Истребители

– Когда прибыли на фронт?

– На фронт мы прилетели 17 сентября 1942 года, на следующий день прибыл технический состав. Линия фронта тогда с Воронежа шла на юг, потом на восток и упиралась в Волгу. К моменту нашего прилета командование организовало фланговый удар по немецким войскам, с тем чтобы немного облегчить положение войск, оборонявших город. Критическое положение было.

Сели мы на аэродром совхоза «Сталинградский», на правом берегу Волги, северо-западнее Сталинграда. Как только приземлились, нашу с Полегаевым пару подняли прикрывать аэродром. Взлетели мы, и я сразу аэродром потерял – степь кругом, ориентиров нет! Ладно, думаю: Полегаев приведет, патрулируем. Сейчас, анализируя все события на фронте, я думаю, что какая-то судьба есть у человека, что-то такое предначертано – должен он или не должен погибнуть! Тогда свирепствовали немецкие «охотники». Они парами заходили в наш тыл, у них была отличная радиосвязь, прекрасная техника – «Мессершмитт» Ме-109Ф, самый лучший в то время истребитель. Летим мы. Полегаев идет, я от него в пеленге…

– Радиосвязь была у вас?

– Только на прием работала.

– У вас приемник, у ведущего передатчик и приемник?

– Нет, у него тоже только приемник. Сигнализация покачиванием крыльев и другие знаки всякие. Я смотрю – слева ниже проскочил самолет, с креном в нашу сторону. Мне показалось, что это наш штурмовик Ил-2, которого я ни разу не видел, и что у него на плоскости какое-то повреждение. В этот день была сплошная слоистая облачность. На какую-то долю секунды я отвлекся, а потом смотрю – ведущего нет. Я завертел головой – куда он делся? Обернулся назад и вижу – Полегаев и этот штурмовик на глубоких виражах крутятся. Я скорее развернулся – и туда, к ним. Гляжу – с правой стороны второй такой штурмовик появляется, и я у него на хвосте оказался. Он увидел и сразу в облака ушел, и второй за ним. Я к Полегаеву подстроился, думаю – что же это такое? Оказывается, мы встретились с парой «охотников», и они, заметив нас первыми, решили сделать хитрую штуку с нами. Один отвлекает – а бояться ему нечего, случись что – сразу в облачность и скрылся, и если мы идем за ним, второй подходит сзади и нас обоих снимает. Но благодаря моей плохой слетанности я сам оказался в стороне, и они поняли – не на тех нарвались! Решили, что мы тоже два аса, смылись и больше не появлялись. Это же просто какое-то везение…

Или, скажем, была у меня посадка на противотанковое минное поле на Курской дуге – по идее, я должен был взлететь на воздух. Сел с поврежденным мотором как будто нарочно на дорожку снарядных воронок. Когда самолет остановился, пыль в сторону ушла, я вылез на центроплан, осмотрел машину. Мать честная – радиатор оторвался, обшивка вся сорвана, закрылки в воронках валяются, а вокруг ровное, поросшее травой и дикой рожью поле. Думаю – вот надо же, чуть бы левее или правее, и машина винт погнула бы, и все! А потом слышу: «Летчик, стой!!!» Что такое, откуда? Показываются двое военных и опять командуют мне: «Летчик, ни с места!!!» Я стою, ведомый надо мной виражит. На всякий случай расстегнул кобуру – может, это какие-то диверсанты? Вроде форма наша. А потом подходят, и как-то странно они идут, я еще обратил внимание – ноги поднимают высоко. Подходят: «Ну, летун, ты ж в сорочке родился!» Я перед этим чуть не воткнулся в лощину, самолет шел вниз, но я ее перетянул и сразу сел – я думал, что он это имел в виду. Говорю:

– Да, повезло!

– Вы не представляете, как повезло! Мы все ждали фейерверк!

– Какой фейерверк?!

– А вот, смотрите!

И показывает – впереди, в 40–50 сантиметрах от центроплана, дождем вымыло краешек тарелки противотанковой мины. Проползи самолет немного вперед, как раз мина сработала бы. Это просто везение…

В общем, 18 сентября прибыл технический состав, и 291-й ИАП был полностью готов для ведения боевых действий. Вечером командир полка устроил торжественный ужин, поскольку 19-го должна была начаться боевая работа. Перед каждым поставили банку из-под тушенки, наполненную водкой. А все мы молодежь – я, например, не пил ни разу. Командир полка произнес патриотический тост за успешные боевые действия, за то, чтобы бить захватчиков. Мы выпили и, не имея закалки в этом плане, немножечко захмелели. После ужина пошли гулять, увидели верблюдов и решили покататься, но верблюды не подпустили нас к себе. В общем, кое-как угомонились и легли спать. Только заснули, как показалось, – и нас будят.

На аэродром приехали затемно, возмущаясь, что нас рано подняли. Нашему звену приказали заступить на дежурство. Голова трещит – никогда не пил, а тут такое количество сразу! Сел в кабину, командую: «От винта, прогреть двигатель!» Только мотор заработал, на меня из-под приборной доски посыпалась как горох орава мышей, боже мой! Они на теплом двигателе грелись, а как он заработал, стали прыгать через меня за бронеспинку, а оттуда через нишу хвостового колеса – на землю. Хорошо, что тогда катапульт не было, а то я бы катапультировался. Эта вакханалия несколько секунд творилась. Я прогрел мотор, огляделся. Оказалось, что мыши полностью сожрали аварийный бортпаек, который был в каждом самолете, – галеты, плитки всякие. Уцелели только две банки консервов, которые я отдал механику, да шоколад, который я накануне в комбинезон убрал.

Минут сорок мы посидели в самолетах, после чего командир полка вызвал нас на КП. Эскадрилью построили: «Наши войска наносят фланговый удар по немецко-фашистским войскам в районе станции Котлубань, с тем чтобы облегчить действия наших войск в городе Сталинград. Наша задача – прикрыть войска, не допустить атак немецкой авиации». У нас планшеты с картами, Индык подошел, каждому ногтем прочертил, где линия фронта проходит. Прикрывать нас должна была группа Як-1 с аэродрома Семеновское, а нашей задачей было уничтожение бомбардировщиков своими пушками. Взлетели мы эскадрильей, повел комэск майор Денисов. С нами полетел комиссар полка майор Лев Исаакович Бинов. Я был замыкающим. Правым пеленгом приходим на аэродром Семеновское, а «яки» еще не взлетели. Денисов не стал их ждать и взял курс на Котлубань. Прилетели мы к линии фронта, и я увидел на земле разрывы, дым идет вверх. Как сейчас помню, еще подумал – это уже не кино… Пересекли линию фронта, повернули в сторону Дона, и по нам зенитка начала лупить. Немцы хитрые, у них разрывы зенитных снарядов черные, издалека заметные – решают задачу наведения авиации и облегчают прицеливание. Наши – дымчатые, они теряются на фоне облаков, их не видно. Дошли мы до Дона, развернулись на 180 градусов и пошли к Сталинграду – за нами тянется хвост черный от разрывов. Не было никакого страха, только любопытство какое-то мальчишеское.

И вот, подлетая к станции Котлубань, я смотрю – слева самолет летит двухмоторный, за ним второй, третий. Крен сделал, вижу – желтые консоли. Немцы! Мы сразу развернулись и набросились на них. Оказывается, пришла группа бомбардировщиков, около 50 самолетов, чтобы ударить по нашим войскам.

– Вас распознавать типы немецких самолетов учили?

– Очень поверхностно. Мы врезались в эту группу, и начался воздушный бой. Стрелки мы были никудышные. Я, например, забыл, что я ведомый, и, увидев справа бомбардировщик, чуть-чуть отвернул и взял его на прицел. Нажимаю гашетку – трассы 37-мм пушки прошли между фюзеляжем и центропланом. Взял другое упреждение, только нажал гашетку – и сам оказался под огнем. Я как-то инстинктивно толкнул ручку от себя, самолет провалился, и трассы прошли выше меня – это меня и спасло. Я поэтому не понял, попал сам или не попал, вернулся к ведущему, и дальше уже ведущий атаковал. В общем, воздушный бой такой крупный получился, что трассы образовали целую сеть, и среди них очень выделялись наши шары 37-миллиметровые. Мы носились среди бомбардировщиков, они рассыпались, кто куда.

– А тип бомбардировщиков какой был?

– Смешанная группа была, «Юнкерсы» и «Мессершмитты» Ме-110.

– А Бинов не в этом бою таранил «Мессершмитта»?

– Он таранил бомбардировщик. Причем только я это видел, больше никто. Немцы были в панике, такой дикости их асы не могли перенести – стреляли мы плохо, но они очень боялись столкновений. Мы же в этом плане были как «охотники», каждому хотелось непременно сбить, никаких команд с земли никто не слушал. К примеру, командир эскадрильи майор Денисов погиб в этом бою – он сбил один бомбардировщик, атаковал второй, и в это время «Мессершмитт» его сбил. С земли его пытались предупредить об опасности, но он не услышал. Мы в течение нескольких минут разогнали эту группу бомбардировщиков, и бомбы они побросали куда попало.

– Большие потери были в этом бою?

– Когда бой закончился, я смотрю – из вылетевших 12 самолетов мы только ввосьмером идем. Сделали несколько кругов, но небо было чистое, и мы пошли на свой аэродром. На обратном пути нас атаковала шестерка «Мессершмиттов» Ме-109Ф. Я впервые их рассмотрел. Во-первых, обратил внимание на то, какая у них четкая слетанность пар, как они привязаны друг к другу. Во-вторых, удивила окраска – не такая, как наша, зеленая, под цвет травы, а сероватая, мы потом тоже такую окраску применяли. Она маскировала и на фоне облаков, и на фоне местности – серо-голубая, с разводами. У нас тогда не было камуфляжа, покрашен самолет в зеленый цвет – и все.

– Ну, или черные пятна на нем…

– Не было и пятен никаких, это потом уже додумались наводить камуфляж. Я продолжал быть замыкающим и понял, что первая атака будет на меня – бьют всегда крайнего. Я хотя и молодой был, но соображал – взял побольше интервал с ведущим. И точно, первая пара сверху пошла на меня. Я довернул на своего ведущего, ведущий в мою сторону – получились ножницы. Полегаев отбил атаку, немцы ушли вверх. Таких атак было несколько, то на ведущего, то на меня, и мы все ножницами отбили. Немцы как-то внезапно исчезли – то ли получили повреждения, то ли у них не было топлива. В общем, навязать нам бой они не смогли. Когда мы прилетели, у меня горючее на нуле уже было, на пробеге двигатель остановился. Вылез из самолета, ветерок меня обдал – стало полегче. Подъехали техники: «Ранен, нет? Что с самолетом?» Потом выяснилось, что топливо кончилось. Я все боялся, когда подлетали к аэродрому, что встанет двигатель, а там же балки всякие кругом – не дай бог, в эту балку попадешь. В бою наша эскадрилья сбила девять самолетов, но не вернулись с боевого задания майоры Денисов и Бинов, сержанты Маматов, Марченко и Некипелов – пять человек. Теперь по поводу тарана – когда мы очередную атаку делали, я шел левее ведущего и видел, как в идущий чуть выше бомбардировщик буквально отвесно спикировал на наш «лагг» и перерубил ему фюзеляж пополам.

– Не в крыло, не в оперенье, а прямо в фюзеляж?

– Да. Ударил, у бомбардировщика отделилась винтомоторная группа и крылья, медленно кружась в воздухе, и хвост начал крутиться отдельно. Наш самолет с серым дымом скрылся внизу, в дымке от идущего на земле боя. Номера бортового не было видно, потому что ракурс неудачный был, и кто это был – так и неизвестно.

– Записали на Бинова?

– Потом записали на Бинова, потому что он тоже вроде как столкнулся с самолетом. Но, по мне, так… Я тогда сержант был, мальчишка, не соображал – все-таки, перерубив фюзеляж, очень большие повреждения тот истребитель получил. Он как рубанул, так и пошел вниз – не крутился, ничего. Позже Бинов приехал на попутной машине, сержант Маматов вернулся, а Денисов, Марченко и Некипелов так и погибли. Вот такой первый воздушный бой был, и все это после той дурацкой водки.

После приземления привезли нам завтрак, но есть не хотелось, а тут приказ: «Готовиться ко второму вылету!» Повел четверку старший лейтенант Лобанов с ведомым, ведущим второй пары пошел, кажется, Лобзунов – получилось так, что полетели три опытных летчика, офицера, и меня взяли одного молодого. Пришли мы на линию фронта, а немцы там уже бомбят – мы их с ходу атаковали. Завязался бой, и надо же, у меня пушка отказала, только крупнокалиберный пулемет остался – такая досада! В общем, в этом бою мы сбили три самолета и без потерь вернулись.

– Вам их на группу записали?

– Я сержант был, этим вопросом не интересовался. Так, собственно, началась боевая деятельность 291-го истребительного полка. Потом командующий воздушной армией Руденко принял такое решение: в связи с тем, что на передовых станциях наведения были недостаточно подготовленные специалисты, не отличающие свой самолет от чужого, посылать на них летчиков сроком на 10 дней, чтобы они наводили, обстановку воздушную давали и прочее. Кроме квалифицированного наведения, мы должны были непосредственно следить за воздушными боями и перенимать их опыт – я считаю, что это была правильная затея.

Подошла моя очередь, и я поехал вдвоем с лейтенантом с аэродрома «Семеновское». Целый день мы искали эту радиостанцию, под обстрел попали даже, пока не нашли. Сменили там двух летчиков, и они на этой же машине уехали на свой аэродром. Начали мы работать. Нам дали выносной микрофон и бинокль, а радиостанция РУС находилась в укрытии, расположенном между передним краем и артиллерийскими позициями. Местность такая, что вокруг видно все.

Я сразу раздобыл трехлинейную винтовку, потому что «Мессершмитты» нагло летали на малой высоте, и начал их обстреливать. После первого же моего обстрела приходит ко мне старшина из соседнего окопа и говорит: «Ты что же это делаешь?! Увидят, развернутся и бомбу сбросят! Хуже будет!» – «Да этого быть не может, это истребители, они без бомб». Я его не убедил, пехота была затерроризирована немецкой авиацией, но и сам не послушался, каждый раз продолжал обстреливать самолеты. Как-то раз летит стая дроф на юг, крупные птицы, на большой высоте, величаво крыльями машут. Все начали лупить по ним, а они летят себе как ни в чем не бывало. Вдруг высовывается этот старшина, выстрелил – и сразу одну дрофу сбил. Вечером приходит, принес нам мяса, угостил. Я ему говорю: «Вот если бы ты так по самолетам стрелял!» После этого он перестал со мной ругаться. Я его прошу: «Достань мне противотанковое ружье, оно посильнее трехлинейки будет». Он пообещал попробовать, но их сменили, так и расстались.

Десять дней, на которые нас с лейтенантом отправили на радиостанцию, закончились, но началась передислокация войск перед контрнаступлением, и про нас попросту забыли. Так мы на радиостанции просидели целый месяц! Сидим, я лейтенанту говорю: «Давайте, мы поедем, у нас же командировка на 10 дней!» – «Нет, я инструктаж получил, мы не можем без смены ехать!»

– Работу свою выполняли, наведение и связь вели?

– Конечно. Наводили самолеты, наблюдали воздушные бои, подсказывали, радовались успехам. Другой раз и больно было, когда видели, как наших били…

– Общая ситуация в это время в пользу немцев складывалась или как?

– В это время силы почти уравнялись, уже одинаковые потери были – примерно поровну сбитых немецких и наших самолетов падало. Постепенно наша авиация завоевывала оперативное господство в небе Сталинграда.

– Когда вас сменили все-таки?

– Ноябрь наступил. Лейтенант приехал в меховой куртке, он был старше по возрасту и опытнее, а я свою меховую куртку оставил технику, а сам приехал в легком демисезонном комбинезоне, начал мерзнуть. Потом вши появились – мы же ни на каком довольствии не стояли, ничего…

– А кто вас кормил?

– Пехота снабжала питанием. Морозы начались, я лейтенанту опять говорю: «Давайте поедем в штаб, у начальника какого-нибудь спросим, как нам быть!» Видно, он тоже уже почувствовал, что пора, тоже надоедать начало. Приехали мы в штаб, я не знаю какой, но вроде бы штаб фронта. Нас принял полковник-авиатор. Лейтенант ему доложил, что нам пора домой, а смены нет. Полковник кому-то позвонил и разрешил ехать домой, на свой аэродром. На попутных машинах добрались, холодные и голодные, до своих аэродромов. Меня там ждало неприятное известие: наш полк перелетел в Энгельс, на прикрытие Саратова и караванов барж, которые шли по Волге в сторону Сталинграда. Думаю: боже мой, как же добраться туда, это около 300 километров?! Потом какой-то техник говорит: «Я слышал, что У-2 хотят отправить в Энгельс, по каким-то связным делам. Пойди к командиру полка и попросись, может, тебя и возьмут». Там полк «яков» стоял. Я иду, думаю: если откажут, для меня будет страшное дело. Встречаю командира полка – а это майор Бинов, за мое отсутствие его поставили командиром полка «яков».

– Это 512-й ИАП был, по-моему?

– Не помню. У него на груди уже орден Красного Знамени за таран. Встретил меня, как родного сына: «Как же так, ты жив, а мы думали, что с тобой что-то случилось». И дает команду, чтобы меня этот У-2 отвез. Прилетаю в Энгельс, захожу в штаб, там ребята увидели, остолбенели. Оказывается, на соседней радиостанции наведения погиб летчик, и, поскольку я не прибыл вовремя, посчитали, что это я. Полегаев обнял меня: «Ты жив!» В баню сводили, накормили, переодели – через день начал летать. 19 ноября началось наступление наших войск, мы к этому времени вернулись на свой аэродром в совхоз «Сталинградский». Начались боевые действия, но погода была нелетная, частые туманы. Нас, молодежь, немножечко берегли, в основном летали опытные летчики. А потом, где-то в конце ноября, пришел приказ отправить 291-й ИАП на переформирование в тыл.

– Большие у полка были потери?

– Нас, сержантов, оставшихся в живых, было человек шесть. Всех оставили на фронте, приказав, кому в какой полк лететь на уцелевших «лаггах». Прилетаю вдвоем с товарищем в новый полк на своих ЛаГГ-3, командир полка как увидел: «Зачем вы прилетели?! Куда я дену эти самолеты?!» У них в полку «яки», они от «лаггов» как от чумы шарахаются. Я говорю: что мы можем поделать, нам приказано… «Ну, ладно, переучим вас на «як». Переучили на «як» – мы рады были без памяти, что наконец будем воевать на самом лучшем отечественном истребителе.

– Кто был командир полка?

– Василий Шишкин, Герой Советского Союза.

– Это 581-й ИАП был.

– Сейчас не помню. Недолго мы радовались, что будем на «яках» воевать – прилетел на фронт 739-й ИАП на ЛаГГ-3, и нас скорей сплавили туда вместе со своими самолетами. Так мы и не успели на Як-1 сделать ни одного боевого вылета. Правда, в 739-м ИАП нас встретили очень дружелюбно – свой брат на «лагге» прилетел! Я встретил там двоих однокашников по Борисоглебску.

Начались боевые действия, но летали мало, из-за плохих метеоусловий. Особых приключений не было, хотя запомнились два вылета на сопровождение пикирующих бомбардировщиков из женского полка. Когда получили задание, мы подумали: женщины, сейчас прилетят, их трудно будет прикрывать и прочее. И вот появляется над аэродромом девятка Пе-2, идут как на параде – просто прелесть. Мы даже удивились: они это или ребята там сидят? Мы их шестеркой должны были прикрывать.

Начали взлетать – из шестерки взлетело только трое заместитель командира полка с ведомым и я. Мой ведущий не взлетел. Пошли сопровождать. Перешли линию фронта, и смотрю – справа шестерка «Мессершмиттов». У меня, как сейчас помню, возникло какое-то чувство, похожее на инстинкт защиты женщины от бандитов: я был готов пожертвовать собой, но не допустить их к Пе-2. Я, наверное, там бы и погиб, если бы не помощь. Невдалеке оказалась наша группа «яков», и командир этой группы, умница, над территорией противника заметил нас и атаковал этих «Мессершмиттов». Когда немцы зашли в атаку, на них навалились «яки» и завязали бой, а мы ушли. Я потом посмотрел – один «Мессершмитт» загорелся и пошел вниз. Еще, помню, было любопытно – попадут или не попадут девушки в цель? Они вышли на какую-то балку, в которой скопилось большое количество немецких войск и техники – видно, задумали прорыв какой-то сделать. Пе-2 очень точно поразили цели, я просто был восхищен, думаю: вот это девчата, молодцы! Два вылета таких удачных я помню.

Когда закончилась Сталинградская битва, мы оказались в глубоком тылу. Недели две примерно ждали, потом получили приказ лететь на Центральный фронт. Прилетели под Орел, на аэродром Чернава, и оттуда начали боевые действия. Что интересно – когда летели на этот фронт, делали посадку в Борисоглебске. Там авиации много скопилось, было два больших потока – один шел на юг, под Харьков, другой из-под Сталинграда на Центральный фронт. Я встретил своих однокашников, первый раз летевших на фронт. Я уже при погонах, которые недавно ввели, старший сержант. Они, когда увидели меня, давай расспрашивать, что там и как. У меня, конечно, опыт маленький был, но я сказал: на фронте не так все просто, как вы до сих пор думаете…

– Сколько примерно вылетов под Сталинградом вы успели совершить? Сколько сбитых вам засчитали?

– Около 25 боевых вылетов я сделал и сбил «Мессершмитт» Ме-110. Как я его сбил – я сам не видел, Лобанов видел и подтвердил. На Центральном фронте на все тех же ЛаГГ-3 мы сопровождали штурмовиков и бомбардировщиков. Потом перелетели в Курск, на аэродром южнее города, а в один прекрасный день, в конце марта, нас отправили в Елец на отдых. Мы прилетели в Елец, там отдохнули, а потом дается команда – прибыть на аэродром Данков. Прибыли на аэродром Данков, где неожиданно меня вместе с группой летчиков перевели в соседний полк дивизии, 165-й ИАП, которым командовал подполковник Николай Васильевич Семенов. Второе известие было приятным: вдоль границы аэродрома мы увидели линейку новеньких самолетов Ла-5. Когда я сел в этот Ла-5, взлетел – совсем другая машина!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.