
Полная версия
Невымышленные рассказы
Прошло чуть больше часа, и борщ был готов. Агафья не стала дожидаться, пока капуста разварится, и сняла чугунок с огня. Она была уверена, старику понравится, что капуста сохранила упругость и будет похрумкивать во рту. Затем поставила выпекаться каравай. Аппетитный запах сдобы наполнил кухню, его учуяла Венера и негромко тявкнула: про меня не забыли? Агафья прихватила кость с мясом и вышла.
Почуяв запах говядины, собака завиляла хвостом. Ей была приятна забота, и она, так же как и кот, признала Агафью хозяйкой. Та положила кость возле миски с водой и вернулась в кухню, где вымыла сковородку, половник и нож. После укутала чугунок полотенцем и оставила на столе. Каравай положила рядом, но накрывать не стала. Ему нужно выстояться. В завершение убедилась, что угли покрыло белёсым пеплом, и прикрыла вьюшку, заслонку и поддувало. Так тепло сохранится до прихода старика. Напоследок окинула взглядом, всё ли убрала, и выключила свет. Изба была готова к приходу хозяина.
Агафья вышла во двор, Венера грызла кость и благодарно взглянула. Что-то в собачьем взгляде привлекло, и Агафья подошла к будке. Венера прижалась к ноге. Её ладная шерсть лоснилась. В тёплое время старик купал собаку, и теперь, когда сошёл снег, ополоснул из шланга и позволил обсохнуть в бане.
Агафья поинтересовалась, давно ли Венера у старика. Выяснилось, той без малого восемь лет. И всё это время преданно служит хозяину. Собеседница уточнила, как долго Венера сидит на цепи. Оказалось, с двух лет. До того жила в избе. Но старик каждый вечер отпускает побегать. Так что если б Венера пожелала, то легко могла сбежать. Но её тянет обратно.
Улыбаясь собачьему откровению, Агафья пыталась разгадать причину, странного, на первый взгляд, поведения. Неужто приятно день-деньской сидеть на цепи? Но собака в ответ лишь скалилась. Ей было невдомёк, отчего умная с виду женщина не понимает простых вещей. И она решила поделиться собачьей точкой зрения.
– Даже если б не сажали на цепь, – пролаяла Венера, – я бы всё равно никуда не ушла.
– Почему? – изумилась Агафья. – Разве не хочется побегать по округе? Узнать, что творится в мире?
– Хочется, – пояснила Венера. – Но я и так каждый день бегаю. А возвращаюсь, потому что люблю хозяина. И мне не нужен другой.
Агафья с любопытством смотрела на четвероногое проявление верности. Но её смущала цепь. Неужто нельзя любить без привязи?
– А что в том плохого? – не могла взять в толк собака. – Ты ведь тоже привязана к старику. И какая цепь крепче? Видимая иль невидимая?
Агафья задумалась. В самом деле, на первый взгляд её здесь ничего не держит. Можно встать и уйти. Но ведь она этого не сделает, так как не будь старика, не было б Агафьи. Он её создал. А разве может создание не любить Создателя? Для чего, спрашивается, всю ночь трудилась по хозяйству? На собственном примере Агафья неожиданно осознала всё живое – нуждается в солнышке! Без него зябко. А если так, нужно занять место, что определил Творец! Ей поручено охранять огород. Значит, там её жизнь, и Агафья пошла со двора. Быть возле земли.
Едва она скрылась, над горизонтом мелькнул солнечный диск, и в калитку вошёл Агафон. Он устал после работы, но чувство удовлетворения переполняло. Старик был при деле и светился от радости! Он поставил сумку на крыльцо и кивнул Венере. Собака радостно залаяла. Агафон было направился в дом, но увидал что двор тщательно выметен, а совок и метла находятся не там, где их оставил.
Старик нахмурил брови, вчера он не брал метлу в руки. Кто же это сделал? Рассуждая, неторопливо подошёл к сараю, накормить кабана и кролей. Однако, когда вошёл, удивился! Свинарник вычищен, а угол выстлан соломой.
Агафон почесал затылок и перевёл взгляд на кроликов. Те, сытые, лежали на свежем сене. Старик заглянул в ведро, в котором накануне находился картофель. Оно было пустым. Он озадаченно крякнул и в раздумье вышел в огород.
Агафья сидела на скамейке, где оставил, но повсюду разбросано удобрение из свинарника. Не понимая, что происходит, он вернулся во двор и только теперь заметил выстиранное бельё.
В это время в калитку ворвалась соседка. Та, у которой ночью отелилась корова. Она взахлёб благодарила за то, что приглядел за Зорькой и принёс воды. Но старик отрицательно качнул головой, был на дежурстве. Соседка удивилась: кто же этот добрый человек? И ушла.
Когда она удалилась, Агафон решил удостовериться, всё ли в порядке на веранде. Он открыл дверь и обомлел – веранда блестела! С верстака смели мусор, но инструменты не тронули. В банке ни окурка, а шкаф вычищен от пыли. Да и дорожку вытрясли.
Старик заглянул в погреб и убедился: там тоже побывала хозяйская рука – проросшая картошка оказалась в корзине, до вчерашнего дня пустовавшей. Агафон терялся в догадках: может, дети приехали? Он захромал в избу.
Едва вошёл, изумился! Всё прибрано, полы вымыты, а на столе горячий чугунок с борщом и аппетитный каравай. В это время с печи спрыгнул кот.
– Кто здесь был? – спросил Агафон.
В ответ Меркурий заурчал. Окончательно запутавшись, старик вышел во двор и взглянул на Венеру. Довольная собака виляла хвостом, возле миски лежала обглоданная кость.
Агафон присел на крыльцо и стал размышлять. Наблюдая за собакой, перевёл взор на бельё. Оно было аккуратно развешено. Нет, Венера не могла его постирать, отжать и развесить. Такое ей не по плечу.
Тут раздался шорох, и на улицу вышел Меркурий. Потягиваясь, улёгся на крыльце. Старик погладил кота. Глядя на мурлычущее создание, понимал: кот не мог нарезать картофель и накормить кроликов. Он задумчиво свернул козью ножку и затянулся…
Житейская рассудительность привела к выводу, что во всём чувствуется умелая рука. Причём не мужская рука, а женская. Иначе откуда знание, что после отёла корову нужно поить? Да и всё остальное. Взвесив «за» и «против», Агафон поднялся и направился в огород.
Едва вышел за ограду, ветер взлохматил седину. Он резвился, словно повеса, наклоняя к земле молодой клён. Старик подошёл к Агафье. Внимательно посмотрел и произнёс:
– Кроме тебя – управиться некому. Ты – умничка! А коли так, нынче схожу в магазин. Надобно тебя приодеть, а то неприлично на людях показаться…
Агафья молчала. И только шаловливый ветер тревожил кудри, выбивавшиеся из-под платка. Хозяин развернулся и заковылял во двор. Агафья смотрела ему вслед и загадочно улыбалась. Ей была приятна похвала. Так устроены женщины, им нравятся внимание и забота.
Сон обывателя
Загадочный мир иллюзий пленил. Стирая зыбкую грань реальности и видений, он дарил сны, которые я часто принимал за действительность. Причина – болезненное состояние моего здоровье, на что врач, да упокоится его душа, нацарапал рецепт: скорейшую операцию и терапию. Признаюсь, перспектива слегка озадачила, и я промямлил, мол, от судьбы, не уйдёшь. Он буркнул, что мне ещё повезло, иначе болезнь давно бы умножила меня на ноль. Я по достоинству оценил шутку, но почему-то всё казалось глупым розыгрышем. Впрочем, знать бы заранее, что стану учебным пособием, я возможно и передумал. Но служить живым анатомическим чучелом оказалось забавно. Меня показывали студентам, а я наблюдал за их реакцией. Однако продолжалось это недолго и как-то ранним утром, меня отвезли в комнату, куда никого из посторонних не впускали.
Мне снова повезло, операция прошла успешно. Очнувшись в реанимации, я осмотрел палату и поприветствовал её обитателей. Те, кто лежали возле окон промолчали. У них были сломаны челюсти, и в ответ на моё приветствие они лишь кивнули, жестами указывая на что-то скрючившееся в углу. Я повернулся и отдельно поприветствовал грузный свёрток, что свернувшись калачиком, по всей видимости, спал. Позже выяснилось, ночью он умер и в скором времени его уволокли санитары. Так я познакомился с этой обителью отчаяния.
Лениво потянулись дни. Меня изредка навещали. С удивлением обнаружил, как испытываю противоречивые чувства: благодарность за оказанное внимание и недовольство жалостью, скользящей в каждом взоре. Мне казалось, все считают своим непременным долгом заживо меня похоронить, ведь посещения начинались с самого утра и напоминали траурный ритуал. Правда поначалу я с иронией отнёсся к происходящему, однако, вскоре её сменило раздражение.
Прежде чем попасть в палату, нужно было пройти под окнами, и минуя окна, многие улыбались, являя бодрый образчик жизнерадостности. Но по мере приближения к входу хорошее настроение улетучивалось. Складывалось впечатление, будто за входной дверью притаилось нечто, увидав которое, посетители мгновенно менялись в лице.
Со своего места я не видел, что именно служило причиной перемены, тем не менее, проходя внутрь лица обретали одинаковые, скорбные выражения. А следующее за этим действо вызывало негодование, переходящее в бешенство. Я раздражался от взглядов, полных сочувствия, ободряющих похлопываний и неискренности, что стала повинностью. Не покидало ощущение, будто присутствую на собственных похоронах, слушая надгробные речи. Для полноты картины не хватало могилы да оркестра, исполняющего траурный марш.
Не знал, что жалость так беспощадна! Незаметно подкравшись, она жалит словно змея и её смертоносный укус парализует волю. Страх сковывает движения, тело покрывается испариной, а взмокшая от пота рубашка словно невыносимо влажные путы.
Наспех распрощавшись, я срывал с тела липкую ткань, тщетно пытаясь ледяной водой смыть унизительное клеймо. Бушевавшие во мне эмоции могли сжечь всё живое! Сочувствие приятелей рождало ненависть, тихо выжигавшую душу. Отчаяние овладело мной. Оно надолго выбило из колеи. В сопровождении тягостных мыслей я покинул больницу.
Из лечебницы направился домой. Проезжая по цветущему городу, любовался тенистыми аллеями. В их недрах били хрустальные фонтаны. Буйная растительность скрывала бульвар, по которому прогуливались влюблённые. Жизнь, била ключом…
Я подъехал к дому, и остановился у подъезда вглядываясь в беззубый оскал, готовый меня поглотить. Но во дворе всё было как обычно. Милые старушки, сидя на лавочках, обсуждали последние сплетни, а детский щебет разносился повсюду. Воздух, пропитанный ароматом весны, звенел птичьими голосами.
Мне не хотелось входить в подъезд, его темнота настораживала. Однако переминаясь с ноги на ногу, всё же шагнул в пустоту. Она встретила сыростью и прохладой и ударив в нос чем-то затхлым, мягко навалилась. К горлу подступила тошнота и я рванул вверх, словно спасаясь от погони.
Взлетев по ступенькам, с облегчением захлопнул за собой дверь. От слабости дрожали колени. Тяжело дыша, я изучал обстановку. Вещи как будто находились на своих местах, но что-то, чего не мог понять, изменилось. Пытаясь припомнить ненужные детали, я лишь напрасно напрягал память. Она не спешила прийти на помощь. На ватных ногах бродил я по гостиной, вглядываясь в неясные силуэты, наконец, утомившись, рухнул на диван. Время, словно не желая меня тревожить, остановилось.
Незаметно подкралось утро, но вечно спешащее солнце было за горизонтом. Повеяло прохладой. Утомлённый зноем город просыпался.
Я подошёл к окну и распахнул его. Горный ветер ворвался, напоив своею свежестью моё унылое жильё. Подставляя лицо под бурные прикосновения, я любовался фонтаном во дворе.
Кто был на Востоке, навсегда останется в плену его дивной красоты. Праздничное ликование красок не выразить словами. Смешавшись с запахами, они устроили фейерверк, заставляя блекнуть фантазии своих восторженных поклонников! Признаюсь, до сих пор мне снится восточная ночь, полная чарующих запахов и звуков. Её непроглядная тьма усеяна мириадами звёзд. Изысканным очарованием веет ночное небо, и пряным вкусом вторит ощущение сказки, унося воображение прочь. Такой эта ночь была во времена Гарун аль Рашида, такой осталась и теперь.
В горах безжалостное время оттеняет красоту скал. Их отвесные стены – словно глубокие колодцы! Вырыты могучими исполинами, они хранят вековое молчание. Звенящая тишина непреклонна, как суровый страж. Время покоит свои тайны в глубине бездны. Громадная толща воды не спешит поделиться секретами. Мне захотелось раствориться в этой прохладе, ощутив себя частью природы. Я смотрел на фонтан и одиночество тоской сжимало сердце.
Мысли же мои, несмотря на потрясение, были ясны. Мне нравилась их прохлада, они не метались хаотично, но каждая имела свой путь. Это было приятное ощущение слаженности и гармонии. Мысли уносили в прошлое, далёкое и нереальное. Угадывая сокровенные желания, они меняли картину за картиной. Блуждания по галерее воспоминаний продолжались до утра. Я снова был с теми, кто мне дорог…
Незаметно протекало время, всё шло своим чередом. И как-то по обыкновению встречая рассвет, я почувствовал, мысли изменили отношение ко мне. Они метались, словно что-то вспугнуло их.
Неожиданно зазвонил телефон! Надрывая голосовые связки, он пытался что-то сказать. Механически я отключил его, и тревога, ожидавшая свой час, набросилась…
То далёкое время наградило меня не только воспоминаниями. В память оно подарило сон. Когда-нибудь им поделюсь, и возможно, он найдёт того, кто по достоинству его оценит.
ГорнилоПрошло несколько дней. Закаты смешались с рассветами, и я потерял счёт времени. Словно норовистый конь, понесло оно вскачь и странное беспокойство проникло в мои размышления. После недолгих раздумий я набрал номер доктора.
Трубка мягким женским голосом сообщила, что хозяин на работе. Пришлось перезвонить в больницу. В этот раз к телефону доктор подошёл сам. Мы обменялись любезностями и осторожно коснулись темы, как вдруг он стал горячо убеждать немедленно начать процедуры. Аргументируя, что напрасно теряю время, пригрозил: если буду упорствовать, месяца через два ему не с кем будет спорить. Правда, тут же спохватился и попытался перевести сказанное в шутку. Но слово не воробей! Разговор не клеился. Обменявшись пожеланиями всех благ, мы завершили беседу.
Пребывая наедине с мыслями, я взглянул на себя со стороны и, с удивлением, увидел, как холодной, скользкой рыбой в меня вползает тревога. Из любопытства прикоснулся к ней. Она сияла и переливалась, принимая какую угодно форму. Необычайные, немыслимые ощущения!
Внезапно всё исчезло. Я остался наедине с фразой доктора. Обретя очертания сказочного существа, она легко загнала меня в угол, поставив перед выбором. Но выбирать не пришлось! Мне не хотелось вновь подвергаться сочувствию, и я решил больше не ездить в больницу. Определённость наступила и принесла облегчение. Мосты были сожжены, а будущее туманно.
Отношение людей к смерти, предмет моего искреннего удивления! Казалось, сознавая неизбежность, стоит призадуматься, но, времени недостаёт. Однако стоит ей приблизится, как слова замирают на устах.
Смерть! Твоё присутствие рождает чудо! Тот, кто ещё вчера был господином, мгновенно превращается в раба. Он становится невольником страха, своего самого неумолимого властелина. Редко кому удаётся освободиться из невидимых пут. И вдруг Капризная уходит, оставляя до поры, что принадлежит ей по праву. Но мало кто помнит, как дышал, чувствовал словно в последний раз…
После операции прошло не так уж много времени, а во мне произошёл настоящий переворот! Моими постоянными спутниками стали мысли о смерти. Понемногу я привыкал к ним. Мировоззрение менялось, и я медленно погружался в пропасть, именуемую равнодушием. Часто тело сутками оставалось без движения, и я просто забывал что-либо поесть. Время обходило стороной мою берлогу, но меня это не тревожило.
И вот однажды встречая зарю, я заметил, как природа во дворе разительно переменилась. Мой ум напряжённо пытался понять, что же произошло?! И лишь помучившись, сообразил: пришла осень.
Осознание этого факта заставило запаниковать! Интуитивно я чувствовал: между изменениями в природе и мной есть какая-то связь. Упрямо пытаясь её нащупать, получил ответ – после операции прошло три месяца! Однако, я не сильно обрадовался этому, казалось бы, знаковому известию. Наоборот, меня словно обманули! Душевное равновесие, доставшееся таким трудом, рушилось. Что-то внутри протестовало против подаренной мне неожиданной отсрочки. Мысль о том, что буду жить, казалось абсурдом! Я уже свыкся со смертью и отвергал любые попытки думать о будущем. Нервы были взвинчены, терзала мысль, будто кто-то посмеялся надо мной. Спасительный обман превратился в изощрённую пытку!
Но продолжалось это недолго. Неумолимое, как палач, время выполнило свою работу. Возврат к реальности быстрее, нежели уход от неё. Словно кубарем слететь с горы! Много усилий уходит на подъём, спуску же отводится несколько мгновений. Необходимость – эта основа бытия, вырвав из мира иллюзий, разом нацепила хомут проблем. Заполнив свободное время, они ввергли в водоворот суеты, раздувая потухшие угли былых отношений…
Прошло чуть больше недели. Жизнь постепенно брала своё. Какие-то обыденные заботы постоянно задвигали на задний план что-то простое, но очень важное. Я почти смирился с реальностью и не вспоминал про операцию. Но одним будничным утром вдруг проснулся, почудилось, будто кто-то зовёт. Я открыл глаза и настороженно вглядывался в тишину.
– Проснулся? – на сей раз отчётливо раздалось во тьме.
«Какой странный сон», – первое что пришло на ум.
– Это не сон, – словно читая мысли, возразил голос.
Я поднял голову и огляделся.
– Кого ты ищешь? – мягко прозвучало ниоткуда.
Сбитый с толку, я неохотно поднялся и заковылял в кухню. Подойдя к распахнутому окну, полной грудью вдохнул осеннюю прохладу. Она была с горчинкой дыма от костров, последнего приюта ставших ненужными осенних листьев. Эта ритуальная кремация повторялась из года в год, но никогда она не казалась такой символичной. Немного постояв, я проснулся.
– Чудный рассвет, не правда ли? – спросил неизвестный.
– Что такое? – едва выговорил я, сердце же бешено заколотилось.
– А у кого ты спрашиваешь? – как ни в чём не бывало продолжал он.
Я хотел было ответить, но нужды в том не было. Голос звучал у меня в голове и вряд ли кто-нибудь ещё мог его услышать.
Не понимая, что происходит, я прошёл в спальню и зачем-то уселся перед зеркалом. Внимательно вглядываясь в отражение, не сразу понял, как пытаюсь отыскать на лице признаки безумия. Правда на первый взгляд всё в норме. Но стоило немного успокоиться, как прозвучало:
– Это не игра воображения.
И снова тишина. Волнение пошло на убыль, мой ум почти освоился, и, казалось, происходящее ему даже нравится. Но что-то во мне противилось.
– В этом и загвоздка, – прервал молчание таинственный собеседник. – Не проще ли доверять чувствам? Ты не задумываешься об этом, потому что заключён в темницу. И эта темница – здравый смысл! Жить, во всём полагаясь на него, скучное занятие. Но, едва кто-то заступит черту, как вы сразу осудите то, что сами давно сделали нормой. Закрой глаза…
Он действовал словно гипноз, вынуждая повиноваться. Мои веки налились свинцом и под тяжестью опустились…
Я парил в воздухе! От восторга перехватило дыхание, и хотелось кричать! Такого чувства ещё не испытывал, и взмывая к солнцу, с упоением наслаждался полётом. Прямо подо мной расстилался огромный ковёр, а небесная синь манила и завораживала. Но я камнем устремился вниз, со свистом пронзая свинцовые тучи. Нависая над самой землёй, кутавшие её в грязный, перистый кокон. И когда пробился сквозь марево, пред взором возникла картина, словно из кошмаров! Признаюсь, я не был готов к подобному, и предательская слабость заставила вздрогнуть. И было отчего, поверхность земли скрывали груды обнажённых людских тел.
Пристально вглядываясь в копошащиеся пирамиды, я заметил, их ступеньками служат человеческие головы! Пирамиды беззвучно шевелились, напоминая муравейники, а забравшихся на вершины, мгновенно проглатывали и раздавленные те вновь становились их основанием. Но все почему-то стремились вверх, и что-то жуткое было в решимости любой ценой подняться выше! Цепляясь за торчащие руки и ноги, тела давили тела, наступали на головы. Болью и отчаянием давалось каждое движение. Всё происходило в тиши, и мне казалось, эта борьба длится целую вечность.
Наблюдая за открывшейся мне жутью, я поневоле отметил, что тела общаются чувствами. Различая некоторые узнал, что боль, к примеру, была цвета крови. Мрачным сиянием озаряла она картину, возникшую словно из кошмаров. Тут же неподалёку мелькала зависть! Обманывая зрение, она меняла тона, коих было множество, но не становилась от этого привлекательнее. Едва появившись, исчезала прикрываясь равнодушием. Но я-то знал – это всего лишь маска! Затаив дыхание, следил за чарующей красотой, от которой по телу пробегал озноб.
Однако самым мрачным цветом обладала, пожалуй ненависть. Она была черна как ночь. Не знаю, почему так определил цвета. Я сделал это неосознанно и, возможно, ошибся. К тому же всё время отвлекали яркие вспышки. Молниями пронзая тела, они бросали вызов небу, скрывавшемуся за облаками.
Я попытался найти любовь, но тщетны старания. Она была внизу. Раздавленная огромной человеческой массой. И тут стремительный луч тёмного цвета вознёс на вершину очередного счастливца! Едва глотнув свежего воздуха, тот был сразу же обвит, словно щупальцами, десятками тянущихся к нему рук. Мгновенье, и ненасытное человеческое болото поглотило слабое, мокрое тело…
Раскрыв глаза, я долго оставался без движения. Пульс постепенно приходил в норму.
– Как думаешь, для чего вам посылают болезни? – неожиданно раздался вопрос.
Я вздрогнул, но промолчал. Тогда голос стал говорить, не обращая на меня внимания.
– С точки зрения больного – это зло! Впрочем, возможно, кто-то проявит сочувствие, но лучше б ему оставаться равнодушным.
Эти слова вызвали болезненные воспоминания, и я вновь ощутил взгляды полные жалости. Отчего-то стало неуютно, однако голос продолжил:
– Чужая боль мало заботит. Интересно другое. Ваши религии основаны на смирении! Но прошли века, а они так и не научили вас принимать страдание как должное.
Воцарилась пауза. Чувства всё ещё не верили происходящему, и где-то теплилась надежда проснуться. Другое дело – ум. Он словно объявил мне войну убеждая, мол всё наяву. Но эмоции восставали, не желая мириться с логикой! Кроме того, возникло странное ощущение: неужели это дьявол?! От неожиданной мысли я облизал сухие губы, но язык был жёстким и только царапал.
– Значит, по-твоему, я дьявол? – раздалось ниоткуда.
Изо всех сил стараясь сдерживаться, я почувствовал, как выдали мысли. Они, будто нарочно, вертелись вокруг его имени. Страх липкими пальцами прикоснулся к телу. Я начал мелко дрожать…
– Чего ты боишься? – продолжал голос.
Я молчал.
– Если я существую, кто, по-твоему, меня создал?
Странно, но размеренный тембр немного успокоил. Не дожидаясь ответов, собеседник продолжил:
– Не бойся нарушить запрет.
– Запрет… – прошелестело внутри.
– Наложенный религиозной догмой, – добавил он.
Разговор уходил в сторону, уводя за собою мой страх. Испытав облегчение, я переспросил:
– Догмой?
– Именно они рождают чувства, – раздался ответ.
Внезапно воображение перенесло в небольшую кухню. Кроме меня, в ней находилось ещё двое. Мы разместились за небольшим, уютным столиком, покрытым старенькой клеёнкой. Его освещал рваный, тусклый абажур. На пошарпанной от времени плите медленно вскипал чайник. Незнакомцы негромко беседовали, взглядами приглашая меня присоединиться.
Я повернул голову и посмотрел на соседа справа, жестом подтверждая согласие с его словами. Мне понравилось утверждение, что все религии призывают к миру, однако в любом тексте каждый найдёт оправдание своему поведению.
Ему оппонировал юноша, судя по всему, атеист. Он напористо убеждал собеседника в агрессии религиозных конфессий, ратуя за светский уклад. Приводя в доказательство инквизицию, мельком глянул на меня. Завершая, отметил: исповедуй Россия иное мировоззрение, мы бы жили в другом государстве.
Слушая, я опустил голову и задумался, оказавшись под властью противоречивых чувств. Всё дело в том, что я не религиозен, и моё отношение к незнакомцам складывалось из симпатии и антипатии. Не в силах привести веские доводы, я неприязненно посмотрел юноше в глаза.
Тут же всё исчезло, меня вновь сжимали уютные объятия кресла. К слову сказать, перемены в ощущениях давались не просто. Мгновение назад я был зол и думал, это реальность. Но всё оказалось игрой воображения.
– Полагаю, – прервал размышления голос, – ты не станешь отрицать своё несогласие?
Я в который раз больно ущипнул себя. Тем не менее проснуться не удавалось:
– А ведь юноша, невольно задел твои чувства. Вот почему не понравились его слова. К сожалению, ты опутан традициями и вынужден повиноваться догмам.
У меня медленно «закипали» мозги. Информация усваивалась сразу, только сильно болели виски.
– Твоя боль скоро пройдёт, – голос был мягок, пожалуй, даже чересчур. – Ты озлобился без причины – это сработала догма! Её формула проста: нет, потому что нет. Трудно бороться с догмами, а те, кто пытается, заранее объявлены сумасшедшими…