Другая жизнь

Тот, что сидел, всхрапнул. Я сразу выскочил из-за угла, даже не думая. Это мое хорошее качество. Не думать ни секунды, когда надо. Когда надо бежать, стрелять или выдергивать меч. Там, где я провел первые тридцать лет жизни, это очень пригодилось… или там и воспиталось. Приют, монастырь, армия, баронские дружины, разбойничьи шайки, каторга и прочие прелести жизни.

Выскочил из-за угла и сразу махнул по стоящему мечом крест-накрест. Этому удару меня научил Сива Бешеный.

– Если человечек без кольчуги – крестани его, – Сива жмурил глаза от удовольствия, – даже если не убьешь, то ему от боли и вида своей кровянки худо сделается. На несколько мгновений он из боя выпадет. Потом, если нужно, можно будет и кончить.

Спасибо, Сива. Много я от тебя узнал. Даже мне страшно подумать, где можно было всему этому научиться и остаться в рассудке. Хотя Сива и рассудок – это тоже не совсем подходящие друг к другу понятия.

Обернулся к храпящему, тот очнулся, но встать не смог. Мой клинок проткнул ему горло. Аккуратнее надо быть, так можно и меч сломать о стенку. А оружие надо беречь. Первый завалился и хрипел. Ткнул не глядя, звуки затихли. Присел на корточки, прислушался. Тихо. Туман полз от порта. Сырость снова принесла запахи моря. Водоросли и рыба… фу, гадость, как их едят только! Ничего нет лучше свежего кровоточащего куска мяса, подрумянившегося на огне, когда добыча еще бьется у тебя в ногах, а ты уже запихиваешь в себя этот первый, самый вкусный кусок.

Размечтался… Пора уходить. Потрошить ребят не стал, я не жадный. Почти все попадаются на украденных с трупов вещах. Обойдемся. Потрогал амулет на груди. Вдохнул воздуха. На север хочу, прочь от моря. Мяса, мяса дайте!

7 пыльника 315 года. День. Восточный форт. Второй

Зачем мы сюда полезли? Большой отряд, большой отряд… Как же. В ворота не пустили, своих головорезов там хватает. Старшина подрядился двух людей из города вывезти. А как самим туда попасть?

Власть в городке держали местные авторитеты. Без их указки и пикнуть никто не смел. Купцов пускали только с небольшой охраной.

Старшина собрал всех «стариков».

– У кого какие мысли есть?

Меня и не спрашивал, знает, что я против таких наймов категорически. И не в деньгах дело. Одно дело охрана и драка, другое – разборки среди семейств и больших денег.

– Может, ночью пролезем? – Весло любит ночью по стенам ходить. Ему что, в егерях и не на такое способны.

– Залезть, может, залезем, а людей как вывозить? Тоже через стену? – Старшина кивнул своему любимчику на кувшин, пусть разливает. Старшой с усилием выдернул пробку. Вояки оживились.

– Это не вам, – Старшина подвинул только свою и мою кружку, – пока не придумаете, не налью.

– Так на мокрое лучше думается. – Сержант не желал оставаться в стороне. Разлили всем.

– Может, просто купим кого-нибудь в городе? – Драться мне не хотелось.

– Ага, а наши наниматели этого не пытались сделать! Тут уже все пути попробованы.

Все уткнули носы в кружки.

– А купцов пускают? – Старшой подал голос из-за спин.

– Ну и?

– Одеваем кого-нибудь купцом, даем несколько человек в охрану.

– И что они там будут делать? И товар какой?

– Торговать будут, провиант покупать, все равно надо. А товар можно на тракте у любого каравана оптом купить.

– Спалят…

– Ну если в первые дни не наглеть, то вполне можно попробовать. – Старшой решил до конца отстаивать свою идею.

Старшина осмотрел всех хитрым глазом.

– Так, меня и Второго они видели. Сержант в купцы не годится. Пойдет Весло. В охрану ему дадим Братьев, Тихого и Старшого, в качестве приказчика. Торговаться умеешь? Сержант, покупай две подводы с лошадями, одежду для купцов и какой-нибудь товар. Если ни у кого других идей нет, то пробуем.

12 пыльника 315 года. Вечер. Восточный форт. Весло

Шлем и кирасу пришлось оставить. На меня надели простеганную куртку с железными пластинами. Вместо меча взял тесак и топорик. Если надо будет, я и ими справлюсь. Братья и Тихий остались как есть, наемники – они и есть наемники. Старшой достал свою куртку и испачкал руки в чернилах: ни дать ни взять – писарь, одним словом. Мне сказал надеть еще пояс с кошелем. Это точно, купчина все свое носит сам. Сержант на постоялом дворе купил нам две видавших виды телеги и пару спокойных лошадок. Там же купили два вороха кож: дубленых – на куртки, и обычных – на упряжь и ремни. Продавец в довесок сбагрил тюк дорогой крашеной замши. Куда ее денем – не знаю.

Договорились со Старшиной о сроках и вышли.

Все сразу пошло наперекосяк. Одна лошадь захромала, телега начала разваливаться. Дождь чуть не вымочил товар: о том, что его надо беречь, мы и не подумали. На городских воротах начали пытать, откуда и куда. Хорошо хоть мы со Старшим поняли, что надо говорить одно и то же, и просто описывали наш отрядный путь. Пропустили нас, на постоялом дворе слупили втридорога; как они тут живут с такими ценами… Народу много, но весь какой-то зашуганный. По городку спокойно не пройти, все время сзади топают стражники, по виду такие, что от них самих впору людей охранять. Так и есть, наверное.

Посреди площади – виселица, и человек десять висят. И в богатой одежде, и попроще. Круто берут здешние власти, хотя вроде как лихие времена закончились. А наглые, как монахи корроннского храма.

Сняли на базаре лавчонку, пытаемся торговать. Старшой разложил товар, народ зазывает, но толку – ноль. Народ шарахается. Наконец подошел местный купчина:

– У нас здесь свои порядки, уважаемые.

Ласково так говорит, но понятно, что прирежет за одну монету.

– Какие свои, уважаемый? Деньги другие? – не вытерпел я.

– Нет, уважаемый, деньги те же. Торгуют только свои купцы, а вы, уважаемый, если хотите продать, продайте нам, так лучше будет.

– Так нет проблем, уважаемый. Забирай, если цену хорошую дашь, конечно.

– Хорошую, не сомневайтесь, уважаемый.

И называет в два раза меньше той, за которую мы купили. Однако. Мы со Старшим переглянулись. Даже грубо отвечать не хочется.

– Ну как знаете, уважаемые. Если надумаете, вон моя лавка.

И пошел. И понятно, что деваться нам некуда. Старшой мне подмигнул – и за купчишкой следом, семеня и что-то сзади приговаривая. Вернулся через полчаса.

– Сказал ему, что ты за грош удавишься и будешь здесь сидеть, пока все деньги не проешь. Что хочу от тебя уйти и есть ли работа в городе.

– Ну и?

– А ничего. Никто у нас ничего не купит. Будем упираться – вообще отнимут. И чужаков на работу не берут. Да, и после захода солнца ходить нельзя, любому на улице караул стрелу всадит.

– Нормальненько. Ну ночью мы и сами кого хочешь подстрелим; напугали, егерский штык им всем в одно место. И чего делать будем?

– Можно ругань устроить, на крайний случай. Всех выгоняешь, чтоб по разным местам сидеть. Хотя у них тут столько охраны, что проследят все равно. Тогда ждем пару дней, а там посмотрим. Знак бы подать этим двоим, за которыми пришли… Да как?

– Ждем.

Через два дня стало еще хуже. Деньги кончились. Хромую лошадь вместо того, чтобы лечить, пришлось продать. Братья поцапались в трактире с караулом. Никого не убили, а вот их чуть не арестовали. Судя по тому, как на нас посматривал хозяин постоялого двора, скоро нас всех повяжут. Вечером и пришли.

Виселицы мы ждать не стали, пошли на прорыв. Братья и Тихий у них на хвосте срубили четверых во дворе и ушли в темноту города. Ко мне в комнату пытались ввалиться трое. Одного принял на тесак, остальных спустил с лестницы. Хорошо, что был одет. Махнул на крышу, оттуда по конюшне дальше. И теперь, распластавшись на коньке городского арсенала, смотрел, как город встал на уши. Искали нас плотно. Всюду бегали стражники с факелами, звучали ругань и команды. Братья не стали изображать героев, пошумели на улицах и снова растворились в темноте. Думаю, что к утру доведут счет до крупного. А что потом?

И сам стал староват для прыжков по крышам. Рассветет скоро, и – привет. И Старшой пропал. Или уже порубали молодого, а он еще и без оружия, и брони. Беда. Спустился аккуратно, пробрался на площадь к нашей лавке, замка на двери не было. Приоткрыл, понюхал воздух, явно прятался не один человек, к поту примешивался запах свежей крови; значит, не Старшой. Достал топорик, сейчас поиграем…

– Не порежь никого, Весло.

– Тьфу, Старшой… А с тобой кто?

– Те, за кем мы пришли. Как выходить будем? Братья где?

– Братья бегают. Шорох наводят. – Зашел, прикрыл дверь. Старшой чиркнул кресалом. В свете фитиля увидел пожилых мужчину и женщину с испуганными глазами и небольшими тючками в руках. Старшой сидел с исцарапанным лицом и богато украшенным кинжалом на коленях. Из вороха кож торчали чьи-то ноги в дорогих сапогах.

– Гаси… Где ножичек такой прибрал и что с мордой?

– Было дело…

– Ладно. Пока еще темно, идем к южным воротам.

– Там же человек десять!

– Главное – дойти. Делать только то, что скажу. Идти быстро сможете?

Молчание. Эти дурни наверняка закивали в темноте, как будто я их могу видеть…

– Смогут, – подтвердил Старшой.

– Хорошо. Я первый, Старшой за мной в десяти шагах, вы за ним. Я встану, все встаете. Я лягу, все ложитесь. Я бегу, все бежите. И тихо. Тихо. Тихо.

Дошли до ворот. Заныкались в переулке. К охране постоянно кто-то подбегал, проверяя, что все нормально. На рассвете в воротной башне раздались ор и лязг. Через минуту дверка открылась, и рожа Сержанта высунулась на улицу. Слава богам. Когда шумят за спиной, надо и вперед посматривать. Охрана? Лежат теперь в живописных позах. У нас только Пекло зажимал плечо, вечно ему попадает. Перебежали к своим. Ворота открывать не стали, спустили мужчину и женщину по веревкам, так же слезли и сами. В дверку уже долбились. Поздно, ребята.

Вечером пришли Братья с Тихим. Увидели нас, помахали руками, сели жрать. Тихий матерился страшно. Говорит, только успевал после этих двух отморозков через трупы перескакивать. Врет, я-то его знаю: половина трупов – точно его рук дело. И так всю ночь. Под утро они еще и запалили город, и лишь потом перелезли через стену.

Старшого опять трясло. Рано ему еще в такие передряги. Помотайся без оружия по улицам, когда за тобой толпа с мечами и арбалетами бегает. Бегает с желанием тебя немножко повредить, как наш командир, помню, говорил. Так мало того, что убежал, так еще и дело сделал. Если не помрет, то далеко пойдет. Тьфу-тьфу.

12 пыльника 315 года. Восточный форт. Вечер. Старшой

Еще никогда в жизни мне не было так страшно. Днем, изображая зеваку, погулял по городку, потолкался по лавкам. Зашел в дорогой трактир, съел порцию сосисок, очень вкусно. Мимоходом нашел домик тех, кого мы должны были отсюда вывезти. Он стоял на центральной улице недалеко от рыночной площади. Небольшой особнячок, с палисадником, большими стрельчатыми окнами и резной дверью. Строили его еще в те времена, когда в городке не думали об обороне, ночных погромах и прочих радостях жизни… Во, выражение Сержанта прицепилось.

К вечеру прибрел на постоялый двор, где и увидел первую часть представления под названием: «Сейчас вас будут убивать».

Нападавшими руководил воин в легкой узорчатой броне, с узким волевым лицом и мощным командирским голосом:

– Если сопротивляться будут, всех валить! Нам пленные не нужны.

Я это услышал, входя во двор и утыкаясь носом ему в спину. Потом долго и быстро бежал, петляя, как заяц, и слыша свист арбалетных болтов и веселую ругань. Идиот. Сам придумал, сам и выпутывайся. А что, ни оружие, ни броня тут бы не спасли. Охотилось за мной человек двадцать, к тому же хорошо знавших местность, в отличие от меня.

Через полчаса бега выскочил на перекресток и понял, что подбегают со всех сторон. Еще пять секунд – и все… Каким-то непонятным прыжком, спиной вперед, перемахнул забор и упал, повиснув в колючем кусте, не долетев до земли. Замер. За оградой столкнулись две группы преследования.

– Стой! Где?

– Свернул куда-то опять, гадина.

– К северным воротам, наверное, утек.

Я уже старался не дышать. Здоровенные колючки потихоньку впивались в тело. Сердце било, как в набат. Раздался голос узколицего:

– Тихо. Здесь он где-то прячется. Осмотреть все закоулки. Этого можно и живьем взять.

– Слушаемся.

– Сам с него шкуру спущу. Где остальные?

– Трое борзых, это которые наемники, к реке ушли. Наши там их ловят.

– Как бы те их сами не поймали. Наемнички. Пошлите туда еще людей. А купчишка?

– Влез на крышу – и пропал. Уже везде посмотрели.

– А их лабаз?

– Замок сбили, там никого.

– Искать. К воротам постоянно отправлять караулы. Утра ждать нельзя. Ищите.

Те с топотом разбежались по улицам. Колючки, похоже, уже проткнули меня насквозь. Сердце по-прежнему выпрыгивало из груди. Я был весь мокрый от пота. Было страшно повернуться: враги стояли за забором, на расстоянии вытянутой руки.

Наконец все стихло. Еще несколько минут я повисел неподвижно. Потом еще чуть-чуть. И еще. Когда боль от колючек пересилила уже все пределы и я был готов заворочаться, за забором чиркнуло кресало. Я опять обмер. На полмгновения позже – и все. Кто-то стоял за забором, вслушиваясь в тишину. Это мог быть только узколицый командир. Пока остальные бегают – стоит, ждет. Я чуть не заплакал от боли и страха.

Вдруг в соседнем квартале послышались крики и лязг мечей, кто-то истошно заголосил:

– Здесь они! На помо…

Судя по тому, что крик оборвался, помощь не успела. Кто ж там? Братья или Весло отбиваются. Эти могут много крови выпустить местным стражникам. Весло, уже пожилой, но еще в отличной форме, обладал какими-то фантастическими приемами боя. Если Сержант в бою стоял как скала, о которую разбивались волны врагов, Братья отличались слаженностью и напором, то движения Весла всегда были скупы, четки и почти не видны глазу. Чувствовалась многолетняя выучка. И не в обозе.

На перекресток вновь выскочили люди. Узколицый их обругал и увел в сторону шума. Я со стоном стал выпутываться из колючек и вскоре свалился на землю, с поцарапанными лицом и руками. Что ж, главное – не терять скорости. Пробежав пару кварталов, перемахнул уже знакомый палисадник и постучал в резную дверь.

– Кто? Мы никого не ждем, – раздался испуганный голос.

– Я от вашего сына.

За дверью ойкнули, и она приоткрылась. Я заскочил внутрь, захлопнул дверь и привалился к ней спиной, стараясь отдышаться. В свете лампы увидел двух пожилых людей, как ни странно, полностью одетых, несмотря на поздний час.

– Где он? Он жив? – не вытерпела женщина.

– Жив, в безопасности. Прислал за вами. Собирайтесь, попытаемся уйти.

– Ворота закрыты, а днем мы под присмотром.

– Вот поэтому бежим сейчас, собирайтесь.

Они переглянулись.

– Мы готовы.

Мужчина вытащил два тючка из стоявшего тут же сундучка. Подал жене темный плащ и сам надел толстую куртку.

– Оружие есть?

Мужчина достал с полки видавший виды арбалет.

– Не развалится? – с сомнением спросил я. Тетива, похоже, была готова порваться от дуновения воздуха.

– На пару раз хватит. – Мужчина сноровисто зарядил арбалет и передал мне.

– Идемте.

Плана не было. Все карты были у Весла. Не нашел ничего лучше, чем отвести их к нашей лавке. Если стража ее уже осмотрела, то второй раз не полезут. Открыл дверь, пропустил их вперед, зашел сам. Тут же что-то грохнуло, вспыхнуло огниво. Мужчина лежал на шкурах, а узколицый держал кинжал перед лицом женщины. Повернув ко мне голову, он удивленно поднял брови при виде направленного на него арбалета. Болт взвизгнул, тетива лопнула с противным звуком. Узколицый выронил кинжал, упал назад на кожи, трут потух. В темноте привели в чувство оглушенного. Хорошо хоть узколицый его не пырнул, просто ударил по затылку рукояткой. Кинжал с огнивом пригодятся.

Что делать дальше, в голову не лезло. Хотел уже скомандовать отправляться к городскому частоколу, но тут дверь скрипнула. Весло пришел вовремя.

Уже поздно вечером в лагере ко мне подошли Братья. Осмотрели кинжал, похлопали по плечу. Тихий протянул кружку.

– Ты везучий, бродяга.

– Бегаю быстро.

– Бегаешь ладно. То Кабана завалить, то Мола…

– Кого?

– Он тут всех в узде держал, включая местного барона. Я на конюшне когда терся, все про него узнал. Душегуб, каких мало. Сам любил казни исполнять. Весь городок ему принадлежал и все боялись. Ты ж из арбалета в чучело не попадаешь, а тут…

– Так с двух шагов! Это у меня способ такой. Подбегаешь вплотную и стреляешь.

Тихий с Братьями заржали.

– Ну тебе надо тогда с Братьями держаться. Они тебя будут вплотную подводить, а ты – кабанов стрелять.

Братья переглянулись.

– А ну вас. Я теперь только чай Старшине буду заваривать. Вот он, кстати, идет.

Подошли Старшина, Второй, Сержант и Весло.

– Хреновые вы купцы, – Старшина подмигнул мне, – ничего продать не смогли. Одни траты на вас.

Вот ведь зануда. За освобожденных, как я понял, нам хорошо заплатили.

Весло покачал головой.

– Ну не успели.

– Как не успели? – Я достал кошель из-за пазухи. – Вот. Как Весло мне сказал, что ночью уходим, я нашему знакомому купцу весь товар и впарил.

Весло опешил.

– В полцены?

– Нет, поторговался. За что брали, за то и отдал.

Старшина хлопнул себя руками по бокам:

– Во, учитесь! Хоть кто-то и дело делает, и деньги приносит.

– И на выпивку не тратит.

– Во, и на выпивку не тратит.

– На книги только могу.

– Второй, выдавай ему на книги в каждом городке. Заслужил.

– Ага, только библиотеки нам не хватает. Потом бродячий театр, фокусники, цирк, клоуны…

– Цирк у нас уже есть. А клоунов – вообще через одного.

12 пыльника 315 года. Вечер. Восточный форт. Старшина

Помню, был у нас командир в полку. Не полкан, а помощник его, по каким-то там делам. Гадкий, злобный и дурной был, хотя и из благородных. В нашем Морском, да еще в Егерском на происхождение не сильно смотрели. Это в Контулукском, если кровь не голубая, дальше сержанта не выслужишься. А у нас все по заслугам.

Так вот. Через него я нашивок в очередной раз и лишился.

Построил нас, два часа мурыжил в строю, все про какую-то честь говорил. Мол, нам доверили, а мы, дураки, не ценим, и прочую хрень.

И чего мне так тоскливо стало? И вот когда он на минуту замолчал, чтоб просморкаться, я тихонько… ну как тихонько – весь строй слышит, спрашиваю у другана своего:

– Знаешь, чем дурак от солдата отличается?

– Чем? – так простодушно отвечает, а все уже прислушались, чувствуют, что сейчас что-то будет.

– Солдат – он на срок контракта солдат, а дурак – это навечно.

Ну все легли, конечно, от хохота. Уж больно этого помполкана не любили.

Ну мне карцер, а так как старшин в карцере держать нельзя, то нашивки по дороге и спороли. Это еще ничего. Пять суток. В следующий раз я месяц просидел.

20 ятя 316 года. Вечер. Гора Корр. Глаз

Дурачки! Думали, что прижмут меня к горам и поймают. Щас. Испугали кота сметаной. Тут я сам вас переловлю. Даже не зная ваших троп и проходов.

Помню, когда с каторги сбежал, полгода мотался по хребтам. Досюда не дошел, но это чувство – свободы, неба, звезд, ледниковой воды – навсегда соединилось для меня с ощущением гор. Здесь я был своим. Это не контулукская чаща, где из-за каждого дерева в любой момент может взвизгнуть егерский болт, и не южная степь, где нет места одиночкам. Здесь я хозяин. И ночью, и днем. А еще, уважаемые, мне лошадок кормить не надо, и лагерь ставить, и прочее.

Что ж ты, барон, так на меня осерчал? Тьфу на тебя. И на все ваше благородное племя. Мир принадлежит сильным. А вас ненавижу. Спесь вашу, чванство ваше. Благородные… Перевешать вас всех на воротах замков, большего вы не стоите. Барон, барон…

Расположился прямо на перевале. С одной стороны сыпуха, тихо не подойти, с другой почти отвесная стенка: спрыгнуть можно, а влезть – надо будет попотеть. С вершинок спуститься можно, но не ночью. Запалил костерок под камешком, сварил в миске, она же кружка, вечернее пойло. Научился у кондрекоров. И суп, и чай вместе. В горах с дровами худо, на две посуды-то. Чай, масло, мед, если есть. И лепешка с вяленым мясом. Благодать. Благодать. И благодать. Простите, отец настоятель, ничего вы в благодати не понимаете. Ха.

Внизу зажегся огонек. Тоже поесть варят. Ага, еще и спать вполуха будут. Прошлой ночью я им выспаться не дал. А нечего на фоне огня стоять. Мишень – как в полковом тире. Поднял арбалет, нажал курок, зарядил; поднял, нажал, зарядил. А ко мне через речку ночью не перепрыгнешь. И сегодня не поспите. А я посплю. Горы усталых не любят. Внимание потерял на подъеме и сорвался, на спуске – ножку подвернул. Посплю. С востока тянуло теплым ветром. Еще бы почитать что-нибудь толковое перед сном. Ага. В монастыре не вылезал из библиотеки. Поэтому и уйти пришлось. Оказывается, молиться и трудиться надо, а не читать.

«Еще один день. Почему же так быстро?

Я опять ничего не успел, не продвинулся дальше…»

Ха. Ха. И ха.

22 ятя 316 года. День. Брошенный город. Северная дорога. Сержант

Топали несколько месяцев на север. На всю дорогу никто не нанимал. Дорого. Не сезон. Все караваны шли от городка к городку. Надолго никто не загадывал. Купцы в основном имели свою охрану. Кормить еще два десятка людей мог позволить не каждый. Хорошо, что у нас в закромах было достаточно, чтобы не браться за уж совсем неприличные заказы. Убийства. Угрозы. И прочее.

В конце концов дорога совсем обезлюдела. Старшина решил двигаться дальше, чтобы к началу сезона прийти на север. Сбыть оружие и наняться в большую охрану. Оптимист, блин. Ладно, посмотрим.

Места пошли дикие. В мор всех почти скосило. И не обжились еще. Городки полупустые. Впереди болота северные. Не разгуляешься.

Пришли в брошенный город. Когда-то красивый. Графский дворец сгорел. Одна башня-детинец посреди старой площади стоит как новая. Дверей нет – как бойцы туда попадали, не знаю. Бойницы только на уровне трех ростов, и те узкие, в три ладони. В кольчуге не пролезешь. Значит, сверху лестницу кидали.

Встали на площади. Дома разорены. В окнах помелькали какие-то рожи, но не вышли. Вечером подошел купчишка с телегой. Сказал, что местный. Попросился переночевать в лагерь. Выставил бочонок рому. Сидели, отдыхали после длинного перехода. Расслабились. Старшина со Вторым рассматривали карту. Кувалда перековал лошадок. Остальные валялись вокруг костра. Только Старшой все нарезал круги вокруг донжона, хлопал по стенам. Потом стал обходить ближайшие дома. Половина были разобраны на дрова. Остальные вот-вот развалятся.

Тишь да гладь. Поели, распили выставленный ром. Отдавал голимой сивухой. Мы с Лисой встали в первый караул. Потихоньку темнело. Последнее, что помню, как Старшой с довольным видом вылезает из остатков бывшего дровяного сарая. И все.

Повезло, что этот поганец, купец местный, и подумать не мог, что в наемниках непьющий может оказаться. И смекалистый. Старшой, как увидел, что я как стоял, так и упал, сразу все понял. И этому купчишке, притворяющемуся спящим – чтоб не заорал, сразу кинжалом своим новым сунул. А дружки его, видать, сигнала ждали, что мы готовы, и не спешили.

Вот. И за эти полночи Старшой нас по одному всех в башню перетаскал. Нашел, оказывается, в сарае подземный ход. Где-то видел такой же, говорит. Открыл. И таскал. И нас, и почти все ценные пожитки. Товар только уж не успел. Особенно на меня и на Кувалду, нашего кузнеца, потом ругался. Что? А ты попробуй мужика здорового, который как тушка валяется, с земли на плечи поднять, пройти с ним, спуститься в лаз, хорошо хоть широкий, и снова по лестнице вверх, на второй этаж. И так два десятка человек. И броню. И пожитки. И еду. Колодец в башне был.

Говорит, когда эти друзья пришли, даже арбалет не мог держать, так руки дрожали. Бросил камень из бойницы одному на голову, который над купцом нагнулся, и все.

Те все поняли. И ход нашли. Еще бы. Кузнеца и меня Старшой уже волоком тащил. Ход нашли, а дверку там не открыть было. Я потом смотрел. Хитро сделана. На повороте. Ни разбег для тарана не сделаешь, ни подкоп, ни рычаг. Полгода надо провозиться. Короче, сели в осаду, они ж не знали, что у нас всего один в строю. Гвардеец, блин.

Потом расспрашивали его, мол, тяжело было нас таскать? Таскать, говорит, еще что… а вот потом нас всех отваром отпаивать и штаны переодевать трое суток – вот это да. Лиса каждый раз, как это слышит, краснеет и выходит. А что делать, на третий день только стали от отравы отходить. Трое умерли. Да еще эти ребята каждую ночь пытались влезть к нам. Крюки в бойницы кидали с веревками привязанными, и лестницы пытались поставить. Первую ночь Старшой от бойницы к бойнице бегал. Изображал, что нас тут много, здоровых. Орал, факелами махал, стрелял, камни кидал. Отбился.