Ням Ням Экспресс

Альберт Дивный

Ням Ням Экспресс

Глава 1

Первое, что я увидел, – это отражение солнца в пыльных окнах дома напротив. Несмотря на полностью открытое окно, воздух, густой и неподвижный, обволакивал, словно одеяло, не принося ни малейшего облегчения. Даже с высоты десятого этажа было заметно, как раскалённый асфальт плавился под палящим июльским солнцем, и лица прохожих, идущих по тротуарам, выражали лишь усталость и апатию. В пустых дворах дети, измученные жарой и скукой, вяло перебрасывались мячом, и их смех звучал натянуто и неестественно.

– Ненавижу жару и лето! – простонал я, потирая ладонью мокрую шею. – Спать невозможно: весь потный, как свинья, каждую ночь, даже вентилятор не помогает. Когда же мы кондиционер купим?

– Мы уже обсуждали это, – ответила мать посмотрев на меня очков. – Нужно экономить деньги. Мы тебе на учебу откладываем.

– Ааа… Ты про учебу в медицинском? Ту самую про которую я сказал, что только через мой труп?

– Глеб не будь так категоричен, – вмешался отец. – Ты ещё передумаешь. Я тоже не хотел становиться врачом в своё время, но теперь не жалею.

– Да ты ни о чем не жалеешь па, – заметил я ехидно. – Всё тебя устраивает, всё нравится.

– Ты просто не думаешь на перспективу, – сказала мать.

– Ну да, конечно, – с вызовом бросил я, впиваясь в нее взглядом. – Вы-то думаете… Вот и приходится нам затягивать пояса, отказывая себе в самом необходимом.

Мать окинула меня ледяным взглядом, в котором плескалась неприкрытая обида. Кажется, задел.

– Ты просто неблагодарный! Совершенно не ценишь того, что имеешь!

– А что я имею? Родителей, которые пытаются навязать мне ненавистное будущее? Руководствуясь устаревшими представлениями о "надежной" профессии как о единственном пути к успеху? Лишая меня права самому выбирать свою судьбу?

– Глеб перестань, – вставил отец. – Опять начинаешь.

– Что начинаю? – возмутился я. – Она постоянно меня жизни учит.

– Ах, ты у нас всезнающий гений? – процедила мать, снимая очки. Сложив руки на груди, она смотрела на меня с нарочитой обидой. – Может, тогда попробуешь пожить своим умом?

– С превеликим удовольствием, мам, – бросил я, равнодушно ковыряя вилкой недоеденную яичницу.

– Вот и чудненько! Раз медицинский тебе не мил, марш искать работу и снимать квартиру!

Я вскинул голову, пытаясь понять, не шутит ли она.

– Что? – Она поймала мой растерянный взгляд, и, почувствовав колебание, перешла в наступление. – Как тебе такая перспектива? Не век же тебе на нашей шее висеть!

– Ты серьезно? – спросил я, стараясь сохранить видимость спокойствия. – Восемнадцать мне только недавно исполнилось, и то, что ты называешь "сидением на шее", вообще-то, в порядке вещей в цивилизованном обществе.

– Ох, Глеб! Хватит философствовать! – Мать распалилась не на шутку. – Лучше возьми на себя ответственность, научись сам принимать решения!

– Да умею я принимать решения! – выпалил я со злостью.

– Ах, да? Как на прошлой неделе, например? – Мать прищурилась, словно припоминая что-то. – Когда ты приполз домой пьяный в стельку под утро?

– Подумаешь! С кем не бывает? Чуть-чуть перебрал. Просто на голодный желудок пил…

– О, нет! Последствия твоих возлияний я лично оттирала с нашего ковра! И уж поверь, там было совсем не пусто!

– Ты что, меня стыдить будешь за то, что я не могу контролировать? – огрызнулся я.

– Прекрасно ты все можешь контролировать! – не унималась мать. – Мог просто не пить!

– Ага, и сидеть, как идиот, единственный трезвый во всей компании, и смотреть, как все веселятся!

– Глеб, ты же знаешь, что плохо переносишь алкоголь, – вставил отец, до этого молчавший. – Помнишь тот Новый год три года назад? Друзья тебя чуть живого притащили, хотя пил ты не больше других.

– Точно, – мать кивнула в подтверждение слов отца. – Мы чуть с ума не сошли от страха, а ты, как ни в чём не бывало, продолжаешь пить в тех же количествах, не думая о последствиях.

– Так всё, с меня хватит! – выпалил я, вскакивая из-за стола так резко, что стул опрокинулся, с грохотом рухнув на пол. – Мне надо проветриться!

– Нет уж, постой, – не унималась мать. – Хватит бегать от проблем, стоит только чему-то пойти не так, как тебе хочется.

– Когда это я от чего-то бегал? – возмутился я, чувствуя, как закипает кровь.

– Хм, дай-ка вспомнить, – мать притворно задумалась, её взгляд стал острым и насмешливым. – Ах, да! В голову сразу приходят твои брошенные тренировки по легкой атлетике. Потому что, видите ли, новый тренер пришелся не по душе.

– Да мне вообще эти тренировки поперек горла стояли! Просто я был слишком мал, чтобы перечить вам! Вы запихнули меня туда, а мне это было противно! Со старым тренером хоть как-то можно было мириться, а этот новый – настоящий тиран! Будто нас к самой Олимпиаде готовил. Вот я и свалил пока не поздно!

– И чем же ты, позволь узнать, увлекся вместо спорта? – мать прищурила взгляд, словно разглядывая сквозь меня какую-то невидимую преграду. – На что такое интересное променял тренировки? На выпивку и компьютерные игры?

– Всё то тебе расскажи, – буркнул я, направляясь к выходу из кухни.

– Не смей мне грубить, молодой человек! – ее голос взметнулся выше, царапая слух.

– Хочу и грублю!

Мать вскочила со стула, приближаясь ко мне с каждой секундой, словно хищник к добыче.

– Знаешь что? Чтобы духу твоего здесь не было! Найди работу и съезжай отсюда к чертовой матери!

– Разбежалась! Прямо сейчас и побегу, только тапки надену!

Отец, до этого момента молчаливо наблюдавший за разгорающимся пожаром, словно за теннисным матчем, резко поднялся и встал между нами, как хрупкая перегородка между двумя ураганами.

– Ты ведешь себя как избалованный мальчишка! – голос матери звенел, словно натянутая струна. – Привык жить на всем готовеньком, тянуть из нас деньги. Тебе пора бы уже прочувствовать жизнь на собственной шкуре!

– Интересно, и в кого же я такой уродился? – съязвил я, скривив губы в подобии улыбки. – Кто мои родители, позволь спросить? Кто отвечал за мое воспитание? Ты же у нас бухгалтер от бога, ма! Почему ни разу не удосужилась преподать мне урок финансовой грамотности?

– Какое отношение моя работа имеет к делу? Не путай теплое с мягким!

– А зачем ты тогда таскала меня с собой на работу, когда я был еще маленьким? Чтобы похвастаться симпатичным сыночком перед своими коллегами?

– Да что ты несешь? – мать смотрела на меня с искренним недоумением.

– А то и несу, – я сделал шаг вперед, вглядываясь в ее глаза. – Я всегда был для тебя лишь приложением, красивой игрушкой. Предметом гордости, на который ты возлагала непомерные надежды. Ты мечтала, что я стану лучше тебя, добьюсь того, чего не смогла добиться ты сама. Стану кем-то… кем-то значительным. Знаешь, почему тебе это не удалось? – выпалил я с вызовом. – Потому что у тебя самой не хватило духу рискнуть, пойти против течения, сделать в жизни то, что хотелось именно тебе, а не твоим родителям, не обществу, не друзьям. Ты сама себя лишила шанса, утонув в болоте общепринятых норм. И теперь ты хочешь того же и от меня. Но я не ты. Я не позволю тебе контролировать меня. И тебя это бесит, да?

Повисла гнетущая тишина.

Я, тяжело дыша, прожигал взглядом лицо матери. Она смотрела на меня, словно заново открывала, как будто пелену сбросила. Очевидно, и представить не могла, какие бури бушуют у меня в душе, и теперь в ее глазах читалось оцепенение, будто призрака увидела.

Не выдержав этой пытки молчанием, я сорвался с места, схватил телефон, на ходу обулся и вышел из квартиры.

Выскользнув из подъезда, я побрел вдоль улицы, наугад. Безразлично, куда – лишь бы развеяться, усмирить бурю в голове.

Придя в себя и немного уняв дрожь, я обнаружил, что миновал уже три квартала. Ритм был задан стремительный, и жара выжала из меня почти все соки.

Неподалеку расположился небольшой парк. Летний день достиг своего апогея, и он бурлил жизнью. По широким аллеям неспешно прогуливались мамы с колясками, а вблизи детской площадки, царила собачья вакханалия. Пушистые пудели, юркие терьеры и грациозные лайки носились по изумрудной лужайке, преследуя мяч или приветствуя друг друга звонким лаем.

В самом сердце парка, под сенью огромного дуба, приютилось летнее кафе. За столиками неспешно потягивали прохладительные напитки и лакомились десертами посетители.

Я купил бутылку воды и, присев на свободную скамейку, осушил её почти залпом.

Созерцая эту умиротворяющую безмятежность, я наконец ощутил, как мысли в голове постепенно успокоились.

Да, сорвался, обидел, – думал я. Но и они хороши! Родители, конечно, воспитали, не спорю. Но, черт возьми, мне уже восемнадцать! Имею право сам распоряжаться своей жизнью.

С одной стороны, мать, безусловно, права. Если я стремлюсь к независимости, то и бремя обеспечения этой независимости должно лечь на мои плечи.

И все же… как же так? Не могу отделаться от мысли: будь у меня собственные дети, я бы ни за что не стал диктовать им путь. Напротив, я бы всячески поддерживал их, в пределах разумного, разумеется, но без навязывания своей воли.

Осознание этой бездонной пропасти между нашими натурами стало переломным моментом. Именно тогда я поклялся себе не плясать под ее дудку. Она, должно быть, уверена, что я сломаюсь и прогнусь, как и все остальные. Но нет, на этот раз она просчиталась.

Внезапно в памяти всплыло имя Ярослава, моего лучшего и, пожалуй, единственного друга. Ярика, как я привык его называть. Мне захотелось увидеться с ним и обсудить всё то, что произошло. Он всегда умеет посмотреть на вещи с другой, отличной от моей, стороны. Наверное, поэтому мы и сдружились.

На сообщение он не отвечал поэтому я решил позвонить.

Голос у него был очень сонный, наверное, опять до пяти утра играл. Раньше мы играли вместе, но потом я стал больше обращать внимание на реальный мир. В глазах одноклассников два задрота с синяками под глазами были не самыми популярными людьми в школе.

В девятом классе я завязал с играми, решив всерьез заняться собой. Не то чтобы меня совсем не волновало внимание девчонок, скорее, его полное отсутствие не давало покоя.

Я всерьез увлекся литературой об искусстве общения и открыл для себя новый мир, полный нюансов и возможностей. Стал больше уделять внимание своему внешнему виду. В основном это касалось одежды.

Благодаря занятиям бегом со второго класса я был довольно неплохо сложен, без излишней худобы или показной мускулатуры. Скорее, подтянутый и жилистый. Весь в мать: высокий, с угольно-черными волосами, которые я носил коротко. Пронзительный взгляд карих глаз и волевой подбородок придавали моему облику определенную привлекательность.

Вскоре я уже ходил на свидания. А вот Ярик… Ярик так и остался пленником компьютерных игр, затерявшись в виртуальном мире.

Тем не менее, когда тебя уважают в школе, уважают и твоих друзей. Даже если они кажутся чудаковатыми, немного отшельниками. Ярик был единственным, с кем я мог разделить самые сокровенные тайны. И сейчас, как никогда прежде, я нуждался в его понимании и поддержке.

Ярик, как всегда, шел, переваливаясь с боку на бок, словно пингвин, выбравшийся на сушу. Полноватая фигура лишь усиливала это впечатление. Над ней возвышалась большая, взъерошенная голова, увенчанная наушниками – непременным атрибутом любого уважающего себя аудиофила, каким Ярик, несомненно, являлся.

–Здарова Глеб, – сказал он тихим высоким голосом. – Ты чего в такую рань встал? Я думал что-то на счёт поездки…

Сегодня вечером мы собирались ехать за город на озеро. Поездка, организованная завсегдатаями тусовки спортсменов, куда по старой памяти затесался и я. Само собой, Ярик ехал со мной. Там будут девчонки – а вдруг улыбнется удача и получиться с кем-то уединиться? Может, и Ярику перепадет немного счастья, если он, конечно, не начнет душнить, как в прошлый раз. Тогда утихомирить его смогла только изрядная доза алкоголя, после чего он, правда, довольно сильно буянил. Видимо, повышенная чувствительность к горячительным напиткам – еще одна черта, что нас с ним роднит.

– Типа отменяется? – усмехнулся я, пожимая его, как всегда, слегка влажную руку.

– Ну, может…

– Тебе бы, наверное, этого очень хотелось?

– Ну, ты знаешь, я не очень люблю все эти шумные компании.

Он стоял, нервно переминаясь с ноги на ногу и глядя себе под ноги.

– Когда ты выпьешь, то становишься самым шумным, – я легонько похлопал его по спине, улыбаясь.

– Да… И потом это становится новой шуткой для всей школы еще на несколько недель…

Меня всегда забавляла его манера говорить быстро, но при этом очень четко проговаривая слова, как будто он всегда зачитывает какое-то определение из учебника.

– Да ладно тебе, Яр. Тебя по крайней мере теперь знают в школе как забавного парня. Ты не был пустым местом, как многие.

– Да ты знаешь, может, так было бы и к лучшему… Если бы никто не знал… А то все эти взгляды от незнакомых людей… Ухмылки, шутки…

– Ну ладно, ладно. Ты слишком много паришься, кто что о тебе там думает. И кстати, у меня для тебя хорошая новость, похоже, всё отменяется…

– О, ты серьезно? – он заметно оживился, и на его круглом лице проскользнула улыбка. – А чего вдруг так? Что-то случилось?

– Да… Меня из дома выгоняют…

– В смысле?

– Да в прямом. Мать поставила ультиматум. Либо, говорит, поступаешь в медицинский, либо иди ищи работу и гуляй на все четыре стороны.

– Охренеть… Чего это она вдруг?

– Ну, ты же её знаешь… Хочет меня проучить типа.

– А ты что?

– Я-то… Я сорвался и наговорил ей кучу всякого дерьма, и теперь даже не знаю… Хотя, домой не возвращайся.

– Мда… Ну я, честно говоря, знал, что так будет. Ты ещё долго продержался.

– Ты о чем это?

– Ну… ты постоянно препираешься с ней, а потом сдашься…

– Ах, вон оно как? Ты, значит, в меня не веришь?

– Ну, блин, а что ты можешь сделать, Глеб… Ты у неё на попечении, как бы ты ни выпендривался, всё равно придется делать, как она скажет.

– Ну так в этот раз всё по-другому будет!

Меня вдруг дико разозлили его слова. И хотя я понимал, что он прав, ощущение несправедливости плотно засело комом у меня в груди.

Ярик затих, словно пристыженный, и, опустив взгляд, ковырял носком ботинка землю.

– Знаешь, я хочу ее проучить, – процедил я сквозь зубы после долгого, тягостного молчания.

– И как? – Ярик с нескрываемым любопытством вскинул на меня взгляд.

– Пока не знаю…

Я погрузился в раздумья, устремив взгляд на пеструю вереницу прохожих. В голове, как искры, начали вспыхивать идеи, складываясь в коварный, гениальный план мести.

Ярик вдруг подпрыгнул, словно оса ужалила его.

– Знаю, знаю! Надо устроить саботаж!

– Саботаж?

– Точно, саботаж!

– И как же?

– Ну, притворись, что согласился съехать… Но чтобы съехать, нужно сначала найти работу… Вот и делай вид, что ищешь… Рассылай резюме там всякие… Ходи на собеседования…

– И какой смысл мне таскаться на эти собеседования? С тем же успехом я могу развести руки и жаловаться, что никто не приглашает.

– Боюсь, такая отговорка прозвучит крайне неубедительно.

– Да, ты, наверное, прав, Яр, – вздохнул я. – Зная мою мать, она не успокоится, пока лично не обзвонит всех работодателей, пытаясь выяснить, почему мне отказывают. Особенно если речь идет о какой-нибудь совсем уж элементарной работе, а меня все равно прокатывают. Это покажется ей верхом несправедливости, и она начнет копать.

– Ну а ты тогда срывай собеседование!

– Сорвать?

– Ну да. У тебя же талант был учителей до белого каления доводить, уроки срывать. Можешь прикинуться дурачком например…

– Хмм, а в этом что-то есть…

Я погрузился в раздумья. А ведь правда, что мне мешает пустить пыль в глаза, сделать вид, что я отчаянно ищу работу? Пару часов в день тратить на собеседования и с треском их проваливать. А жизнь пусть течет своим чередом, как и прежде. Друзья, лето, беззаботность… А там, глядишь, и мать сменит гнев на милость, отстанет от меня со своими нравоучениями.

Решено! Нужно пойти извиниться, признать свою ошибку, прикинуться раскаявшимся грешником… Заверить её, что она права, что пора становиться самостоятельным и взрослым. И что с завтрашнего дня я, не покладая рук, начну искать работу.

Разработав план саботажа, мы с Яриком отправились в молл и бесцельно бродили там до вечера. Глазели на витрины, перекусили в фуд-корте, сходили в кино. Там же, между делом, я выудил из вороха рекламных проспектов буклеты с контактами – в ресторан быстрого питания и бутик одежды требовались сотрудники.

Попрощавшись с Яриком, я решил проехать на автобусе пару остановок. Хотя летний вечер и манил свежестью, ноги гудели от пройденных за день километров.

Приближаясь к дому, я заметил, что окна погружены в темноту.

Странно, обычно в выходные родители допоздна не ложились. Наверное, решили навестить друзей, пригубить вина, посетовать на своих бестолковых отпрысков, совсем отбившихся от рук.

Войдя в квартиру, я обошел спальню и гостиную – никого. Принял душ, почистил зубы и провалился в сон.

Утром меня разбудил стук в дверь.

– Глеб, это я, папа, можно войти?

– Да… Заходи.

Отец зашел в комнату, нервно теребя руки, как будто не зная, куда их деть.

– Где вы вчера были? – поинтересовался я, лениво потянувшись.

– Мы были у Вани с Мариной.

– Это та подруга с маминой работы? И её новый муж?

– Ну, он не такой уж новый… Они уже пять лет вместе.

– Я помню ещё её первого мужа… Как там его звали? Олег, кажется… Мать частенько таскала меня к ним в детстве.

– Да, и теперь вместо тебя она таскает к ним меня, – отец улыбнулся и присел на край кровати.

Я усмехнулся и, приподнявшись на руках, сел.

– Ты хотел о чём-то поговорить?

– Да, Глеб. Вчера утром некрасиво получилось с твоей стороны. Мама очень расстроилась, понимаешь… Она, конечно, может строить из себя железную леди, но внутри она тоже очень ранима…

– Ага, конечно, – я с недоверием посмотрел на него. – Это она тебе сама сказала?

– Ей и не нужно было ничего говорить. Она вчера плакала, когда ты ушёл… А потом дома у Марины перебрала сильно… Я давно её такой не видел…

– Ну да, она расстроилась, что всё пошло не по плану.

– Не будь таким жестоким, сын… Она всегда хочет тебе как лучше. Да, может, она иногда перегибает палку, но она же не со зла это…

– Да причём тут зло, пап? Ты думаешь, я считаю её плохой? Что она хочет мне навредить? Нет! Вовсе нет. Я искренне считаю, что она со всей безграничной добротой пытается сделать мою жизнь лучше. Вот только её представления о том, что для меня хорошо, не совпадают с моими представлениями об этом. И я это понимаю, а она нет. И поэтому с упорством, достойным барана, продолжает пытаться меня осчастливить.

Отец умолк, понурив голову, словно погрузившись в омут воспоминаний. Тишина затянулась, и наконец он заговорил:

– Почему ты так противишься медицине? Ведь ты сдал экзамены по профильным предметам. Значит, есть способности к такого рода предметам.

– Просто не моё, – бросил я, отворачиваясь.

– Но ты ведь даже не попробовал…

– Зато ты попробовал сполна! Сам рассказывал о бессонных ночах, о зубрежке, о стрессе, когда сокурсников выгоняли пачками. И эти годы учебы… Шесть лет, потом ординатура! К тридцати годам, в лучшем случае, станешь врачом.

Отец нахмурился, словно болезненное воспоминание коснулось его души. Он взглянул на меня с какой-то виноватой настороженностью.

– Прости, если мои рассказы тебя напугали. Я не хотел запятнать твое представление о студенческой жизни, отбить охоту. Там ведь было и много хорошего. Хочешь, как-нибудь расскажу?

– Не стоит, – отрезал я с раздражением.

– В любом случае, жизнь полна трудностей. Чтобы добиться чего-то стоящего, нужно приложить усилия…

– Да-да… Без труда не выловишь и рыбку из пруда… Знаю, пап, не вчера родился.

– Ты очень умный парень, Глеб, – сказал отец, кладя теплую ладонь мне на плечо. – Ты просто не представляешь, на что способен.

– А она представляет? – ответил я, глядя ему прямо в глаза.

– Мама знает, что у тебя огромный потенциал и не хочет, чтобы ты спустил его в унитаз.

Его взгляд был мягким и добрым, и в этот момент что-то дрогнуло в глубине моей души. Казалось, отец видит меня насквозь, знает меня лучше, чем я сам. В нем чувствовалась какая-то мудрость, и я подумал, как повезло маме. Хотелось бы мне когда-нибудь встретить такого же человека…

Глава 2

Весь тот день мать избегала меня. Встала она довольно поздно, видимо, сказалось излишне выпитое спиртное. Поначалу я и сам не горел желанием с ней встречаться лицом к лицу, но всё равно понимал, что рано или поздно нам придется обсудить то, что я ей наговорил в порыве гнева.

Когда время близилось к вечеру, я всё же решил, как бы случайно наткнуться на неё. Услышав, как мать стучит посудой на кухне, я подумал, что это идеальный момент помириться с ней. Правда, когда я подходил к кухне, она вдруг достала свой телефон и, прижав его к уху, начала изображать, что разговаривает по телефону, а затем поспешно прошмыгнула мимо меня, даже не удостоив взглядом.

Настал понедельник. Когда родители вернулись с работы, мать начала постоянно искать поводы не находиться со мной в одной комнате: то срочно нужно сходить в магазин, то прогуляться с собакой, а то соседка вроде как просила зайти к ней поговорить.

Меня это поведение матери начало сильно раздражать. Я не переставал удивляться, как это человек, который пытается научить меня быть взрослым, едва услышав приближение собственного сына, убегает, как десятилетняя девочка, чтобы не находиться с ним в одном помещении.

Я решил, что надо просто дать ей время и когда она успокоится и переживет всё это, то простит меня и тогда мы сможем наконец поговорить. Первым начинать разговор я не решался и даже когда на следующий день мы оказались в одном помещении слова извинений словно застряли у меня внутри.

Отец в этой ситуации чувствовал себя вполне комфортно. Хотя он общался только с каждым из нас по отдельности, но не с обоими сразу, ему и раньше приходилось выполнять роль посредника. Наблюдая за ним, я вдруг понял, как это можно использовать.

В среду я встал рано утром, нашел буклет с номером ресторана быстрого питания, который я взял в торговом центре, и заполнил анкету на обратной стороне. Затем, дождавшись, когда родители окажутся вдвоем на кухне, я оделся, забежал взять из холодильника яблоко для перекуса и как бы между делом сообщил отцу, что иду на собеседование. Реакция матери не смогла ускользнуть от меня. Она хоть и пыталась это скрыть, но с интересом посмотрела в мою сторону с явным желанием разузнать у меня побольше об этой работе.

Хотя реально ходить на собеседования не было никакой необходимости, я все же решил подстраховаться на случай, если матери вдруг вздумается связаться с работодателями, которые якобы меня продинамили, и выяснить, приходил ли к ним такой-то молодой человек. Поэтому причина, по которой меня не должны были взять на работу, должна реально существовать, и мне очень захотелось с этим поразвлечься.

Моей первой жертвой стал ресторан "Бургер Хаус", который располагался на втором этаже молла, в одной из секций фудкорта. Подойдя к стойке обслуживания клиентов, я подождал, когда освободится один из кассиров, и молча положил перед низенькой девушкой в жёлтой футболке и такого же цвета козырьке свой заполненный буклет с анкетой. Она посмотрела на меня с явным удивлением, ожидая, что я скажу, что мне нужно, но так и не дождалась и поэтому решила, что я, видимо, глухонемой.

– Вы насчёт работы? – спросила она.

Я кивнул, пристально смотря на неё немигающим взглядом.

– Я сейчас позову директора, подождите здесь.

Она ушла вглубь кухни, явно с ощущением, что со мной что-то не так. Я понадеялся, что, быть может, она расскажет директору о том, что там пришёл глухонемой претендент, и он сразу откажет мне.

Через пару минут подошел директор ресторана, одетый в черную рубашку и брюки. Он был очень высокого роста и довольно крупный. Размах его движений при ходьбе и гордо поднятая голова давали понять, что он считает себя очень важным. Он показался мне большим черным петухом, который зашел в курятник, и вся эта жёлтая масса людей, так похожая на цыплят, разбегалась перед ним в сторону.

– Здравствуйте, – прогремел он звучным басом. – Вы на собеседование по поводу работы?

Я молча кивнул.

– Смотрите, – продолжал он напористо и громко. – Света сказала мне, что вы не говорите. Давайте пройдем ко мне в офис, я дам вам листок с ручкой, и мы вроде как побеседуем… Вас из другого ресторана прислали, наверное… Нам звонили на днях, спрашивали, осталась ли у нас ещё квота для инвалидов… Нам как раз нужен сотрудник на кухню… Работали когда-нибудь в этой сфере?