Театр графа Фуа

Дарья Ковалёва

Театр графа Фуа

Бесконечный лабиринт

Сначала был холод.

Он полз по коже, будто тонкие пальцы, оставляя после себя липкие следы сна. Затем – запах: сырость;старое дерево; вино, выдохшееся веками. Девушка распахнула глаза.

Потолок был высоким, сводчатым, затянутым трещинами, как сетью. Драпировки – цвета засохшей крови – висели неподвижно.

Она не знала – когда.

Она не знала, где.

Она знала лишь одно:

– Лорена… де Сансет.

Имя, как молитва, осталось на губах, будто ее последняя ниточка к самой себе.

Испуганный взгляд беспокойно скользил по затхлой комнате: углы, облепленные пылью и паутиной, громоздкая старинная мебель, плотные портьеры, намертво запечатавшие свет. Не разобрать… день сейчас властвует за окном или ночь? Противный скрип почти рассыпавшейся кровати, чудом державшейся на честном слове, заставил девушку нерешительно подняться на ноги.

Шаг. Второй. Третий… четвертый… пятый.

Дрожащие пальцы судорожно вцепились в выцветший, тяжелый бархат и отворили оконный проем. Лес. Бескрайний, непроглядный, он клубился тьмой. Такой мрачный и неприветливый, что внушил бы недоверие зрелому мужчине, не говоря уже о юной девушке, невесть как оказавшейся в этом гиблом месте.

Шестой шаг дался ей ценой неимоверных усилий. Половица под ногой взмолилась жалобным стоном, отозвавшись гулким эхом из чрева коридора – словно некто, таящийся за стенами комнаты, настороженно прислушался. Лорена замерла, вцепившись в шторы до побелевших костяшек пальцев. Сердце колотилось в груди исступлённо, его грохот, казалось, готов был выдать её затаившемуся наблюдателю.

– Кто я? – шепот сорвался с губ непроизвольно. – Почему я здесь?..

В ответ – лишь молчание, густое и зловещее. Только завывание ветра в далёких шпилях и едва уловимый запах, терпкий и въедливый – смесь плесени и… крови.

В углу темнело зеркало. Потускневшее, с серебряной рамкой, изъеденной неумолимым временем. И все же, когда Лорена взглянула в его глубину, её охватил не страх, но ошеломляющее недоверие.

Это было ее лицо. Но до странности чужое. Бледное, словно высеченное из мрамора. Под глазами залегли синие тени, как следы вечной бессонницы. Золотые волосы, спутанные и тяжёлые, ниспадали на плечи, словно она проспала не ночь, а целый век.

И вдруг… Скрип.

Где-то в недрах замка с лязгом захлопнулась дверь. Или, напротив, распахнулась?

Затаившись, Лорена съежилась, словно загнанный зверек, и пригнувшись, скользнула к кровати. Быстрым, крадущимся движением опустилась на колени, приподняла клочок потрепанной простыни… И стоило ее взгляду проникнуть в зияющую черноту подкроватного пространства, как ледяной, парализующий ужас сковал ее до кончиков пальцев.

Там, в пыльном полумраке, лежала она сама – с неестественно вывернутой шеей, в багровой луже собственной крови. Нет… Это и была Лорена. Рот распахнут в беззвучном крике, настолько широко, что, казалось, туда поместится кулак.

В кошмарном бреду, нет, хуже любого кошмара, тело ее отступило, ведомое лишь слепым ужасом. Пальцы заскользили по холодному полу, глухой удар – затылок коснулся острого края кровати, но боль не пронзила сознание. Лишь судорожное, прерывистое дыхание клокотало в горле.

"Это не я… не может быть, чтобы это была я…"

И все же…

Под кроватью, в неестественной позе застыла мертвая копия. Те же карие глаза, широко распахнутые в застывшем ужасе. Тот же изгиб губ, искаженный безмолвным криком. Те же руки, и одна из них, скрюченная в предсмертной судороге, сжимала жалкий клочок ткани, словно в последнюю секунду жизни отчаянно пыталась за что-то удержаться… или за кого-то.

Лорена попыталась закричать, но из пересохшего горла вырвался лишь хриплый стон. Мир вокруг поплыл, словно отражение в мутной воде, потревоженной брошенным камнем. Воздух сгустился, сдавил грудь. Пространство задохнулось в липком страхе.

А потом…

Воцарилась тишина.

И сквозь эту звенящую тишину пробился звук.

Медленный, тягучий, царапающий.Длинные, острые ногти скреблись с обратной стороны двери.

– Один – пробуждение девы… два – мольба о возвращении! – слова звенели в коридоре,детская считалка, пугающе беззаботная, оттого и страшная до дрожи. – Три – оборвется жизнь, четыре – госпожа снова откроет глаза! – голос сорвался на радостный визг. – Все верно!Все получилось!

Неторопливые шаги затихли у двери, и ручка начала поворачиваться. Очень-очень медленно.

Нарастающее волнение пронзило Лорену, заставляя кожу покрыться липким ознобом. Секунда тянулась, как вечность.

Раздался скрип, и дверной проем заполнила зловещая фигура.

Движения были неестественными, прерывистыми, словно каждое из них требовало огромных усилий, будто сама тьма боролась за право принять облик. Тяжело ступая, нечто приблизилось, и каждый его шаг отдавался гулким эхом.

Дергаясь в конвульсиях, тень внезапно застыла, устремив на Лорену лихорадочный взгляд своих желтых глаз, явно пытаясь отыскать в ее чертах что-то давно знакомое.

– Вы… вы изменились… Нет, это не вы! – в смятении он переминался с ноги на ногу, если бы пытался разорвать невидимые оковы. – Должна быть другой! Я так долго ждал! Рэй ждал! Хозяйка… хозяйка приказала мне ждать!

Затаив дыхание, Лорена, не отрывала взгляда от фигуры, двигавшейся к ней. Тень, приближаясь, обрела очертания иссохшего старика в безупречно скроенном черном фраке, с моноклем на золотой цепочке.

– Рэй служил! Рэй служил! Наградите Рэя, госпожа! – взмолился он, падая на колени и трепетно прикасаясь дрожащими руками к ее обнаженной стопе.

– Все выполнил! Наградите!

Резко выдернув ногу, девушка бросилась бежать в направлении коридора. Не понимая, куда несется, она стремилась лишь оказаться как можно дальше от этого создания, от его безумных глазниц.

Она неслась. Поворот. Ещё один. Темно. Дышать тяжело.

Извилистые темные переходы тянулись бесконечно, подобно змеям, уводя в неизвестность. Лорена озиралась по сторонам, взгляд хаотично скользил по стенам, каждый шаг отдавался гулким эхом, создавая жуткое ощущение присутствия кого-то еще. Но замок казался пустым – или ей только так казалось?

Звук ее шагов стих, когда она достигла очередного поворота. И внезапно – шелест. Лорена застыла на месте. Из стены проступила неясная, размытая фигура. Существо, истощенное и бледное, с непропорционально длинными конечностями и деформированным лицом, двигалось к ней, тяжело дыша.

Ноги еле успевали переставляться,Лорена сорвалась с места, а за спиной послышалось навязчивое тиканье, будто кто-то невидимый следил за каждым шагом. Она бежала все быстрее, но с каждой секундой ее преследовали новые видения, новые неизвестные существа.

На следующем повороте она неожиданно столкнулась со сгорбленной старухой, чьи дрожащие руки были вытянуты вперед, а глаза, светящиеся зловещим зеленым светом, смотрели на нее с презрением. Послышалось едва внятное бормотание:

– Они все одинаковы…

В ушах звенело, и она, не раздумывая, кинулась в следующий коридор.

С ужасом девушка осознала, что раз за разом возвращается в одну и ту же точку. Старик по имени Рэй, теперь стоял в дверном проеме и жутко ухмылялся, слишком широко и неестественно.

– Вы снова пришли ко мне, хозяйка? – его голос был странно гнусавым.

Не видя другого выхода, Лорена снова бросилась бежать.

Неважно, в каком направлении она движется, неважно, сколько поворотов она делает – проклятый замок не имеет конца. Это был лабиринт, замкнутый в самом себе, и ей не найти из него выхода.

Паника захлестнула.Здесь нет спасения. Она обречена блуждать по этим коридорам, зная, что никогда не покинет пределы этого замка. Существо Рэй, старуха, тень и прочие твари – все они являются частью этого кошмара.Грань между вымыслом и действительностью практически стерлась.Только бесконечные коридоры, которые она будет проходить снова и снова, навечно.

Схватившись за ледяную стену, Лорена остановилась, и медленно осела на пол, раздавленная беспомощностью. Перед глазами поплыли темные пятна, а в голове раздавались голоса – они окружали ее со всех сторон.

Разве не опрометчиво поступила глупышка, облокотившись на стену? Вряд ли кто-то будет спорить. Однако страх редко дружит с рассудком и элементарной логикой.

Выбор без выбора

– Все еще тут, госпожа? – знакомый голос Рэя прозвучал вновь. Его каркающий смех, донельзя скрипучий, казалось, исходил из самой стены. – Думаете, сможете уйти?

Попытка закричать не удалась, голос словно застрял в горле. Где бы она ни находилась, он был рядом, как тень, преследующая ее мысли. Сердце Лорены болезненно сжалось от ужаса, ноги затряслись. Снова бросилась бежать, но теперь её движения были беспорядочными и торопливыми. Коридор сужался, стены надвигались, как будто замок хотел поглотить ее заживо.

Неожиданно в дверном проеме возник силуэт. Красивая женщина – высокая фигура с ледяным взглядом оливковых глаз. В каждом ее движении чувствовалась скрытая, но жестокая уверенность, напоминающая танец, полный невысказанной угрозы. На ней было дивное платье цвета свежей крови, сотканное из кружев, украшений и шелковых лент. Темные волосы, собранные в строгую прическу, удерживал обруч, словно смиряя непокорные пряди.

– Еще одна? Да у него совсем нет границ! Мрут, как мухи! – произнесла женщина с таким презрением, что у Лорены по спине пробежали мурашки. – Что уставилась? Скоро тоже умрёшь… тут такие надолго не задерживаются. Слишком уж боязливая!

– Вы… вы живая? – пролепетала Лорена, её голос дрожал от страха. – Или…

– Если ты веришь, что в тебе теплится жизнь… то и я живая, – проговорила она с ухмылкой, демонстрируя свои острые зубы и облизывая их кончиком языка. – Глупенькая, но это даже забавно!

Сделав еще один шаг, женщина, с издевкой на лице, прикоснулась к подбородку Лорены. Та, сдерживая дрожь, плотно сжала губы.

– Когда-то и я была на твоем месте. Бежать или плакать – бесполезно. Единственное, что остается – покориться. Покориться и стать частью этого. Ты – всего лишь очередная кукла в его коллекции, такая же, как и мы. Понимаешь? Мы все здесь – его куклы. Тебе не выиграть, тебе не вырваться. Остается лишь страдать, как страдаем мы. Страдать и подчиняться ему, пока не кончатся силы. А после…

"После" – это будет финал.

Конец существованию. Слишком ужасно, чтобы даже вообразить. Но женщина не дала ей возможности обдумать это.

– Никто не выбирается отсюда живым.

Эти слова обжигали душу. Она не могла понять, как попала сюда, почему ее преследуют эти создания и что вообще происходит в этом проклятом месте.

– Его? Кто этот “он”?

Внезапно, весь пережитый ужас отступил.И красавица Лорена обнаружила себя на подмостках, в самом центре необъятного театрального зала. Приглушенный свет лился откуда-то сверху, точечно на окружая ее. На ней было одето длинное вечернее платье, богато украшенное изысканными деталями и мерцающими камнями.

Безумный, исполненный отчаяния взгляд обшарил пространство, но во всем огромном, пустом и сумрачном зале, на кресле в последнем ряду, она увидела лишь одного человека. Панический ужас парализовал ее, но она все равно двинулась вперед, будто какая-то незримая сила тянула за собой, заставляя делать шаг за шагом.

Мужчина медленно поднялся. Высокий, статный, и двигался с грацией хищника, готовящегося к нападению.

– Танцуй. – со смешком велел он.

Танец. Отчего именно танец? И как ей удасться танцевать, будучи в подобном состоянии? Пульс бешено колотился, а спутанные мысли хаотично метались в сознании.

Руки плавно взмывали вверх, а ноги, будто позабыв о страхе, откликались на ритм заданный невидимым дирижером. Она не понимала, как совершает эти па, плоть взаправду превратилась в куклу, а она сама стала лишь наблюдателем собственного ужаса.

Мужчина находился там, в полумраке, пристально глядя, оценивая. Ему было известно, что она не властна остановиться. Понимал, что ее страх – еще один инструмент в его власти. Лорена чувствовала, как дыхание сбивается, как не может прервать эту безумную пляску, это колдовство, его волю, подчиняющая с каждым движением.

Танец был утонченным, полным грации, но испуганная бедняжка ощущала, как каждое движение давит на неё, выворачивая душу наизнанку. Его взгляд, ледяной и полный зловещей иронии, пронзал насквозь.

– Лорена де Сансет, двигайся в танце! Танцуй, пока у тебя есть эта возможность! Пока еще не принадлежишь мне!

Неспешно он продвигался по проходу между креслами, заложив руки за спину. Синий фрак выгодно оттенял темные, ниспадающие волосы, собранные атласной лентой, и бесспорный благородный вид. Прямой нос, выраженные скулы, тонкие губы, светлая кожа и пронзительные темные глаза.

Щелчок его изящных пальцев обрушил Лорену на пол, она задыхалась и чувствовала нестерпимую жажду. Приподнявшись на локтях, увидела собственные пряди волос, лежащие прямо перед ней. Слишком длинные.

Щелчок его изящных пальцев,и девушка оказалась в темнице.

Сырая, зловонная и невыносимо отвратительная. Вопли из ближайших камер резали слух, все до единого женские, что делало их только нестерпимее. Свет факела, висящего на стене, проникал в каждый уголок, позволяя разглядеть заброшенные кости в углах и останки разлагающейся плоти бывшей узницы. Из её рта выполз червь, словно стремясь найти новую обитель после завершения осмотра нынешнего тела.

Несмотря на открывшуюся перед ней картину, наша милая Лорена не испытала ни страха, ни потрясения. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что подобное зрелище уже не в первый раз предстает перед ее глазами, и даже не во второй.

Потому девушка просто опустилась на корточки и, прижавшись лбом к мягким складкам своей юбки, издала лишь один глубокий вздох.

– Не сон ли это… – прошептали пересохшие губы, дрожащие в полумраке. – Или я безумна? Может, хвори жертва… угасла в лихорадке?

Раскатистый вопль, точно удар хлыста, заставил Лорену вздрогнуть. В ту же секунду у самой кромки массивной, окованной железом двери возник диковинный сосуд. Тяжелый графин из потемневшего золота, испещренный причудливой вязью потертостей, хранил на боку выгравированные инициалы: «Л. Ф.».

И могла бы Лорена долго гадать над именем таинственного владельца, но взгляд неотвратимо влекло к содержимому графина.

Алая, густая жидкость. Легкая дрожь пробежала по телу, но Лорена попыталась унять ее фальшивым самообладанием. Вино… не иначе. Однако, украдкой бросая взгляд на зловещий оттенок, она не решалась поверить в это. Медленно, словно крадучись, подползла ближе. Кончиком указательного пальца коснулась влажной поверхности, подняла руку и растёрла капли о большой палец. Кровь… Несомненно.

В горле застрял ком, но больше ужаса, чем алая жидкость, вызывало бешеное биение сердца, вызванное терпким, пьянящим ароматом. Неужели кровь может пахнуть так сладко, так притягательно? Прикусив губу, Лорена сглотнула и поймала себя на том, что жадно облизывает пальцы, утоляя странную жажду несколькими засохшими каплями.

Издав сдавленный крик, девушка отшатнулась, падая на локти, рвя тонкое кружево платья. Отползая, как раненый зверь, она уперлась спиной в шершавую стену, обхватила себя за плечи и, тяжело дыша, начала раскачиваться вперед и назад.

– Как проснуться… – сломленным голосом прошептала Лорена. – Как проснуться! Я хочу проснуться! Это кошмар… Это бред!

В ответ раздался оглушительный пинок в дверь. Эхо ударило в виски, и ладони инстинктивно закрыли уши.

– Госпожа! Вот и вы! – прозвучал гнусавый голос противного старика. – Вы уже вкусили свой ужин? Слабому организму нужно много питаться! Вы ведь сами мне так повторяли!

– Уйди! – в истерическом визге захлебывался Лореной воздух. – Уйди!

– Уйти-то уйду, – донеслось из замочной скважины скрипучее шептание. – Да вот хозяин велел за вашим питанием блюсти. А иначе накажет меня… Снова накажет. А Рэй не хочет наказания!

Зажмурившись, Лорена беззвучно молила о возвращении в реальность. Снова и снова. Но что есть шепот мольбы, когда этот кошмар и есть сама реальность?

– Отдохните хорошо! – процедил он, обнажив хищный оскал. – И поужинайте! Завтра репетиция, а реплик-то вам и не выдали… Ох уж этот хозяин, вечно на ходу сочиняет!

Бормоча что-то невнятное, Рэй растворился, оставив Лорену наедине с гнетущей тишиной. Медленно распахнув веки, она попыталась собрать воедино обрывки произошедшего и смысл слов старика.

Знала бы Лорена тогда, какая сцена разверзнется перед ней… Если бы испуг отступил, уступив место светлому разуму, она бы осушила графин до дна, не терзаясь угрызениями совести и не тратя время на пустые размышления.

Ведь актрисе театра Графа Фуа нужны недюжинные силы, чтобы удовлетворить ненасытное нутро режиссера, вечно алчущего вдохновения. К несчастью для Лорены и к нашей с вами зловещей потехе, Люций Фуа обладал поистине садистскими наклонностями и чудовищным представлением об истинном искусстве.

Песня перед приговором

– Наивность красит? – негромко произнес Люций Фуа, обращаясь скорее к стенам, чем к живым. – Нелепость мнимая! Наивность губит. Тащи ее в купальню.

– Х… хозяин… – пролепетал Рэй, голос дрожал, словно от старой лихорадки. – Спит же… спит! Заикой останется…

– Да есть ли мне дело, останется ли эта дрянь заикой?

И правда, не было никакого дела. Однако неосмотрительность Лорены его неописуемо раздражала. Да так сильно, что даже вкус свежей крови чистосердечного священника стал отдавать крайне странным послевкусием.

Грязь. Этот вкус въелся в память с того дня, когда мать, словно ненужную вещь, продала их с братом за краюху хлеба чужеземным дикарям. Семилетний Люций не понимал, что именно пленило этих взрослых мужчин в его пятилетнем братишке. Курносый носик, так непохожий на его собственный, и огромные, сияющие глаза невиданного оттенка. Позже, изъездив полмира, Люций научился бы описывать этот цвет – "живые льдинки", но тогда… Тогда брат казался ему скорее девочкой. Длинные, цвета спелой пшеницы волосы заплетались в косу, которую они перевязывали травинками. Вечно хихикающий, с широкой, обезоруживающей улыбкой.

– Вон! – рявкнул граф Фуа так, что отзвук пронесся до дальних коридоров, и слуги вздрогнули, сбившись с шага. – И нарядите эту грязную как следует! Надушить, отмыть, губы – алым, поярче! Бесполезные!

– Не гневайтесь, хозяин… – Рэй привычно сжался, закрывая голову руками. Он ждал удара – вазы, подушки, чего угодно. Но ничего не прилетело. Люций лишь тихо поставил бокал на бархатную подставку и выдохнул, как человек, пересиливший приступ.

– Хозяин… пташки… – осмелился напомнить Рэй.

– Пташки уже выгнаны на завтрак, – раздалось из-за двери. В покои с тяжелым дыханием валилась старая Элина, смотрительница графских актрис. Казалось, она служила ему сто лет – а может, и больше. В счетах и числах Фуа всегда путался.

– Верещат и верещат, – проворчала она. – Уши выворачивает! Так и манят глотку заткнуть яблоком… да поглубже! Или вовсе перерезать.

Глаза графа лениво скользнули по ее фигуре: приземистая, с мощным горбом, словно камень на шее. Седая копна коротких волос обрамляла лицо, изрытое глубокими морщинами – от глаз до уголков рта, и выше, к носу, как сеть трещин на старом фарфоре.

– Так и перерезала бы, – равнодушно отозвался Люций. – Толку от слов. Показательные казни – лучший воспитатель. Во веки веков.

«Что милой деве ни скажи,

Да горечь страха не уймешь,

И слезы станет горько лить,

Покуда в жизни – прок».

Сухие овации отскочили от стен, рожденные скупыми аплодисментами Рэя. Граф Фуа, услышав их, горделиво вскинул подбородок, и самодовольная улыбка расцвела на его лице, словно зимняя роза под лучами солнца. Он бы рукоплескал себе, не скупясь на восторг, хоть каждый день, но, увы, подобное самолюбование считалось непростительным моветоном.

Искаженные, будто вывернутые изнутри, тени волокли Лорену по каменному полу. Она очнулась на полпути – между сознанием и бездной – и сперва не поняла, где находится. Рычание и ворчание смешивались с приглушенным бормотанием. Светлые пряди волос цеплялись за каждый выступ, за каждый заусенец, вырываясь с отчаянной настойчивостью. Лорена, обнаженная и хрупкая, стискивала руками свое тело и с расширенными глазами безмолвно смотрела вперед – не сопротивляясь, не крича.

Стоило лишь повернуть голову, и ужас ожил: из-за решеток в каменной стене к ней тянулись десятки изломанных рук – тонких, костлявых, в черных пятнах и струпьях, – как у марионеток, давно забытых в сыром подвале.

Ее швырнули на мраморный пол – в центр гигантской купальни, где колонны вздымались, будто стволы мертвых деревьев, в затхлый, гулкий воздух. Лорена озиралась, не в силах вымолвить ни слова.

Перед ней стояли двое: старик во фраке, выцветшем от времени, и женщина в богатом, но неуместно юном платье, украшенном черными бусинами, как траурным жемчугом. Их взгляды были колюче-холодны, будто оценивали товар.

– Излишне плотная, – процедила старуха с брезгливым цоканьем, шагнув ближе. Она схватила Лорену за волосы и, не обращая внимания на глухие всхлипы, поволокла к массивной бадье. – И чем она могла заинтересовать этого мальчишку? В корове и то больше грации.

– А была ведь тощей, как и полагается утонченной деве, – насмешливо добавил старик, которого звали Рэй. – Хозяйка отлежала бока…

Лорена не понимала их слов, словно язык их был чужд и вязок, как сонный бред. Ее руки попытались ухватиться за край, но жилистые ладони уже вдавливали тело в ледяную воду. Ободранная кожа ноги вспорола край деревянной бадьи, и кровь, алая и живая, растеклась по зеркальной глади. Прежде чем она успела вдохнуть, ее окунули с головой.

– Какой прок мыть пленницу перед казнью? – сухо бросила старая Элина, наклоняясь над купелью. В руке ее была пузатая бутыль. Она вылила ароматное масло на макушку Лорены – густой золотистый поток соскальзывал по лбу, по ключицам, стекая до самого дна. – Только воду марать зря. – добавила она с досадой, как если бы говорила о посуде, а не о живом человеке.

Огромная сцена кишела красотками, точно рой испуганных бабочек, выловленных из ночи. Измученные, загнанные, они были вынуждены скрывать трепет под слоем кричащего грима, дабы не оскорбить взор режиссера. Каждая знала: не улыбнешься – голова слетит быстрее лепестка с розы. День за днем, кого-то секли розгами, кого-то хлестали плетью до первых петухов. Приближенные графа упивались девичьими криками, находя наслаждение в тщетных попытках отсрочить неминуемое.

В конце месяца избранные удостаивались чести предстать перед высшим светом Парижа. Леди и лорды обожали представления графа, снисходительно закрывая глаза на "особенности" его темной души. Что до простолюдинок, их судьба мало кого волновала.

Театральный зал встретил Лорену давящей тишиной, будто сам воздух застыл в предчувствии беды, боясь разбудить невидимого зверя, притаившегося в бархатной тьме лож. Сцена ослепляла показной роскошью: массивные колонны, кулисы из алого бархата, зеркальный паркет, затянутый дымкой ладана. Все было до тошноты вычурно, словно для приема самого кардинала. Но ни в партере, ни на балконах не было ни души. Лишь одна-единственная фигура маячила в полумраке ложи над сценой.

Люций Фуа, вальяжно откинувшись в кресле, держал в руке бокал с густой, алой жидкостью. Он медленно вращал его, зачарованно наблюдая за игрой света на поверхности, словно алхимик, любующийся движением крови. На его лице расцветала едва заметная улыбка, леденящая душу сильнее любого звериного оскала.

– Выступаешь третья, – прозвучал бесцветный голос Элины. – Лорена де Сансет.– уточнила она громче, чуть повернувшись к сцене.

Лорена, дрожащая после обжигающего холода купели, не сразу осознала, что ее толкают вперед. Тело не слушалось, ноги в шелковых туфельках на каблучке заплетались, лишь шелест ткани выдавал ее присутствие. Сердце колотилось как безумное, каждый удар отдавался в груди, в висках, в горле.

На сцене уже стояла девушка – высокая, светловолосая, с кожей цвета слоновой кости. Она слегка поклонилась, изящно склонив руки в драматическом жесте, и запела. Голос – звенящий, хрупкий, с тревогой, будто у канарейки перед грозой.

– Мой господин, вы – утро и мрак,

Во тьме – вы свет, а в свете – яд.

И сердце бьется, словно птица в клетке,

Меж страхом и надеждой, что несет рассвет.

Вы – дикий зверь, в шелках любви одетый,

И ангел падший, что отринул свет.