Период червяка

Опыт ей позволил мгновенно считать его нелегкую жизнь, его ранимость, талант, педантичную вязкость в каждом слове и жесте. Конечно, ему нужно к психологу. Кроме матери своей, он и женщин нормальных толком не видел. Аскеза травмированного однолюба. Тихий онанизм и сигареты… Молодец хоть, что не сломался окончательно и не спился. Хотя нет, не сопьется конечно, слишком зациклен на своем здоровье сейчас. Даже собирается бросить курить. Какая странная однобокая форма эгоизма. Так несчастливо и бездарно жил, радости видел очень мало, изгрыз себя своим талантом, уничтожил любые ростки счастья, но жить хочет долго. И в здравии… К психологу не пойдет, конечно. Расстегивать душу ни перед кем не будет. Замкнется еще больше. Но она и сама прекрасно знает, как обращаться с подобным типажом. Его надо побуждать к действию и выбешивать, стимулировать внутреннюю мужскую силу, ломать сложившиеся устои, внушать веру в себя. Случай стандартный, но сильно запущенный. И она приняла вызов. Он жутко раздражал своей нелепой застенчивой стыдливостью, огромным количеством комплексов и одинокой несчастливостью, которой периодически бравировал. На приеме никогда не смотрел ей в глаза. Как загнанный в охотничью ловушку волк – только исподлобья и как-то сбоку. А одежда! Настолько безалаберно относиться к своему внешнему виду! И дело не в отсутствии вкуса, а в полном безразличии к себе как к самоценной личности в принципе. Но, в то же время, в нем было то, что она всегда ценила в людях – увлеченность, талант, беспокойный поиск внутренней правды и кругозор. Единственное, она терпеть не может нытиков. Он это понял по саркастической секундной гримасе неудовольствия на ее лице, когда пытался жаловаться на то, что его беспокоит. Работа ее обязывала ежедневно видеть все существующие на Земле человеческие физические и эмоциональные муки, поэтому, когда тот объект, на который она подсознательно приклеивала ярлык «источник гипотетической радости» в ее мире не имел никакого права эстетически оскорблять.

Пока работа над портретом не была окончена, ему казалось, что он беременный, и у него схватки. Еще чуть-чуть, вот еще… Последний штрих, морщинка, еще одна тень… Его трясло, лихорадило. Он горел. Это, конечно, был не первый портрет, который он создавал. Но Франсуаза была совершенна. А повторить совершенство —титанический труд.