Пряник и Пшёнка

– И после этого у тебя нет желания напиться в сопли? – иронично выгнул бровь Михаил Захарович.

Ежедневно!

– Один бокал, – согласилась я.

Красное вино заполнило пузатый бокал.

Михаил Захарович ловко открыл две бутылки пива и протянул одну Артёму.

– Миша, – возмутилась Марина Олеговна. – Ему же еще за руль сегодня.

– Поэтому у него детское пиво – «нулёвка». Не компот же ему с малыми дудонить? И кто на сухую шашлык ест?

Девочки в это время уже допивали по стакану компота и алчно поглядывали на полный графин с ним. Похоже, цель на сегодняшний вечер они себе наметили.

– А где колпаки? – опомнилась вдруг Варя и поочередно посмотрела на головы всех присутствующих.

– Блин, – вздохнул Артём сокрушенно и шёпотом добавил. – Я надеялся, что они забудут. На окне, – дернул он головой в сторону окна в гостиной.

Через минуту все собравшиеся за столом сидели в колпаках и не имели права возразить главным аниматорам сегодняшнего вечера.

По общей обстановке было понятно, что праздник, в целом, был устроен для девочек, которые радовались колпакам, надутым шарикам, бумажным гирляндам и предвкушали торт. Для взрослых же это был больше обычный ужин в приятном семейном кругу.

То, что этот круг приятный, – мне было очевидно.

Одно то, с какой любовью родители Артёма смотрели друг на друга и своих детей, лично у меня вызывало приступ умиления каждую секунду. А уж когда Михаил Захарович о чем-то рассказывал, отвалившись на спинку своего стула, и ненавязчиво перебирал пальцами волосы жены или поглаживал ее руку, когда она его касалась, над чем-то смеясь, я поняла, что помимо идеального торса мой муж после сорока просто обязан делать так же. Отныне, если в моей семье не будет так же тепло и уютно каждый день, то я не вижу смысла в замужестве.

– Что-то мы всё про нас и про нас рассказываем, – подалась вперед Марина Олеговна. – Расскажи нам что-нибудь о себе, Оль. А-то Тёмка у нас парень загадочный последнее время. Много слов из него не вытянешь.

– Ну, что рассказать?… – задумалась я и прочесала большим пальцем бровь. В принципе, рассказать можно всё, что угодно. Вряд ли, мы когда-нибудь встретимся вновь такой же компанией. Но и врать сильно не хотелось. Люди-то за столом приятные (не считая одного индюка, сидящего рядом), ужин вкусный, колпак не жмёт. Поэтому можно просто бегло пробежаться по своей биографии. – Мне девятнадцать лет, учусь на педиатра, работаю в магазине бытовой и электронной техники, могу рассказать вам всё про микроволновку или фен, если хотите, – улыбнулась я и получила теплую улыбку от Марины Олеговны в ответ.

– А где твои мама и папа? – спросила деловито Варя, будто я проходила собеседование на должность их няни.

– Варюш, – ненавязчиво остудила мать ее любопытство.

– А я уже взрослая и живу одна, – подмигнула я девчонке, которая сразу потеряла к этой теме интерес. А для Марины Олеговны, в глазах которой горел вопрос, который она вряд ли мне когда-либо задаст в силу, наверняка, хорошего воспитания, я пояснила. – Когда мне было девять лет, старший брат взял опеку надо мной и другим моим братом. В общем, как-то так, – поджала я губы в легкой улыбке и пригубила бокал вина.

Михаил Захарович и Марина Олеговна молча посмотрели на сына и в глаза друг друга, а затем куда-то в стол и пространство. Всем стало неловко. Я чувствовала, как мой висок прожигал пристальный взгляд Артёма.

Вот так всегда: я сначала расскажу что-то, а потом думаю – нафига я это рассказала?

Поняв, что создала сложную ситуацию одной из страниц своей биографии, я решила её разрулить:

– А почему, кстати, Камазики? – обратилась я к женщине. И, кстати, чем больше я на нее смотрела, те меньше у меня поворачивался язык называть ее женщиной. Она будто бы чуть старше меня, буквально вчерашняя студентка. – Просто вы приглашали всех к столу, назвав Камазиками.

– У нас просто у папы прозвище Камаз, – коснулась Марина Олеговна плеча мужа. Обстановка мгновенно вернулась в прежнее непринужденное русло. – Ну, и деток я иногда называю Камазиками. По отцу, так сказать, – хохотнула она.

– Забавно, – улыбнулась я. – А почему не пряниками? Ну, знаете, как говорят «перевернется и на моей улице камаз с пряниками», – пояснила я, когда стало ясно, что меня недопоняли.

– Точно! – округлились глаза Марины Олеговны.

– Маруся, нет, – обреченно качнул Михаил Захарович головой. – Маруся, даже не думай.

– Пряники мои! – радовалась мать семейства, обнимая своих деток. – Самый большой пряник, – потрепала она волосы Артёма.

– Твою мать, – вздохнул Артём. – Это теперь навсегда.

– Не благодари, – подмигнула я и злорадно добавила специально для него почти в самое ухо. – Пряня.

– Пшёнка, – буркнул он.

Осталось только языки друг другу показать.

Глава 5. Ольга

Вечер плавно перетек в ту стадию, когда все еще ужинали, общались, но вместе с тем занимались своими делами.

Артём периодически залипал в телефоне, его родители начали всё больше времени уделять друг другу и своим разговорам, Варя ушла в гостиную заниматься обустройством кукольного домика, а Соня крепко занялась мной. Взобравшись ко мне на колени и приказав держать ее крепче, она водрузила на меня еще и свой маленький чемоданчик с косметикой. Похоже, от активного жевания у меня сполз макияж, раз мой стилист решил не медлить и поправить его незамедлительно.

И снова прямо передо мной находилось маленькое сосредоточенное личико с пухлыми щёчками, которые так и хотелось зацеловать. Но так как я для этой семьи человек посторонний, то приходилось всеми силами сдерживать свои ути-пути и лишь разок поправить маленькой принцессе волосы, которые выбились из хвостиков за вечер.

– Я снова красивая? – спросила я, когда Соня закончила и теперь с милой улыбкой разглядывала свои труды на моем лице.

Артём слегка подался вперед, чтобы заглянуть в моё лицо.

По слегка приподнявшейся брови стало понятно, что я «божественно прекрасна». Ну, и ладно. Это всего лишь детская косметика, которую можно легко стереть влажной салфеткой.

– Товарищ полковник, а давайте сделаем семейное фото, – елейным тоном подкатила к своему мужу Марина Олеговна.

Муж, естественно, оказался не в восторге. Артём тоже. Похоже, всем мужчинам не нравится фотографироваться, а вот девочки от этой идеи оказались в восторге и уже занимали места на коврике в гостиной.

Одна только я думала, что нам с этой семьей точно не по пути, ибо здесь есть полицейский, а мой старший брат заработал всё, что у него есть – и, наверняка, до сих пор зарабатывает – не самым честным образом.

– Я хочу с Олей! – требовала меня Варя.

– Я тоже хочу с Олей! – не отставала Соня.

Чтобы девочки из-за меня не подрались мне пришлось сесть между ними на пол. Марина Олеговна устанавливала стойку и крепила к ней свой телефон.

– Итак, у нас есть три секунды, – забежала женщина за меня и встала между Артёмом и Михаилом Захаровичем. – Все говорим «птички».

Девочки громко и чётко сказали «птички», а вот от мужской половины я услышала «титьки», да так радостно и громко, что самой захотелось повторить.

– И ещё раз! – потребовала Марина Олеговна.

И снова «птички-титьки».

– Тёма, а сфотографируй нас ты, – попросила Варя.

– Да, ребята, – поддержала её идею мама. – Сфотографируйтесь все вместе, а мы пока с папой… – после этого последовали неясные жесты ее рук. Что именно она хотела этим сказать, было неясно, но зато было понятно, что наша с Артёмом задача на ближайшие минуты – отвлечь девочек от действий родителей.

Недолго думая, Артём сел рядом с нами на пол. Пришлось отвалиться затылком на его плечо, чтобы попасть в кадр.

– О, боже! – рассмеялась я, увидев, насколько я «красивая» была весь этот вечер. Меня будто на бездорожье красили. Помада убегала за контур губ, цветные тени зеленого, розового, голубого и даже фиолетового цвета были не только на верхних веках, но еще и на нижних, и немного на щеках.

– Мне еще неделю кошмары будут сниться, – произнес Артём вполголоса, на что я мягко толкнула его плечом.

Соня сразу повисла на моей шее, а Варя переметнулась к Артёму.

– Я тебя очень сильно люблю, – сказала она своему братишке и чмокнула в щеку, крепко обняв.

Парень мило улыбнулся в ответ – зрелище невероятное. Не потому, что я начала млеть от его улыбки, а потому что уже свыклась с тем, что этот парень так мило улыбнуться никогда не сможет.

– А я тебя люблю, – пролепетала маленькая Сонька в моих руках и крепко-крепок обняла меня за шею.

– Ты ж моё солнце, – обняла я ее в ответ и мягко прижала к себе. Прелесть, что за детеныш.

– Говорим «птички» – скомандовала Варя, и я снова отвалилась на широкое плечо парня, заглянула в кадр. Четыре улыбки застыли на фото, а затем Артём сделал еще несколько фотографий, чтобы девочки могли еще немного попозировать и не мешать родителям делать то, что они там делают.

В кухонной зоне погас свет. Солнце за окном еще только опускалось к горизонту, так что темно в доме не стало, но зато образовался приятный полумрак, в котором было отчетливо видно, как горят свечи на торте.

– Торт! – взвизгнули девочки и побежали к столу. Я так быстро встать не смогла бы, поэтому с грацией объевшейся черепашки с задницы перекатилась на руки и оттуда уже встала на ноги, гордо проигнорировав руку парня.

Пусть не прикидывается хорошеньким. Даже на сытый желудок я помню, какой он говнюк.

Естественно, никто возражать не стал, и свечи на торте задули девочки. Они же сцарапали с торта весь декор, а недоеденные ими куски основного торта достались их родителям. Сами же девочки, съев всё, что для них было самым вкусным и интересным, вновь вернулись в гостиную и продолжили свои игры.

К счастью, даже без декора торт оказался просто бомбическим. Если бы мне позволяли приличия, я бы запросила ещё кусок, а то и два.

– Слушай, Оль, а приезжай в следующие выходные к нам. Приедет моя подруга Лена со своей семьей. Устроим барбекю, как раз новую беседку опробуем, а-то мы в ней еще не собирались…

– Я подумаю, – ответила я уклончиво.

– Тём, – требовательно обратился Михаил Захарович к сыну.

– Посмотрим, бать. Учёба, работа…

– Так мы вечером соберемся. Там буквально пару часов, – продолжала уговаривать Марина Олеговна. – Посидим приятной компанией. Да, и вообще, приезжайте к нам почаще. Мы всегда рады.

Мы с Артёмом молча переглянулись, прекрасно понимая, что меня здесь больше не будет. Но ничего конкретного отвечать не стали.

Ближе к девяти часам вечера, когда я поняла, что нахожусь в этом доме почти четыре часа, Варя и Соня начали зевать и тереть глазки.

– Мои прянички спать захотели? – погладила их Марина Олеговна по головам.

– Мои камазики, – деловито заявил Михаил Захарович и подхватил обеих девочек на руки. – В ванну и отбой, малявки?

– И сказку!

– Конечно, – согласился глава семейства.

– Только нормальную, Миш, – внушительно произнесла Марина Олеговна. Словно припоминая мужу что-то.

– Спокойной ночи, девочки! – помахала я им рукой, пока папа нёс их на второй этаж.

– Спокойной ночи! – бодро отреагировала Варя.

– Поси носи, – более сонливо ответила Соня, обмякнув на отцовском плече, по которому комично растеклась ее пухлая щечка.

Пока Михаил Захарович и Тёма купали девочек, я помогла Марине Олеговне убрать со стола и помыть посуду. Она сопротивлялась, но я была непреклонна. К тому же, это единственное, чем я могла бы ей отплатить за прекрасный ужин.

Наверное, не стоило надеяться на то, что я могу уйти из этого дома с пустыми руками. Едва мои ноги вновь попали в туфли, которые я, к счастью, догадалась отмыть от крови еще в ванной, как Марина Олеговна вышла ко мне из кухни с пирамидой пищевых контейнеров с цветными крышками.

– Маруся, у нас всё есть, – вздохнул Артём.

– А это не тебе, Тём. Девочка в общаге живет, а я помню, какого это. Так что это всё Оле. Держи.

Меня не спрашивали, хочу я или не хочу, мне просто всунули в руки контейнеры и повесили пакет с чем-то на оттопыренный палец.

За ворота нас провожали родители Артёма. Ещё раз обняв и поздравив сына, они неожиданно для меня, которая уже практически уселась в машину парня, обняли и меня тоже.

– Обязательно приезжай к нам, когда захочешь, – улыбалась Марина Олеговна.

– До скорого, – кивнул мне Михаил Захарович. Такой же скупой на эмоции человек, как и его сын. Хотя нет, мужчина повеселее будет.

– До свидания, – махнула я им рукой и села в машину, где, нервно постукивая пальцами по рулю, меня уже ждал Артём. – Пока! – махнула я еще раз его родителям, пока мы выезжали на дорогу.

Михаил Захарович приобнял жену за плечи и, похоже, просто ждал, когда мы отчалим, и они смогут нормально отдохнуть и расслабиться.

Улыбка с моих губ не сползала до самого выезда из посёлка. Я не помню, чтобы хоть один праздничный ужин, в котором я принимала участие, был таким же уютным и по-семейному тёплым. Я будто уже сто лет знакома со всеми этими людьми. Да, у нас с братьями тоже бывали семейные посиделки, но в основном они проходили на приколе или за обсуждением проблем, а сегодня я почувствовала, что такое ужин в полноценной счастливой семье.

Только хмурый хрен, сидящий рядом со мной за столом, а теперь за рулём, выбивался из общей атмосферы.

– Пристегнись, – выронил Артём небрежно, для чего ему пришлось отвлечься от дороги, чтобы бросить на меня раздраженный взгляд.

– Как скажете, мой белый господин.

Покорно пристегнулась и сложила ручки на коленях. Мало ли, какие еще могут быть настроения у сына полицейского. Вдруг он шмальнёт в меня.

– А ты, вообще, улыбаться умеешь? Ну, знаешь, так чтобы искренне, не злорадно и не только своим сестрёнкам, – повернулась я к парню и специально стала на него пялиться. Даже голову чуть набок склонила, чтобы удобнее было его раздражать. – Просто все твои такие милые, улыбчивые. Даже твой папа оказался улыбакой. А ты… тебя будто подкинули в счастливую семью.

Артём ничего не ответил. Ноздри его слегка раздулись, не по-доброму заиграли желваки.

Я что-то не так сказала? Шутка не удалась?

Дабы избежать возможного конфликта, и, так и не дождавшись никакого ответа, я отвернулась к окну, чтобы молча смотреть в закат.

– Кстати, а почему «Маруся»? – не выдержала я уже через несколько минут. – Это как у «Фиксиков» папус и мася вместо папы и мамы?

– А как я её должен называть?

– Ну, не знаю. Мамой, например. Вроде, так называют женщину, которая тебя родила…

– По-твоему, во сколько она меня родила? В десять? – посмотрел на меня, как на идиотку.

– Полшестого, – буркнула я раздраженно и снова отвернулась к окну.

Согласна. Сглупила. Но и Артём тоже хорош. Из душки за семейным столом снова превратился в душнилу.

– «Фиксики», – злобный смешок покинул его легкие. Парень явно хотел сказать мне пару резких и очень матерных слов, но вместо этого смотрел перед собой и нервно разминал шею. – Моя мама умерла, когда мне было семь. Маруся – это новая батина семья.

После короткого, но весьма доходчиво пояснения, всё стало ясно.

И тот факт, что Артём рассказал мне это, скорее всего, был обусловлен тем, что за столом мой язык не очень крепко держался за зубами, когда я рассказывала о себе и о том, что я находилась и до сих пор нахожусь под опекой самого старшего брата.

– Слушай… прости, – произнесла я тихо и взглянула на профиль парня. Артём отвлекся от дороги и непонимающе посмотрел на меня. – Ну, за то, что назвала тебя подкидышем. Наверное, – да не «наверное», а точно – тебе это было неприятно. Беру свои слова обратно в рот.

– В рот надо брать кое-что другое, если действительно хочешь извиниться, – в уголке губ этого засранца притаилась улыбка. Айсберг на меня не злится.

– Пошёл ты! – с легкой улыбкой аккуратно ударила его кулаком по плечу. – У тебя влажные салфетки есть? Хочу стереть этот макияж, а-то меня в общагу не пустят с таким лицом.

– В пакете на заднем твои выстиранные тряпки. Наверное, еще мокрые. Возьми их, – бросил он пренебрежительно.

– А ты только со мной такой говнюк или ты, в принципе, женоненавистник?

– С чего ты взяла, что я женоненавистник?

– С первого взгляда. Ты же еще, не зная меня, уже с первой секунды начал питать ко мне неподдельное отвращение. В чем дело? У тебя какие-то проблемы с противоположным полом?

– Никаких, – самоуверенно ответил парень. – Просто на дух не переношу малолеток, подобных тебе.

– Это каких таких «подобных мне»? Можно поподробнее? – чтобы лучше его слышать и видеть, я вся подобралась на сиденье и развернулась к нему. – Рассказывай. Что заткнулся? За слова отвечать ссыкатно?

– А у тебя есть, чем мне пригрозить? – глянул Артем на меня скептически и с насмешкой.

– А ты сомневаешься? – не осталась я в долгу.

Разговариваю, блин, как мои братья. С кем поведешься…

– Как бы тебе помягче… – сказал парень и сделал вид, будто и правда собирается что-то для меня смягчать. – Ты и подобные тебе – тупые куклы, – смягчил так смягчил! – В чём ты пришла на то свидание в кафешку?

– Как ты уже сказал, в декольте до клитора.

– Именно, – кивнул Артём. – Вы же все, малолетки, выглядите так, будто выпали из мамкиного шкафа. Эта косметика, платья, туфли… Выставляете все, как на витрине, а в башке пусто. Я уж молчу о том, какая хуйня просыпается поутру без косметики. Вы какого-то хрена решили, что нам достаточно смазливой картинки, и клали на то, что башка не только для прически, а рот не только для помады. Ты можешь быть тупой, но выгляди хотя бы на свой возраст.

Чё?!

– У тебя какая-то психологическая травма, связанная с малолеткой, которая утром тебя напугала, проснувшись без косметики? И платье у меня, кстати, было приличное. Я, вообще, люблю платья и туфли. Ясно? Вот поживешь с двумя братьями, подонашиваешь за ними шмотки, и я посмотрю, как ты запоёшь. И, вообще, что это за предвзятое отношение к девушкам моложе двадцати? Ты сам-то принц, что ли? Платье и макияж ему не понравились… – скрестив руки на груди, я отвернулась к окну. – Просто скажи, что в твоём вкусе милфы, и иди в задницу.

– Твою мать… – шумно выдохнул Артём. – Ну, вот пришла ты на свидание, села напротив меня, а дальше что? А дальше – сигнал потерян. Перекати-поле. Сверчки… Ты села и смотрела мне в рот тупыми глазами, ожидая, когда разговаривать и задавать темы начну я. Когда холоп начнёт развлекать принцессу.

– Тебя когда-нибудь душили пальцами ног? – поинтересовалась я. – Просто, у меня одна рука болит. Ногами удобнее будет. И, к тому же, ты принял меня за попрошайку и проститутку. Как выяснилось…

– За плохую проститутку.

– Что?!

– Нет, что ли? – усмехнулся парень, мельком глянув на меня. – Ты, получается, даже на бургер не смогла передернуть. И уже определись, чем ты недовольна: тем, что я принял тебя за проститутку, или тем, что за плохую проститутку?

– Господи, – вздохнула я и, прикрыв глаза, уткнулась лбом в прохладное стекло. – А кому-то сейчас достается прекрасный Серкан Болат.

Я не стала скромничать. Потому что… пошёл он в задницу!

Будь он приятным парнем, я бы сделала бы вид, что мне совсем несложно дотащить пакеты и контейнеры от какой-нибудь остановки до общаги. Да я бы даже наплевала на то, что я на каблуках и с раненной рукой и ногой. Вплыла бы в общагу аки прекрасный лебедь, чтобы он смотрел мне вслед и слюни пускал.

Но конкретно взятый черствый Пряник заслуживал того, чтобы его вздрочнули. Поэтому я сказала ему подвезти меня до самой общаги. Фиг с ними, с этими контейнерами. По лестнице на свой этаж я с ними как-нибудь поднимусь.

– И пакет с моими шмотками, – щёлкнула я пальцами, вспомнив, что Артём сказал, что мои вещи на заднем пассажирском.

С каменной мордой, парень потянулся за пакетом и передал его мне.

Составив на капоте его машины башню из контейнеров, я наклонилась к опущенному стеклу пассажирской двери и почти даже мило улыбнулась парню.

– Спасибо, что подвёз.

– Не за что, – его лицо не выражало никаких эмоций. Только густая бровь слегка дёрнулась.

– И еще раз с днем рождения тебя, – продолжала я симулировать улыбку. – Кстати, у меня для тебя есть подарок. Сейчас. Где же он? – пока Артём хмурил брови, пытаясь понять, что я ему приготовила, я шарила в заднем кармане его, кстати, джинсов. – О! Нашла! Вот. Это тебе, – мой средний палец был оттопырен в его сторону, и теперь моя улыбка была самой настоящей. – С днём рождения, говнюк.

Уголки его губ слегка приподнялись, в серых глазах блеснула загадинка.

Подавив тяжелый вздох, я оттолкнулась от машины и, взяв с ее капота пищевые контейнеры с вкусняшками, пошла ко входу в общагу.

Чтобы открыть дверь, мне пришлось удерживать контейнеры одной рукой и подбородком, а второй рукой с двумя пакетами в ней тянуть за дверную ручку.

– Хоть бы помог, осёл, – бурчала я себе под нос.

Поверх моей руки легла теплая широкая ладонь и открыла дверь шире. Взглядом проследила, откуда эта ладонь растёт. Из-за того, что я удерживала подбородком башню из контейнеров, смотреть на высокую колокольню приходилось исподлобья.

– Шагай, Пшёнка, – кивнул Артём в сторону открытой специально для меня двери.

– Какое благородство, Пряня, – закатила я глаза и гордой лебедью вплыла в здание. Даже волосами умудрилась тряхнуть, чтобы они волнами колыхались в такт цоканью каблуков.

– С женихами нельзя, Гордеева, – шутливо остановила меня Альбина Марковна.

– Это не жених. Это курьер, который приносит только плохое настроение. Ни в коем случае не впускайте его.

– Красивый стервец! – расплылась женщина в кокетливой улыбке, дарованной парню.

Но большим шоком для меня оказалось то, что Артём улыбался ей ничуть не меньше.

Ну, теперь понятно, почему ему не нравятся сверстницы – настоявшееся вино вкуснее. Но не настолько же настоявшееся, как Альбина Марковна! Женщине под семьдесят! Она и так с трудом ходит. Пощади, ирод!

С силой зажмурила глаза, чтобы это развидеть. Входная дверь в общагу, наконец, закрылась, а Пряник исчез с поля моего зрения.

Дальше я смогла себе позволить идти сгорбленной и пыхтящей верблюдью.

В комнату я ввалилась едва дыша. Контейнеры сразу поставила на наш небольшой обеденный столик. Пакеты оставила рядом с туфлями, которые сняла у порога.

Под обалделый взгляд Гели я молча прошла к своей кровати и завалилась на неё лицом в подушку.

– Охренеть! – «разморозилась» Геля, вернув себе дар речи. – Чтобы я так на свидания ходила! – быстрые шаги по полу дали мне понять, что она подбежала к столу. – Ты на свиданку с бабкой какой-то бегала? Откуда столько хавки?

– Поверь, на такое свидание ты ни за что не захочешь, – перекатившись на спину, я закинула руки за голову и одобрительно кивнула подруге, которая со взглядом голодного щенка смотрела то на меня, то на контейнеры. – Ешь, конечно.

– Правда, Оль, откуда столько всего? И скажи сразу, у этого парня есть брат?

– У него есть две младшие сестры трёх и шести лет.

– Чёрт! Он неидеален. Я разочарована.

– И знаешь, что это за парень?

– Мне всё равно, кто он. Но за этот салат я готова расцеловать его руки, – Геля зачерпнула вилкой салат с фунчозой из контейнера и напихала себе полный рот. – Божественно! Я в раю!

– Я, всё-таки, скажу, что это за парень. А это тот самый парень, хам из кафе.

– Подожди, – нахмурилась подругу и, пожав ногу под себя, села на стул. – Ты же, вроде, к другому на свиданку шла.

– В том-то и дело, что я даже до него не дошла. Из-за собаки этого хама я оказалась в луже, а потом у него дома и попала на его день рождения. Представляешь?

– Так это его шмотки?

– Ну, не мои же. Или ты думаешь, что я из тех гопарей на районе, которые туфли с трениками сочетают?

– Не знаю. Но эти толстовка и джинсы тебе точно идут. Прикольно выглядишь.

– Угу. Будто кошелек у тебя в подворотне отжать хочу, – повернувшись на бок, я блаженно прикрыла глаза. – Спать хочу.

– Эй! В смысле «спать»?! Ты сегодня обещала в клуб со мной сходить. Забыла?

– Гель, какой, нафиг, клуб? Я сегодня искупалась в луже, у меня разбита коленка и содрана ладонь. А еще я только что внизу заработала непоправимую психологическую травму. Единственное, что я сейчас хочу – это надеть свои трусы и лечь спать.

– Ты без трусов, что ли?

– Угу.

– А говоришь, что свиданка плохо прошла.

– Извращенка, – швырнула я в нее плюшевого медвежонка и тихо хохотнула. – Тебе вот прям обязательно сегодня тащиться в клуб? Может, отложим на завтра?

– Я сегодня хочу. Ты обещала, что мы вместе пойдём. И ты, кстати, уже и так два раза переносила. Я ведь и обидеться могу.

Ох, уж это тонкое психологическое давление детскими обидками.

– Ладно. Но я иду в джинсах, не крашусь, и мы просто танцуем пару часов.