Синие туманы

Боудар хмыкнул и не ответил.

– Дружина захотела войти в курган вместе с ним, так они были ему преданы. Пишут, что для них был сложен отдельный, огромный как дом, погребальный костёр и воины просто вошли в него. Их прах здесь, но никто не знает, где был захоронен прах Харрана. Говорят, его развеяли по всей Арракаде, чтоб удача аракса сохранилась в мире.

– Нет. И они не взошли на костёр живыми. Они все погибли в бою.

– Откуда ты знаешь?

– Видел.

Радан помолчал ещё. Они поднимались по зелёному склону. Троп здесь не было – всё покрывали трава и цветы. Замшелые валуны показывали солнцу серые бока. Тёплый ветер доносил крик канюка с неба и запахи летних трав, легко трогал волосы.

– Почему пишут, что его до смерти сопровождала удача, если они все погибли в бою?

– Это была последняя удача.

– Я не понимаю тебя.

– Он схлестнулся с другим Арракадом.

Радан даже остановился.

– Нигде в хрониках об этом ничего нет.

Боудар тоже остановился и повернулся к племяннику.

– Я знаю. Жрецы, которые их писали, были не очень умны. Они посчитали, что эта недостойная история будет порочить семью. Я чувствовал там неправду и пошёл снить, а потом нашёл подтверждения в одном малоизвестном источнике. Я был ещё очень молод и не понял значения произошедшего тогда. Думал, это просто распря. Но коридоры, которые открыла бы для нашего мира победа Харрана… Мы не хотели бы жить в таком мире. То, что он проиграл и был убит – огромная удача.

Радан смотрел на него широко открытыми глазами.

– Почему мы сейчас здесь, арес?

– Потому что время ходит по кругу, парень.

Боудар отвернулся и продолжил подъём. Он остановился на вершине и дождался племянника. Взгляду открылся высокий курган и кромлех за ним. На камнях перечислены подвиги Харрана и его дружины, но ничего об их смерти. Насыпь, хоть и просела за многие годы, всё ещё была одной из самых высоких в Краю ушедших. Местный кромлех был излюбленным местом поединков, и считалось, что здесь, под присмотром именно этих духов умерших, всегда бывает чистая победа.

Арес обошёл курган, пересёк ряд менгиров и остановился около небольшого, вросшего в землю валуна, на котором сбоку, криво и не очень аккуратно был выбит единственный древний знак, обозначающий то ли ошибку, то ли неудачу. И больше ничего: ни надписи, ни имени.

– Что это? – спросил Радан. Не успел Боудар ответить, как они услышали шаги в траве на склоне позади себя и обернулись. Жрица в тёмно-синем платье и сером плаще подошла и встала около них.

– Аракс Харран Арракад лежит здесь, и это итог его жизни, – сказала Атари. – То ли боги, то ли сам мир позаботились о том, чтоб он не перечеркнул деяний своей жизни, не сделал их бессмысленными в итоге. Мы помним и ценим то, что он сделал для нас, а камни хранят память о том, что не сделал.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Боудар.

– Пришла на ту же встречу, что и ты, мой арес, – она слегка склонила голову. – Удивлена твоим чутьём.

Атари смотрела на брата. У них были очень схожие лица с высокими скулами и упрямым подбородком, ярко-голубые глаза достались обоим от отца. Радан был светловолос и на полголовы выше, но Атари держалась очень прямо и казалась значимее и старше своих лет.

Воевода сощурился, сложил руки на груди и спросил:

– Ты пришла уложить в могилы тех, что встали из них по зову богов?

– Я не могу этого сделать. Верховный жрец мог бы, но не станет. Он служит тем, кто поднял их.

– Я думал, вы служите Арракаде.

– Опасные слова в таком месте в такой день. Ты знаешь, что жрецы Синевы служат только богам Арракады, но нет никакой разницы между интересами богов, интересами жрецов и интересами людей.

Боудар пнул валун, около которого они стояли, носком сапога:

– Он сказал бы иначе.

Атари попятилась.

– Расскажи своему брату то, что вы вымарали из хроник. И почему вы это сделали, судя по всему продолжая передавать правду друг другу устно. С кем и почему сражался Харран Арракад? Кто был тому виной? А может призовём самого Харрана и пусть он расскажет? Думаю, сегодня прекрасный день для этого – годовщина его смерти, правда?

Жрица опустила голову. Радан примирительно поднял руки и сказал:

– Я был бы очень благодарен, если бы мне кто-нибудь объяснил о чём вы говорите. Меня готовили стать араксом, и тем не менее похоже, что я понятия не имею об очень важной странице истории нашей семьи.

– Сейчас я покажу тебе почему, парень. Атари, ты можешь призвать дух Харрана, чтобы говорить с ним?

– Могу.

– Сделаешь ли ты это для меня?

– Нет, мой арес, – она сверкнула на него глазами из-под нахмуренных бровей.

Его лицо стало деланно-удивлённым.

– Ты отказываешься выполнить мой приказ?

– Ты знаешь, что я не могу подчиниться, потому что это прямо запрещено внутренним жреческим законом.

– Даже если я попрошу об этом не из прихоти, а потому что мне и моему миру нужна помощь? Что скажешь, Атари Арракад? Или мне больше не называть тебя так?

– Мы отказываемся от имени семьи, и это тоже не тайна.

– Хорошо, Атари-без-семьи. Значит, сейчас ты пришла сюда не помочь мне, а помешать, ведь ты знала, что я буду здесь. Для этого тебя отправили?

Лицо Атари покрылось красными пятнами. Радан хмуро смотрел на сестру.

– Это правда, Атари?

– Я пришла соблюсти интересы мёртвых и жрецов Синевы и оказать посильную помощь аресу.

– Дозволенную помощь? – напирал Радан.

– Ту, которую я вправе оказать.

Боудар смотрел на племянницу, которую сам учил сражаться и ездить верхом.

– Что ж, ты приняла решение, Атари. Я не понимал его тогда и не понимаю сейчас, но это твоё решение. А теперь уходи и передай этому старому грибу Во́лдану, что было хитро отправить именно тебя, но следующего, кого он пришлёт вставлять мне палки в колёса, я убью. Даже если это будет он сам.

– Я передам твои слова верховному жрецу, арес, – жрица поклонилась и, не взглянув на брата, быстро ушла вниз по склону. Через минуту в сторону храма глухо застучали копыта её лошади.

* * *

Радан готовил обращение к памяти умершего, как это делают маги. Чертил знаки на земле, собирал энергию в кристаллы и ставил их в нужные точки, читал заклинания. Взять с собой свою походную сумку с магическими предметами было хорошей идеей.

Боудар стоял в стороне, прислонившись плечом к менгиру, и наблюдал. Радан объяснил ему, что отличие от жреческого воззвания состоит в том, что маг воздействует непосредственно на пространство, истончая границу миров и удерживая это истончение локализованно на могиле умершего. Таким образом, всё действо больше похоже на чтение знаков и просмотр воспоминаний, а не на разговор. Жрец же может призвать дух и беседовать с ним.

Когда он закончил, солнце уже клонилось к закату. Длинные тени кромлеха легли на курган.

– Я готов, арес. Я постарался отделить те воспоминания, что могут быть нам полезны, но это всегда очень сложно из-за личного восприятия человеком своей жизни.

– Хорошо. Начинай.

Радан поднял руки и звучно произнёс формулу. Его голос гас между холмами, но Боудар ощутил, как пространство изменилось, и увидел тонкую дрожащую пелену над могилой аракса. Он оттолкнулся плечом от камня, подошёл ближе и заглянул в это марево.

Перед ними проплывали в обратном порядке ожившие воспоминания Харрана Арракада. Летящее в лицо копьё явно было самым последним. Яростное сражение, попадание в засаду. Разговор с высоким худощавым жрецом и получение благословения. Спор с другими жрецами, и тут же Харран убивает их своей рукой. Ссора с молодым мужчиной, сероглазым и одетым в доспех Арракада. Поддержка его воинов, обращённые к нему восхищённые лица тех, кто в него верил и был бесконечно предан. Снова бой, уже с чужаками, Харран сражается просто невероятно – Боудар даже недоверчиво покачал головой. Он быстр, яростен и как будто не встречает сопротивления. И снова разговор с тем же жрецом где-то в тихом закутке нового празднично украшенного храма. Вот Харран стоит у алтаря в этом храме, ис потолка на него проливается слепящий белый свет, за его спиной тот же высокий жрец. Снова этот высокий жрец, убеждающий в чём-то аракса: его глаза горят, он говорит долго и вдохновенно. Вот они вдвоём у Каменного Копья – жрец призывает тот же белый свет и он входит в аракса. Харран сначала замирает, будто не может пошевелиться, потом неуклюже начинает двигаться. Снова сражение с чужаками, но более молодой аракс – явно просто талантливый воин с яркой харизмой, горящий вдохновением битвы. Картинки будто начали наезжать одна на другую, скомкались и превратились просто в подвижную рябь.

Боудар смотрел в угасающее марево будто зачарованный. Вплетал в увиденное воспоминания о том, что видел во сне в молодости. Вот что вызвало такие перемены в судьбе великого аракса, героя своего народа. Вот почему коридор, который последовал бы за его победой, был таким чуждым – там больше не было Арракадов. Их место заняло что-то иное, что жрец и аракс впустили в мир.

Арес обернулся к Радану. Тот сидел на камне и быстро царапал на чистых листах.

– Что ты делаешь? – удивился воевода.

– Записываю все подробности и, главное, порядок воспоминаний, потому что свойство нашей памяти таково, что всё перепутается, – пробормотал парень, не отрываясь от дела.

* * *

Они сидели на шершавом, ещё теплом, камне, жевали пирог, который Радан прихватил, пробегая через кухню в замке, и смотрели на красноватый круг солнца, закатывающийся за горизонт.

– Что ты видел тогда во сне, арес, что это пришлось вымарывать из хроник?

– Ссору, а потом поединок между мужчинами правящей семьи. Би́рран Арракад вызвал своего дядю Харрана, уже много лет бывшего араксом. Дело было не в троне. Из того, что я увидел: Харран попал под сильное влияние жрецов Синевы, а они тогда играли более заметную роль в обществе, чем сейчас. Думаю, после того они и удалились в долину, их отстранили от любых решений и оставили им только служение и ритуалы.

– Чем закончился поединок?

– Харран ранил племянника и уехал, тот выжил. Поединки между Арракадами случались и раньше, ты знаешь. Дело не в этом, а в том, что произошло после. Они разделили народ – за каждым последовали верные ему люди. Это был единственный известный мне раз, когда Арракады пошли на такое. Видимо, Бирран считал, что дело дрянь и выхода нет. Устроив вместе с верными людьми засаду на аракса и его людей, перебили их всех до единого, а потом убили верховного жреца Ле́укара. Жреца изрубили на части и бросили в реку на поживу рыбам, значит, его считали главным виновником. Харрана похоронили как труса или глупца. Его дружине оказали честь за верность араксу и сложили погребальный костёр. Оставшиеся жрецы придумали легенду и записали её в хроники, им не стали мешать. Бирран стал воеводой и умер в глубокой старости.

– Почему ты никому не рассказал?

– Я был молод и ещё не был аресом. Но было кое-что, что меня царапало в этой истории. Он победил племянника, но оставил в живых, хотя их разногласия были непримиримыми. Это неразумно для правителя. У меня тогда уже были поединки, и я убил каждого, с кем сражался, хотя причины были не так серьёзны. Но я не ощущал в себе неправоты – всё было честно и по обоюдному решению. А вот в Харране я её ощутил, эту червоточину. И он сам знал это. Поэтому он не убил племянника, хотя мог. Как будто оставил парню шанс спасти мир от себя. Это было выше моего понимания тогда, и я не стал распространятся о том, что узнал.

– А что было в том коридоре, который ты упоминал? После победы Харрана, если бы она была.

Боудар смотрел на кромлех, тонущий в вечерних тенях. Вокруг них сгущались сумерки, оглушительный стрекот сверчков разбавляли красивые трели ночной птицы из пихтовой рощи на соседнем холме. Он любил это место, его тишину и задумчивость, ту память, что хранилась здесь в самой земле. Сколько она растворила костей его предков, сколько впитала крови поединщиков, его крови в том числе. Всё это витало здесь в пространстве, только сумей ощутить.

– Здесь я победил в первом поединке. Мне было девятнадцать, и ещё месяц я не имел права сражаться как мужчина, до двадцати лет. Но меня вызвал воин, которому было больше тридцати, и я посчитал себя в праве ответить, ведь я больше рисковал. Дело было в женщине. Она обозвала нас глупцами и сказала, что не выбирает ни одного из нас, потому что глупец ей не нужен, – Боудар рассмеялся. – Так и вышло, она больше не обращала на меня внимания. И я не мог упрекнуть её, ведь она меня предупреждала. Она была замечательной воительницей и женщиной, – он тепло улыбнулся воспоминаниям. – Я уважал её решение и не настаивал.

Боудар помолчал ещё. Посерьёзнел и продолжил.

– Каждый из нас волен выбирать и получить последствия. Мы принимаем жизнь такой, какая она есть, и смело смотрим ей в лицо. Свободно любим и свободно умираем. Я видел жителей многих миров и никто из них не мог сравниться с нами, хоть я и могу быть несправедлив, ведь люблю Арракаду всем собой. В том другом коридоре у нас этого не было. Люди были мелкими и трусливыми, они спрашивали у жрецов, что им можно, а что нельзя, и не уважали друг друга. Они боялись любви и боялись смерти, ненавидели её. Это обескуражило меня. Ведь Харран не был таким. Как его победа могла так изувечить мой мир? Этих сильных красивых людей?

Радан поёжился. Вечерний холодок забирался под одежду, но ему стало неуютно не от этого. Вспомнилось ощущение пьянящей силы и возможностей, с которым столкнулся у Копья. Ведь он был решительно настроен продолжить взаимодействие и исследование. Даже сейчас сомневался. Что дурного могла нести в себе чистая сила? Маг использует её по своей воле, а он в жизни мухи не обидел. Даже в поединках не участвовал и уж точно не убивал людей в столь раннем возрасте, как арес. Сколько можно исследовать, сколько нового освоить!

"Время ходит по кругу, парень", – вдруг вспомнилось ему. Дядя сражается в поединке с племянником. "Я убил каждого, с кем сражался". Юноша вздрогнул и поднял глаза на Боудара. Тот полулежал на камне, опершись на локоть, и смотрел на первые звёзды, думая о своём, его поза была кошачье-расслабленной, но в этой расслабленности было больше угрозы, чем в боевой стойке. Радан знал цену этой видимой непринуждённости, он вырос среди воинов. Ему стало не по себе и он невольно отодвинулся, хотя не знал за собой никакой вины.

В сердце начал закипать гнев, и молодой маг с удивлением наблюдал за собой и своими мыслями. Почему я должен подчиниться ему? Он мало что смыслит в магии и не понимает ценности того, что я обнаружил. Неограниченная телепортация, высочайшая эффективность и точность заклинаний, неисчерпаемый ресурс. Сколь великой может стать Арракада! Или хотя бы её маги. Воины со своими бесконечными тренировками и ограниченными возможностями станут не нужны, все смогут жить спокойно и мирно под сенью беспредельной магической силы. Ни один чужак не посмеет нарушить наших границ. Если бы арес только смог понять! Не зря мир не выбрал его араксом. Нужно поговорить с матерью, может она поймёт. А Боудар… наверное, я мог бы победить его с помощью магии, особенно если снова взять силу у той сущности в Копье. Ведь она чуть не убила его. Не вызывать на поединок – что за глупости! – просто убить без предупреждения.

Радана будто обожгло. Он вскочил и пробежал по траве туда и обратно, пытаясь прогнать ужасные мысли движением, сбросить их с себя, как горящую одежду.

– Что с тобой? – арес спрыгнул с камня и удивлённо наблюдал за парнем.

Тот остановился, отдышался и ответил страдальчески:

– Я хочу поговорить с матерью.

Боудар вглядывался в его лицо, а юноша всем собой чувствовал, что детство закончилось. Теперь он несёт всю полноту ответственности за свои решения и поблажек не будет. Человек перед ним больше не был его дядей, пестовавшим маленького племянника, от него исходила неясная угроза. Радану хотелось спрятать свои мысли и чувства подальше, потому что арес был непредсказуем и безжалостен, а ему сейчас нечем парировать. Что-то изменилось за последнее время в нём и в мире для него, и он ещё не понял что, а так не хватало времени просто побыть в одиночестве и поразмышлять.

– Радан! – Боудар взял его за плечи и крепко встряхнул.

Молодой Арракад остановился и вдруг почувствовал ногами землю. Его окружил прохладный воздух, запахи, звуки, твёрдые руки на плечах, совсем нестрашные серые глаза перед лицом. Он был дома, в привычной безопасности, и никто не собирался его убивать. Юноша ухватился за эти ощущения и очнулся окончательно.

– Ты был как будто не в себе. Что с тобой?

– Да. Какое-то наваждение, – Радан потёр ладонями лицо.

– Поехали в замок. Ты в порядке? Можешь ехать?

– Да. Поехали. Там разберёмся.

Глава 4

Ки́рпи вытирала в конюшне своего коня, вспотевшего от бешеной скачки. Она всегда делала это сама: расчёсывала его, насыпала корм и поила. Конюхи только подавали всё, что она просила. Конь был редкой масти – весь золотистый с сияющей гривой, крепкий и норовистый красавец. Кирпи, не усложняя, звала его Золотком и говорила, что это единственный мужчина, которого она захотела удержать в своей жизни. Он отвечал ей взаимностью и выносил хозяйку из всех передряг целой и невредимой.

Она закончила, погладила коня, поцеловала в нос, приняла его тёплый вздох и тычок лбом и вышла во двор казармы.

Сумерки уже спустились на город, вечерние занятия подходили к концу и молодые гвардейцы стягивались к арсеналу, а потом в бани. Рыжая воительница лениво наблюдала за ними, облокотившись на каменную ограду. Она много лет ходила в личном отряде ареса, а значит, была лучшей из лучших. Эти молодцы могли удивить разве что своей ещё юношеской неуклюжестью. Её подруга Ва́ла учила здесь будущих копьеносцев гвардии ареса, и Кирпи ждала, чтобы вместе пойти ужинать в общий зал замка.

Один из парней привлёк её внимание. Он не был очень высоким или самым красивым. Обычный крепко сложенный широкоплечий малый, узкобёдрый и длинноногий, которых так много рождала Арракада. Но он двигался как прирождённый воин, стремительно и гибко, и заразительно громко хохотал о чём-то с друзьями. Повадки юноши живо напомнили ей кое-кого, и Кирпи даже задумалась, кем мог быть его отец.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.