Твой друг Бафомет

Часть с нитью оказалась самой простой. Когда знаешь, что она там, достаточно сосредоточиться, чтобы невесомая серебристая леска сделалась осязаемой. Слабо натянутая, она плавно колебалась, как будто тело на том конце бродило туда-сюда, но никогда сама собой не перекручивалась, не оборачивалась вокруг меня, и легко проходила сквозь невидимый барьер. На каком-то подспудном уровне эта тонкая нить казалась надёжнее костей в моём теле. Стоило потянуть за неё, пойти по ней, перебирая руками, и меня с силой впечатало в соляную границу.

– Вот так сделай, когда падать будешь, – невозмутимо сказал Фёрби, пока я смотрел небо в алмазах.

С латынью тоже не возникло особых проблем. Демон диктовал очень медленно, избегая произносить добрую половину слов, и я, чтобы не рисковать, записал себе шпаргалку на руке в двух экземплярах.

– Это короткая версия, – сообщил Фёрби. – Если не сработает, попробуем подлиннее, но обряд целиком я никогда не видел, и для обряда целиком нужен менее грешный мудила. Давай, попробуй. Перекреститься не забудь, только не в мою сторону.

Ну, была не была. Я огляделся напоследок, впитывая зловещий и безрадостный пейзаж. Сгинуть здесь, среди политых неизвестно какой дрянью роз, благоухающих в ночи, на пороге гнилого кособокого сарая, всё равно лучше, чем истечь кровью на потолке элитного клуба, закрывая финансовый год. Хуже всего, почему-то, делалось от мысли о родителях. Я им так и не позвонил, не наврал с три короба. Нельзя, чтобы они постарели ещё на десяток лет за одни выходные, в панике разыскивая сына, а потом нашли его покончившим с собой в тюряге после убийства парочки детей. Я выберусь. Нить у меня в руках.

– Exorcizo me, immundissime spiritus… – начал я, перекрестившись, и сразу почувствовал, как невидимая сила сдавливает и крутит что-то у меня внутри. Корчась от внезапной боли, я запнулся, но продолжил читать. «In nomine Domini nostri Jesu Christi» пришлось выдавливать сквозь стиснутые зубы.

– Хуйня, давай по новой, – донеслось из розового куста. – Нет веры, так хоть уверенность, уверенность мне покажи!

– Хорош режиссировать под руку! Exorcizo me… in nomine… а, тьфу!

– Спиритус свой любимый забыл, – судя по бодрым комментариям Фёрби, его такая формула нисколько не коробила.

Я пробовал снова и снова. Отдыхал, разминался, тренировал произношение. Молитва уже отскакивала от зубов, и я чувствовал, что по крайней мере здесь, в печати Соломона, это не просто слова. Моя нечистая духовная проекция корчилась и давилась ими, всякий раз казалось, что нужно лишь немного дожать…

– Голосом, голосом работай! – подсказывал Фёрби. – Взвинчивай напряжение! Вот эти вот два последних слова, ты понял, какие, прям кричи! Представь, что ты орёшь на демона. Что он тебя реально выбесил.

– Это… несложно…

– Сейчас ещё пару прогонов короткой, потом повелительную часть добавим. Как бы там сделать логично…

Соберись, Мэтт. Соберись. Всего-то и нужно, что докричаться до Бога, которого, возможно, нет в доступе, или никогда не было. Всего-то и нужно, что отправить самого себя в Ад. Может, я подсознательно не очень-то туда хочу, вот и сопротивляюсь? Давай, Мэтт, захоти в Ад. Рано или поздно тебе по-любому туда. Вот и отправь себя туда сам, ведь именно так говорят священники в ответ на неудобные вопросы о странной любви Всевышнего. Это не он виноват, что взял вас в заложники, это вы виноваты, что просто, сука, не могли взять и сделать, как он говорит, и не выёбываться.

Наверное, это вообще не те мысли, которые сейчас стоило бы думать. Это как обложить кого-то хуями, а потом просить у него в долг. Но в голову упорно лезли мысли о том, как мало невидимый мужик, чьим именем я сейчас пытаюсь прикрываться, отличается от тех, на кого я охочусь. В основном, масштабами. Мама ходила в церковь, но, как и многие, верила в него избирательно. Принимала всё хорошее, а всё плохое списывала на людское несовершенство. Когда я был прожжённым циничным подростком, любил зачитывать ей ветхозаветную жесть, и в ответ всегда слышал, что это не канон. Люди были злые и всё переврали. Интересно, что за постную соевую херню им там читают по воскресеньям? Наверняка ни медведей-людоедов, ни соляных столбов. Хотя в моей работе это были бы полезные заклинания.

– Лицо попроще сделай! – крикнул Фёрби из куста. – Я сказал «одухотворённое» и «величественное», а не «перекоси ебло, как будто твоя клиентка требует менеджера»!

– Exorcizo me, immundissime spiritus! – проорал я в ответ.

Если я не справлюсь, миссис Марш будет жить вечно, и вечно убивать. Если я не справлюсь, в следующем апреле очередь следующей Эллисон, и так в каждом филиале. Если я не справлюсь, я так и не спасу хоть одного. Хоть одного!

– In nomine!

Я не могу обещать Тебе, что и с Твоей-то помощью кого-то спасу. Что одолею зло. Но я могу обещать, что приложу все силы. Я упрямый. Я не отстану и не успокоюсь. Я не сдамся. Я пожертвую чем угодно. Начну со своей гордости. С гордыни, так у вас говорят? Нахер её! Я Тебя не люблю, но, если надо для дела – полюблю. Я в Тебя не верую, но, если без этого никак – уверую.

– Domini! Nostri!

Интересно, меня стало крутить сильнее, потому что богохульные мысли сделали меня более нечистым духом?..

– Jesu! Christi!

Моя рука остервенело начертала последнее крестное знамение, и по ушам ударил раскат грома, удар колокола, какая-то безумная какофония всего и сразу, а земля ушла из-под ног. Поначалу меня подхватило и как будто понесло вверх, но потом с силой швырнуло обратно. Разум не успевал регистрировать, куда я падаю и что несётся мимо, но от безумной скорости вспыхнул и мой эфир, и воздух вокруг, и я заорал, изо всех сил дёргая за незримую нить.

Надо было заниматься роупджампингом. Надо было тренироваться. Кто ж знал. Хорошо, что астральное тело, кажется, не тошнит, плохо совсем не понимать, в какую сторону ты летишь, будто выпущенный из пушки, и только держаться изо всех сил за серебряную нитку, единственное, что есть стабильного в этом мельтешащем пылающем мире. Тьма. Свет. Тьма. То и дело мне казалось, что я вот-вот во что-то врежусь, и я даже будто бы врезался, но проносился сквозь любые преграды. Не было шансов понять, где я и насколько глубоко. Это Ад? Тонкий мир? Стивенсвиль?

Свет в конце туннеля показался так же неожиданно, как и сам туннель. Отреагировать я не успел, влетел прямо в него, подумав только, что неловко было бы сейчас оказаться перед дедом на облачке, требующим отвечать за базар.

Но, когда я проморгался, и нестерпимое сияние превратилось в остаточные алые пятна в глазах, белое впереди оказалось не облачком. Я достаточно долго прожил в бедном районе, чтобы знать, что в сумке на столе не сахар кусочками. Это был крэк. Очень, очень много крэка.

– Бро, ты в порядке? – со смехом спросил незнакомый кучерявый парень, наклоняясь ко мне. У него из-за пояса, поверх белой футболки, торчал пистолет. У двух других крепких белых ребят оружия на было, но они тоже не сводили с меня глаз. Они улыбались, их глаза – нет.

Трубки для крэка. Геймпад. Ободранный диван, наглухо занавешенные окна, холодильник посреди комнаты. Я не внизу и не наверху, я ровно посерединке. Попытался оглядеться пошире, но тело отказалось слушаться.

– Нет, мой хороший, – прозвучал у меня в голове голос миссис Марш.

За этими словами последовал удар такой силы, что я снова оказался в туннеле, и увидел, как свет стремительно удаляется. Спохватившись, нашарил серебряную нить, вцепился, потянул, но на этот раз старуха была готова. Я даже не успел увидеть наркодилерскую халупу, меня сразу швырнуло в одну сторону, потом в другую, словно кто-то взялся за другой конец нити и начал крутить меня, как йо-йо. К счастью, куда медленнее, чем после экзорцизма. Я даже успел увидеть едва начавшее светлеть небо, крыши домов, чёрный предрассветный лес… Несколько раз меня пронесло сквозь Стивенсвиль, другой Стивенсвиль по ту сторону Грани. Наверное, не надо было снова дёргать нить, опасаясь жёсткой посадки, но это довольно трудно, когда летишь прямо в стену, или в лес, или в орущего горящего мужика. Или к старым заросшим рельсам в густом тумане, по которым бредёт насквозь мокрая девица в платье позапрошлого века.

Аттракцион закончился тем, что я врезался прямо в печать Соломона. К счастью, снаружи, но это оказалось ничуть не менее больно. Скуля, я прокатился по траве и остановился у розового куста, который тут же потянул ко мне хищные плети.

– Ты вернулся, – раздалось из куста. – Ура. Теперь будь добр, достань меня, и надо рвать когти.

– Бабка… знает, что я сбежал… – прохрипел я, поднимаясь.

– Хреново. Как думаешь, она там занята?

Я припомнил обстановку, в которой застал своё тело. Да, там бы я его точно не оставил. Особенно если бы считал своего беглого пленника лохом.

– Какое-то время… у нас есть…

В коротком сражении розовый куст пустил мне кровь, но всё-таки уступил, и я победно поднял Фёрби за гриву. И, не теряя времени даром, бросился к дому.

– Ты куда?! – заголосил демон. – Я говорю, валить надо!

– Ну, нет, – подёргав входную дверь, я полез в карман за скрепками. – «Бей или беги», помнишь? Побегать ещё успеем, но сперва я найду, чем её бить.

Дверь поддалась легко, словно вела в самый обыкновенный дом в самом обыкновенном месте. Внутри нас ждало вдвое больше темноты и сырости, чем снаружи, и гнилые полы, отвыкшие от ботинок, жалобно скрипели. Жилище миссис Марш напоминало разлагающийся труп дома, как будто здесь она хранила взаперти всю свою ненавистную старость и немощь. Затянутые пылью зеркала ничего не отражали, в кухонной раковине скопилась самого дрянного вида посуда, на вешалках – больше паутины, чем одежды.

– Плохая идея, – бурчал Фёрби. – Если что, я хотел саркастично сказать, что она отличная, и не получилось. Ты серьёзно решил грабануть дом, полный проклятого говна?

Я пронёсся по дому ураганом, бесцеремонно сбрасывая проклятое говно на пол, открывая каждый шкаф, каждый ящик, даже холодильники. Там, к счастью, не оказалось мёртвых детишек, притыренных про запас, но и картины с призрачным священником тоже, так что я бросился дальше. Второй этаж. Будь я здесь во плоти, не рискнул бы ступить на эту лестницу. Чердак. Ворох безобидного барахла, старая мебель, стопки книг, но ни одной пентаграммы на обложке. Ага!

Картину Пита миссис Марш припрятала в огромном старом сундуке. Судя по всему, когда-то крышка закрывалась на сложного вида круглую печать, но то ли на этой стороне колдовской замок утратил силу оригинала, то ли старуха перестала его запирать. Ну, или я уже проклят в три слоя. Другие вещи в сундуке тоже казались примечательными – старые часы, портрет усатого мужчины, коллекция значков с оккультными символами. Но у меня не было времени разбираться, что из этого категорически нельзя трогать, а то жопа отвалится, так что я забрал только картину, убедившись, что записи на обратной стороне всё ещё видны.

Старуха, к счастью, не торопилась назад. Зажав Фёрби подмышкой, я одной рукой снова нащупал серебряную нить. Если миссис Марш свалится мне на голову, нужно попробовать успеть занять своё тело. Правда, даже если получится, это возвращение на исходную позицию. В лучшем случае. Столько крэка, сколько было в той комнате, я не видел даже по телеку. Дилеры не хранят его у себя в таких количествах. Либо там производство, либо…

Либо эту сумку бабуля принесла с собой. Но это проблема того меня, который из плоти и крови. Проблема эфирного меня – найти начальную школу Стивенсвиля раньше, чем миссис Марш найдёт меня.

– Как думаешь, – спросил я на бегу, – бабка, когда вернётся, появится у себя дома, или там, где я?

– Там, где ты, – уверенно ответил Фёрби. – Нитка не просто связывает тебя с телом, но и сквозь Грань проходит. Без неё жмуру не так-то просто перейти оттуда сюда. Да и отсюда туда.

Значит, вопрос политического убежища стоит остро. Оставалось надеяться, что я никого не подставляю, но миссис Уоткинс казалась сильным и уверенным призраком, а мне, вполне возможно, было чем отплатить ей и всем вменяемым мертвецам Стивенсвиля за доброту. Правда, в свои шансы самостоятельно найти школу, да и вообще что угодно, в здешнем Индокитае я не верил, поэтому положился на способ, который однажды уже сработал.

– Луис! – заорал я во всю глотку. – Эй, Луис! Это я, Мэтт! Я принёс картины!

Я уже настроился кричать на каждой улице, на каждом перекрёстке и пустыре, но не пришлось. Мальчишка-призрак нашёлся со второй попытки. Соскочил с крыши гаража, где только что никто не сидел.

– Привет, – бесцветно сказал он, подавляя зевоту.

Несколько других призраков тоже показались из рассветной дымки. Они маячили в отдалении, прикидываясь прохожими.

– Разбудил? Извини, мужик. Нет времени объяснять, за мной гонится миссис Марш, мне надо в школу, – выпалил я, потом прибавил: – Картины принёс, всё как обещал.

Луис выразительно оглядел меня с головы до ног, вздохнул и кивком позвал следом. Любопытные призраки скоро скрылись из виду, разбрелись по своим делам или вернулись ко сну.

– А что ей от тебя надо? – спросил мальчишка, пока мы пробирались иррациональными улицами.

– Ну, я пытался поймать её в печать Соломона и изгнать…

– Круто! – присвистнул Луис, потом немного насторожился.

– Не-не, не ссы, я только на злобных призраков охочусь, – поспешно сказал я. – Она живых терроризировала. Вчера одного парня убила на заправке.

– Охотишься? – несколько скептически переспросил мальчик. – Недавно ты вообще не знал, что мы призраки. И про надписи на своих картинах не знал.

– Ну, теперь я знаю, и я разберусь с миссис Марш. Только мне понадобится помощь. Заплачу картинами, идёт?