Венценосный крэг

– Да она нас уничтожит, ваша правда, – сказал гость. Мона Сэниа стиснула руки и, отвернувшись к стене, прижалась к ней лбом.

– Ну, не хотите брать крэгов у стариков – дело ваше. Подождите. Жертвы еще будут, и скоро. И как только наберется десять дружинников – улетайте. Я не властен над вами, существами без крэгов, иначе это было бы просто приказом.

Юрг покачал головой:

– Бросить вас – слепышами?

– Оставить нас – живыми. Джаспер – цветущим и богатым. А Сэнни – прежней принцессой. Не парией.

– Ах вот что…

– Да. Вдова владетельного эрла Асмура, мона Сэниа найдет себе мужа…

Только тут Юргу пришло на ум, что за все время разговора владелец бронзового крэга ни разу даже не взглянул в сторону Гаррэля, словно юноши здесь и не было. Он подошел к пажу и опустил руку на пестрое оперение, прикрывавшее его плечи:

– Моне Сэниа незачем искать себе мужа. Если со мной что-нибудь случится, она завещана Гаррэлю из рода Элей.

Он и сам не знал, почему у него вырвались эти слова. Но странный гость не соизволил обратить на это сенсационное сообщение ни малейшего внимания. Он снова смотрел на мону Сэниа, и только на нее:

– Я должен идти, Сэнни, у меня больше нет ни минуты. И если у тебя не останется никакого выхода… сделай так: сожги за собой… мостки.

Нет, не мостки, не мосты, какое-то другое слово, которому Юрг не знал земного эквивалента, – и сама пословица звучала неоднозначно, в ней было какое-то тайное указание. Он несколько раз повторил про себя эту загадочную фразу, чтобы обдумать ее на досуге, если таковой им еще представится. Но пока он ломал себе голову, владелец бронзового крэга растаял в воздухе так же неожиданно, как и появился.

Мона Сэниа подошла к окну и плотно прикрыла металлические ставни.

– Спустите знамя, – велела она сервам.

– Какое еще знамя? – растерянно переспросил Юрг, голова которого не могла переварить столько неожиданностей разом.

– Королевское, – ответила его жена.

6. Когда мосты сожжены

– Тупик, – сказал Гаррэль, поднимая факел.

С огромного золотого щита на них смотрел маленький человек-муравей, немилосердно тараща фасеточные глазки. Его окружал рой чеканных пчел – символ былого плодородия Джаспера. И вообще все подземелье производило впечатление храма язычников-энтомологов.

– Это еще кто? – спросил Юрг.

– Древние боги, – устало ответила мона Сэниа.

– Почему-то мне так и хочется дать ему в глаз, – с несвойственным ему раздражением проговорил Юхан.

– Никогда не сдерживай порывов, которые идут от сердца, как говаривал де Тревиль, капитан королевских мушкетеров, – ответил Юрг.

Гаррэль вытянул руки вперед и большими пальцами надавил на выпуклые глаза божка. Раздался скрип, и щит медленно откинулся в сторону, словно затворка торпедного аппарата.

– Просто счастье, что все двери и механизмы сделаны из золота, – заметил Юрг. – За столько лет не заржавело. А дальше, между прочим, опять пещера.

Своды очередной пещеры терялись в полумраке, но на стенах задумчиво тлели созвездия фосфоресцирующих грибов. Если потушить факел, то глаза быстро привыкали к такому экзотическому освещению. Вдобавок где-то слева приветливо журчал ручеек.

– Останавливаемся здесь, – скомандовал Юрг. – Водопой рядом, сзади неплохой лабиринт с ловушками. Дальнейшую дорогу разведаем после ужина. Полагаю, что мы находимся в каком-то капище. Всем располагаться…

Сзади раздался металлический грохот – упал еще один серв.

– Еще один отключился, – сказал Гаррэль. – Подзаряжать будем, командор?

– Нет. У нас всего три ящика с батареями. Что не успеют донести сервы, притащим мы. Времени много.

Последнее замечание не вызвало энтузиазма ни у кого из присутствующих – времени действительно было много, так много, что ни один не решился задать вопрос: а что же потом? Сервы, выбиваясь из последних сил, втаскивали ящики и, повинуясь жесту Юрга, складывали их друг на друга, отгораживая правый угол подземного покоя для моны Сэниа. Юрг и Юхан тщательно проверили, нет ли и здесь ловушки, – вроде бы не было. Ступени, возвышение, кованый балдахин – все было из чистого золота, литого, высокопробного, и оставляло желать только лучшей отделки.

Вдоль стен тянулись массивные лавки-лари, несомненно хранившие какие-то фамильные ценности. Когда-то на них лежали драгоценные покрывала, но сейчас от них остались лишь ветошь, которой можно было стереть многовековую пыль, да выпавшие из оправ крупные драгоценные камни – при попытке усесться на ларь их приходилось то и дело извлекать из-под себя. Их швыряли в угол. В ларях действительно обнаружилось множество статуэток, тончайшая золотая посуда – и, как ни странно, никакого оружия.

Сейчас все сидели над бездымной шашечкой теплого концентрата, оказавшегося во время их бегства под рукой, – продукция собственного лепного комбината, на котором в старинном золотом кумганчике варился кофе или, во всяком случае, его довольно близкий джасперианский эквивалент.

Теперь, когда от входа в подземный лабиринт они отошли довольно далеко, можно было посидеть и подумать.

– Не по-ни-маю… – медленно проговорил Юрг, потирая впалые щеки. – Тайна на тайне, засекреченные входы, ловушки… Судя по надписи над входом, мы еще и заслужили самое страшное проклятие, какое только звучало на Джаспере. А ради чего? Что было здесь прятать? Золото?

– Не знаю, – сказала мона Сэниа. – Почему – золото? Оно не дороже свинца. Мы просто редко носим золотые украшения, поэтому вам и показалось, что это такая ценность.

– Капризы моды, – усмехнулся Юхан. – Вот уж чего не было у нас на Земле – это чтобы золото стало немодным!

Как и всякую женщину, неожиданный поворот разговора к вопросам моды заставил принцессу на некоторое время забыть об усталости.

– Нет-нет, – живо возразила она, – мода – это какое-то предпочтение, удерживающееся годами, а то и десятилетиями. Но не дольше! А неприязнь к золоту… Странно, этот вопрос никогда не обсуждался, словно в нем было что-то не совсем приличное…

– Сэнни, а ты сама надела бы золотые украшения?

– Вряд ли.

– А почему?

Мона Сэниа беспомощно вскинула ресницы:

– Но ведь это будет неприятно моему крэгу!

– Почему? – настаивал Юрг.

– Вероятно, потому что крэги – олицетворение легкости, а золото – тяжести…

– У нас оно олицетворяет нечто иное, – пробурчал Юхан. – А не скажешь ли, сестричка, как давно вы невзлюбили золото?

– О! С самых Черных Времен!

– То есть когда крэги стали служить джасперянам, – констатировал Юрг.

– Ну тогда все понятно, – возгласил Юхан. – Крэги стали новыми богами джасперян, а старых за ненадобностью сволокли сюда, запечатали и закляли страшным проклятием, чтобы никому неповадно было возрождать отжившую религию.

– У нас никогда не было запретных богов, – проговорила мона Сэниа, устало вытягивая ноги. – Кто кому хотел, тот тому и молился. А древних богов вспоминают по-доброму, как прапрадедушек.

– М-да, – протянул Юхан, – с этой стороны мы тоже не подобрались к разгадке… Полторы тысячи лет – такими сроками оперируют археологи, а не космолетчики, как мы с Юриком.

– Стоп! – Юрг вскочил на ноги. – Полторы тысячи лет? Я не археолог, но могу поручиться, что зерно в кувшинах, что стоят в соседней пещере, раз в десять моложе. Кто принес его сюда так недавно?

– Значит, кто-то из рода Муров нарушал запрет и спускался сюда… Впрочем, в королевских архивах об этом ничего не говорится. И планов подземелья никто не знает. Мы можем беспрепятственно перенестись в любой из замков Джаспера, это привилегия членов королевского дома, но подземелье запретно и для нас.

– Но почему, почему, почему?

Кукушонок, давно уже хохлившийся, как от ветра, сделал такое движение, словно хотел взлететь. Никто не обратил на него внимания.

– А когда его построили?

– И на это ответить трудно, – пожала плечами Сэниа. – Во всяком случае, пещеры существовали всегда. Затем отсюда стали брать камень для строительства настоящих рыцарских замков, задолго до Черных Времен. От пещеры к пещере пробивали подземный ход – так возник древний лабиринт.

– У нас на Земле так же. Древних лабиринтов полным-полно, но таких протяженных, как этот, – ни одного. Он тянется до самого королевского дворца?

– Не исключено. Хотя… Из всех современных замков дворец был построен последним. Уже после Черных Времен.

– Послушай, Сэнни, мы уже полгода слышим об этом кошмаре, но ни разу не было времени толком расспросить, что же у вас приключилось.

– Это очень грустная история, муж мой, но мы сейчас в достаточно невеселом месте, так что мой рассказ прозвучит кстати… Я постараюсь быть краткой, потому что никто не оставил подробной летописи. Не до того было.

– Ты все-таки поподробнее, сестренка, – попросил Юхан, доливая ей кофе в золотую чашечку – другой не нашлось.

– Были возведены замки, потом выросли города, прошло время рыцарей, купцов, век Просветления Разума; затем пришла эра Великой Техники. Все это получилось как-то сразу. То стояли примитивные станочки, то начали строиться промышленные гиганты. И между ними – всего одна сотня лет! Только Джаспер был способен на такой немыслимый скачок.

Юрг задумчиво почесал в затылке:

– Думаешь – только Джаспер? Ну-ну…

Она посмотрела на него с грустью:

– Я просто надеюсь, что только Джаспер мог быть способен на подобное сумасшествие, потому что за последующие пятьдесят лет мы буквально отравили пашу планету. Реки, моря, воздух – все было загажено, леса катастрофически вырублены, звери почти истреблены… Разумеется, чему-то можно было и порадоваться: джасперяне владеют даром мгновенного перехода через ничто, и теперь этот дар был использован для путешествий во Вселенной. Было привезено кое-что полезное: семена, дающие небывалый урожай, некоторые металлы; тогда же с какой-то из планет другой галактики привезли и крэгов.

– Так они – чужаки на Джаспере? – подскочил Юрг.

– Да. Но их родная планета была сожжена взрывом сверхновой. Потому-то для них самым горячим желанием и является уйти на какую-то пустынную планету, где они будут доживать свой век в гордом одиночестве. За это они и служат всю жизнь нам… Но давай по порядку. Итак, мы практически лишились естественных условий – катастрофически растущее население приходилось кормить искусственными продуктами, в дома подавался плохо очищенный воздух, вода синтезировалась… Тогда-то самые богатые семейства стали создавать свои усадьбы-крепости, средневековые снаружи и вполне современные внутри, рассчитывая вести там натуральное хозяйство. Но и скот, и семена злаков уже изменили свою природу. И люди начали умирать от этой нечеловеческой еды, питья и воздуха. Я не знаю, как называется эта болезнь, но она тоже была стремительна в своем развитии и прежде всего накинулась на тех, у кого не было усадеб-крепостей… Что ж, этими людьми никто не дорожил, ведь на их место вставали механические рабы – сервы, которых сотнями штамповали заводы. Вот я и думаю, что о подземелье как об идеальном убежище вспомнили именно тогда. И начали приводить в порядок.

– А зачем же столько золота? – спросил Юхан. – Вон даже потолки в пещерах – и те обшиты плиточками.

– Да, не вяжется, – покачал головой Юрг. – Вряд ли в подземелье хотели отсиживаться на случай восстания бедноты, и без того благополучно вымирающей от тотальной аллергии. Нет, здесь что-то поглубже…

– Мы опять перебили тебя, сестричка, – сокрушенно проговорил Юхан. – Ты уж нас прости, мужланов.

– Собственно, досказывать осталось немного. Против этой болезни, для которой у нас так и нет названия, нашли лекарство. Обрадовались. Сколько-то там лет принимали – не то десять, не то двадцать. И ничего. А потом началась повальная слепота… Даже дети, и то поголовно рождались слепыми. Наверно, мир наших предков прекратил бы свое существование, если бы не крэги. С давних времен кто-то подметил, что если крэг – а их содержали как ручных птиц – садится на плечи и кладет клюв на голову ребенка, тот сразу становится в несколько раз зорче. Попробовали то же самое со слепыми – зрение к ним вернулось! Правда, видели не они сами, а крэги, но как-то все увиденное передавалось из мозга птицы в мозг слепцов. Я не биолог, тонкостей не знаю; может, Гэль объяснит?

– Нет, – покачал головой юноша. – Мы не знаем, на каком принципе идет передача информации, а крэги не разрешают себя исследовать. Поэтому и невозможно создать прибор, заменяющий живого крэга. Так что мы, потомственные лекари, тоже ничего не знаем.

– Ну а потом был заключен Великий Уговор, определяющий службу и плату, и крэги стали нашими добрыми гениями… если не богами.

– Но при чем тут подземелье? – допытывался Юрг. Он нутром чуял, что все это как-то связано, но ни одной цепочки пока не находилось.

Пестрый крэг снова встрепенулся, словно хотел сняться со своего привычного места. Юрг рассеянно погладил его.

– Ни Уговор, ни Запрет, ни Древние Законы тогда не были записаны. Это сделали гораздо позднее, когда планета снова зажила нормальной жизнью. – Сэнна проговорила это просто и спокойно, но все невольно склонили головы. Увенчанная аметистовой короной из перьев, освещенная тусклым факелом, она, казалось, притягивала к себе тяжелый свет, нисходящий с золотого потолка.

Юрг смотрел на нее – преступившую древние законы своей земли, отверженную и преследуемую, отрекшуюся от своего королевского рода и, может быть, впервые по-настоящему понимал, какая же сказочная царевна досталась в жены ему, Иванушке-дурачку…

– Вот, собственно, и все, – закончила она свой рассказ. – Теперь мы живем на зеленом Джаспере, и дышим чистым воздухом, и пьем прозрачную воду, и нас так мало, что порой мы месяцами не видим друг друга. Ведь Черные Времена пришли оттого, что джасперян не смогла прокормить истощенная планета. Мы помним это и больше чумы боимся ужаса нового перенаселения.

Наступила долгая пауза. С зеленым Джаспером, обреченным на одичание в одиночестве, было все ясно, но вот подземелье так и осталось тайной за семью печатями.

– Иди-ка отдохни, сестренка, – сказал Юхан, наклоняясь к ней. – Лица на тебе нет.

Они с Юргом были одного роста и примерно одинакового телосложения, так что в полутьме подземелья их легко можно было и спутать; но когда Юхан обращался к принцессе, он сразу становился как-то шире в плечах, словно птица, расправляющая крылья над птенцом.

Он протянул руку, и, словно испуганный его движением, сиреневый крэг поднялся в воздух и перелетел на какой-то золотой амулет, торчавший в углу. В одно мгновение из владетельной принцессы мона Сэниа превратилась в беспомощную девочку, доверчиво и слепо поднимающую чуткое лицо навстречу чужому дыханию. Эти превращения Юрг каждый раз воспринимал как болезненный удар и привыкнуть к ним не мог, да и не хотел. Была какая-то чудовищная несправедливость в этом наказании без вины…

– И верно, постарайся поспать, – проговорил он, поднимая ее на руки и перенося за импровизированную перегородку, возведенную сервами. – А я схожу на разведку.

– Без тебя управимся, – донесся из-за ящиков голос Юхана. – А ты, в случае чего, держи оборону. Гэль, пошли!

Глухо брякнул золотой щит, в подземном капище стало темно и тихо. Сэниа мгновенно уснула, уткнувшись ему в сгиб локтя. Немудрено – такого дня, как сегодня, не было еще с той поры, как они ступили на зеленый Джаспер. Не успела скатиться за меловой хребет утренняя луна, как на замок навалилась орда вооруженных всадников. Теперь они уже не ограничивались копьями и дротиками, срывающими ставни и решетки, – драконоподобные жеребцы, сверкая топорщащейся чешуей, грудью и копытами пробивали себе дорогу в самых уязвимых местах – на висячих мостках, лоджиях и балконах. К счастью, бронированные плиты внутренних ставен выдержали этот штурм, но было ясно, что это только начало. Землянам терять было нечего; неподвластные законам Джаспера, они взялись за десинторы.

Правда, били они только по животным. С десяток коней рухнуло на известняковые плиты двора – уже без всадников, которые успели улетучиться привычным для них способом. Принцесса из сострадания велела сервам прекратить мучения благородных животных, бивших переломанными крыльями по залитому кровью камню, и тут в замковой трапезной раздались боевые крики. Гаррэль, набивавший свой колчан короткими арбалетными стрелами, едва-едва успел опустить бронированную перегородку перед разъяренным отрядом, которым командовал Иссабаст.

С этой минуты четверо в осажденном замке были обречены. До тех пор пока нападавшие не знали расположения комнат, можно было надеяться переждать здесь хоть год; но теперь Иссабаст появлялся то тут, то там, используя каждое помещение, которое он знал и помнил. Он распахивал окна, и его сторонники, на лету соскакивая с коней, врывались в коридоры и галереи. Осажденный замок кое-где горел, сервы путались под ногами, одинаково мешая обеим сторонам, и хозяева замка шаг за шагом отступали, пока не оказались прижатыми к двери, ведущей на малый двор.

Выйти наружу значило оказаться погребенными под живой массой нападающих; защищать просторный холл и витую лесенку, ведущую в вечерние покои, уже захваченные нападающими, было безнадежно – продержаться в таких условиях удалось бы час-другой.

А потом?

И вот тогда Юрг вспомнил о странных словах короля Джаспера, которым даже мона Сэниа не придала значения: «Если у тебя не останется никакого выхода – сожги мостки!» Срезанные лучом десинтора, ступени вспыхнули, открыв под собой вход в загадочное подземелье.

Туда затолкали десяток сервов и спустили ящики с продовольствием, запасенные на случай осады и, к счастью, так и не убранные нерадивыми сервами от входной двери. Юрг спустился первым. Сэниа не колеблясь ступила за ним. Гаррэль колебался секунду – по-видимому, искал глазами, не нужно ли еще что-нибудь прихватить с собой для принцессы. Юхан спустился последним и задвинул тяжелые створки люка. Сэниа заметила, что это лишнее, – ни один джасперянин не решился бы преследовать их, переступив порог подземелья.

Тогда Юрг даже не подумал: а почему?..

А вот сейчас, сидя на полу возле самодельного ложа жены, он над этим задумался. Может быть, пребывание здесь смертельно для людей? А может…

Послышался дробный стук сапог, гулко отдающийся под сводами пещерного лабиринта. Шумно встряхнулся лиловоперый крэг, сидевший в углу. Юрг выпростал руку из-под головы жены и метнулся навстречу.

– Командор! – возбужденно зашептал Гаррэль в приоткрывшуюся щель. – В конце соседней пещеры – люк! Выход в ущелье, что за башней, которую вы зовете «супре…».

– Суперэйфелем.

– Да-да! Человеку не спуститься – это пропасть, но крэг вылететь может.

– Его же засекут, Гэль!

– Сейчас уже ночь, а в это время все джасперяпе слепы: их крэги улетают, чтобы размять крылья и выкупаться в лунном свете. Мы не можем держать наших крэгов взаперти, высокородный эрл! Мы должны о них заботиться…

– Позаботьтесь, позаботьтесь, – буркнул Юрг. – Как только вы отпустите крэгов и сами ослепнете, нас возьмут голыми руками. На ощупь.

И тут случилось непредвиденное: Кукушонок приподнял крыло и отчетливо показал коготь. Как человек показал бы один палец.

– Выпускать будем по одному! – молниеносно решил Юрг. – Эй, Сэнни-крэг, приглашаю вас на прогулку!

Крылатое существо распахнуло крылья и бесшумно, как сова, перекочевало на левую руку Юрга. Когти жестко окольцевали запястье – наручники, да и только. Юрг переступил через порог и побежал вперед, где в дальнем конце пещеры маячил факел Юхана. Странное впечатление производила эта пещера; первобытное пристанище, кое-где сколотый камень, условный рисунок, допотопный божок в нише – тоже из полунасекомых. И над всем этим – золотой свод.

Люк, открытый разведчиками, мог бы пропустить и человека, но внизу зияла провалом ночная пропасть.

– Слушай, аметист, а ты вернешься? – опасливо проговорил Юрг. – А то без тебя…

– Дурак! – коротко ответствовал Сэниа-крэг.

– Ну знаешь, если ты решил переквалифицироваться в попугая, то научись произносить это по-русски. Эффектнее будет.

– А я еще у-увеличу свой лексикон, – мрачно пообещал Юхан. – Меня этому прежде всего нау-учили…

Сегодня в драке ему досталось по голове. Это чувствовалось.

Юрг сиял со своей руки крэга и осторожно просунул его в отверстие люка. Фламинговые перья сверкнули в свете белесой луны и исчезли из виду. Юрг притворил дверцу.

– Он вернется, – проговорил приглушенный, по-детски слегка картавящий голос.

Юхан, Юрг и Гаррэль разом вздрогнули.

– Кукушонок, ты?

– У меня… мало… времени… – продолжал пестренький крэг, старательно выговаривая слова. – Он вернется… потому что должен следить за вами. Для крэга прежде всего – долг перед всеми крэгами.

– А ты? – ошеломленно спросил Гаррэль у собственного поводыря.

– Я… я – пария, пестрый крэг. И вы первые, кто приласкал меня. Я ведь не виноват, что родился… пестрым. – Чувствовалось, что это слово он выговаривал с наибольшим трудом.

– Значит, Сэниа-крэг шпионит за нами?

– Да. Сейчас он выдаст своим собратьям все тайны вашего убежища.

– И они передадут Иссабасту?

– Нет. Крэги слишком презирают людей.

– Ну об этом я догадывался… – пробормотал Юрг. – А почему же мы не слышим, чтобы крэги пели или щебетали?

– Мы не говорим. Мы думаем. Но то, что видит или слышит один, видят и слышат все.

– Телепатия, черт бы ее подрал! – пробормотал Юрг.

– Я… не знаю этого слова, – смущенно признался крэг.

– Так тебя и сейчас слышат? – спросил Юхан.

– Нет-нет, – торопливо забормотал Кукушонок. – Вы искали тайну подземелья, а она вот в чем: крэги не слышат того, что происходит в нем. Потому-то они и наложили на него строжайший запрет и смертное заклятие. Это единственное место, где можно составить заговор против крэгов.

– Знать бы раньше, – вздохнул Юрг, глядя в золотой потолок.

– Но послушай, Кукушонок, ведь ты вылетишь отсюда – и твои мысли будут прочтены?

– Пока я постараюсь тихонечко петь про себя, чтобы заглушить свои мысли, даже невольные. А потом… Говорите почаще на своем языке, я его уже немного изучил, но будет безопаснее, если я вообще буду думать на нем.

– Да ты просто гений, Кукушонок!

Снаружи послышался легкий скрежет по дверце – аметистовый крэг, похоже, опасался надолго оставлять людей без своего присмотра. Юрг принял его на руку и понес обратно в свои подземные апартаменты. Юхан и Гэль остались, чтобы дождаться Кукушонка, выскользнувшего наружу.

Осторожно ступая, Юрг вошел в их новое жилище. Прислушался. Мертвая тишина. Ни шороха, ни дыхания. Смертельный ужас нахлынул на него, и он бросился за перегородку, стряхнув с руки пернатое создание.

Сэниа тихо спала, сжавшись в зябкий комочек. Господи, да что он сделал с ней? Пришел с далекой звезды – и зачем? Чтобы замуровать ее в этом подземелье?

– Прости меня, – невольно вырвалось у него, – прости…

Легкие пальцы привычно коснулись его лица.

– Глупый, – прошептала она, – глупый ты мой… Я ведь только сейчас и начала жить по-настоящему…

– Какая же это жизнь! Вот раньше ты была предводителем звездной дружины, а еще раньше – юной принцессой, тебя любил первый рыцарь королевства.

– Ах, вот что тебя тревожит… – Тихий смех поднялся из темноты, словно пузырьки серебряного воздуха со дна ручья. – Нет, милый, все гораздо печальнее. Это я любила его, любила всю жизнь – боготворила, мечтала, тосковала… Пока не поняла, что он просто не умеет любить. Для него было по-настоящему дорого только одно – одиночество. Может быть, его самого мучило то, что он холоден как статуя, – не знаю. Но даже в последний свой миг он не нашел для меня ни единого слова любви. Знаешь, какие слова он послал мне через все дали космоса?

– Не надо, Сэнни…

– Он сказал: «Ты свободна, принцесса Сэниа». И тогда я поняла, что и во мне давно уже больше горечи и отчаяния, чем любви.

– А вот у нас, на Земле, могут оживать даже статуи, если полюбить их больше жизни, – сказал он. – Во всяком случае, в легендах.

– У нас, на Джаспере, так не бывает.

– Значит, на Земле умеют любить сильнее, – улыбнулся он.

– Может быть, у вас просто дороже ценят свою жизнь. Ты не думал, зачем я ринулась в созвездие Костлявого Кентавра? Чтобы никогда больше не вернуться на Джаспер. Я поняла, что мне просто незачем жить. И не вернулась бы, если…

– Сэниа, скажи мне, дураку непонятливому, как это приключилось, что ты смогла полюбить меня?

– Я и сама не знаю… Наверное, это пришло тогда, когда я в самый первый миг почувствовала твои руки, твое дыхание… Разве у вас, на Земле, не достаточно одного прикосновения, чтобы полюбить?

Он счастливо засмеялся:

– Если честно, то у нас для этого требуется как минимум один взгляд.

– Значит, все-таки на Джаспере умеют любить сильнее…