Нефритовая Гуаньинь

Настал вечер. Император переоделся в простое платье и, смешавшись с толпою евнухов – всего человек около сорока, – вышел через ворота «Восточные цветы». Пройдя два с лишним ли, шествие достигло квартала «Безмятежная тишина». Здесь и жила матушка Ли. Император подал евнухам знак остаться, а сам, в сопровождении Чжан Ди, легким шагом вступил внутрь небольшого домика.

Матушка Ли вышла навстречу гостям, провела их в гостиную и, откинув всякое смущение, принялась расспрашивать о том о сем. Подали разнообразные лакомства и фрукты, и среди них – белоснежные, душистые корни лотоса, налитые, с прозрачною кожицей яблоки, крупные, величиной с куриное яйцо финики. Таких плодов у матушки не подавали даже знатным сановникам. Хуэй-цзун отведал всего понемногу. Матушка Ли уже довольно долго потчевала императора, а воспитанницы все не было. Хуэй-цзуну не оставалось ничего иного, как сидеть и терпеливо ждать.

Вскоре Чжан Ди попрощался и ушел. Матушка Ли пригласила Хуэй-цзуна в маленький покойчик по соседству. Около окна стоял тисовый столик, на нем лежало несколько ценных книг в футлярах. За окном виднелась рощица молодого бамбука, ветви его бросали на окно причудливые тени. Хуэй-цзун сел, на душе было покойно и радостно. Но девушка по-прежнему не показывалась.

Спустя некоторое время матушка Ли повела Хуэй-цзуна во внутренние покои. Здесь ему предложили жареную оленину, маринованную курицу, рыбный фарш, баранину и прочие подобные яства. Кроме того, подали душистый рис. Хуэй-цзун кое-как съел одно кушанье, а хозяйка хлопотала вокруг него, стараясь любезными речами оттянуть время. Девушка все не показывалась.

Хуэй-цзун начал уже сомневаться, выйдет ли она вообще, но тут мамаша Ли вдруг объявила, что ему надо помыться. Хуэй-цзун наотрез отказался. Матушка Ли наклонилась к нему и прошептала на ухо: «Дочь от природы на редкость чистоплотна, вы уж не отказывайтесь». Хуэй-цзуну ничего иного не оставалось, как пройти за матушкой Ли в небольшую купальню, занимавшую нижнюю часть невысокой башенки, и помыться. После омовения матушка Ли опять пригласила императора во внутренние покои, где стол снова ломился от мясных и рыбных блюд, от плодов суши и моря, а бокалы слепили глаз новизною и чистотой. Матушка Ли опять принялась потчевать гостя. А девушка так и не появлялась.

Немалое время спустя матушка Ли взяла свечу и провела Хуэй-цзуна в спальню. Подняв дверную занавеску и войдя, Хуэй-цзун увидел посреди комнаты ярко горевший фонарь, однако молодой хозяйки не было и здесь. Хуэй-цзун дивился все больше и то присаживался к столику, то бродил между лежанками.

Опять протекло немало времени, и наконец появилась матушка Ли и под руку с ней – девица. Она ступала медленно. Одета была просто, на бледном лице ни пудры, ни румян. По-видимому, она только что приняла ванну и нежною прелестью напоминала поднявшийся над водой лотос. Заметив желание императора, она посмотрела надменно и даже не поклонилась.

А матушка Ли тем временем шепнула Хуэй-цзуну: «Характер у дочери очень строптивый, вы уж не обижайтесь».

Хуэй-цзун не сводил глаз с красавицы, залитой ярким светом фонаря. Девушка была полна сокровенной прелести и тайного изящества, зрачки ясно блестели. Хуэй-цзун спросил, сколько ей лет, она промолчала. Он сделал еще две или три попытки заговорить с нею, она только отошла подальше и села.

А матушка Ли снова склонилась к уху Хуэй-цзуна и прошептала: «Дочь любит посидеть молча. Вы уж не сердитесь». С этими словами она вышла из комнаты, опустив за собой дверную занавеску.

Тут девушка встала, сняла темную шерстяную куртку и осталась в легкой шелковой кофте. Приподняв правый рукав, она сняла со стены лютню и, опершись на стол, села на скамейку. Она заиграла «Дикий гусь опустился на отмель». Легко и небрежно перебирала она струны, звуки, лившиеся из-под пальцев, таяли вдали.

Хуэй-цзун неприметно для себя заслушался и забыл всю свою досаду. Но едва она кончила играть, как запел петух. Хуэй-цзун быстро встал и, откинув занавеску, вышел.

Услышав его шаги, матушка Ли вскочила и поднесла гостю напиток из абрикосов, финиковое пирожное, печенье и другие сладости. Хуэй-цзун выпил лишь бокал абрикосового напитка и покинул дом. Ожидавшие его евнухи проводили императора во дворец.

Это произошло в семнадцатый день восьмого месяца в третий год «Дагуань».

Когда Хуэй-цзун удалился, матушка Ли осторожно сказала девушке:

– Чжао не лишен вежливости и обходительности, почему ты была с ним так холодна?

– Он всего лишь презренный торговец! – с гневом ответила девушка. – Почему я должна угождать ему!

Матушка Ли в ответ рассмеялась:

– По твоей гордости тебе бы надо быть женою вельможи!

Между тем слухи о случившемся поползли по столице, и вскоре все узнали, что император удостоил матушку Ли посещением. Когда это дошло до ушей самой матушки Ли, она перепугалась насмерть и плакала дни и ночи напролет.

– Если это и вправду был император – мы погибли! – сказала она воспитаннице сквозь слезы.

– Не бойтесь, – успокоила ее девушка, – император просто хотел посмотреть на меня. Неужели он так жесток, чтобы меня убить? Ведь и в ту ночь он мог бы употребить насилие. Однако не пожелал. Самое грустное во всем – это моя горькая судьба: я существо столь низкое, что, соприкоснувшись со мною, император попадет в неудобное положение. Опасаться же того, что император разгневается и погубит нас обеих, по-моему, нечего: он и сам не захочет, чтобы эта некрасивая история получила широкую огласку. Не тревожьтесь понапрасну.

В первый месяц следующего года император послал к красавице Чжан Ди с подарком – подарил ей «Змеиную лютню». Это была старинная лютня, покрытая желтым и черным лаком. Узор на ней напоминал крапинки на шкуре змеи, отчего она и получила свое название. Лютня принадлежала к числу дворцовых сокровищ. Кроме лютни, император велел передать девице пятьдесят лянов серебром.

В третий месяц Хуэй-цзун снова отправился тайком к матушке Ли. Девушка – как и в прошлый раз, в простом наряде, без всяких украшений – встретила его низкими поклонами у входа. Обрадованный таким приемом, Хуэй-цзун поспешил взять ее под руку и повел в дом. Войдя, он заметил, что комнаты искусно убраны и стали словно бы просторнее. Все места, где он сидел или ходил, были устланы шелком, расшитым извивающимися драконами. Знакомый ему маленький покойчик превратился в роскошную палату: стропила разрисованы цветными узорами, перила покрыты красным лаком; зато от скромной привлекательности не осталось и следа.

Матушка Ли, завидев императора, спряталась. Когда же ее позвали, она так дрожала, что не могла подняться на ноги. Куда девались былая приветливость и непринужденность!

Хуэй-цзун был недоволен, но не подал виду, назвал ее «матушкой» и заметил только, что здесь все свои и бояться нечего.

Матушка Ли молча поклонилась и повела императора в высокую башню. Башня была построена заново. Красавица, склонившись перед императором до земли, попросила начертать на дощечке название башни. За окнами пышным цветом цвели абрикосовые деревья. Хуэй-цзун, не задумываясь, написал: «Башня абрикосового опьянения».

Вскоре подали вино и кушанья. Красавица стояла подле императора и прислуживала ему, а матушка Ли с земными поклонами подносила вино. Хуэй-цзун милостиво пригласил красавицу сесть и попросил сыграть что-нибудь на «Змеиной лютне». Она сыграла «Цветы дикой сливы» с тройным повтором. Хуэй-цзун, прихлебывая вино, похвалил ее мастерство и попросил сыграть еще раз.

Император заметил, что все блюда украшены изображениями драконов и фениксов – совсем как во дворце. Он осведомился у матушки Ли, что это значит, и узнал, что все приготовлено дворцовым поваром, которого матушка Ли наняла за хорошую плату. Хуэй-цзун снова остался недоволен и велел матушке Ли впредь принимать его так же, как в первый раз, – без показного блеска. Затем, не окончив пира, отбыл.

Время от времени Хуэй-цзун посещал императорскую школу живописи и, выбрав стихотворный отрывок, предлагал мастерам предмет для состязания. В год художники писали не больше одной или двух картин, которые император находил удачными. В девятый месяц того года государь преподнес красавице известную картину, написанную на стихи:

Шалеет конь в уздечке на лугу,Хмелеет гость дворцовый в абрикосах.

Кроме того, он подарил ей фонари с изображениями листьев лотоса, тающего снега, подорожника и огненного феникса с жемчужиной в клюве – каждого вида по десяти; десять бокалов с изображением баклана, по десяти бокалов из янтаря и хрусталя и десять золотых бокалов с гравировкой; сто цзиней «Лунного лика», «Стаи фениксов» и других лучших сортов чая; много коробок с пирожками, фруктами, мясом, холодными кушаньями. И сверх всего – тысячу лянов золотом и тысячу серебром.

Между тем слухи о тайной связи императора дошли и до дворца. Императрица Чжэн принялась усовещать Хуэй-цзуна:

– Блудницы – существа низкие, они недостойны даже стоять рядом с императором. Вдобавок эти ночные похождения могут скверно закончиться. Мне хотелось бы напомнить государю о его высоком положении.

Хуэй-цзун кивнул головой в знак согласия. После этого разговора он несколько лет не навещал красавицу. Однако постоянно посылал справляться о ней и никогда не забывал отправить ей подарки.

Во второй год «Сюаньхэ» Хуэй-цзун снова удостоил красавицу посещением. Подаренная им картина висела в Башне абрикосового опьянения. Император долго и с удовольствием ее рассматривал. Вдруг он обернулся и увидел перед собой девушку.

– Поистине стоит только подумать о той, кто здесь изображена, – и она сходит с картины, – шутливо заметил император.

В тот день он преподнес красавице драгоценные головные украшения из золота, браслет из жемчужин, отливающих лунным сиянием, зеркало с изображениями танцующих фениксов, курильницу для благовоний с извивающимся драконом из золота. На следующий день он преподнес девушке дуаньсийскую тушечницу в виде клюва феникса, литингуйскую тушь, кисточку из сюаньского волоса с нефритовой ручкой и яньсийскую узорчатую бумагу. Матушке Ли государь подарил миллион связок монет.

Между тем Чжан Ди, беседуя с императором с глазу на глаз, подал такой совет:

– Каждый раз, когда ваше величество, – сказал он, – удостаивают красавицу своим посещением, вы принуждены переодеваться. К тому же вы ходите к ней только по вечерам и не можете видеться часто. А ведь к востоку от Дворца прощаний есть участок казенной земли шириной в два ли и длиной в три ли. Он прилегает к кварталу «Безмятежная тишина». Если там проложить тайную дорогу, вашему величеству будет гораздо удобнее навещать девицу.

– Займись этим, – повелел император.

Вслед за тем Чжан Ди вместе с другими подал императору доклад, в котором говорилось: «Стражники Дворца прощаний живут под открытым небом, не имея кровли над головой. Они хотели бы устроить складчину и поставить на казенном участке казармы в несколько сот опор. Для большего удобства их следовало бы обнести отовсюду стеной».

Хуэй-цзун одобрил доклад. Дворцовая охрана была размещена в новых домах, протянувшихся вплоть до квартала «Безмятежная тишина». Проход для всех посторонних был закрыт.

В третий месяц четвертого года «Сюаньхэ» Хуэй-цзун впервые отправился к красавице по вновь проложенной дороге и преподнес ей «цанцзю» и «шуанлу», шахматную доску из нефрита с фигурами из лазоревого и белого нефрита, ширму, расписанную придворными художниками, веер с садами и дворцом, разноцветные бамбуковые циновки, циновки с узором, напоминающим рыбью чешую, раскрашенные занавеси из пятнистого бамбука с реки Сян, рыболовные крючки из коралла на леске пестрого шелка. В тот же день Хуэй-цзун проиграл красавице в «шуанлу» и облавные шашки и уплатил за свой проигрыш две тысячи лянов серебром.

Вскоре девушка справляла свой день рождения и снова получила подарки: два головных гребня из жемчуга, два золотых браслета, ларец из жемчужин необычной формы, несколько кусков бархата, сто кусков плотного шелка с узором в виде пуха белой цапли и атласа с узором в виде перьев зимородка, а также тысячу лянов серебром.

Пришел праздник победы над Ляо. В тот же день чиновникам всех рангов раздавались награды, по каковому случаю красавице были поднесены: фиолетовый занавес из шелкового полотна и к нему кисти из разноцветного шелка, постельное покрывало с вышивкой, изображающей богиню шелководства, парчовый тюфяк, дорогое вино разных сортов, а также тысяча лянов золотого песку. Кроме того, матушка Ли получила от казны десять тысяч связок монет.

Стоимость подарков, поднесенных красавице в разное время, – золота, серебра, денег, шелков, утвари, яств и прочего – составила не менее ста тысяч лянов серебром.

Однажды Хуэй-цзун устроил во дворце пир, пригласив всех наложниц. Одна из них, Вэй фэй, потихоньку спросила императора:

– Ваше величество, что это за девица Ли? Почему она вам так полюбилась?

– Очень просто, – ответил Хуэй-цзун. – Если взять сотню наложниц, снять с вас все украшения и пышные наряды, одеть в обычное платье и поместить среди вас эту девушку, отличие открылось бы тотчас. Ее сокровенная прелесть и тайное изящество – не только в прекрасном лице.

Неизвестно отчего, но Хуэй-цзун вдруг отрекся от престола, стал именовать себя Главой даосской религии и удалился во дворец Тайи. Мало-помалу он утратил интерес к развлечениям.

Как-то раз девушка сказала матушке Ли:

– Мы обе слишком беспечны, а между тем над нами собирается гроза.

– Что же делать? – спросила та.

– Не тревожьтесь, – отвечала девушка, – и во всем положитесь на меня.

Как раз в ту пору начались набеги цзиньцев, и Хэбэй оказался в крайне тяжком положении. Тогда красавица собрала все золото и деньги, подаренные ей государем, и отдала начальнику области Кайфэн, сказав, что жертвует все на закупку продовольствия для воинов в Хэбэе.

Одновременно через Чжан Ди она попросила у императора дозволения покинуть матушку Ли и принять монашество. Император ответил согласием и разрешил ей поселиться в монастыре «Милосердные облака», что в северном предместье столицы.

Вскоре цзиньцы вторглись в Кайфэн. Их командующий Та-лань отдал приказ, который гласил: «Правителю Цзинь известна слава Ли шиши. Он желает, чтобы ее взяли живой».

Ее искали несколько дней, но не нашли. Потом Чжан Бан-чан и другие выследили ее и доставили в лагерь цзиньцев – в дар правителю.

Красавица жестоко бранила Чжан Бан-чана. Она сказала:

– Я всего лишь жалкая блудница, но я удостоилась любви императора и охотно приму смерть – ничего другого я не желаю. А вы занимали такие высокие должности, пользовались такою милостью двора – и решились на такую подлость, изменили родине! Вы перебежали на сторону врага, продались ему и теперь хотите получить плату за услуги. Но вы плохо рассчитали: я не буду игрушкой, которую вы обменяете на ласку врагов!

С этими словами Ли шиши выхватила из волос золотую шпильку и вонзила себе в горло. Однако удар был неточен, и она осталась жива. Тогда она разломила шпильку и проглотила острие. И тут смерть настигла ее.

Император, находившийся в городе Угочэн, узнал, как погибла красавица, и не смог сдержать слез.

В заключение скажем.

Положение, которое занимала Ли, затмило ее высокие душевные качества, не дало им возможности обнаружиться полностью. Только под конец жизни проявилось все благородство ее души. Ведь достоинства всякого человека, даже и простого, рано или поздно, но непременно проявляются. А расточительность государя, его страсть к роскоши навлекли на страну беду. И это тоже было неизбежным.

Чжан Ци-сянь

Братья Бай и фехтовальщик

Правитель области Ваньчжоу по фамилии Бай, по имени Тин-хуэй был старшим сыном отставного сановника Бай Вэнь-кэ. Занимая должность управляющего императорскими имениями и парками, он одновременно руководил борьбой с разбойниками. Он с успехом навел порядок в области Шу, и эти заслуги принесли ему должность правителя области Ваньчжоу. В дальнейшем он вышел в отставку и умер в Цзиннани.

От природы он любил все необычайное и с большим почтением относился к учению даосов.

Его двоюродный брат Тин-жан служил в армии. Пренебрегая своими обязанностями командира, он частенько развлекался, устраивал веселые прогулки. Однажды один из прихлебателей спросил его:

– Ты слышал, люди толкуют про какого-то фехтовальщика?

– Слышал, – отвечал Тин-жан.

– А ты видел его?

– Нет, не пришлось, – сказал Тин-жан.

– Ну так знай: подле квартала Тунли на постоялом дворе живет человек, которого все называют Отшельником. Он-то как раз и есть фехтовальщик. Может быть, сходим посмотрим?

Тин-жан согласился и на другой же день отправился вместе с приятелем на постоялый двор. Пять или шесть гостей сидели на циновках вокруг какого-то человека с впалыми глазами и густыми бровями: багрово-красные щеки сплошь заросли рыжей бородой. Когда Тин-жан приблизился, все встали, и только бородач продолжал сидеть.

– Подойди и поклонись ему первый, – шепнул Тин-жану приятель.

Тин-жан почтительно поклонился. Бородач с большой важностью принял его поклон и с достоинством спросил:

– Какого он рода?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее в скобках даны примечания Лу Синя.