Внутренний мир. Западня

– Иногда здесь идёт снег, а бывает, Костин включает ветер, – сообщил Рудольф, глядя на тусклое белое небо. Он стал бубнить себе под нос что-то ещё, размеренно вышагивая по снегу, а ребята следовали за ним, то и дело многозначительно переглядываясь.

– Бедняжка, – прошептала Ариэль, которая шла рядом с Аней. – Он, видимо, привык говорить сам с собой.

– Насколько я поняла, в здравом уме он здесь только семь месяцев, – Аня пожала плечами.

– Это всё равно много, – эльфийка покачала головой. – Плюс от «Код-17» мог помутиться рассудок.

– Возможно, нам не стоило идти с ним, – заметил Габриэль, который шёл следом. – Нас девять, а судя по рассказам, все пещеры уже чем-то заняты. Нам будет тесно.

– Нет, нам лучше держаться вместе, – Аня вспомнила стычки с собаками. – К тому же онпостроил ванну, ради этого можно жить даже рядом с полным психом!

– Что-то же полезное он должен был сделать за все эти годы, – хмыкнул Габриэль.

– Не говорите так! Он несчастный человек, – одёрнула их Ариэль.

– Не более несчастный, чем мы. Он хотя бы знал, на что шёл, связываясь с Костиным.

– Ты тоже знал, на что идёшь, – напомнила ему сестра к удивлению Ани. – Я сразу сказала тебе, что, если свяжешься с Антоном Костиным, это плохо для тебя закончится.

– Но пошла со мной и даже не попыталась отговорить!

– Я пыталась! – честно призналась девушка. – И не раз говорила не звать с нами Аню, вспомни. Из-за тебя она здесь!

Габриэль не ответил, поджав губы.

– Ты знала, что нас похитят на этой презентации? – Анна в недоумении посмотрела на Ариэль. Мысль, что она предвидела такой поворот событий, но ничего не сделала, вывела девушку из себя.

– Я не знала, что нас похитят, я лишь чувствовала опасность, – эльфийка покачала головой и покосилась на брата. – Но Габриэль… он был ослеплён и не слушал меня.

Парень ничего не ответил, виновато потупив взор.

Чёрт возьми, сколько же возможностей было всё избежать! Быть сейчас дома, писать курсовую, гулять с подружками, смотреть за тем, как первый снег покрывает город. Нет, теперь Аня будет ненавидеть снег до конца своих дней.

Она перевела взгляд с Габриэля на Ариэль и отвернулась от эльфов. Надо было перестать ругать себя и сокрушаться о случившемся. Пора было взять себя в руки, приободриться, попытаться найти пути спасения. Но в тот момент это казалось Анне неподъёмной задачей. Она ещё не знала, на что способна. Не подозревала, какая важная миссия уготована ей, и что она здесь совсем не случайный человек.

***

Остаток дня провели в хлопотах. Девушки варили на всех картошку, Габриэль с Филиппом наводили порядок в третьей и четвёртой пещере, сойдясь во мнении, что жить надо всем раздельно. Остальные же во главе с Рудольфом отправились устанавливать теплицу. Мужчина требовал сделать это немедленно на тот случай, если на следующее утро их компания так же неожиданно исчезнет, как и появилась.

За ужином все то и дело повторяли, что это самая вкусная картошка, которую они ели в своей жизни.

– Если бы у меня было вино, то я предложил бы тост за встречу, – воодушевлённый горячей едой и общением признался Рудольф.

– То есть, для тебя праздник, что мы здесь? – заметил Габриэль.

Мужчина принялся оправдываться, но эльф улыбнулся ему, сказав, что пошутил.

Сестра была права, Рудольф несчастный человек. Если он в чём-то и виноват, так это в том, что недооценил Костина, собственно, как и Габриэль. Может, когда-то Алемский был также молод, также самоуверен в себе и думал, что весь мир принадлежит ему.

– Я всё понимаю, ты просто рад увидеть живых людей после стольких лет одиночества, – добавил Габриэль.

– Я представлял это немного иначе, – признался тот. – Почему-то думал, что меня отсюда спасёт Эдвард, мой друг.

Он произнёс это с некоторым разочарованием, которое не ускользнуло от ушей слушателей.

– Он был немного занят, – заметил Габриэль, – отбывал ссылку в Сибири.

– Я знаю, Герман рассказал мне. Не понимаю, как он мог не довести наше дело до конца. Да, улики были у меня на кассетах, и их уничтожил Костин. Но Эдвард не последний человек в Валдарии. Суд бы поверил ему на слово.

– МОЗ искали крайнего и решили, что из Гордона выйдет убедительный козёл отпущения, – ответил эльф.

– Они решили, что это он предупредил Костина о готовящейся облаве, – добавил Герман.

Рудольф нахмурил брови и озадаченно покачал головой.

– Сегодня предлагаю всем заночевать здесь, а к завтрашнему вечеру камни в ваших пещерах уже должны будут прогреться, – только и сказал он.

Ребята согласились. Филипп, Деррик и Инна выбрали себе третью пещеру, служившую Рудольфу мастерской. Мужчины уже загорелись идеей сделать из оставшихся брёвен большой обеденный стол для всех, а Инна пообещала украсить стены рисунками.

Четвёртую пещеру облюбовали Рабвели и Анна, она была почти пустой, но маленькой и особенно холодной. Пока все готовились ко сну, деля скудный запас пледов и подушек, Габриэль наведался туда в надежде, что камни успели прогреться, но в пещере ещё было очень холодно. Парень дико устал от большого количества чужих людей, постоянного шума и разговоров. Единственный человек, с которым он хотел общаться с прежним рвением, оставалась Анна Кивер.

– Пройдёмся, пока эти разговоры не свели меня с ума? – шепнул ей Габриэль, протягивая руку, и девушка кивнула.

Белоснежные холмы простирались до самого горизонта, сливаясь с молочной завесой, отчего казалось, что всё вокруг в тумане. Долгожданная тишина давила на барабанные перепонки, а прохладный воздух казался глотком свежести после горького дыма пещер.

Не сговариваясь, они побрели к пруду. Вместо давящей тишины, что была повсюду, здесь было слышно журчание ручья. Талая вода суетливо огибала большие и маленькие камни, петляла между заросшими травой глинистыми берегами и вливалась в пруд.

– Должно быть, до климатических сбоев здесь было неплохо, – Аня сорвала травинку, с жадностью вдыхая её свежий сочный аромат. – Как ты думаешь, если мы выберемся отсюда, сколько на тот момент времени пройдёт дома?

«Если». Девушка старалась сохранить спокойствие, но Габриэль заметил, как дрогнул её голос. Что творилось в её голове? О чём она думала, кого винила в своём заточении?

– Не знаю, Ань,– только и сказал он. – Знаешь, мой отец никогда не разрешал нам отчаиваться. Он говорит, что абсолютно из любой ситуации нужно уметь извлекать максимум пользы для себя.

– И какая польза от западни? – Анна горько усмехнулась.

– В том, что мы попали сюда вдвоём, – наконец, признался Габриэль и сделал к девушке шаг, аккуратно забирая из её рук остатки благоухающих травинок и пропуская свои пальцы сквозь её.

Анна опустила глаза, и парень залюбовался её длинными пушистыми ресницами, подрагивающими от волнения, ощутил, как забилось сердце девушки. Он знал, что она в любой момент может оттолкнуть его или вместо ожидаемой нежности пустит в его адрес колкую шутку. Эта девушка из Внешнего мира была для него загадкой, неизученной книгой. У неё на всё было своё мнение, и она была так непохожа на эльфийских девушек, но в то же время казалась Габриэлю родной и знакомой, словно он знал её всю свою жизнь.

Парень в волнении облизнул губы, наслаждаясь хрупкостью момента. Одно неосторожное движение, звук, жест – и вся магия растворится, оставив после себя горькое разочарование. Но пока ему не сказали «нет», надежда и предвкушение были столь сладкими, что Габриэль готов был целую вечность разглядывать эти опущенные ресницы, ласкать тоненькие пальчики в своих руках и вдыхать такой сладкий и манящий аромат чужого тела. Когда оттягивать уже стало невыносимо, его губы коснулись её губ, и весь мир вокруг превратился в фейерверк чувств и наслаждения.

***

На следующее утро все проснулись от уже знакомого толчка.

– Посылки! – сообщил Севастьян, первым вставая со своего выступа в большой пещере, и бросился наружу.

Почти все потянулись за ним, гадая, что именно прислал Костин, и надеясь увидеть в одной из коробок свежие фрукты или мясо. Однако воздух пронзил громкий крик Крошина, и все в панике поспешили к плацдарму.

Там, корчась на снегу, лежали парень с девушкой. Были ли они в сознании, понять было невозможно, потому что тела их судорожно дёргались, будто пронизанные электрическим разрядом. Подбежав ближе, Севастьян увидел, что из носа девушки течёт кровь, а глаза закатаны, как в припадке. Сначала он решил, что у неё эпилептический приступ, но в следующую же секунду увидел такое, отчего волосы на голове встали дыбом. Рука девушки прямо на глазах превратилась в когтистую мохнатую лапу, при этом она сама издала нечто среднее между криком боли и рычанием.

– Оборотни! – закричал подбежавший Рудольф, достал из сапога длинный нож и бросился на них.

Севастьян перехватил мужчину, выбивая из его рук оружие. Подоспевшие Герман и Габриэль попытались успокоить Рудольфа, но тот кричал, что нужно срочно убить их, пока они не обратились и не напали сами.

– Уберите его! – заревел Севастьян, вставая между оборотнями и Рудольфом.

Габриэль коснулся затылка мужчины и что-то зашептал на эльфийском. Рудольф дёрнулся, затем обмяк и безвольно сел на снег.

– Что ты сделал?! – гневно воскликнул Герман, но в этот момент оборотни снова закричали, корчась от боли.

Вторая рука девушки превратилась в когтистую лапу, а лицо мужчины на глазах вытягивалось, покрываясь шерстью. Было видно, что им очень больно. Никто из ребят никогда не видел обращения в волка и не знал, должно ли оно сопровождаться такими муками. Ясно было одно, им не стоило стоять и смотреть сложа руки.

– Идите позовите Деррика и Филиппа, – велел Габриэль, обращаясь к сестре и Анне, которые стояли поодаль, в ужасе глядя на развернувшуюся картину. – А сами останьтесь в пещерах!

Девушки бросились бежать, но Деррик и Филипп и сами уже спешили к ним с шампурами. Они раздали оружие, и Деррик неожиданно поддержал идею Рудольфа как можно скорее убить новичков.

– Мы никого не станем убивать! – Габриэль покачал головой.

– Придётся… – Филипп пожал плечами. – У нас выбора нет. После обращения они потеряют рассудок и загрызут нас.

Рудольф промычал что-то одобрительное, казалось, он ещё не мог до конца владеть собой после манипуляций Рабвеля.

– Почему им так плохо? – Севастьян склонился над девушкой. Глаза её были широко раскрыты и налились кровью, она царапала когтями снег и выгибалась, издавая булькающие звуки.

– Это всё из-за Луны, – произнёс Деррик, с жалостью глядя на парня и девушку. – Метаморфозы оборотней напрямую связаны с лунной фазой. Так как здесь произошёл временной сбой, то и с их обращением что-то не то.

Изо рта девушки вдруг потекла кровь, она зарычала, попыталась встать, чуть не зацепив Севастьяна когтями, но в следующий же миг обмякла и рухнула на землю.

– Она не дышит… – прошептал Крошин.

Он приложил ухо к её груди, и тут же вздрогнул. Медленно, словно с опаской, он расстегнул куртку, в которой она была, и все ахнули, непроизвольно сделав шаг назад.

Прорвав плоть и одежду, из тела девушки торчали белые рёбра, блестящие от алой крови. Германа стошнило, а Филипп попятился, отворачиваясь от жуткого зрелища.

– Как такое может быть? – прошептал Севастьян, не веря своим глазам. – Почему её тело вдруг разучилось обращаться?

Ответил ему протяжный стон парня-оборотня. Его лицо, уже почти ставшее волчьим, снова приобрело человеческий облик, и он начинал приходить в себя.

Если все парни с опаской косились на внушительную фигуру оборотня, колеблясь между жалостью и намерением убить, то для Севастьяна выбор был очевиден. Он ещё не был доктором, но уже жил по негласному врачебному кодексу: спасать и помогать людям, вопреки личным взглядам и рассуждениям окружающих. Поэтому Крошин бесстрашно сел возле мужчины на колени, проверяя пульс и сердцебиение.

– Ты можешь говорить? – Серые глаза Севастьяна беспокойно изучали красное небритое лицо оборотня. Вены и мелкие сосуды всё ещё проступали на нём, в некоторых местах, превратившиеся в синяки. – Как твоё имя?

– Радий, – с трудом выдавил из себя мужчина, и с помощью Крошина сел. – Где моя жена?

Севастьян, как мог, закрывал собой то, что осталось от девушки, но разрастающаяся лужа крови говорила всё за себя.

Оборотень взревел и ринулся было к ней, но мужчины все вместе сумели удержать его, не давая подойти к несчастной.

– Её нет, тебе не надо смотреть… Её уже нет! – пытался убедить его Севастьян. Но оборотень не слышал его, так что Габриэлю снова пришлось применить эльфийскую магию, и тот немного успокоился.

– Ты можешь как-то просканировать его биосистему? – спросил Севастьян у эльфа.

– Нет, – честно признался он. – Ариэль может… должна смочь. Но я не позволю ей подходить к нему!

– Не позволишь? – Севастьян округлил глаза. – Человек умирает! Мы не можем стоять и смотреть!

– Кто вы такие… где я? – промямлил оборотень заплетающимся языком.

– Вас похитил учёный Антон Костин, – Севастьян снова проверил его пульс. – Он ставит над нами опыты.

Оборотень проревел слова проклятия, схватил охапку снега и растёр им красное лицо.

– Что последнее вы помните? – подал голос Герман. – Откуда вы?

– Из Аскона. Мы шли с Лидией из кино, с ночного сеанса… – он обхватил голову руками. – А, нет, не это! Не знаю, может, это сон…

– Говорите!

– Яркий свет бил в глаза, а надо мной стоял мужчина в очках и медицинской маске.

– Это Костин, наверное, вводил вам какой-то препарат, – Севастьян попросил оборотня показать вены на руках и нашёл свежий след от шприца.

– Это «Ново»? – спросил Филипп, но Севастьян покачал головой, сказав, что «Ново» выпускается в таблетках, а не в уколах.

– Возможно, Костин просто брал кровь, – предположил Крошин. – Что вы чувствуете сейчас?

Радий не ответил, должно быть, даже не слыша вопроса. Он смотрел туда, где снег алел от свежей крови его жены. Мужчина медленно лёг, запрокинул голову, и по его щекам побежали слёзы.

Его горе не было подобно лавине или нахлынувшей стихии, способной смести всё на своём пути. Он не рыдал и не метался, страдание его, усмирённое эльфийской магией, было подобно бесконечному дождю, что серой стеной заливает всё вокруг, проникая в каждую щель, каждый уголок. Миллионы, миллиарды дождинок, падающих с небес, несли с собой скорбь, но даже когда чёрно-серая туча уплывала с горизонта орошать своим страданием иные земли, она оставалась всё такой же огромной, такой же бескрайней, словно ни одни дожди мира не способны были вытрясти из неё всю влагу до конца.

Севастьян сглотнул и нервно потёр губы от неудержимого желания закурить. Он не боялся ни боли, ни крови, несчётное количество раз ломал руки, рёбра, нос, обладая удивительной способностью собрать все драки в радиусе километра от места своего пребывания. В детдоме его били за то, что нынче он так тщательно скрывал под банданой, в приёмной семье за дерзость старшим, в школе он бил сам, привыкнув решать все проблемы кулаками, и даже попав во Внутренний мир, он с удивительной лёгкостью умудрялся нарваться на вспыльчивого собеседника. Физическая боль не страшила его, зато чужие душевные муки заставляли его снова и снова переживать худшие моменты своей жизни, напоминали, кто он на самом деле.

Севастьяну было полтора года, когда его родители вернулись из Американского правового государства обратно в Валдарию. Однако до родного Таргана они так и не добрались. По официальной версии сотрудников правоохранительных органов Внешнего мира в машине, на которой они ехали, отказали тормоза, из-за чего отец Севастьяна потерял управление, и автомобиль съехал с моста прямо в реку совсем недалеко от Портала, которым Крошины так и не успели воспользоваться. Мать успела выкинуть маленького Севастьяна на обочину, этим спасая ему жизнь. Чудом мальчик остался жив, отделавшись лишь синяками и царапинами. Так как родственники погибших не объявились, ребёнка забрали органы опеки.

Севастьян не знал ничего о своих родителях и уж, конечно же, не помнил их. Но в душе он всегда ощущал, что они любили его, и те полтора года, что они провели вместе, мальчик был по-настоящему счастлив. Со временем всплывали всё новые и новые подробности их гибели, и в какой-то момент юноша узнал, что их возвращение в Валдарию было неугодно местным властям. Крошины были американскими шпионами, рассекреченными российской службой безопасности и ликвидированными по её приказу. Родители – шпионы, родители – предатели. Однако не это мучило Севастьяна всю оставшуюся жизнь, не вопрос «за что убили его маму и папу», а непонимание того, почему судьбе было угодно оставить в живых его.

Одинокий, брошенный, обречённый на вечные скитания, он искал покоя в душе, цеплялся за любую возможность заполнить пустоту в сердце. В детстве это были всевозможные секции и кружки, в которых он занимался с особым остервенением, не оставляя себе ни одной свободной минуты, ни единого шанса на одиночество. Затем девушки, их беспорядочный конвейер, вереница утех и разврата, в который Севастьян погружался с головой, радостно теряя себя. На их смену приходили сигареты, алкоголь и другие способы отключить своё сознание, задушить на корню плач маленького брошенного мальчика, осознавшего, что он остался в этом мире совсем один. Незадолго до того, как попасть в западню, Севастьян как раз стал интересоваться экстремальными видами спорта, но Костин поставил паузу в его лихорадочном беге на опережение с самой смертью.

– Что с вами происходит, почему вы не можете обратиться в волка? – спросил Севастьян, когда Радий успокоился и снова сел на снег.

– Я не знаю, со мной никогда такого не было, – ответил тот хриплым голосом. – Если было нужно обратиться в волка, это происходило довольно быстро и практически безболезненно. Только при полнолунии мы делаем это бесконтрольно, не понимаю, что сейчас пошло не так.

Севастьян открыл было рот, чтобы рассказать тому о временном сбое. Но мужчина схватился за сердце и сдавленно простонал.

– Опять! – в ужасе прошептал он. Глаза Радия налились кровью, и лицо со стремительной скоростью стало превращаться в волчью морду.

Молодые люди инстинктивно отшатнулись, отходя на безопасное расстояние.

– Если обратиться, то может напасть, – снова запаниковал Рудольф.

– Нет, – Севастьян покачал головой, – опять что-то не так.

Мохнатая волчья морда по неведомой причине снова приобрела человеческий облик. Не успел Радий отдышаться, как процесс обращения запустился вновь. Из носа и из ушей мужчины потекла кровь. Он обхватил голову руками, катаясь по земле, не зная, как всё это прекратить.

– Сосуды в голове лопнут, – сокрушённо произнёс Севастьян, наворачивая вокруг оборотня круги. Было очевидно, что каким бы выносливым ни был его организм, он не сможет пережить такую частоту и такое количество перевоплощений. В конечном счёте, после очередной трансформации Радий обмяк на снегу.

– Умер? – спросил Филипп, подходя ближе.

Севастьян взял руку мужчины, проверяя пульс, и утвердительно кивнул.

Долгое время стояли молча, глядя на два изувеченных тела. Лишь гневно переглядывались, думая об одном и том же. Костин перешёл все границы, смерть мужчины и женщины была на его руках.

Посовещавшись, решили оборотней не хоронить. Севастьян боялся трупной инфекцией и предложил уложить их на плацдарм, чтобы Костин забрал своих жертв. Они накрыли тела плёнкой, что осталась от теплицы, и стали по очереди сторожить, дабы собаки не сбежались на запах.

Через несколько часов всеобщий спазм сосудов в голове известил об открытии канала между искусственной реальностью и настоящим миром, и Радий с Лидией исчезли, оставив после себя кровавые лужи на снегу.

***

Анна, Ариэль и Инна напуганные сидели в пещере, пока парни загружали грязный снег в пустые контейнеры и стаскивали их к окраине западни. Они не разрешили девочкам смотреть на мёртвые тела, и от этого воображение Ани рисовало одну картинку страшнее другой.

– Он перешёл черту, – произнесла Ариэль, не отрывая взгляда от угасающего пламени костра.

– Только сейчас? – удивилась Аня. – То есть всё, что было до этого, ему можно простить?

– До этого он никого не убивал, – пояснила эльфийка.

– Есть вещи хуже, чем убийство! – заметила Анна, сама пожалев о том, что подняла такую тему. Она подошла к углублению в стене и достала пакет с углями.

– Может быть, Костин, поймёт, как он далеко зашёл после этого, – без особой надежды произнесла Ариэль и обхватила колени руками.

– И что, отпустит нас? – Аня покачала головой.

Она заметила, что говорит резко, даже с вызовом, – это страх давал о себе знать.

– Скорее уж, наоборот, убив один раз, Костин уже ни перед чем не остановится, – Инна взяла палку и поворошила угли в костре.

– Ну, спасибо, успокоила, – Аня подошла к очагу и высыпала часть углей. Огонь затрещал, и языки пламени взвились вверх.

– Куда так сыплешь! – одёрнула её Инна. – Сбоку надо подкидывать, а не прямо в огонь!

Она забрала мешок из рук Ани, и сама стала подбрасывать угли. Девушка смущённо опустилась на камни рядом с Ариэль и тоже обхватила свои колени.

– Белоручки, – бросила им Инна с улыбкой на лице. – Воду пока профильтруйте. Видела у Рудольфа специальное сито для этого.

Аня с Ариэль собрались пропускать воду из больших баллонов через сито и разливать по бутылкам. Они переглядывались и взволнованно шушукались, боясь опять что-то сделать не так и вызвать осуждение Инны.

– Да куда вы обе ухватились? Ты возьми баллон, а ты пока сито над миской держи. Оставь ты бутылку в покое, потом перельёшь! – не выдержала Инна, и все трое прыснули.

Ане даже нравилось, что Инна подкалывает их и говорит откровенно, но без злобы. Она ценила в людях честность, но всё равно было немного обидно.

– Мы так и хотели сделать, – сообщила она, пытаясь скрыть улыбку.

– Конечно, – поддержала её Ариэль. – Я дома каждый день так делаю.

– Ага, и корову доишь, – Инна подбросила в костёр ветки, и он радостно затрещал и забрызгал искрами.

– И вовсе мы не белоручки, мы всё умеем, – Аня подмигнула эльфийке.

– Конечно, мы с Габриэлем сами живём, без прислуги, как некоторые думают. И кушать готовим по очереди, – добавила та, с лёгкостью хватая огромный баллон с водой.

– Ой, и я люблю готовить, но жена деда меня на кухню не подпускает, хотя я пеку обалденный меренговый торт, – Аня простонала от блаженства, вспоминая вкус выпечки. И девочки выдавили из себя «торт», каждая на свой манер.

Они заговорили о сладостях и еде, и даже пару раз рассмеялись, стыдливо прикрывая рты, потому что совсем недавно умерли два незнакомых для них, но невинных человека. Заговорили о своих страхах, о переживаниях за родных, поделились тем, что носили в себе все эти дни. Эльфийка из аристократического общества, девочка из Внешнего мира и разбитная вампирша с пирсингом брови. Такие разные, но, оказывается, боящиеся, ждущие и мечтающие об одном и том же. И Аня поняла вдруг, что абсолютно все люди на земле, вне зависимости от их вида, возраста, национальности, религии, воспитания, на самом деле хотят одних и тех же простых вещей. Такое очевидное и такое неожиданное открытие, когда ты делаешь его сам, а не вычитываешь в книжках.

Вернулись ребята, мрачные и бледные, и сели у костра греть замёрзшие руки. Филипп густо замесил белковый порошок и пожарил его на сковороде. Получилось что-то вроде блинов.

– У нас положено поминать усопших блинами, – ответил он на вопрос Габриэля. – Вы не делаете так?

– Нет, – юноша покачал головой. – Мы остригаем пряди волос и сжигаем их вместе с телом, как бы давая понять, что часть нас умерла вместе с нашим родичем.

– Когда умер дедушка Самюэль, отец коротко остриг волосы в знак скорби, – дополнила Ариэль. – Это тоже частый обряд у эльфов.

– А Аннабель? – поднял голову Рудольф. – Как ваша бабушка? Ей должно быть лет семьдесят, не больше.

– Увы, эльфы давно не живут так долго, – с грустью призналась Ариэль. – Бабушки уже нет с нами, хотя она дожила аж до шестидесяти пяти и была долгожителем по нашим меркам.

– Ах да, я не подумал об этом, – смутился Алемский. – Мне очень жаль.

– Наш отец похоронил обоих родителей, старшего брата и нашу дорогую тётушку Дарианну.

– Значит, это уже не тот Рафаэль Рабвель, которого я помню, – Рудольф задумался. – Не знал, что у него были брат и сестра.

– Дядя Симион был послом в Америке и жил там, он погиб в автомобильной катастрофе. Так получилось, что мы никогда его не видели, и семьи у него не было, – произнесла Ариэль. – Дарианна тоже рано умерла. Они работали с бабушкой во Внешней Либерии, помогали местным детишкам, и она заразилась лихорадкой. Вот с ней мы были близки…

– Теперь ты алмариан, – заметил Рудольф, – и тоже совершишь немало великих вещей, как твоя бабушка и тётя.