Хорошие девочки тоже лгут

Я пишу ответ подруге Ханне, когда в офис наконец входит Джейми. Одна, выжатая как лимон.

– Ну и? – интересуется Морган, откидываясь на спинку кресла.

– Я закончила, – просто отвечает Джейми.

Мы с Морган обмениваемся смущенными взглядами.

– Закончила разговор? – уточняю я.

– Да. И все остальное тоже. – Чтобы пояснить свои слова для нас с Морган, Джейми обводит рукой офис. – Хватит с меня «Чистюли» и всех ее будущих реинкарнаций. Больше не будет ни работы здесь, ни поручений Джем.

– Постой. – У меня внутри все сжимается от тревоги. Морган роняет челюсть. – Ты уволилась? Потому что я разок помогла Джем?

– И да и нет. – Джейми яростно теребит подол толстовки. – Я уволилась, но не из-за тебя. С меня довольно закулисных дел. Сыта по горло. И эта тема назрела не сейчас. Просто… пришлось ускорить события.

Все по моей вине. Сердце резко ускоряет бег, а в груди поднимается нечто подозрительно похожее на панику. Что нам теперь делать?

Морган, похоже, мыслит в том же направлении, но тревожится явно меньше.

– Если ты завязала с делами, – спрашивает она, указывая ручкой на Джейми, – то чем именно будешь зарабатывать себе на жизнь?

– Джем обещала помочь. Она кое-кого знает в фирме по продаже недвижимости в Кембридже и обещала замолвить за меня словечко. Им нужен помощник бухгалтера.

Я молча смотрю на маму. Стоит признать, что о такой работе Джейми мечтала много лет. Именно поэтому, не жалея сил, училась на вечерних курсах. Радует, что Джейми, даже рассорившись с Джем, имеет под рукой запасной вариант.

Вот только «Чистюля» означает постоянную заботу Джем. И жизнь в тихом, безопасном районе, где можно спокойно оставить прошлое позади и не бояться, что оно тебя настигнет. Хотя, признаться, таких соседей, как мы, никому не пожелаешь.

– В самом деле? Вот так просто? – В голосе Морган проскальзывают завистливые нотки. – Ты объявляешь, что все, хватит, и тебе тут же предлагают обычную работу с девяти до пяти с пенсионными накоплениями и всем прочим?

– Совсем не так просто, – вздыхает Джейми, и от тона ее голоса во мне просыпается нервозность.

Морган выпрямляется.

– А-а, услуга за услугу? И что ты должна сделать?

– Ничего особенного, – наигранно небрежно отмахивается Джейми, но у меня большие подозрения, что речь о весьма крупном деле. – Всего лишь небольшая работенка.

– Какая? – уточняет Морган, постукивая ручкой по столу.

– Поместье Сазерленда. В августе.

Мне это имя ни о чем не говорит, а вот Морган хмурится.

– Постой… ты серьезно? Сазерленд – мой клиент. Но я слышала, что овчинка выделки не стоит.

– А поконкретнее? – спрашиваю я.

Мама меня полностью игнорирует.

– Джем думает иначе, – сообщает она, не сводя взгляда с Морган.

– Могла бы и мне сказать, – фыркает та.

Они даже не смотрят в мою сторону, и терпение быстро заканчивается.

– Эй! – Я щелкаю пальцами. – Вы обо мне не забыли? Я все еще здесь и до сих пор не понимаю, о чем речь. Что за поместье Сазерленда?

Морган наставляет палец на манер пистолета, потом резко дергает им вверх, как будто только что нажала на спусковой крючок.

– Местечко, где твоя мама с блеском закончит свою карьеру.

Глава 3

Лиам

Войдя в ресторан, я тут же понимаю, что совершил ошибку.

Прожив в штате Мэн всего полгода, я не слишком-то знаком с ресторанами Портленда, по большей части потому, что посещаю заведения вроде «Пяти парней», где подают бургеры и жареную картошку. В интернете «Леонардо» выглядел ободряюще просто – непритязательный, старомодный ресторанчик, из тех, что заранее не обещают чего-то грандиозного тем, кто приходит сюда на свидания. И достаточно дешевый, чтобы тому, кто в ожидании своей пары закажет, к примеру, бокал вина, не пришлось платить за него кругленькую сумму.

Но в реальности здесь все иначе. Отделанный темным деревом зал, белые цветы, мерцающий свет. Теплый воздух июльского вечера охлаждается кондиционером, создающим внутри нужную температуру. На заднем плане тихо играет ненавязчивая классическая музыка. Небольшая бронзовая табличка на стене сообщает: «Лучшее в Портленде: самые романтичные рестораны».

Словно по команде, мимо меня проходят двое улыбающихся парней в модных блейзерах и элегантных рубашках, которые держатся за руки, и к щемящему чувству внутри примешивается приступ ностальгии. Нет, я больше не скучаю по своему бывшему парню Бену, но когда мы были вместе, жизнь в целом казалась намного проще.

– Добро пожаловать в «Леонардо», – окликает меня администратор. Молодая, симпатичная женщина с высоким конским хвостом лучезарно улыбается, от чего становится только хуже. – Чем могу помочь?

Когда я сидел за отцовским ноутбуком, прийти сюда казалось хорошей идеей; теперь я глубоко сожалею об этом решении.

– Вы потерялись? – любезно спрашивает администратор.

Не то слово.

Я подавляю порыв ответить честно – вместе с желанием сбежать отсюда.

– Нет, просто здесь внутри все выглядит иначе, чем я ожидал.

– Потрясающе, правда? – улыбается она. – Новые владельцы полностью преобразили ресторан.

Не мешало бы еще веб-сайт поправить.

– Да, здорово. У меня забронирован столик на имя Люка.

Имя не мое, и я кривлюсь, словно съел кусочек лимона. Женщина, похоже, не замечает, либо слишком вежлива и никак не реагирует.

– О, конечно. Несколько минут назад я проводила туда другого гостя из вашей компании. Сюда, пожалуйста. – Она подхватывает пару меню и ведет меня в обеденный зал, интересуясь через плечо: – Ужинаете с мамой?

Убейте меня, и покончим с этим.

– М-м-м-ф-ф, – выдавливаю я нечто неопределенное в надежде избежать неловкости, когда мы доберемся до столика. Хотя кого я обманываю? Конечно, эта встреча будет неловкой.

Администратор пересекает зал и направляется к столику возле окна, за которым в одиночестве сидит привлекательная брюнетка лет примерно сорока в скромном темно-синем платье, с кучей серебряных браслетов. Ребекка Кент, согласно ее профилю в «Рождении любви», пытается «последний раз знакомиться в интернете».

Большая ошибка, Ребекка. Просто гигантская.

Чем ближе к столику, тем сильнее сжимается все у меня внутри. Ребекка окидывает нас вежливым, но несколько недоуменным взглядом.

– Люк уже здесь! – остановившись, радостно сообщает администратор. Не хватало еще добавить «та-дам» для полноты картины. Могла бы обойтись и без подобных представлений.

Ребекка в замешательстве моргает. Само собой, она ждала здесь не меня. И тем не менее я удивительно похож на ее кавалера, только моложе лет на двадцать пять – как будто он совершил путешествие на машине времени.

– Я… э-э… простите, – говорит она. – Кажется, я ослышалась. Что вы сказали?

– Люк здесь, – уже не так уверенно повторяет администратор.

Ребекка морщит лоб.

– Должно быть, произошла какая-то…

– Нам нужно несколько минут, чтобы просмотреть меню, – перебиваю я прежде, чем прозвучит слово «ошибка». Выхватив оба меню из рук администратора, с извиняющейся гримасой на лице опускаюсь на стул напротив Ребекки. – Привет, – вяло добавляю я. – Как дела?

Ребекка просто молча на меня смотрит.

– Приятного аппетита, – бормочет администратор и уходит.

А я даже не могу поднять взгляд на свою собеседницу. Положив меню на столик – осторожно, чтобы не опрокинуть мерцающую между нами свечу, – я беру стоящий справа стакан воды и жадно выпиваю половину. Ребекка, все так же глядя на меня, сжимает ножку бокала с вином.

– Кто ты? – наконец интересуется она.

– Лиам Руни. Сын Люка.

– Сын Люка? Но тебе же не…

– Пять лет? Нет, и уже давно.

Я делаю еще глоток воды, но в горле так пересохло, что это не помогает.

– У тебя есть младший брат или…

– Нет. Я единственный ребенок.

Ребекка склоняет голову набок. Я почти вижу, как работает ее мозг, пока она сравнивает сидящего напротив семнадцатилетнего подростка с фотографией из детского сада, которой Люк поделился с ней во время общения на сайте знакомств.

И с самим Люком. Сходство поразительное. Те же растрепанные золотисто-каштановые волосы и ярко-голубые глаза, а улыбка, от которой на щеках появляются ямочки, словно обещает, что я вот-вот раскрою какой-то важный секрет. У нас с отцом открытые лица, которые привлекают людей, и он в полной мере этим пользуется.

– А как насчет… – Ребекка настороженно замолкает.

– Рака? У меня его нет и никогда не было. Я не лечусь в детской больнице в Бостоне. Нет никакой экспериментальной операции, которая могла бы спасти мне жизнь, будь она покрыта страховкой. – Я допиваю остатки воды и добавляю то, ради чего сюда пришел: – Значит, вам незачем давать деньги моему отцу.

– Он не просил… – начинает Ребекка и поджимает губы. – Понимаю. Хочешь сказать, он попросит.

– Как и всегда.

Пока я рос, то порой задавался вопросом, как отец обеспечивал себя, даже не пытаясь притворяться, что работает. Впрочем, в то время меня это не касалось. Мама с Люком развелись, когда я был совсем ребенком. И после того, как он в один из выходных отвез меня в Вегас, чтобы жениться на женщине, с которой едва познакомился, и потерял из виду на целых шесть часов – вместе с ее четырехлетней дочкой, – мама запретила ему ко мне приближаться.

Люк не спорил, и мы с мамой больше десяти лет жили счастливо вдали от него в Мэриленде. Время от времени он просил у нее денег; мама всегда удаляла эти электронные письма, отделываясь небрежным «Исключено». Для меня Люк был сродни карикатурному персонажу – некий отец-негодяй, не давший сыну ничего, кроме собственной внешности.

Но полгода назад мама погибла в автомобильной катастрофе, и весь мой мир рухнул.

Прежде я не знал, что такое горе. Ни разу не терял столь близкого и любимого человека и не мог себе представить, как дальше без нее жить. Несчастье полностью сломило меня, и я даже не особо переживал, когда судья передал опеку надо мной Люку.

Я не спрашивал, почему он согласился меня взять, и лишь недавно задумался, что, возможно, отказ вызвал бы слишком много проволочек и ему пришлось бы еще больше времени торчать в зале суда.

– Сколько я переписывалась с тобой? – сухо спрашивает Ребекка.

– Только после приглашения на ужин, – признаюсь я.

На профиль Люка в «Рождении любви» я наткнулся случайно: телефон разрядился, и я взял его ноутбук, чтобы узнать погоду. Он не вышел из аккаунта, и на экране все еще высвечивалось окно чата. Поняв, что это сайт знакомств, я чуть не выключил ноутбук. Меньше всего мне хотелось совать нос в личную жизнь отца. Но потом взгляд зацепился за фотографию, с которой улыбался я – еще детсадовский ребенок, во рту которого не хватало зубов. «Не знаю, как я буду жить, если его потеряю», – писал Люк какой-то женщине, предшественнице Ребекки. Несколько раз прочитав весь их разговор, я в полной мере осознал, что отец использовал меня в качестве приманки.

Через два месяца после переезда к Люку горе сменилось оцепенением, и я жил словно во сне. Долгое время все вокруг казалось слишком унылым, так что я сперва даже не узнал эмоции, нахлынувшие на меня горячей волной.

Потом осенило: это ярость.

Приятно, что меня вновь хоть что-то взволновало – пусть даже осознание того, что мой отец мошенник и подлец. И я решил как-то поправить ситуацию.

Вот только не думал, что стану испытывать такую неловкость.

– Я чувствую себя полной дурой, – признается Ребекка, убрав руки от бокала с вином. – Хочется думать, что я не дала бы ему денег, но… кто знает. Он умеет убеждать. – Заметив мой кивок, она уточняет: – Люк и раньше так делал?

– Несколько раз. – Насколько мне известно.

– Ему место в тюрьме, – с горечью говорит Ребекка.

Вы можете выдвинуть обвинение. Я пришел сюда отчасти затем, чтобы предложить ей такой выход. Пусть притворится, что сегодняшнего вечера не существовало, и продолжит переписываться с Люком. Даст ему возможность самому себя утопить. Я, конечно, не эксперт, но ведь его поведение совершенно незаконно, верно? Так пускай гниет в тюрьме. А я тем временем постараюсь убедить маминого брата, дядю Джека, досрочно завершить работу в организации «Врачи без границ» и вернуться домой.

Однако теперь слова застревают в горле. Дело вовсе не в преданности отцу, и все же… что-то меня останавливает. «Он отдал мне лучшую часть себя, – говорила мама, когда ее подруги смешивали Люка с грязью. – Подарил Лиама, так что я буду к нему снисходительна». Трудно сказать, какого поступка она ждала бы от меня сейчас.

Прежде чем я успеваю все как следует обдумать, Ребекка начинает собираться.

– Наверное, мне нужно тебя поблагодарить, – замечает она, хотя в ее голосе нет и намека на признательность. Вполне ожидаемо. Вероятно, эта женщина уверена, что сын пошел в отца. Впрочем, несколько смягчившись, она добавляет: – Я ухожу. Давай куплю тебе что-нибудь навынос?

Господи, нет. Не хватало еще, чтобы она тратила на меня деньги. Убраться бы отсюда поскорее.

– Ничего не нужно, спасибо. И… простите.

– Тебе не за что извиняться. – Ребекка поднимается на ноги. – Кроме несчастья родиться сыном Люка Руни. – Чуть помедлив, она уточняет: – Как тебя зовут? Лиам, ты сказал?

– Да.

Достав из сумочки кошелек, Ребекка кладет на стол рядом со своим бокалом двадцатидолларовую купюру.

– Что ж, удачи, Лиам. У меня такое чувство, что она тебе понадобится.

Глава 4

Лиам

Я многое помню о Вегасе.

Помню, как меня, пятилетнего мальчишку, пугали шум и яркий свет. Помню, что мне понравилась Джейми Куинн, женщина, с которой мы познакомились возле бассейна. Потом их с Люком поженил мужчина, изображающий Элвиса, и скучающий фотограф вручил Джейми пару полароидных «семейных снимков». Одну фотографию она спрятала в сумочку, другую отдала мне. Я сохранил ее до сих пор. Единственная фотография, на которой сняты вместе я и Люк. Остальные в какой-то момент отправились в мусор.

Помню я и гостиничный номер. Нам с Кэт, дочерью Джейми, дали кучу подушек и одеял и велели построить в ванной крепость. Кажется, там мы и спали.

На следующий день Джейми отчего-то оставила нас на Люка, а потом и он решил куда-то уйти.

– Присмотри за сестрой, – велел он, пряча покрасневшие глаза под солнцезащитными очками. – Я быстро.

Я пробормотал, что она мне не сестра, когда дверь за ним уже закрылась.

В пятилетнем возрасте время не имеет особого значения, но Люк определенно «быстро» не вернулся. Заскучав, я включил телевизор, и мы немного посмотрели мультики. Потом начался какой-то мультсериал под названием «Песочница с привидениями». Я его раньше ни разу не видел, а Кэт отпрянула от телевизора, как от огня.

– Ненавижу этот мультик, – заявила она и выскочила за дверь.

Не зная, как быть, я последовал за ней. Оказавшись в коридоре, мы… пошли вперед.

До сих пор не верится, что мы столько времени бродили сами по себе. Наверное, люди, попадавшиеся нам по пути, думали, что наши родители где-то рядом, либо же им просто не было дела до двоих детей. Поначалу мы веселились и наслаждались бесплатной едой, но вскоре, покинув привычный отель, безнадежно заблудились. Испугавшись, я схватил Кэт за руку и не выпускал ее ладонь, даже когда моя собственная онемела.

В конце концов, безмерно уставшие, мы свернулись калачиком за пустой стойкой в обшарпанном вестибюле какого-то отеля и заснули. Открыв глаза, я не сразу понял, где мы и что происходит. Я по-прежнему мертвой хваткой сжимал руку Кэт. Рядом с нами на коленях стояла седоволосая женщина в каком-то фартуке поверх одежды.

– Ну, привет, – сказала она. – Что вы здесь делаете?

Вскоре появились родители. Джейми заявила Люку, что подает на развод, схватила Кэт и ушла вместе с седоволосой женщиной. Больше я никого из них не видел.

___________

Приближаясь к многоквартирному дому в стиле лофт, где мы живем, я замедляю шаги. На кухне ярко горит свет. Я выключил его перед уходом. Значит, Люк, чем бы он ни занимался, сегодня вернулся рано, хотя обычно не появляется дома раньше полуночи.

Он знает? Может, нашел в корзине сайта знакомств сообщение Ребекки с подтверждением встречи и понял, что я выдавал себя за него? Впрочем, что он может сказать? «Хватит лезть в мои аферы, маленький засранец. Откуда, по-твоему, у нас деньги на эту квартиру?»

Кстати говоря, очень даже милую, с высокими потолками и большими окнами, стенами из кирпича и тянущимися по потолку промышленными трубами. Она увешана незаконченными картинами в стиле импрессионизма, которые, как утверждает Люк, рисовал он сам. Я в этом сомневаюсь – ни разу не видел его за работой. Вполне мог купить картины за бесценок у какого-нибудь голодающего художника и выдать за свои.

На полпути до меня доносится женский смех. Я замираю как вкопанный. Господи, у него свидание? Неожиданно. Прежде Люк никого не приводил домой. Иначе сказочке о больном ребенке тут же пришел бы конец.

Мрачно улыбаясь, я поспешно шагаю по коридору. Жаль, что первые за несколько месяцев проблески энергии появились у меня не благодаря любимым занятиям вроде игры в лакросс или общения с друзьями, а из желания разрушить отцовские махинации. Но на безрыбье и рак рыба. Может, удастся испортить ему игру дважды за один вечер.

Я открываю входную дверь и натыкаюсь взглядом на Люка – никак не могу заставить себя называть его папой. На нем привычный наряд: обтягивающая оксфордская рубашка и джинсы, каштановые волосы небрежно взъерошены. Привалившись к кухонной стойке со стаканом в руке, он общается с блондинкой в черном, которая стоит ко мне спиной. Заслышав шаги, Люк поворачивается в мою сторону, и я почти жду, что его лицо скривится от ужаса. Но нет, он радостно улыбается. Я даже оглядываюсь через плечо, чтобы понять, кого отец так счастлив видеть.

– Лиам! Приятель! – восклицает Люк. – Ты как раз вовремя.

Приятель? И как на это реагировать?

– О, здравствуй! – Женщина с сияющей улыбкой оборачивается ко мне. – Мы только что о тебе говорили.

В глаза тут же бросается ослепительно сияющее ожерелье с такими крупными бриллиантами, что камни просто обязаны быть фальшивыми. Поняв вдруг, что, по сути, я пялюсь на ее грудь, я поспешно перевожу взгляд на лицо женщины. У нее светло-карие глаза, как у моей мамы, и, когда она сжимает мне руку, я едва сдерживаю желание крикнуть ей, чтобы бежала отсюда без оглядки.

– Да ну? – вместо этого уточняю я. – И я такой, как вы ожидали?

– В точности как описывал Люк, – тепло подтверждает она. Вот теперь я в самом деле в замешательстве. Он не врал ей, что мне пять лет? Или что я умираю? – Я Аннализа. Извини, что вот так врываюсь в ваш дом, мне очень хотелось увидеть студию.

Студию? Я обвожу взглядом квартиру открытой планировки и замечаю, что с тех пор, как я ушел отсюда, незаконченных картин значительно прибавилось. Люк решил продать ей одну из них? Интересно, сколько она может стоить? Конечно, не так дорого, как экспериментальное лечение рака. Или я недооценил его фальшивый художественный талант?

– Бедняга Лиам устал жить в бардаке, который устроил его старик, – вздыхает Люк. Правдивее слов я от него еще не слышал. Вот только он скромно опускает голову, как будто говоря на самом деле: «Дети, чего с них взять! Они не в силах распознать истинную гениальность».

– Очень рада знакомству, Лиам, – вновь вступает в разговор Аннализа. – Хотела бы я, чтобы мы встретились при более благоприятных обстоятельствах. – В ответ на мой непонимающий взгляд она добавляет уже мягче: – Мне очень жаль твою маму. Я тоже потеряла свою несколько лет назад в результате несчастного случая и понимаю, насколько это тяжело. Я любила ее больше всех на свете и до сих пор по ней скучаю. Ты, наверное, тоже скучаешь по маме.

Господи Иисусе. Я никак не ожидал, что подружка моего отца вскроет кокон пустоты, несколько месяцев окутывающий мое сердце, и от нахлынувшей боли я не смогу нормально дышать. Мне вдруг хочется снова впасть в оцепенение. Или разозлиться. Злость казалась приятной. И какой-то значимой.

– Конечно, скучает, – приглушенным голосом соглашается Люк.

И я немного прихожу в себя. Даже возникает желание ему врезать. Откуда Люку знать о моих чувствах? Мы с ним никогда не говорим о маме. Я обсуждаю ее лишь с дядей Джеком, и то обычно в сообщениях. Он шлет мне их с мамой детские фотки, я в ответ отправляю снимки, на которых мы с ней на игре в лакросс, наряженные на Хэллоуин или просто корчим дурацкие рожи без всяких причин. Цифровой след воспоминаний отчего-то причиняет меньше боли, чем попытки прикрыть словами зияющую дыру, которую оставила в наших жизнях ее смерть.

– Можно тебя обнять? – спрашивает Аннализа, сжимая мою руку.

Не дожидаясь ответа, она заключает меня в благоухающие цветами объятия. Немного удушающие и крайне неудобные. Я никого не обнимал с маминых похорон и, кажется, забыл, как это делается. Я не понимаю, куда девать руки и почему не гнется спина, словно в позвоночник воткнут стальной стержень. За плечом Аннализы маячит Люк с улыбкой Чеширского Кота. Все явно идет согласно его плану. И от этого мне становится еще хуже.

– Спасибо. – Я высвобождаюсь из ее объятий. – Для меня это много значит.

– Надеюсь, ты отлично освоишься в штате Мэн. – Аннализа гладит меня по щеке. – Пусть зимы здесь суровые, зато лето чудесное.

– Да. Пока что… э-э… все хорошо.

Аннализа обладает даром изящно и непринужденно переводить разговор с одной темы на другую. Мы обсуждаем, каково это – переходить в новую школу во втором семестре предпоследнего года учебы. Она расспрашивает о лакроссе, явно заранее потратив время на изучение основ игры, и убеждает в выпускном классе попробовать свои силы в школьной команде. Потом заговаривает об отношениях на личном фронте, но эта тема исчерпывается очень быстро. С тех пор как Бен бросил меня почти год назад, я ни к кому не проявлял интереса.

Все это время Люк лишь гордо улыбается, изображая из себя отца, и время от времени вставляет что-то вроде: «Я всегда так говорю!» или: «Дети! И что с ними делать?». Пустые вежливые фразы. Все это настолько сбивает с толку, что вскоре у меня начинает раскалываться голова.

– Господи, уже гораздо позже, чем я думала, – в конце концов с легкой улыбкой замечает Аннализа, бросив взгляд на встроенные в микроволновку часы. – Пора домой. Рада была поболтать, Лиам. Надеюсь, скоро увидимся.

– Я тоже надеюсь, – выдавливаю я.

– Какой замечательный вечер, – потирает руки любезный папа Люк.

– Насчет дня рождения отца в следующем месяце я сообщу заранее, – говорит ему Аннализа. – Тебе понравится его поместье. Летом там нереально красиво. То, что нужно для вдохновения.

– Прекрасно, – сияет Люк. – Я провожу тебя до машины.

Они выходят за дверь. Следующие пять минут я меряю шагами квартиру, массируя виски, чтобы унять головную боль. Не хочется даже думать, какой вред я, подыгрывая Люку, могу причинить Аннализе. Хотя… сегодня я ведь не играл и честно отвечал на все ее вопросы. И Люк не сказал ей обо мне ни слова лжи.

Назвал мое настоящее имя. И мой истинный возраст. Возможно, это что-то значит?

Вскоре Люк, насвистывая, взбегает по ступенькам и входит в квартиру, улыбаясь столь же лучезарно, как и рядом с Аннализой.

– Скажи, потрясающая женщина! – заявляет он.

Это что же… отцу в самом деле нравится Аннализа? Без шуток?

– Да, – осторожно отвечаю я. – Где ты с ней познакомился?

– На открытии галереи в центре города. – Люк берет со столешницы бутылку бурбона и наливает порцию себе в стакан. – Ты же знаешь, мне нравится быть в курсе событий, связанных с местным искусством. – Вообще-то первый раз слышу, но Люку явно не нужен мой ответ. – Так вот, я вхожу. Бац! – и вот она. У меня аж дыхание сперло.

– Ладно, – отзываюсь я. В этой истории явно не все так чисто, поскольку Аннализа не относится к типу женщин, которые обычно нравятся отцу. Она старше и гораздо больше похожа на мать.

– Аннализа всерьез покровительствует искусству, – продолжает Люк. – Как и все Сазерленды. – Заметив мой растерянный взгляд, он добавляет: – Да ладно, ты ведь был в крыле Сазерлендов в Портлендском музее искусств?

– Нет. – Хочется напомнить, что он не настоящий художник, и все же фамилия Сазерленд привлекает мое внимание. Я незнаком с музеем, но слышал о компании по продаже недвижимости. В центре Портленда их просто пруд пруди. – Постой, это как «Сазерленд Тауэрс»? Или площадь Сазерленда? Или…

– Вот-вот. – Люк делает большой глоток бурбона и причмокивает губами. – Знаешь, Лиам, Аннализа – выдающаяся женщина. Необыкновенная.

Другими словами, необычайно богатая.

– Что ты намерен с ней делать? – выпаливаю я, даже не успев собраться с мыслями и задать вопрос, на который он в самом деле мог бы ответить.