Тайны Верхней Полянки

– Здрасте, тётя Алла, давно не виделись. – Алексей натянуто улыбнулся.

– Ну, проходите, – хозяйка отошла в глубь квартиры и махнула им рукой. – Привет, Лариска, – небрежно бросила она, едва взглянув на Ларису.

Они вошли в квартиру. Алла Валентиновна явно часто выпивала, но старалась скрывать это. В комнатах чувствовался запах алкоголя, перемешанный с дешёвыми освежителями воздуха. Квартира была завалена разным барахлом – декоративные подушки, статуэтки, дешёвые пледы из маркетплейсов. Всё это должно было бы создавать уют, но выглядело небрежно и бессмысленно, как хаотичная свалка из вещей, которые никто не использовал.

– Садитесь, – тётя Алла опустилась в продавленное кресло, закинув ногу на ногу. Она указала на диван, обитый старым замшевым материалом, протёртым до дыр.

Лариса села первой, Алексей устроился рядом, чувствуя, как диван прогибается под его весом.

– Теть Ал, – начала Лариса, стараясь говорить мягко, – мы бы хотели спросить… Вы обращались в полицию насчёт Эллы? Ну, что она пропала.

– В полицию? – Алла Валентиновна рассмеялась грубым, почти каркающим смехом. – Вот ещё беспокоить занятых людей таким пустяком! Она же всегда так делает – пропадёт на месяц или два, потом прибежит, как побитая собака: «Мама, дай денег». – Алла состроила гримасу, неприятно и грубо пародируя голос дочери.

– Но она же даже не выходит на связь, – возразил Алексей, нахмурившись. – В соцсетях её нет, хотя раньше она часто заходила.

Лариса бросила на него многозначительный взгляд, приподняв бровь.

– А ты, значит, следишь за моей дочкой? – Алла Валентиновна прищурилась и глянула на него с насмешкой. – Втихаря, да? – Она снова загоготала, и её смех звучал надрывно.

– Да не слежу я! – возмутился Алексей. – Слушайте! Ваша дочь пропала! А вы тут только и делаете, что гнобите её, как всегда. У вас вообще никаких материнских чувств нет?

Алла Валентиновна махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. Она встала с кресла, пошатываясь.

– Ладно, ребята, мне пора собираться на работу, – сказала она раздражённо, не глядя на них. – Дверь сами найдёте.

Она ушла на кухню, и послышался звон посуды. Алексей проводил её взглядом, ощущая неприятный холодок. Он заметил на стене картину – странную, слишком знакомую. Такие же он видел у отца и в доме Эллы. Эта картина была написана тем же почерком, но в отличие от предыдущих, картина не изображала обстановку квартиры. Вместо этого на ней красовалось изображение старого Верхнеполянского санатория, в лучшие его годы. Сейчас это здание было заброшено. Алексей задержал взгляд на картине, не понимая, почему она так зацепила его.

Лариса встала, глядя в сторону кухни, откуда доносился шум. Видимо, тётя Алла действительно собиралась уходить. Они вышли из квартиры, оставив мать Эллы наедине с её беспорядком. Алексей видел, что Лариса расстроена. Он решил как-то развеять её плохое настроение.

– Чем сейчас собираешься заниматься? – спросил Алексей, стараясь звучать беззаботно. – Может, в кафешку пойдём, посидим? Я угощаю, я же солидный! – последнее слово он произнёс с ещё большим пафосом, чем тётя Алла.

Лариса улыбнулась, еле сдержав смех.

Я женат.

Кафе с оригинальным названием «Кафе» находилось в «Центре», недалеко от дома Алексея. Они взяли комплексные обеды и бутылку шампанского.

– Надо же отметить встречу, да? – Алексей улыбнулся, поднимая бутылку, в глазах искрилось лёгкое озорство.

– Конечно! – поддержала Лариса, улыбнувшись в ответ. – Только вот интересно, мы с тобой аристократы или дегенераты?

– Никто из них, потому что сейчас не утро, – ответил Алексей, и их бокалы звонко столкнулись.

Они сделали по глотку. Именно в этот момент официантка принесла первое блюдо.

– Ооо, солянка – это то, что надо к шампанскому, – фыркнул Алексей, Лариса засмеялась.

Время летело незаметно. Они говорили, как будто никогда не расставались, вспоминали детство и молодость, перемывали косточки знакомым. Алексей искренне удивился, когда узнал, что Элла встречалась с мужчиной на двадцать шесть лет старше её.

– Ну, у неё свои причуды, – пожала плечами Лариса. – Она всегда искала что-то… необычное. Кстати, я почти уверена, что она всерьёз занималась оккультизмом.

– Оккультизмом? – Алексей усмехнулся. – Лар, это бред какой-то.

Лариса улыбнулась, но её взгляд оставался тревожным.

– Может, ты и прав… – пробормотала она, делая очередной глоток.

Вдоволь выпив, Алексей почувствовал, как между ними снова возникла та лёгкость, которую он помнил с юности. В тёплом свете кафе Лариса выглядела по-другому – не просто старой подругой, а женщиной, которая его понимает лучше, чем кто-либо другой.

– Слушай, мать, а ты сейчас с кем-нибудь встречаешься или нет? – спросил он, постаравшись придать голосу беспечный тон. – Я просто спрашиваю, без всяких задних мыслей. Если что.

– Ну знаешь… вообще нет. Не встречаюсь, – Лариса посмотрела на него блестящими от шампанского глазами. – Были какие-то отношения, конечно. Но ничего серьёзного.

– Может, тогда возьмём еду на вынос и пару бутылок шампанского и пойдём ко мне? – предложил Алексей, ощущая лёгкое головокружение от алкоголя.

Лариса посмотрела на него с сомнением, но на губах её играла улыбка.

Покинув кафе, они, пошатываясь, шли к Алексею домой. Старые друзья хохотали всю дорогу, словно забыв обо всём остальном. Лариса дважды споткнулась на тротуаре, и Алексей каждый раз успевал поддержать её, крепко обнимая за талию и прижимая к себе.

– Да уж, не очень-то и солидно, – хихикала Лариса, оглядывая потрёпанную квартиру. – Даже штор нет!

– Поверь, со шторами было гораздо хуже, – сдерживая смех сказал Алексей.

Они устроились на диване. Лариса распаковала еду – рулетики из баклажанов с сыром, мясные и сырные тарелки, соленья. Алексей принёс две кружки.

– Извини, бокалов не имеется, – сказал он с улыбкой.

Лариса обратила внимание на картину над телевизором и помрачнела. Она встала, чтобы рассмотреть её поближе.

– Не понимаю, какой смысл рисовать комнатную обстановку. Это же бред какой-то. – Алексей рассмеялся, и его весёлое настроение никак не совпадало с напряжённым взглядом Ларисы. – Присядь рядом со мной. Чего соскочила?

Лариса вздохнула и села рядом.

– Лёша… я так рада, что ты приехал. Хоть и повод совсем не радостный.

– Знаю, – Алексей протянул руку и коснулся её пальцев.

Она посмотрела на него с нежностью, и их взгляды встретились. Алексей не стал медлить. Он потянулся к Ларисе и поцеловал её. Она ответила взаимностью, её объятия были тёплыми и крепкими.

Через короткое время, лежа на кровати, Лариса гладила Алексея по груди, её пальцы рисовали на его коже беспокойные узоры.

– Лёшенька, знаешь… я ведь тебя всегда любила, – мягко произнесла она, глядя на него. – Как думаешь, может быть, у нас всё-таки что-нибудь получится?

Алексей улыбнулся и посмотрел на неё.

– Конечно. Только надо будет как-то объяснить это моей жене, – он усмехнулся.

Лариса замерла.

– Подожди… Ты женат? – её глаза расширились, голос дрогнул.

– Конечно я женат. Я же не дурак всю жизнь ждать, пока на меня наконец то обратит внимание моя старая любовь, – попытался пошутить Алексей, но слова прозвучали слишком резко.

– То есть я дура, по-твоему? – Лариса вскочила с кровати, закутавшись в пододеяльник. – Я не могу поверить, что на что-то надеялась!

– Да прекрати. Мы хорошо провели время, чего обижаться? – Алексей уже почувствовал раздражение. – Скажи ещё, что ты кольцо на пальце у меня не заметила.

Лариса впопыхах одевалась. Алексей видел, что она расстроена, но никак не реагировал. Он думал только о том, что щас перекусит закусками из кафе и ляжет спать. Хотя было еще не поздно, но Алексея клонило в сон, алкоголь и легкая физическая нагрузка, давали о себе знать. Лариса хлопнула дверью.

Ночная прогулка.

Алексей проснулся от странного монотонного шума. Глухое, ритмичное шуршание доносилось с улицы, словно кто-то неуклюже орудовал чем-то тяжёлым. Сначала ему показалось, что это звук заводящегося двигателя, как если бы кто-то безуспешно пытался заставить старую машину тронуться с места. Он глянул на часы – было за полночь. Желая успокоить пересохшее горло, Алексей поднялся с кровати и поплёлся на кухню. Окна в гостиной и на кухне выходили на кладбище. Его отец когда-то шутил, что это идеальный вид – никто не шумит, никто не жалуется.

Он открыл окно, в надежде вдохнуть прохладный ночной воздух. И сразу увидел, откуда доносился звук. На кладбище, совсем рядом с забором, кто-то копал могилу. Лопата, издавая глухие звуки, втыкалась в почву, нарушая тишину ночи.

Он вернулся в кровать, но сон не приходил. Алексей лежал, ворочаясь с боку на бок, а звук ударов лопаты продолжал терзать его уши и нервы. Сначала приглушённо, потом отчётливее, словно кто-то подошёл ближе к его окну. Прошло полчаса, и Алексей не выдержал. Раздражение росло с каждой минутой.

– Так не пойдёт, – пробормотал он, вставая и натягивая куртку.

Он вышел из подъезда. Двор не освещался, поэтому Алексей вытащил телефон и включил фонарик. Луч света резал густую темноту, выхватывая лишь обрывки тропинки, усыпанной первыми осенними листочками. Алексей обошёл дом и пересёк дорогу, разделяющую его дом и кладбище. Звук стал громче, чётче, словно его кто-то намеренно вёл этим путём.

Забор оказался низким, и Алексей с легкостью перелез на другую сторону. Он продвигался на звук, но фигура пропала из его вида. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить соседей, а может – чтобы не привлечь внимание того, кто орудовал лопатой. Вокруг мелькали бесформенные каменные плиты и потемневшие кресты. Ночное кладбище дышало тяжёлым, сыроватым воздухом, пахнущим землёй и прелыми листьями. Он продвигался дальше, подсвечивая себе путь фонариком. Шаги вязли в мягком грунте, тишина давила, словно что-то невидимое сжимало его плечи.

И вдруг наступила мёртвая тишина. Шум прекратился так резко, что Алексей почувствовал, как внутри всё сжалось. Он замер, прислушиваясь. Но в темноте никого не было. Лишь мертвенные силуэты надгробий вырастали из земли, подобно сломанным пальцам. Раздосадованный, Алексей решил вернуться домой. Он повернулся к дому и поднял взгляд на свои окна.

Во всём доме свет был выключен – люди давно спали. Лишь в его квартире горел тусклый свет.

«Стоп. Я разве оставлял свет включённым?» – мысль пронзила его разум, словно холодный клинок. Он напрягся, прищурившись, пытаясь рассмотреть, что происходит.

И тут он увидел силуэт. Кто-то стоял у окна. Чётко очерченная фигура, вытянутая и застывшая, как статуя. Алексей почувствовал, как у него по спине пробежал ледяной озноб. Силуэт двигался. Неуклюже, словно что-то тянуло его назад. Лишь когда Алексей разглядел за фигурой знакомый красный кухонный гарнитур, его накрыло осознание – кто-то находился внутри его квартиры.

Глаза Алексея неотрывно следили за окном. Всё внимание сосредоточилось на том человеке, который стоял в его квартире. Затем свет на кухне погас. Алексей застыл. Его дыхание стало прерывистым, сердце бешено колотилось. Он рванул с места и спотыкаясь, побежал к дому. Перепрыгнув через забор, едва не рухнув на землю, вскочил и бросился через дорогу. Асфальт отразил его шаги глухим стуком.

Алексей включил свет и осмотрел квартиру. Никого не было. Сердце его колотилось. Пусто. Заперевшись, Алесей проверил надежность замка, дернув дверь несколько раз, она была надёжно заперта. Он тяжело выдохнул.

Раздевшись, он устало опустился на кровать. Темнота придавила его плечи, оставляя тягучий осадок страха. Включил свет, потом снова погасил, заставляя себя не быть ребёнком. «Всё нормально, никого не было. Я просто устал,» – твердил он себе.

Но когда он подошёл к окну, сердце снова ёкнуло. Вдали, на фоне редких фонарей, в ночном мраке, двигалась фигура. Шла медленно, целеустремлённо, направляясь к центральному входу на кладбище. Алексей захлопнул окно так резко, что стекло звякнуло. Закутался в одеяло и уткнулся лицом в подушку, будто её мягкость могла спрятать его от всего этого ужаса и заснул.

Глава 3. День третий.

Кладбище – не для живых.

Алексей доедал остатки вчерашних закусок, запивая их бульоном из лапши быстрого приготовления. Саму лапшу он уже съел, оставив только солоноватую жидкость с привкусом искусственного мяса. Он пытался восстановить в памяти события прошлой ночи. Казалось, будто всё это ему просто приснилось. Чем больше он вспоминал, тем нереальнее это казалось.

Сегодня Алексей должен был зайти в администрацию кладбища и забрать прах отца. Оставлять урну здесь он не собирался. План был простой – разместить прах в колумбарии в городе, где он теперь жил.

Алексей вышел из дома. Солнечное утро подняло настроение, разогнало остатки ночного беспокойства. Бледно-голубое небо простиралось над головой, воздух был свежим, наполненным запахом травы и тёплого бетона. До администрации кладбища было недалеко, и проще всего было пройти через само кладбище, чем идти в обход по дороге. Алексей обошёл дом, вышел на дорогу и на мгновение замер. Странное чувство дежавю обрушилось на него. Он хотел было всё же пойти вдоль дороги, подальше от кладбища, но любопытство оказалось сильнее. Ему казалось, что прошлой ночью ему всё просто приснилось, но какая-то часть разума продолжала протестовать и твердила что тут что-то не ладно.

Перейдя через дорогу, Алексей подошёл к кладбищенскому забору. Могилы выглядели ухоженными, но некоторые из них были покрыты плесенью и мхом, особенно старые. Некоторые надгробия треснули, как кости, выброшенные на солнце. Алексей перелез через забор, стараясь не испачкаться. Чтобы лучше разглядеть местность, он встал на лавочку в одной из оградок. Это подняло его на полметра выше, и он смог охватить взглядом большую часть кладбища.

И вдруг… сильный шлепок по ягодицам. Алексей вскрикнул от неожиданности, резко спрыгнув с лавки. Пятки больно ударились о землю, едва не наступив на чей-то свежий могильный холм.

– Ты что же это делаешь, ирод проклятый?! Бестолочь малолетняя! – раздался громкий, дребезжащий голос.

Перед ним стояла женщина преклонных лет. Лицо морщинистое, кожа сероватая, с жёсткими складками у рта. В руках у неё была грязная, мокрая тряпка, которую она явно использовала для протирки оградки и лавочки.

– Ты видишь, что тут ухаживают за могилами, а ты ногами своими встаёшь! Совести совсем нет, что ли?! – Она размахивала тряпкой, словно готовилась ударить его ещё раз.

– Бабка, ты что, берега попутала? – Алексей вспыхнул от злости, не в силах вынести унижения. – Я тебе сейчас рядом тут уложу, овца старая!

Он шагнул в её сторону, но женщина не отступила, только яростно глядела на него, сверкая выцветшими глазами. Проезжающая мимо машина отвлекла Алексея, звук двигателя показался ему оглушительным. На какой-то момент он подумал, что женщина сейчас закричит, но она лишь прищурилась, словно не испугавшись его угроз.

– Проваливай, чёрт рогатый, чтоб тебе пусто было! – завопила она ему вслед дребезжащим голосом, когда Алексей развернулся и поспешно направился к забору.

Здание администрации кладбища представляло собой старый деревянный дом, покрытый облупившейся голубой краской. Краска местами сходила пластами, обнажая тёмные древесные прожилки, словно трещины на старом теле. Дверь была закрыта, окна тонули в тени – свет не горел.

Алексей уже решил, что тут закрыто, когда из-за угла появился худощавый мужчина средних лет. Он двигался медленно, как будто с трудом отрывал ноги от земли. Лицо у него было очень морщинистое, с глубокими складками на лбу и под глазами. «Типичный обитатель старого кладбища», – усмехнулся про себя Алексей. Мужчина кинул на него короткий, мрачный взгляд и молча зашёл в здание, оставив дверь открытой. Алексей расценил это как приглашение и вошёл следом.

Внутри пахло затхлостью и сыростью, словно здесь давно не проветривали. Интерьер выглядел так, словно его не трогали со времён СССР. Стены белёные, но побелка местами потрескалась, обнажив сероватые пятна. Повсюду стояли старые лаковые столы с потемневшими от времени поверхностями. В углу на массивном постаменте возвышался бюст Ленина – достаточно крупный и странно чуждый в этом месте. Рядом с бюстом висели два выцветших флага – СССР и КПСС. Полотнища казались потрёпанными, с краями, изъеденными временем и мышами. На одной из стен висело огромное полотно, на котором был изображен вид на кладбище, на нем можно было заметить кованные ворота, окрашенные голубой краской, обрамляющие въезд и это самое здание, в котором сейчас находился Алесей, а вдали были очертаны силуэты могил.

Мужчина вышел из другой комнаты, тяжело опустившись кулаками на стол, заваленный бумагами и потрёпанными папками. Он молча уставился на Алексея так, будто не понимал, зачем тот пришёл.

– Добрый день, – бодро начал Алексей, стараясь говорить чётко. – Я пришёл уточнить насчёт Бушуева Степана. Его прах должны доставить сюда.

Мужчина прищурился, словно перебирал что-то в памяти.

– Ещё не приехал, – произнёс он скрипучим голосом, от которого веяло тяжёлым перегаром. – Вы Бушуев Алексей?

– Так точно, это я, – кивнул Алексей, стараясь не морщиться от неприятного запаха.

– Звонили из полиции, сказали, если вы появитесь, передать вам что вам надо подойти в отделение. Это всё пока. Когда прах привезут, я вам сообщу. Напишите номер телефона, – бросил смотритель, протягивая ему обрывок бумаги и тупой карандаш.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошёл в сторону выхода.

– Мне надо закрыть. Выходите.

– Щас, я номер напишу! – начал заводиться Алексей, чувствуя, как злость поднимается от такого хамского отношения.

Но смотритель уже вышел наружу, не оборачиваясь. Глухой стук захлопнувшейся двери прозвучал как вызов.

– До свидания! – крикнул Алексей в закрытую дверь, но ответа не получил.

Его раздражение усилилось. Вся эта поездка с каждым днём казалась ему всё более странной. Люди вокруг выглядели так, будто они давно забыли о нормальном общении. Все были либо раздражённые, либо отстранённые, как если бы этот город утратил нечто важное.

Алексей фыркнул, и пошел обратно, в сторону города. «Теперь ещё и к участковому тащиться» – раздражение нарастало, как снежный ком. Мысль о том, что он должен теперь общаться с местной полицией, злила ещё больше. Бабка на кладбище всплыла в памяти неожиданно, и Алексей представил, как бьёт её, с каждым разом всё сильнее. Он сам не понимал, откуда в нём столько ярости. Пока он шёл к отделению полиции, в мыслях разворачивались сцены всё более жестоких расправ. Он представлял, как ломает пальцы, как смотритель кричит от боли. Эти образы приносили какое-то нездоровое удовлетворение. Алексей хмурился, пытаясь прогнать их, но они возвращались снова и снова.

Допрос.

Полицейское отделение находилось в «Центре», на главной улице рядом с городской администрацией. Алексей пересёк небольшую площадь, перед зданием администрации свернул направо. Здание полиции не выделялось среди остальных – те же сталинские серые стены, высокие окна с мутными стёклами. Войдя внутрь, Алексей сразу направился к окну диспетчера. Ремонта здесь явно не проводили уже много лет. Грязно-зелёная краска облупилась под потолком, кое-где на стенах виднелись следы сырости.

– Добрый день, я Бушуев Алексей. Меня вызвали на беседу, – Алексей говорил вежливо, натянуто улыбаясь, стараясь казаться дружелюбным.

– Ваш адрес? – равнодушно спросила молодая девушка в форме полиции, сидевшая за окошком диспетчерской.

Алексей назвал адрес. Девушка набрала номер, коротко поговорила с кем-то по телефону и указала рукой в сторону коридора.

– Вам в кабинет налево.

Алексей кивнул и пошёл вдоль коридора, ощущая запах старого дерева и табака. Он постучал в дверь и приоткрыл её.

– Можно войти?

– Входите, – раздался звучный голос.

Алексей вошёл и закрыл за собой дверь. В кабинете было тесно. Несколько стульев стояли вдоль стены, а напротив него за столом сидел мужчина лет сорока, крепкого телосложения, в гражданской одежде. Лицо у него было грубоватое, с резкими линиями морщин, глаза серые, цепкие.

– Следователь Макаренко, – представился он, жестом указывая на стул. – Присаживайтесь.

Алексей сел, скрестив руки на груди.

– Пришло заключение патологоанатома о том, что ваш отец скончался от обширного кровоизлияния, – начал Макаренко, одновременно что-то записывая. – Я задам вам несколько вопросов в связи с этим.

– Да, врач мне сказал об этом… – Алексей хотел продолжить, но следователь его перебил.

– Ваш отец с кем-нибудь общался в последнее время? Друзья? Любовница? – Макаренко смотрел на него через стол, держа ручку наготове.

– Я не знаю, – ответил Алексей, пытаясь говорить уверенно. – Он особо ни с кем не общался. Разве что с тётей Валей, продавщицей из «Семёрочки». И то, только когда ходил в магазин. Он был затворником, редко даже из дома выходил.

– Когда вы в последний раз с ним общались?

– Примерно месяц назад. По телефону. На здоровье он не жаловался. Мы просто говорили о бытовых вещах. – Алексей старался не смотреть следователю в глаза.

– Как думаете, есть вероятность, что ваш отец был… ужасным человеком? – вдруг спросил Макаренко, растягивая слова, будто смакуя каждую из них.

– Что? – Алексей растерялся.

– Ну, скажем так… Может быть, он кому-то серьёзно насолил? И, возможно, кто-то очень сильно разозлился на него? – Следователь говорил медленно, будто нарочно выводя Алексея из себя.

– Да нет, – Алексей раздражённо махнул рукой. – У него не было врагов. Он всю жизнь тут прожил. Общался разве что с соседями и с продавщицей в магазине.

– Возможно, – произнёс Макаренко, прищурившись. – Но есть один нюанс.

Следователь положил ручку на стол и наклонился вперёд, упираясь локтями в столешницу.

– В заключении патологоанатома сказано, что ваш отец скончался от обширного кровоизлияния в мозг. Но… – Макаренко поднял палец вверх, словно учитель, объясняющий урок, – это также может указывать на отравление, господин Бушуев. Теперь вам понятна моя заинтересованность?

– Блин! Да вы просто высосали из пальца какое-то отравление! – вспылил Алексей, его голос зазвенел от злости. – Вы тут просто от скуки всякой фигнёй занимаетесь, придумываете небылицы! Моего отца никто не травил! Понятно?!

– Господин Бушуев, если вы не успокоитесь, я буду вынужден поместить вас в изолятор, – спокойно произнёс следователь, прищурившись, оценивающе глядя на Алексея. Он так и сидел, откинувшись в кресле, руки сложены на груди.

Алексей почувствовал, как злость буквально разрывает его изнутри. Он глубоко вдохнул, стараясь подавить раздражение.

– Прошу прощения, – выдавил он сквозь зубы. – Я могу идти?

– Идти вы сможете, когда я скажу, – Макаренко резко выпрямился и взял в руки ручку. – А теперь вы ответите на все мои вопросы.

Алексей пробыл в отделении до самого вечера. Макаренко устроил ему настоящий допрос с пристрастием. Чем дольше это продолжалось, тем больше Алексей чувствовал, что следователь пытается выжать из него не просто информацию, а признание.

Сначала Макаренко расспрашивал об отце: с кем тот общался, куда ходил, что ел, пил, чем болел. Потом перешёл к самому Алексею. Вопросы сыпались, как камни. О личной жизни, о детстве, юности, о женщинах, о его матери, которая пропала вместе с отцом Эллы. Следователь мотивировал это тем, что хочет понять, как отец провёл последние дни жизни.

Алексей отвечал покорно, хотя внутри всё кипело. Ему было стыдно за тот всплеск ярости, который он позволил себе в начале разговора. И в изолятор он точно не хотел, так что старался быть вежливым и спокойным, вопреки желанию воткнуть ручку в ухо дотошному следаку.

Когда Макаренко, наконец, отпустил его, за окном уже сгущались сумерки. Алексей вышел из здания полиции и, устало шагая по тёмным улицам Верхней Полянки, чувствовал, как наворачиваются слёзы от бессилия.

– Какая же жесть, – выдохнул он, сжимая кулаки в карманах куртки.

Никогда ещё он не испытывал столько унижения за один день. Сначала эта старая карга на кладбище с её воплями и проклятиями. Потом смотритель, похожий на восставшего мертвеца. Теперь и этот Макаренко – настырный, холодный, будто специально издевающийся.

«Макаренко-говняренко», – усмехнулся Алексей. – Отличная рифма.

Неожиданная находка.

Придя домой и перекусив сосисками с майонезом, Алексей продолжил разгребать старый хлам отца. На улице уже стемнело, но было ещё не слишком поздно. Кроме того, хотелось занять руки и хоть немного отвлечься от неприятных мыслей.

Главным источником вони в квартире Алексей посчитал старый ковёр в гостиной. Он уже давно превратился в пыльное и липкое тряпьё, которое лишь собирало грязь. Алексей вытащил его углы из-под мебели и свернул в тяжёлый, толстый рулон, который еле удалось протащить в коридор.