Мнимая единица. Первый прыжок. Книга 3

Виктория Строева

Мнимая единица. Первый прыжок. Книга 3

Глава первая

Первый прыжок

Что-то не сходилось. Впрочем, ничего серьезного не было, ведь он давно зарекся связываться с неизвестно откуда взявшимися благообразными незнакомцами, которые за работу платят сверх меры. Пять лет назад он чуть не поплатился за свое легкомыслие. Вот только подробностей того случая он не помнил. Вот и сейчас нечто зыбкое затянуло туманом всплывшие перед ним образы, и они растаяли.

Филипп сидел на кровати в номере старой Московской гостиницы в ожидании своего звездного часа. Дурацкий сон, снившийся ему с детства, опять растревожил его. Впервые он видел его в шесть лет. Огромная буква "i" застряла в его груди и не давала подняться с постели. Он словно проглотил лом. Это пугало. Мучило. Сковывало. Он долго лежал в кровати, не имея возможности пошевелиться. А потом проснулся с ощущением, что кто-то заглядывал ему в душу. В общем, сон неприятный.

Филипп пошарил в темноте рукой, нажал на выключатель. Неяркий свет очертил круг на полу. Старая лампа замигала, угрожая погаснуть, и он привычно подкрутил ее патрон. Потом взглянул на часы. Тусклые цифры под треснувшим стеклом высвечивали три сорок пять.

– Опять менять стекло! Надеюсь мнимая единица знает, как и когда оно треснуло… – он рассмеялся и уставился на причудливые тени, отбрасываемые видавшим виды плафоном лампы. На котором была такая же, как на часах, трещина, только увеличенная раз в 10. Занятное совпадение…

Филипп встал, и мягкой кошачьей походкой прошелся по номеру. Постоял у окна, глядя на черное усыпанное звездами небо. Полюбовался ночными очертаниями города. И скомандовал себе:

– Спать! Для доклада требуется свежая голова.

Он лег в кровать, долго ворочался, но, отчаявшись, снова отшвырнул от себя одеяло. Вернулся к окну, постоял, глядя на спящих на карнизе голубей. Позавидовав им, вздохнул и взял с подоконника папку с бумагами, чтобы еще раз пробежать глазами текст доклада. Открытие, которым он собирался сегодня удивить своих коллег, было неожиданным и для него самого. Однажды, будучи без пяти минут магистром, он написал очередную программу для компьютера, и попробовал ее запустить. А через пару минут прямо на глазах растаяла его авторучка. Это отдавало чертовщиной! И Филипп решил, что ему померещилось.

Вернувшись после командировки домой, он нашел беглянку на рабочем столе матери.

– Вот где она! Это мой талисман! Но на этот раз я как-то обошелся без него… – заметил он.

Мать подняла на него глаза.

– Отнюдь. Я собственными руками сунула твой талисман в твою дорожную сумку. А на днях обнаружила у себя на столе. Еще до твоего приезда! – она рассмеялась. – Мистика!

Филипп хмыкнул. Никаких галлюцинаций и чудес! Авторучка действительно лежала рядом с его системным блоком, обслуживающим новый прибор, а затем переместилась к матери. Невероятная случайность, что эту путешественницу забросило именно на ее стол, а не в любое другое место бесконечной Вселенной, заставила молодого физика увидеть истинную суть своих экспериментов.

Рассвело. Филипп освежился под душем, наскоро позавтракал, надел свой лучший костюм и покинул гостиницу. Улица приняла его в шумные объятия. Машины с ревом проносились мимо, исчезая в общем потоке. Филипп постоял в нерешительности, посмотрел на небо. Надо же, ни облачка! Решил не брать такси, и, не спеша, зашагал в конференц-зал. Его выступление было назначено на вторую половину дня, а пока было любопытно послушать других докладчиков.

Назначенная на утро для обсуждения тема касалась увеличения радиоактивного фона на территории большинства мегаполисов. Исследования показали, что это связано с новым, обладающим фантастической прочностью, пластиком. Этот материал применялся в строительстве около десяти лет. И его излучение постепенно становилось все интенсивнее. Зал гудел. Достоверных прогнозов на будущее никто не давал. Алексей Журавлев, коллега и друг Филиппа Ветрова, стоя на сцене, надрывал голос в попытке перекричать зал.

– Пока не найдено решение, как с этим справиться, нам следует запретить продажу отходов, из которого изготавливается пластик! Степень радиации уже перешагнула за границу фоновой. И наносит непоправимый вред! – взывал он к залу.

Ему возражали, что с помощью вырученных денег от продаж начнут решаться задачи, связанные с экологией. Главная из которых – создание специального покрытия, которое нейтрализует излучение пластика, а также преобразует его в энергию для внутренних помещений.

Небо снова заволокло тучами, хлынул дождь.

Ветров, наслаждаясь шумом дождя, думал, что идея неплохая, если рассматривать ее в целом. Избавиться от всех построенных зданий, которые уже фонят, ой как непросто. Нейтрализовать воздействие пластика было бы разумнее, с какой стороны не посмотри. И крыша над головой, и энергия… Только кто поручится, что защита не окажется такой же нестабильной, как сам пластик? Ведь проворонили тот факт, что этот новый строительный материал со временем проявит губительные свойства. Что станет с людьми через пять поколений, если ничего не менять? Насколько увеличится частота мутаций в человеческой популяции?

Ветров сосредоточился на носке правого ботинка, по которому тоже прошла трещина. Одно к одному…

«А ведь пора отвлечь спорщиков! Они перестали слышать друг друга. Только вот получится ли у меня это провернуть? Мой доклад не ко времени… Кому сейчас интересны вопросы освоения космоса? Хотя… если погубим природу Земли, а человечество пока занимается именно этим, придется перебираться в другие миры. – Он улыбнулся. – Люди еще не выбрались за пределы Солнечной системы, а я планирую поиск подходящих планет в нашей Галактике…»

Его тронули за плечо. Он очнулся от дум, и суматоха зала его оглушила. Его будто зашвырнули в бушующем море через эфемерные изгибы пространства. Ветров поморщился, уж очень странные образы посещали его сегодня. Будто после бессонной ночи, в нем все еще сидела «единица».

– Мы в тупике… – проговорил хриплым голосом научный руководитель Ветрова, Владимир Андреевич Трастов. Он был простужен, как и многие в зале. Потому что дождь уже вторую неделю с небольшими перерывами лил, как из ведра. – Филипп… – громко высморкавшись в обширный платок, прогнусил Трастов. – Пока мы не обессилили от споров, хочу объявить твое выступление. Как раз управимся до перерыва.

Он склонился над Ветровым, как всегда, раскачиваясь на носках.

– Я не против, Владимир Андреевич! – ответил Филипп, отмечая про себя, что их мысли снова идут в одном направлении.

– Добро, – кивнул ему учитель.

Худая, высокая фигура Трастова в сером, цвета мыши, костюме, оборотившись к залу, стояла на сцене рядом с деревянной кафедрой, давно отслужившей свой век. Кафедра была шаткой, краска на ней облупилась, но избавиться от нее ни у кого не хватало духу. Что поделать – традиция… Трастов осторожно оперся на старушку рукой, а другую высоко поднял над головой, призывая к тишине. Зал подчинился. И Трастов предложил перейти к докладу одного из молодых физиков. Снова поднялся шум. Но наставник Ветрова продолжал стоять, как глыба, и крики плавно перешли в еле слышный ропот неодобрения. Тогда была оглашена тема и фамилия докладчика.

Повисла тишина. Исчезновение масс? Что это значит?

Все головы повернулись к Филиппу, который внутренне готовился к докладу. Он сидел с закрытыми глазами и наслаждался тишиной. Его час пробил. Он встал, и пошел вдоль рядов своей кошачьей походкой к возвышению, на котором стояла старая кафедра. Зал опять загудел, потихоньку возвращаясь к вопросу о пластике.

Поднявшись на сцену, Ветров не стал поднимать руки, как делал до него Трастов, а просто заговорил:

– Дамы и господа! Демонстрации опытов во время доклада я не планирую. Я лишь коснусь теоретических принципов. Но уверяю вас, что масса исчезает… естественно с точки зрения наблюдателя.

Бас Филиппа Ветрова был прекрасным инструментом для оратора. В зале воцарилась тишина.

«Даже дождь перестал стучать в окно! – заметил Ветров. – Эффектное начало!»

Он оглядел аудиторию. Реакция слушателей не могла похвастаться однообразием. Кто-то смотрел недоумевая, кто-то скептически, а иные заранее готовились выплеснуть накопившуюся с утра желчь. Но были и те, кто просто ждал предстоящего шоу. Объявленная тема отдавала мистикой и не могла претендовать на научную. По крайней мере с их точки зрения.

– На вопросы отвечу после доклада! – твердо сказал Филипп, снова перекрывая басом гул голосов, который волной прокатился по задним рядам, где сидели молодые ученые. – Говорю об этом, потому что зал возбужден.

Шум снова усилился. Но Филипп начал быстро писать на доске и говорить. Созданная молодым физиком теория нулевого поля оказалась не фикцией, не заблуждением. За окном опять барабанил дождь, по залу тянуло сквозняком, но на это не обращали внимания. Все следили за мелом на доске. Наконец, Филипп поставил последний символ в своих выкладках, и чуть помедлив, обернулся, чтобы жадно вглядеться в лица. Первым очнулся Трастов. С теорией нулевого поля Филипп его не знакомил (так они договорились). Полный самых невероятных мыслей учитель мягко улыбнулся и обыденно произнес:

– Вопросы к докладчику?

– Хотелось бы увидеть демонстрацию! – произнес кто-то из первого ряда.

– В каких пределах вы перебрасывали массу? – голос кандидата наук Алексея Журавлева с трудом прорвался сквозь ученый гвалт.

– На шестьсот километров, – ответил Ветров громовым басом.

Зал затих. Потом взорвался овациями.

– В моем распоряжении небольшие мощности! – пояснил Филипп, улыбаясь. – Но я считаю, что пора перейти к испытаниям в пределах астрономических расстояний. Поэтому желательно участие американцев, с их системой космических станций на орбите Юпитера. – Филипп поглядел на старую кафедру, погладил ее рукой, и тихо, как бы стесняясь, добавил: – Сначала будем пробовать с материей, потом – с живым материалом.

– Предлагаем, не откладывая, создать спецгруппу! – прозвучал из заднего ряда молодой бойкий голос, в котором слышались азарт и неподдельная заинтересованность.

– Согласен! – перебил Филипп крикуна, чтобы не выпустить инициативу из рук. – Человечество на пороге нового рывка вперед. Открытие сулит положительные перемены не только в освоении космоса, но и в жизни планеты. Придет время, и проблемы, связанные с транспортировкой грузов, останутся в прошлом. – Филипп откашлялся в кулак: – Специалистов для группы я подберу сам. У меня есть достойные кандидаты.

. . .

Через три года космический корабль вместе с человеческим экипажем был переброшен к границе Солнечной системы. И послав оттуда победный сигнал, вернулся назад. Вдохновленная успехом команда Ветрова приступила к подготовке прыжка к Центру Галактики. Первое перемещение целесообразнее было произвести в два этапа. Сначала к периферии ядра Галактики. Потом, оценив обстановку предстояло, выбрать конечную цель полета, и вынырнуть где-нибудь в плотном скоплении звезд. Пока корабль мог вместить в себя топлива только на три прыжка. Это значило, что третий переход предназначался для возвращения на родную планету. Задача была наисложнейшей, и требовала навигатора с особым складом ума. Такой человек у Ветрова был.

Вечером того же дня, когда Ветров пережил свой триумф, к нему в гостиницу заглянул его лучший друг Валентин Быстров. Это был весьма примечательный человек, в котором недюжинный ум уживался с эксцентричным характером, а неряшливая шевелюра с утонченностью стиля в одежде. В своих манерах он был нетороплив, но, действовал рисково и быстро. Талантливый музыкант и математик, прекрасный спортсмен и ученый.

Филипп его приходу обрадовался. И, напоив чаем, выложил все, что знал о «нуле». Быстров помолчал, переваривая сказанное, устремил глаза к потолку и сказал:

– Опасная затея! Без меня тебе не обойтись! При возвращении в привычный мир можно оказаться в плотной материи, упасть в звезду, да мало ли что еще…

Для Ветрова это было то, что доктор прописал!

К группе нулевиков, как окрестил ее Быстров, присоединились еще два лицейских товарища Ветрова. Всеволод Игнатьев – замечательный биолог, веселый легкий человек, и Сергей Кравцов, гениальный программист, среди друзей слывший отшельником. Еще в лицее он получил прозвище маньяка-программиста, и все еще дорожил им.

Однажды во время одной из тяжелых физических тренировок Ветров познакомился с девушкой Машей, присоединившейся к группе по рекомендации Игнатьева после прыжка к границе Солнечной системы. Девушка была очень хрупкой, но при этом упрямой до жути. Она ввязывалась в бесконечные споры по любому поводу. От нее доставалось даже Филиппу. Неуживчивость девушки ему не понравилась. Он даже думал ее уволить. Но время шло, к спорам с девушкой он привык, а потом пристрастился. И так был очарован, что за полгода до прыжка к Центру Галактики женился.

В ночь перед стартом Ветров увидел свой старый сон. Правда сценарий, по которому развивались события, изменился. Мнимая единица заговорила с ним. Но он некстати проснулся, так и не разобрав сказанного. Филипп с досадой сорвал с себя одеяло.

Мария подскочила, ее длинные волосы рассыпались по плечам.

– О, прости! Я разбудил тебя! – нежно сказал Филипп, откидывая прядку волос с ее лица. – Просто сон один снится все время!

– Какой? – Маша откинулась на подушки и натянула на себя одеяло.

– Потом расскажу… – пробормотал Филипп, глядя в ее сонные глаза. – Спи! Еще есть время.

Смутное предчувствие, возникшее у него в момент пробуждения, не предвещало хорошего. Чтобы не обнаруживать сомнений перед супругой, он закрылся в ванной, и, глядя на свое отражение в зеркале, отругал себя за суеверие.

. . .

Преодолев притяжение Земли, нуль-корабль, готовясь к первому прыжку взял курс на расчетную точку. Все, шло штатно. И все же предчувствие Ветрова не обмануло. Буквально перед самым прыжком Мария, шепнула ему, что он станет отцом. Филипп так и застыл в своем кресле. Затем выпрыгнул из него, схватил жену за руку, и оттащил подальше от остальных, насколько это было возможно в тесном помещении.

– Как тебе удалось обмануть медицинскую комиссию? – это все что он смог сказать.

– Я меняла файлы свежих медицинских проверок на старые. – Мария скромно опустила ресницы. – Я подсмотрела, как ты вводил код, запомнила его, проникла в базу данных, а дальше все происходило уже без меня…

У Ветрова открылся рот.

– Обвела вокруг пальцев медиков, подсматривала, когда я вводил личный код. А ты не подумала, что твое преступление бросает тень также и на меня?

Из глаз жены брызнули слезы.

– Какой ты еще ребенок Мария! Надеюсь это все? – уточнил муж.

– Этот полет – дело всей моей жизни! Как и для тебя, понимаешь? – всхлипнула Маша. – Я хочу быть рядом с тобой!

Филипп вздохнул и обнял жену. Ощущение было пронзительным: беззащитность женщины и будущего ребенка перед бесконечностью холодного космоса.

– Моя сумасшедшая жена! – с болью произнес он. – Я не могу и не хочу отменять полета. Но не рассчитывай на послабление женщина! Я сердит на тебя!

– Что теперь будет? – робко спросила Мария.

– Первый прыжок к центру Галактики! Надеюсь, малыш выдержит нуль, раз вы тренировались вместе. Или ты сделала свое признание, надеясь на другое?

Филипп вернулся в командирское кресло и отдал команду:

– Все по местам! – он не удержался, и еще раз взглянул на Марию, потом дождался, когда экипаж приготовится, и скупым движением активировал систему перемещения.

Нуль-корабль завибрировал. Появилось знакомое ощущение зависания. И вдруг необычайно тягучий звук заставил пережить пронзительную тоску весь экипаж.

. . .

Слабая вспышка озарила экраны мониторов, когда корабль погрузился в «нуль».

– Странно… – Трастов покачался на носках. – Раньше такого эффекта не было.

– Думаете, что-то не так? – спросил у Трастова главный конструктор.

– Не знаю. Корабль впервые прыгнул так глубоко в космос. Может след на экране от этого.

– Теперь они не досягаемы, и мы… – конструктор замолчал.

– Не досягаемы… – медленно повторил за ним Трастов.

Глава вторая

Ловушка

Извиваясь, пространство плясало вокруг корабля.

– Что за карусель? Ветров… что… происходит… – Игнатьев смолк, столкнувшись с безумием, бесконечно сменяющих друг друга невероятно сложных форм.

– Ничего не вижу! – голос Валентин с трудом прорвался сквозь натужный рев двигателей.

«Это счастье, что ты ничего не видишь!», – помыслил Ветров.

– Мы падаем… – негромко проговорил он.

– Куда? – голос Валентина срывался. – Вокруг пустота…

Ветров постарался перекричать грохот громовым басом:

– На звезду, которой не существует…

Но он не услышал своего голоса. Страх затопил сознание Филиппа. И в следующее мгновение безумный рев двигателей сменился абсолютным беззвучием, как будто воздух отказался передавать звук.

Затерявшийся в бездне космоса корабль продолжал падать. Бортовой компьютер молчал, будто и он переживал смятение, лишившись способности выполнять возложенные на него функции. Все пошло в разнос, как только они вынырнули из нульпространства. Сознание Ветрова угасало медленнее, чем у его подчиненных. Последняя мысль, что промелькнула в его голове, прозвучала на какой-то тарабарщине, но он уловил ее смысл: их затягивало само безвременье…

Филипп очнулся. Попробовал шевельнуть рукой, или ему показалось, что попробовал. Чувствуя себя сгустком материи, растекшимся на плоскости, он подумал, что должно быть по нему проехал бетоноукладчик. Неуверенным взглядом он зацепился за мигающие лампы какой-то частью своего существа, а вокруг продолжала царствовать жуткая черная бездна. Его глаза буквально пили робкое мерцание света.

С большим трудом он поднес руку к глазам, но не увидел ее. Тогда он опустил ее на лицо. Немного выждал, провел рукой ото лба к заросшему бородой подбородку, и с отвращением отдернул руку. Он не узнал себя. Под рукой было что-то чужое.

Ветров позвал навигатора:

– Валентин? – но не услышал своего голоса. – Погубил экипаж… – прошелестел он в пустоту.

Сколько длится этот кошмар, он не знал! Время будто превратилось в желе. И он застыл вместе с ним в вечном ощущении своей вины.

Было уже не так тихо. Где-то стрекотало, скулило, пищало… Филипп снова решился заговорить.

– Есть кто живой? Эй! – долетел до него собственный голос.

И в следующее мгновение он, наконец, ощутил свое тело. До этого у него был только одна рука. После неуклюжей возни, Ветров отстегнул ремни, передохнул, потом сел. Пошарив перед собой, узнал пульт управления. Нажал на кнопку аварийного освещения, и ему показалось, что она хихикнула под его пальцами.

– Командир? – позвал его еле узнаваемый голос.

Филипп рефлекторно прижал руки к ушам, голос Валентина прогремел прямо в его голове. Звук, и расстояние до его источника мозгом интерпретировались шиворот навыворот.

Но он, превозмогая боль в ушах, ответил:

– Я здесь!

Мерцающее безобразное тело Быстрова дернулось.

А в голове Ветрова будто щелкнул переключатель, к нему вернулась способность целенаправленно мыслить.

– Потерпи! Ты скоро придешь в норму… – Ветров замолчал, давая другу передохнуть, считая, что его голос должен звучать еще ужаснее, ведь у него бас.

– Ты похож на черта, но я уверен, что это ты – Филипп! – пролаял Быстров, дико уставясь на друга.

Однако вскоре его взгляд прояснился, и он попросил, почти беззвучно шевеля губами:

– Активируй обзорный экран! Мне не дотянуться. Давай осмотримся!

Кнопки снова захихикали под пальцами Филиппа, но аппаратура подчинилась его команде, экран замерцал.

Они жадно уставились на него. Вокруг корабля беспорядочно роились разнокалиберные обломки. Что-то из этой массы они никогда не видели, а что-то было вполне человеческим. Мимо проплыла даже кукла.

– Где мы? – машинально спросил Быстров.

– В местной лавке, торгующей подержанным товаром. Можно выбрать сувенир перед прыжком к Земле.

– Филипп, убавь звук!

Ветров кивнул. Окунувшись в тишину, Валентин с наслаждением откинулся на спинку кресла, в котором в отличие от большинства сумел удержаться. Он закрыл глаза, давая себе передышку.

Через несколько минут остальные члены экипажа один за другим начали подавать признаки жизни, болезненно переживая первые моменты полной дезориентации. Казалось, прошла целая пропасть времени, пока они, наконец, не усвоили команду командира: оставаться на местах до полной адаптации.

– Вот это вынырнули, так вынырнули… – изрек пораженный Игнатьев. – Какое счастье видеть привычный облик друзей! А почему, прыгая по Солнечной системе, мы ни разу не испытали такого стресса?

– У нас есть вопрос поважнее! Нам неизвестно, где мы! – заметил Ветров.

– То есть? – не понял Игнатьев.

Командир корабля перевел взгляд на Быстрова.

– Интересно, что думает по этому поводу наш навигатор?

– Он думает, что после падения в это «жуткое сюда» мозг, чтобы избавить нас от шока, как-то сумел приспособиться, чтобы вернуть нас к привычному видению мира! – ответил Валентин, с любопытством наблюдая за реакцией Всеволода.

Биолог с любопытством на него посмотрел, потом подумал, кивнул и изрек:

– Возможно, мой мозг сейчас и лжет, но меня больше устраивает привычная картина мира, чем эти безумные шарады!

– Прошу прощения, что прерываю ученую дискуссию! Но давайте решать, что делать дальше, – вмешался Кравцов.

Ветров привычным движением огладил бороду, торчащую не как-нибудь, а широко раскрытым веером, потом сказал:

– Сначала проверим исправность работы систем корабля, потом предпримем вылазки наружу, – он пожевал губами. – Похоже мы на космической свалке!

– Да ладно! Космическая свалка… – навигатор даже присвистнул. – В каком-то смысле это даже символично. Правда не знаю в каком…

Послышался нестройный смех, который тут же увял. Быстров взглянул на приунывших товарищей.

– Интересно, запись параметров полета у нас есть?

– Тебе тоже интересно? Приятное совпадение! – жестко ответил Ветров. Экипаж в изумлении уставился на командира, таких интонаций раньше Ветров себе не позволял. – Ну и? Где мы находимся?

Быстров уткнулся в экран, и начал считывать ползущие по нему цифры.

– Нет! – вдруг отважно вмешалась Юлия.

Ветров уставился на нее таким взглядом, что она дрогнула, но не уступила.

– Все испытали шок! И как врач, я настаиваю, чтобы каждый из нас принял витаминный коктейль.

– Она права, – согласился Филипп, хотя ему и было жаль тратить время на витамины. Его интуиция буквально кричала ему, что времени у них в обрез. Однако он подал пример команде, и проковылял к контейнеру с припасами, что хранились в рубке для несущих вахту. За командиром двинулся Быстров, движением руки, приглашая остальных. Команда столпилась у контейнера. Они невольно жались друг к другу. Вроде бы их органы чувств теперь работали в привычном режиме. Только сетчатка глаз стабилизировалась не вполне. Зрение людей плохо реагировало на изменение интенсивности света. Будто здесь вечно царили сумерки, несмотря на хороший накал в лампах.

Выполнив предписание врача, экипаж занялся проверкой исправности систем корабля. Дела обстояли не так плохо. Обнаружились небольшие неполадки в одном из двигателей, которое можно было устранить прямо в космосе, и механики-электронщики Борис и Михаил, братья Штерки, облачившись в скафандры, ушли в прилегающий к двигателям отсек.

Кравцов забылся, глядя в экран своего монитора. Его решили не трогать, надеясь, что он сумеет проявить свою гениальность. Что-то было не то с пространственно-временными характеристиками этого уголка Вселенной. Людям было здесь страшно. Ветров, как и другие, чувствовал, что, если не разгадать эту загадку, их Нуль-корабль может навечно здесь застрять. И поэтому экипаж был готов ходить вокруг Кравцова на цыпочках.

– Валентин, что у тебя? – в голосе Филиппа все еще слышалось плохо скрываемое раздражение. Навигатор метнул в его сторону быстрый взгляд, и командир, взяв себя в руки, спокойно повторил: – Что у тебя, Валя?

– Записи – были прерваны, – ответил Валентин. – Местоположение корабля неизвестно. – (Ветров молча ожидал продолжения.) – Мы не можем воссоздать траекторию полета от выхода из нуля до этого злополучного места. Здесь даже звезд не видно, судя по редким обрывкам съемки.

– Мы попали! – вырвалось у Всеволода.

– И скорее всего, в преисподнюю! – басом произнес командир.

Фантазия у людей разыгралась не на шутку. В их глазах стыл страх. Только Быстров выбивался из общего настроения. Он вдруг скорчился от смеха.