду о состоянии дел в стране в отношении крестьянства.

Не допустить воспитание духа бунтарства, все должны оставаться смиренными и выполнять указания властей. Появилась надежда, что откроют медпункт. Здание школы построено, конечно, небольшое, но хватило бы для имеющихся детей. Если нет учителей по распределению, может, управление района согласится допустить к учительству сосланных с педагогической подготовкой.

Расстались с мыслями продолжить обсуждение через неделю, в следующий выходной. И надеждой, что начнутся положительные подвижки. Еще беспокоило всех снабжение промтоварами и отоваривание по продуктовым карточкам. Началась зима, у многих рабочих не было валенок, ветхие фуфайки. В лаптях много не наработаешь. Как следствие – переохлаждение, пневмония и смерть при отсутствии лечения. Смертность от пневмоний была высокая среди людей разного возраста.

Вернувшись в землянку, Алексей предложил быстро поесть и пойти в баню:

– Видел дым в бане, надо успеть, пока не выстыла, говорят, с утра было много народу, – тоном, не предполагающим возражений, сказал глава семьи.

Конечно, это была не семья, а остатки от нее. Младшего похоронили, скучали, но молчали, чтобы не вызвать слез у других. Ничего не знали еще об уехавших Федосье и Степане. Ведь это же дети, уехали одни в такое неспокойное время. Сколько жуликов ошивается на вокзалах и на улице, страшно за ребят. Как их встретят в деревне, пустила ли соседка? Увиделись ли с Иваном? Сколько ждать почты?

Письма в Ныробском почтовом отделении в обязательном порядке подвергались цензуре представителями НКВД. Если признавали письмо допустимым до получателя, в течение месяца его доставляли в поселок. Зная эти правила, родители не ждали скорой весточки от ребят. Оставалось только молиться Матери Божией, иконку которой Екатерине удалось привезти до места ссылки.

– Да мы уже и котомки с бельем собрали, очень хочется в баню, – с радостью в голосе ответила отцу Мария.

Стол собрали быстро, поставила Мария чугунок с пареной репой, банку с постным маслом, по кусочку черного хлеба и два кусочка соленой селедки – это весь набор продуктов, полученный по карточкам. Для детей не было ничего дополнительного: все, как взрослым, только половина пайка.

– Мама, а картошку не дают, я уже не могу репу и горох есть, а хлеб невкусный, кислый, еле жую, не глотается, – пожаловался исхудавший за месяц мальчик.

– Нет пока, Ваня, ничего другого. Надо это есть, что дают, обещают привезти другие продукты: морковку, свеклу, капусту. Может, и картошку привезут. Вкусно приготовим, как дома, – успокаивает Екатерина ребенка, зная, что говорит неправду.

Был морозный день, быстро добежали до бани, знали, что где расположено, мужская половина и женская. Пачку хозяйственного мыла, полученную по талонам, разрезали пополам. Иван теперь ходил мыться с отцом. Он этим гордился, чувствовал себя взрослым.

В бане, даже в предбаннике, пахло плесенью. В раздевалке воздух тоже сырой. На двоих часто доставался один таз. Не дожидаясь освобождения второго таза, мылись из одного. После мытья можно постирать белье в специально отведенной комнатке рядом с раздевалкой. Делать это надо быстро, чтобы не создавать очередь. Дорогой полоскали белье в проруби на ручье. Сушили дома у печки, чтобы к утру высохло. Не вся одежда была с запасом.

Страшные события

Так одинаково протекали дни, недели. Приближались новогодние праздники. Оставалось только вспоминать, как проводили их в прежней жизни. В доме Кругловых обязательно ставили елку, наряжали фабричными и самодельными игрушками. Ребят собирали из соседних домов, чьи родители работали у них на сезонных работах.

Правило было заведено у Екатерины с Алексеем: приглашали и детей из самых нищих семей, дети не виноваты, что родители не могут обеспечить им праздник. Приходил дед Мороз, чаще это был брат Алексея Иван. Дети узнавали его, но радовались, как будто настоящему. Готовили к празднику сказки, играли их в костюмах. Как проведут праздник нынче, догадаться нетрудно.

Наступили настоящие зимние морозы. Наступили раньше, чем дома, все-таки здесь намного севернее. В телогрейках трудно было переносить ветра в морозы. Люди были постоянно голодными, скудное питание без витаминов, тяжелая изнуряющая работа не прибавляли сил.

Не открывали медпункт, не работала школа. Среди ссыльных стало много заболевших воспалением легких. Медицинской помощи не было совсем. Уже к новому году умерло восемь человек, болели все одинаково: высокая температура, кашель, боли в груди. Оставались лежать дома, когда совсем не могли работать, когда слабость валила с ног. За прогулы уменьшали продуктовый паек наполовину, что еще ухудшало сопротивляемость болезням и приводило человека к смерти.

Не обошла беда семью Кругловых. Фуфайка не защищала Алексея от пробирающего до костей холодного ветра. Его отец был фельдшером, многому научил. В семье знали применение трав и других растений при заболеваниях, но все запасенное на зиму осталось дома. Здесь могли использовать только хвою для заваривания, это поддерживало организм в борьбе с болезнями.

В лесу работать становилось сложнее. Высоко навалило снега, передвигаться и таскать сучья, выгребать хлысты из снега для распиловки стало сложно. Это требовало больше времени, а норму выработки не уменьшали на бригаду. Старались выполнить, иначе уменьшался продуктовый паек, вечером работали дольше, чтобы завершить работу. Мороз «пробирал до костей» всех, одетых в фуфайки. Несколько человек имели полушубки, полученные через год работы здесь, когда их фуфайки стали совсем худыми. Алексею с Марией иногда приходилось завершать работу Екатерины, она уезжала в поселок по вечерам к Ивану. Мария и Екатерина работали в зимних пальто, удивительно, но им удалось уехать из дома в них.

В праздники сделали один выходной день, истопили баню, на площади около комендатуры поставили елку. Игрушек на ней не было никаких. Но начальство требовало уделять внимание населению. В отчете напишут, как хорошо организовали праздник. В магазине по талонам выдали овощи: по две морковки, луковицы, свеклы и по килограмму картошки на человека. Детям выдали по одному литру молока.

Родители пытались сгладить тоску детей, вышли к елке, организовали хоровод, спели две песни. Но погода была морозная, долго не могли быть на улице.

– Мама, холодно очень, руки замерзли, может, домой пойдем, – обратился к Екатерине Ваня.

– Пойдемте домой, и папа там один больной скучает, – ответила она.

Пошли в сторону Колвы, где на берегу находилась их землянка. Мать и Мария взяли Ваню за руки, чтобы согреть их. Варежки у всех были тонкие, из дома не смогли взять теплые из овечьей шерсти. Местные активистки отобрали варежки, кофты, юбки поснимали с женщин. С Алексея стащили полушубок, велели взять фуфайку.

Вот теперь все это и сказывается, слег муж с температурой, кашлем. Лечили ягодами малины, которой поделились соседи, и отваром хвои. Бригадир привез стрептоцид из Ныроба, но его хватило на несколько дней. Наступило улучшение, жар спал, кашель уменьшился, самочувствие стало лучше. Полежав дома неделю, Алексей решил идти на работу, там звено без него не выполнит норму, всем уменьшат продуктовый паек. Ваня сидел с ним дома неделю, выходил гулять, но быстро возвращался, по холоду долго не нагуляешь.

– Побудь дома еще хоть день, Сконцевы выслали клюквы, завтра попей с кипятком, может, еще хоть немного легче будет, – просила Екатерина мужа, боясь за его жизнь.

Похоронили уже несколько человек с начала зимы. Болели все одинаково: кашель, температура, жар. Без лечения и на плохом питании организм не справлялся, многие умирали.

Через день вышел на работу. Мария увидела отца, обрадовалась, но и запереживала.

– Ты же еще не поправился, как ты будешь работать, холодно очень и ветра сильные, – затревожилась дочь.

Они не могли выполнить норму без Алексея, задерживались в лесосеке дольше, но не получалось справиться. Приходилось освещать керосиновым фонарем место работы. При ясной лунной погоде можно было работать без фонаря. Неделю бригадир Суходолов молчал, но через неделю сказал Захару, грузчику звена:

– Много я вам керосина выдавал за неделю. Если еще надо будет, покупайте на свои деньги. Как я этот спишу? Все равно норму не делаете.

Это было терпимо, но уменьшение и без того скудного пайка продуктов пугало.

Ужинали позже на два – три часа, кухонные еду оставляли на плите, она была еще немного теплая.

Михаил Катушев, который прибыл в звено позднее, был трудолюбивым парнем. Сразу заметил работящую, не унывающую Марию. Где мог, помогал. По снегу было трудно девушке таскать сучья и складывать в кучи.

– Спасибо, Михаил, как бы я без тебя. У самого много работы, еще мою делаешь, – говорила Мария с благодарностью и смущением.

– Да я по пути тебе помогаю, так, по ходу дела, – с шуткой и улыбкой оправдывался Михаил. Но во взгляде и голосе парня появлялась влюбленность. Постоянно наблюдал за девушкой, когда была возможность. Заметив его внимание, Мария смущалась, была рада его помощи. Часто вспоминала Петра из Тарасово, с которым была взаимная симпатия. Но понимала, что не увидит больше его. Писем от Фени не получили еще ни одного. Как там у них дела в деревне? Дядю Ивана раскулачили или оставили и приняли в колхоз? Много было тревоги на душе.

Еще неделю продержался Алексей и разболелся сильнее прежнего, жар, кашель, слабость такая, что еле дошел до общежития, чтобы уехать в поселок вместе с Катериной. Лечение по-прежнему было хвоей и ягодами. Кашлял, добавилась одышка, ночью спать не давал Екатерине. Через неделю настала тишина ночью, Екатерина уснула. Проснувшись, поняла, что тишина эта недобрая. Быстро протянула руку к мужу и отдернула, испугавшись, – его тело было холодным. Заплакала, страх за детей переполнил душу, как они теперь без него?