– Что за правило?
– Всегда доводи сны до конца. Я надеюсь, ты не думал, что просто убрать угрозу достаточно для того, чтобы твоя тушка снова провалилась в Подсон?
Она вновь подловила мои неоправданно завышенные амбиции в мире, который я только-только начал постигать. На лице застыла глупая, почти идиотская улыбка, которая выдала меня с потрохами.
Ещё один тяжёлый вздох.
– Ты должен создать условия, чтобы человек сам закончил сон. Как – ты уже знаешь. Даже в твоём собственном кошмаре с собаками я до последнего момента находилась по ту сторону комнаты. Стены обвалила тоже я.
– Но… Без шума? Без пыли и осколков? – я с недоумением уставился на всё такое же серьёзное лицо Таши.
– Комната – ровно такая же иллюзия, что и существо в балахоне. Стоило им дрогнуть под моим воздействием, как они рассыпались в тот самый дымок, который ты увидел чуть после того, как попытался поставить дверь на место.
Её слова точь-в-точь повторяли мои действия, что действительно шокировало меня. Сомневаться в её словах теперь уж точно не приходилось, но мне и без очевидных доказательств хотелось по-детски верить в нечто необычное, чем и являлся сейчас наш диалог.
– Как я понимаю, мне потребуется каждый раз буквально доводить человека до кровати, укутывать его в одеяло и целовать в лобик, желая спокойной ночи?
Она прыснула смехом.
– Не так радикально, но как только ты убедишься, что человеку не остаётся никаких вариантов, кроме как "завершить цикл сна" – можешь двигаться на выход. Пойми, что ты буквально вторгаешься в сознание другого человека. И чем безболезнее его сознание тебя "пережуёт", тем меньше вреда ты сможешь нанести человеку.
– Выход. А какой он – выход?
– Всё та же материя сна. Прогуляйся как можно дальше от развернувшейся во сне сцены и ты поймёшь, что ни присутствия другого человека, ни какого-либо сковывающего чувства больше не ощущаешь. В первые разы будет… Необычно. Но я уверена, что тебя это не остановит.
– Ты упомянула стресс. Прямо сейчас я чувствую себя почти расслабленно, несмотря на то, что один на один столкнулся с чем-то страшным и неизвестным.
– Далеко не всегда ты будешь встречать настолько очевидную угрозу. Иногда человека во сне окружает – и тем самым нагоняет ужас – пространство, а не конкретное чудище или человек. Достаточно часто будут встречаться страхи, которые пугают вас обоих. Сможешь ли ты побороть собственный страх вот так сразу? Думаю, что налети на тебя сейчас свора собак, то одним перспективным Сомнамбулистом стало бы меньше.
Ещё один факт, который я не продумал с самого начала. Сон – непредвиденная сторона человека, которая изменяется от того, насколько возбуждён или эмоционально напряжён был человек. Никогда не знаешь, с кем тебе на самом деле придется иметь дело.
– А если я захочу… Обезопасить себя? Других? Мне ведь потребуется оружие.
– Верно. И тут настаёт ещё один спорный вопрос. В целом, тебе достаточно сильных впечатлений, связанных с оружием, чтобы материализовать его во сне. Но с другой стороны работает реальная сторона наших с тобой снов. Ты не умеешь обращаться с оружием. Потому даже имея целый арсенал на руках ты совершенно очевидно либо не сможешь им воспользоваться, либо будешь настолько криво и плохо стрелять, что будешь представлять куда большую угрозу для самого себя, а не для рядового чудовища из ужастика, просмотренного на ночь глядя.
– Нужно реальное оружие…
– А ты ещё слишком молод для такового.
– То есть… И всё? Так просто закончится моя ещё даже неначавшаяся карьера?
– Всегда есть выход, если ты чего-то сильно хочешь. Ищи варианты, парень, а не надейся на воображение.
Таша замолчала и, не убирая рук от груди, развернулась и медленно побрела по пыльному захламлённому полу незаконченного небоскрёба, оставив меня наедине со своими мыслями.
– Стой! – крикнул я. – Может, хотя бы нож?
Она остановилась и я почувствовал её улыбку даже не видя лица.
– Попробуй. – кинула она за плечо и скрылась за одной из бетонных колонн, окончательно растворившись во сне.
– Здорово. – тихо сказал я и развёл руки в сторону.
Очевидно, от этого сна мне больше нечего взять. Таша ушла, значит быстро перейти в другой сон и спросить ещё о чём-нибудь уже не получится. Класс.
Находясь на заброшенной стройке я и не надеялся найти кровать и уж готов был расстелить несколько пустых мешков из-под цемента и улечься на них, как краем глаза зацепился за одну из комнат, в которой неприглядно горела маленькая лампадка. Заглянув в комнату я увидел вполне сносное место ночлега какого-то бродяги. Брезгливость не победила в этой битве – я улёгся на матрас в пятнах непонятного, но определённо биологического происхождения, как можно больше укрыв его рваным одеялом, которое больше походило на толстую простынь.
На этот раз никакого резкого рывка, как было в первый раз не произошло. По всей видимости, чем больше я контролирую сон, тем легче мне самому из него выйти. Матрас вместе со мной медленно просочился сквозь бетонный пол и я плавно поплыл по всё той же невозможной темноте, укутанный в плотный туман разрушающегося здания. Ниже и ниже, в холодную бездну того, что творится в моей голове. Вот он, Подсон. Резким порывом ветра, который взялся неизвестно откуда, одеяло накрыло меня с головой, но стоило мне его откинуть, как я увидел залитую светом собственную комнату и, в лёгком шоке, услышал голос матери, что звала на завтрак.
К такому явно надо привыкнуть. Выход из сна стал более лёгким, но не перестаёт шокировать тем, как он подстраивается под положение реального тела в пространстве. Казалось, что даже если бы я во сне упал на пол, то на выходе из сна какая-то неизвестная мне сила наверняка опрокинула бы меня наземь.
Усевшись за обеденный стол, мать поставила передо мной чашку зелёного чая и тарелку с омлетом и обжаренными томатами. Отстранив чашку с чаем, я поймал недовольный взгляд матери и подвинул её обратно.
– Джонни, что с тобой творится? – мягко спросила мать.
– Ничего. Всё как обычно. – соврал я.
– Ты думаешь обмануть маму? Человека, что в одиночку тебя с пелёнок растит?
– Мам…
– Я же вижу, что что-то в тебе поменялось. Спишь как-то… Необычно. Ворочаешься, бубнишь во сне. Тебя что-то тревожит?
– Ты смотрела за тем, как я сплю?
– Ты кричал. Я не могла просто взять и пройти мимо своего сына, что кричит на всю комнату. – сказала она и нежно взяла меня за руку. – Кошмары? Может, надо обра…
– Нет. Я в порядке. Просто приснился плохой сон. Всё.
Мать недоверчиво посмотрела мне в глаза и убрала руку.
– Понятно. С завтрашнего дня я ограничиваю твоё время провождения за компьютером. Хочешь не хочешь, но я уверена, что это всё из-за него.
– Мам!
– Не перечь матери! Не смей! Ради твоего же блага всё делается! – женщина перешла на так ненавистный мне крик.
– Ты не знаешь, что идёт мне во благо, а что во вред! – вот тут я перегнул, но сказанного не воротишь.
Мама затихла, округлив глаза. Я знаю, что значит этот взгляд и эта звенящая тишина, натянутая как струна. Совсем скоро она скажет…
– Заткнись.
– Мам… – попытался встрять я.
– ЗАТКНИСЬ! Щенок неблагодарный! Я горбачусь на работе, чтобы содержать сына в идеальных условиях, а он не то, что помощь оказать – даже "спасибо" не скажет!
Как обычно, противопоставить хоть что-то таким заявлениям было невозможно. Мать – непререкаемый авторитет, Джонни. Мать прожила жизнь, Джонни, она-то знает. Мать загнала тебя в ловушку опеки, Джонни, ты навсегда проиграл. Ты потерял самостоятельность, Джонни, будь добр подчиниться.
Не оставалось выбора, кроме как схватить первую попавшуюся куртку и выскочить на улицу, пока запретом для меня не стало и это. Перед дверями лифта я столкнулся с соседом по площадке, Стивом. Высокий, худощавый парень, что работал грузчиком на портовых складах. Ещё одна "рыба".
– Снова бежишь от матери? – с усмешкой спросил он.
– Типа того.
– Ты не пробовал… Ну, не знаю. Послушать её? Она же мать. Многое знает и всё такое.
– Я наслушался от неё всякого, Стив. И полезного во всём этом был только совет вырваться из-под родительского крыла, невзирая на трудности. Она так сказала, а потом мысленно укрыла меня вторым крылом, в очередной раз что-то запретив "для моего же блага".
Стив цыкнул и отвернулся.
– Не повезло.
– Не повезло… – подтвердил я.
Выскочив из дома я вновь отправился шарахаться по улицам, занимаясь своим любым делом. Хотя, я бы не назвал социализацию своим любым делом. Оно очень тяжёлое, слишком тяжёлое, чтобы называть его "любимым". К тому же местами страшное и опасное, потому я бы назвал его необходимым делом, а не любимым.
В этот раз я решил ограничиться в общении с людьми. Пока этого хватит. Мой внутренний уровень удовольствия и "поглаживаний" достаточно поднялся от такой звонкой пощёчины от собственной матери, так что к людям мой интерес заметно охладел. Я, тем не менее, продолжал смотреть за тем, как эти самые люди двигаются и взаимодействуют с окружающими. Нескончаемые беседы заполняли уши, помаленьку просачиваясь в пустую черепную коробку.
– Девочки и пиво, тачки, "бампера", море алкоголя и чуток "дерьма"… – шёпотом бубнил я себе под нос эту нелепую скороговорку, но могу поклясться, что кроме этих тем от парней моего возраста невозможно было услышать что-то ещё.
В одежде эти молодые люди также не были особенно оригинальны, в основе своей перенимая образ стереотипного "бэд боя", которых так любят "крошки" и "киски". Крошки и киски… Надо бы запомнить.
Я всецело мог бы отдаться социализации через интернет и всевозможные сайты, что заточены исключительно под это, но это был бы такой же лживый уровень, как и моё познание собственных снов. Какой толк от того, что я могу цитировать известных писателей и влиться в разговор о какой-нибудь известной мне теме, если людей, с которыми об этом можно поговорить, я даже не найду за стеной глуповатых и самовлюблённых парней и девушек, что укреплению собственного бицепса или ягодиц уделяют больше времени, чем расширению кругозора? Это слабое оправдание, знаю, но в моей голове оно занимает, увы, первое место. Куда больше и важнее, чем все слова псевдо экспертов. Попробовать? Нет, спасибо, хвататься за раскалённую кочергу больно с обеих сторон.
С другой стороны девушки… Спасибо матери Природе, я не родился уродом. Не могу сказать, что же во мне такого особенного, но девушкам я нравлюсь. Они обращают на меня внимание, смущают своими подмигиваниями, чем, несомненно, разжигают во мне осознание того, что я привлекателен и интересен. А моё смущение, лёгкое покраснение только сильнее притягивает ко мне отдельных личностей, которые просто тают от моей невинности. И смешно, и грустно, ведь невинность далеко не притворная, и чем раньше они это понимают, тем быстрее отстраняются. В результате мы лишь приходим к тому, с чего начинали – я притягиваю взгляды, но далеко с этими "взглядами" не ухожу.
Того же касается и мнение взрослых. Да, они замечают какую-никакую начитанность, вежливость и терпение, насильно вдолбленные в мой, тогда ещё, мягкий и податливый детский характер. А другого им, взрослым, и не надо. Отношений с "детьми", как многие из них называют любое лицо, недостигшее какого-то условного возраста, они не ищут, им комфортно и без них. Зачастую именно так они и остаются без друзей. Беззаботно обитают на одном и том же уровне, год за годом как бы перебрасывая нужных им людей поближе к себе. Когда очередной такой "нужный" становится как-либо неугоден им, или же просто не хочет перебрасываться, то от него также беззаботно отмахиваются, мол, "да и хрен с ним, прибежит, когда понадоблюсь". Так они и остаются одни, вот увидите.
Совсем уж не хватает рабочей обстановки. Той самой, когда граница между "ребёнок" и "взрослый" немного размывается, сглаживается. Разрыв, несомненно, присутствует, но такого пренебрежительного поведения, сдобренного хамством и наглостью, почти вседозволенностью, уже не бывает. Ты – один из них, ощутимо далёкий, мелкий, но часть коллектива. Потому и общение с тобой будет соответствующее. Но даже такого соответствующего поведения и общения мне было бы достаточно, потому как я точно знаю, что оно изменимо. Пластично, как и я сам. Вновь усевшись на ту же самую скамейку в парке, я отключился, совершенно забыв о том, что не принял с утра таблетки.
Лёгким толчком в плечо меня разбудил незнакомый мне мужчина. Галлюцинации, что вновь проявились после сна, дорисовали образу этого человека чёрный нимб над головой, но стоило мне зажмуриться, как нимб пропал.
– Парень, ты в порядке?
Окончательно осознав, где я нахожусь, я понял, что передо мной стоит полицейский, слегка озабоченно наблюдая за тем, как я прихожу в себя.
– Порядок? – ещё раз спросил он.
– Полный. Всё хорошо.
– Почему спишь на лавке в парке?
– Болезнь. Нарколепсия.
Очевидно, я смутил его своим ответом. Он чуть отстранился, взглядом прошёлся от головы до пят и, втянув несколько раз носом воздух рядом со мной, убедился в том, что я не пьян или не хапнул "весёлых колёс".
– Ну… Может, тебе нужна помощь? Отвести тебя домой?
– Нет-нет, мне лучше, дойду сам. Спасибо, что разбудили.
Он ещё несколько минут сверлил взглядом мою спину, наблюдая за тем, как я неспешно выхожу из парка, потягиваясь и стряхивая с себя остатки сна. Испугаться спящего человека… В моём мире это реально.
Под самый вечер я вернулся домой, позабыв уже об утренней ссоре, но снова вспомнил о ней, как только не увидел ни зарядного устройства для телефона и ноутбука, ни своего плеера. Я был лишён лучших из благ, которые хоть на минуту позволяли забыть о тяготах моего положения. Я мгновенно вскипел, но предчувствуя не то, что ссору, а целый скандал, я лишь ударил кулаком стену. Ничего не оставалось, кроме как лечь спать, потому как разговаривать с матерью не хотелось, а всю технику она лишила жизни и неизвестно, когда состоится воскрешение.
В эту ночь я решил опробовать то, что Таша назвала "выходом в Подсон". На момент я уже там оказался, теперь же предстояло там задержаться. Вспомнив её слова, я осторожно прошёл на кухню и вытащил из ящика кухонный нож, длинный и острый. Я толком не знал, куда попаду и с кем мне придется столкнуться, потому хоть какое-то средство защиты не лишним было держать при себе. Мне казалось, что уж с ножом я точно справлюсь. На худой конец воткнуть его в какую-либо часть тела своего неведомого врага я смогу.
Вход в сон всё чаще стал казаться мне настоящим водопадом, а не просто пропастью, в которое бренное тело проваливается с невероятной скоростью. Впервые я начал замечать отдельные детали, которые составляли этот мир: сам водопад, его холодную, почти ледяную воду, гору невероятной высоты, с которой этот водопад и несет бурные воды, далёкие и бескрайние земли. Но всё это было укутанно не то дымкой, не то густым тёмным туманом, а потому рассмотреть эти элементы хоть как-то лучше не удавалось.
Я вновь в самый последний момент оказался перед вертикальной стеной воды, но на этот раз я вошёл в неё сам, без помощи каких-то сил. Оказавшись на просторной лесной поляне, залитой солнечным светом, я понял, что кошмарами здесь и не пахнет. На меня из-за сотен толстых крепких сосен и берёз удивлённо и с интересом выглядывали косули и зайцы, которые, уже к моему удивлению, не спасались бегством, а наоборот подходили ближе и ближе. Стоило мне обернуться, как за моей спиной вырос достаточно высокий монумент, похожий на грубо обтесанный обелиск с нанесенными на него знаками и рунами. Всмотревшись я понял, что эти знаки были нанесены соком ягод, от монумента исходил приятный запах свежего хлеба, сена и едва уловимый аромат разных фруктов, в основном яблок.
Проведя рукой по камню я с удивлением отметил, что он сочится влагой. Холодная, но определённо ощутимая вода текла откуда-то с вершины монумента, хотя при более тщательном осмотре я не смог увидеть ни трещинки на этом необычном камне. Звери же, подобравшись ко мне уж очень близко, замерли на месте, как бы ожидая того, что я уйду в сторону или вообще спрячусь в лесу.
Дотронувшись до одной из косуль я понял, что материя сна и вправду уходит чуть дальше в лес. Стоило мне поднести руку к морде животного, как она несколько раз втянула воздух у моих пальцев, а затем облизала их.
– Я знаю, что ты за зверь. И знаю, чего ты ждёшь.
Я скрылся за одним из деревьев и немного понаблюдал за живностью. И мои догадки оказались верны: как только животные подошли совсем близко к монументу, из-под земли стали выбиваться совсем молодые стебельки и листочки самых разных трав и кустарников, мгновенно расцветая и насыщая будущие плоды магическими соками.
На момент мне показалось, что я нахожусь в одном из древних мифов, а камень этот – приманка для зверей, созданная охотниками, а может и вовсе не охотниками, а каким-нибудь лесным духом, что оберегает животных от голодной смерти. Ни одного хищника я не встретил ни глазом, ни во время короткой прогулки вдоль едва заметной вытоптанной дорожки. Лес был словно пропитан какой-то неестественностью, солнечным светом и запахом, который был уж слишком сильным. Как бы далеко я не отошёл от таинственного камня, но притягательный даже для человека запах не покидал меня и не становился слабее, а наоборот только усиливался, в очередной раз подкрепляя мои догадки.
Мне всегда казалось, что сны – это только отражение человека, перенос всех его переживаний и эмоциональных встрясок в более гротескный, ни на что не похожий павильон для съёмок фильма. И каждая сцена, обезображенная фантазией, служила для того, чтобы собрать этот пучок из непереваренных мыслей и выбросить на помойку, сделать то, что в реальном мире просто невозможно сделать. Вы ведь не станете угрожать смертью вашему обидчику в реальной жизни, или не будете так уж храбро лезть на рожон, когда против вас стоит десяток крепких парней, правда? Но этот лесной пейзаж, спокойный и умиротворённый, никак не походил на моё состояние. На сердце было гадко от недавней ссоры с матерью, голова постоянно пухла от всё более и более невероятных событий, но лес в моей голове не был затронут – здесь не происходило ничего из того, что напоминало бы мне о ссоре, о диких снах, о Таше, об оживших демонах моей души. Мир и благодать.
Перейдя ту самую границу, что отделяла меня от выхода в Подсон, я, к собственному удивлению, не оказался сразу в холодной темноте и туманном мире грёз. Я ещё достаточно долго шёл по тихому лесу, где даже птица боялась проронить хоть звук. И, наверное, будь я менее подготовлен к этому своеобразному походу, то эта давящая тишина определённо меня напугала бы. В какой-то момент я заметил, что даже мои шаги по земле, буквально усыпанной мелкими сухими ветками, иголками и шишками, остаются беззвучными. Шорох листьев берёзы, что издавали косули, пробираясь поближе к камню-приманке, был отчётливо слышен за долго до того, как я смог увидеть зверей своими глазами. Теперь же уши будто заложило, складывалось впечатление, что я сейчас находился под водой. Попытки закричать или сказать хоть слово также не увенчались успехом – я чувствовал руками, что рот открывается и двигается, но звуков по-прежнему не было.
Совсем скоро после этого открытия я, наконец, стал замечать сгущающуся темноту. Лес становился темнее и темнее, но это никоим образом не отразилось на тропинке, словно подсвеченной невидимым фонарём. Отдельные деревья стали пропадать из виду, где-то они срастались в одно, а где-то скрылись в тумане и мороке лишь на половину. Когда от последнего дерева не осталось и следа, я понял, что выбрался из собственного сна. Вот он – Подсон. А длительный поход по лесу был ни чем иным, как ожиданием того, когда же закончится первый сон.
Если верить Таше – а поводов не верить ей я не нашёл – меня должно было что-то впечатлить. Но пока куда больше впечатления на меня произвёл мой первый выход из сна, когда я впервые столкнулся с этой всепоглощающей тьмой и лёгкой дымкой, веющей непонятным, почти скорбным холодом. Я брёл и брёл в густой мгле, по щиколотку утопленный в не менее густую дымку, но ощущал себя так, будто на меня светит прожектор словно в театре. Ни единого материализованного предмета, ни каких-либо погодных условий. Я попросту находился в Нигде. И совсем скоро это Нигде закончилось.
Я внезапно почувствовал дрожь. Тонкую вибрацию, разливающуся по всему телу. Ни с чем не сравнимое чувство сначала испугало меня, а потом заставило задуматься. Таша говорила, что моё сравнений с поездом было уместным и вполне точным…
Я понял, что вибрирует материя сна. А раз вибрирую и я сам, то прямо сейчас, как мне кажется, на меня несётся очередной сон. Может и не несётся, а плавно нарастает, укомплектовываясь на ходу предметами интерьера, людьми, погодой, сценарием будущего повествования. Вибрация становилась сильнее, я уже с трудом мог устоять на ногах. Паника стала застилать глаза – чёрт возьми, а как мне попасть в сон другого человека?! Ничего лучше, кроме как бежать вперёд, я не придумал. Освещаемый прожектором несуществующего театра, я в страхе думал о совсем уж бредовых вещах. Мол, будь в этом несуществующем театре аншлаг, то зрители уж точно не пожалели бы о потраченных деньгах и не поскупились на бурные овации в конце выступления – такого живого актёра, каким сейчас был я, они бы в жизни не отыскали.
Я уже порядком устал петлять по этой подсвеченной дорожке, подгоняемый диким чувством страха перед неудачей. Нет, должен же быть выход отсюда, кроме как попасть обратно в сон! Чёрт тебя возьми, Таша, вместе с твоими загадками! Совсем отчаявшись прибежать хоть куда-то, я остановился на месте для того, чтобы перевести дыхание. Лёгкие жгло как жгло бы в реальном мире, ноги подгибались от усталости, по шее текли вполне реальные капли пота. Каждый мой выдох сопровождался облачком пара, будто я находился посреди заледеневшего озера в лютую стужу.
Вновь почувствовав сильную вибрацию, я оглянулся и заметил, как необычайно сильной метелью на меня несётся чудовищное нечто, словно лавина заключившее в себе целый мир. Оно было похоже одновременно и на снежный ком, и на дикую бурю, что скрывает в своих волнах потопленные корабли и куски снесённых домов. Это был сон, и от его неестественного облика становилось неописуемо страшно. И хоть я понимал, что скорее всего, настигни он меня, я просто очнулся бы в новом окружении, подстать тому, что нёс в себе сон, но даже такой исход не радовал – я действительно вырвался за пределы собственного сна и оказался в Подсне, но вот что делать с этим? Куда двигаться дальше? В голову пришёл наш утренний короткий разговор со Стивом и я мысленно повторил его окончание.
– Не повезло… Видимо, придёт…
Внезапно, я почувствовал холодную воду под ногами. Опешив, я шагнул вперёд и услышал плеск воды от моих шагов. Сделав ещё несколько движений вперёд, я почти радостно вскрикнул. Есть! Что-то происходит! Я побежал по водной глади в надежде на то, что совсем скоро передо мной появится та самая стена воды, что уже дважды впускала меня в мои собственные сны. Пробежка оказалась чрезвычайно короткой – сделав всего несколько шагов меня схватила за ногу не то ветка, не то неестественно твёрдая рука, похожая на сдутую руку надувной куклы. Секундный полёт – и я всем телом с громким всплеском влетаю в воду, вылетая уже в совершенно незнакомом мне месте.
Часть третья. Дети и кошмары.
Глава 5. "Оно ведь нереальное?"
– Нет, серьёзно, у тебя слишком уж бурная фантазия! – сказал Митч, вытирая рукавом белой рубашки рот.
– И правда, Джонни. – подтвердила мать.
– Не знаю, может оно и так.
– А почему именно вода? Тут водопад, там стена воды…
– Ой! По моей вине он чуть было не утоп в реке. Ты же знаешь Доуб-ривер, Митчелл? Так вот, такая нелепая история… – и мать снова предалась воспоминаниям былых лет.
"Доуб-ривер – жила страны! Бежит подальше к югу, а с ней беги и ты!". Мудрая поговорка тех, кто так и сделал. Где они, что с ними – а чёрт их знает, по крайней мере, они не в душном Ньюберч-порте. Мне даже в голову не пришло связать эту ставшую почти трагедией ситуацию с моими видениями в снах. Видимо, совсем не зря ходили легенды, будто сон – крайняя точка перед смертью. Водный простор чуть не убил меня, семилетнего ребёнка, а потому навечно закрепился в моём сознании, как ворота в переходный мир, что так сильно граничит со смертью.
Именно смертью мне и показался очередной переход между снами. Костлявая рука Жнеца устроила мне подлость подстать самому дьяволу, что таким безбожным образом решил забрать мою душу. Если бы от страха действительно седели, как ходят байки, то прямо сейчас моя голова была бы снежно-белого цвета, как у моей покойной бабушки.
Новый сон, однако, оказался не моим. Я оказался в просторной комнате, размерами с мою гостиную, достаточно неплохо обставленную мебелью. Широкий диван в стиле модерн растянулся по правой стене, прямо напротив широченного плазменного телевизора, висящего на стене. Несколько высоких бело-чёрных комодов всё в том же современном стиле обрамляли телевизор по бокам. На полу – белый ковёр с длинным ворсом, на нём стеклянный низкий столик с несколькими кружками и кипой журналов самого разного толка: для садоводов, для механиков, для любителей автомобилей, кулинарные и, как ни странно, порнушка. В углу валялись несколько кресел-мешков, на стене рядом с дверью висела электрогитара и сносное оборудование к ней, включая весь светящийся неоновым светом компьютер и синтезатор. Синтезатор…
