Ками

Арису Эри

Ками

ВВЕДЕНИЕ

Снег крупными хлопьями падал на землю, укрывая ее белой пеленой. Ледяной ветер петлял между деревьями, изредка сдувая на землю слежавшийся снежный покров. На горе не осталось ни единого темного пятнышка: куда ни глянь – всюду белая пелена и звенящая мертвая тишина.

Вдалеке что-то шевельнулось. Раздался протяжный скрип снега, нарушая немой покой этого места. Однако казалось, что природа вовсе не против визита нежданного гостя. Она почтенно приветствовала его, застыв в ожидании, как будто склонившись в поклоне. По незримой тропинке неспешно плыл одинокий силуэт. Кто бы ни был ему свидетелем – ни за что бы не назвал его человеком. Слишком спокойная походка, слишком мягкая поступь, слишком плавные движения. В нем не было скованности, что так присуща людям, оказавшимся на морозе, не было нетерпения, желания поскорее добраться до своей цели и как можно скорее вернуться в согретый дом.

Девушка поднималась все выше и выше в гору, но каким-то чудом умудрялась не проваливаться под снег, несмотря на глубокие сугробы. Она была в простом белом одеянии, которое было единственным, что отделяло ее хрупкое тело от пронзающего насквозь мороза. Кимоно ничуть не уступало своей белизной снегу, с ярко синим подслоем, виднеющимся из-под него, с белым капюшоном, накинутым на голову, из которого выбивались несколько прядей столь резко контрастирующих угольно- черных волос. А также черно- серый пояс, туго завязанный чуть выше талии. На ее ногах поверх белых носков были надеты простые черные гэта, а в руке девушка сжимала ручку черного зонтика с круговой полоской цвета морской волны.

Преодолев уже две трети горы, девушка остановилась у глубокой пещеры, внутри которой была только тьма. Несмотря на стоящий пронзительный холод, казалось, что воздух в этом месте в любую секунду готов взорваться от напряжения. Пока что все было спокойно, но тяжесть этого места давила почти физически. Необъяснимая сила мешала сделать вдох, заставляя каждого пришедшего чувствовать удушение. Испокон веков люди сторонились этой горы и даже не решались ступить на нее, не то что зайти так далеко. И разряженный воздух, клубившийся на ее вершине, был далеко не единственной причиной, по которой они опасались приближаться к этому зловещему месту. Девушка же не дрогнула, будто и не замечая приступ безотчетной слабости, охватившей ее. Вместо этого она подошла почти вплотную к ведущему внутрь проему, устремив свой взгляд прямо во тьму.

Девушка протянула руку вперед, при этом оголив свое неестественно белое запястье, что было светлее снега, однако уже через секунду отдернула его, словно обожглась. В мгновение ока ее белоснежная кисть потемнела, покрывшись чем-то темным и едким. Тем, что невозможно просто оттереть, и что при этом жгло кожу, как свежий рубец от ожога. Резкий порыв ветра сдернул капюшон с ее головы, растрепав черные волосы. Ничуть не напуганная случившимся девушка не сводила пристальный взгляд голубых глаз со своей руки. Ее губы тронула легкая полуулыбка, не выражающая ни радости, ни печали, ни страха, ни сочувствия, ни каких-либо других эмоций, поскольку взгляд девушки при этом оставался потерянным, блуждающим как будто за тысячи километров отсюда. Наверное, и эта полуулыбка, промелькнувшая на ее лице, была ничем иным, как реакцией на одно из переплетающихся воспоминаний о прошлом, вспыхнувшем на задворках ее подсознания. На самом деле, кем бы ни была эта девушка, сейчас она скорее напоминала заблудшего духа, что все никак не может обрести покой, отпустить то, что так неумолимо держит его и гнетет и в то же время является таким желанным, несмотря на приносимую боль. Проще было бы отказаться от всего, переродиться, позволить жизни идти своим чередом, но…

Она знала… знала, что не сможет отпустить «это», ради эфемерной надежды на то, что через десятки, сотни или тысячи лет ей станет лучше. Девушка уже вкусила запретный плод счастья и была готова хоть всю жизнь давиться его горьким послевкусием, лишь бы никогда не забывать о том, чего безвозвратно была лишена. Она боялась. Боялась забыть то, что было ее смыслом жизни столь долгое время. Это причиняло боль… Однажды она попыталась бросить все, закрыться, убежать. И поняла, что хуже этой вечно открытой раны может быть лишь полная пустота, что, несомненно, ждет ее, как только она сдастся. Забытье, апатия… Там, где не будет боли, у нее не останется ничего.

Девушка почувствовала, как жжение в руке начало медленно отступать.

Она выбрала жизнь. Пусть полную боли и страданий, но жизнь, а не бессмысленное существование, где дни сольются воедино, где не будет ни красок, ни эмоций. Возможно, однажды она найдет способ, чтобы пережить прошлое, когда в этом мире появится что-то, что сможет удержать ее на краю и не позволит сорваться в пропасть. Но точно не сейчас. Время еще не пришло. А пока что эта боль – единственное, что не дает ей исчезнуть.

– Прошу прощения за то, что потревожила вас, – склонив голову, учтиво произнесла Цукиёми. – Я уже давно хотела нанести вам визит.

Ответом стала тишина.

Между ней и непроглядной тьмой сгустилось тревожное молчание.

Гостье явно были здесь не рады. Возможно, приходить сюда было большой ошибкой. Но девушка ничуть не смутилась и не расстроилась из-за столь холодного приема.

Придерживая складки кимоно, она неспешно опустилась на невысокий заснеженный сугроб напротив входа. При этом облокотив зонтик так, чтобы он защищал ее от дующего в спину пронизывающего ветра. Напоследок откинув за спину мешающуюся прядь волос, Цукиёми изящно подогнула колени и уперла в них локти, чтобы опустить голову на сведенные в запястьях ладони. Весь ее светлый облик от этого незамысловатого действия принял несколько мечтательный вид, еще более резко контрастирующий с гнетущей атмосферой холода и мрака.

После непродолжительного молчания, не продлившегося и минуты, Цукиёми наконец разлепила тонкие алеющие губы, чтобы задать один единственный вопрос, резавший повисшую тишину, словно раскаленный кинжал:

– …Вы и правда ненавидите отца так сильно, матушка?

Наверняка эта наивная и несколько самонадеянная улыбка исчезла бы с ее лица, если бы Идзанами всерьез ответила или тем более выглянула, чтобы поприветствовать свою дочь. Но так или иначе этого не произошло. От того ли, что она не желала говорить с ней или просто- напросто не услышала вопрос?

Не ясно, но, тем не менее, не дождавшись ответа, Цукиёми лишь коротко вздохнула, сильнее сцепив окоченевшие пальцы. Ее ресницы затряслись, а губы сжались в тонкую линию. Но уже в следующую секунду она тряхнула головой, прогоняя это тягучее и несколько горьковатое на вкус чувство, начав увлеченно рассказывать матери обо всем, что только могла припомнить, начиная от последних небесных сплетен и заканчивая тем, что она ела сегодня на завтрак.

Так незаметно пролетели несколько часов, и уже начали сгущаться сумерки, принесшие с собой могильный холод, прячущийся в продолговатых тенях. В такой легкой одежде не только ее оголенным рукам, но и всему организму в целом грозило ужасное обморожение. Будь на ее месте обычный человек, он бы уже превратился в окоченевший труп, но на щеках у богини к тому времени показался лишь легкий алый румянец, да скопившийся на ресницах снег, который растаял и замерз, вновь выбелив их.

Наконец, когда их односторонний монолог подошел к концу, а информация, которой Цукиёми могла бы поделиться с Идзанами, полностью иссякла, девушка встала, выпрямившись и отряхнув одной рукой слегка припорошенную одежду.

– Благодарю за то, что были не против выслушать меня. К сожалению, уже темнеет, а ночи нынче весьма холодные, – сказала она так, как будто раньше мороз ее ничуть не волновал. – Надеюсь, в следующий раз мне удастся порадовать вас более занятными новостями.

Напоследок, глубоко поклонившись в знак почтения, Цукиёми развернулась и зашагала прочь, решив отойти на несколько шагов от пещеры и только потом применить заклинание для перемещения на Небеса. Пока она шла, поблескивающий снег протяжно скрипел под ногами, переливаясь крохотными кристалликами.

«Паршиво, – пронеслось в голове у нее. – Боюсь, поддерживать усиленную циркуляцию крови так долго – не выход. Хоть метод и весьма эффективный для длительного нахождения на морозе, но вот только затрачивает он уж больно много энергии. Случись что – у меня даже не останется сил, чтобы отбиться.» – она оперлась рукой о ствол заснеженного дерева, чтобы отдышаться, напоследок бросив короткий взгляд в сторону едва различимой пещеры, оставленной далеко позади.

– Прощайте, матушка, – тихо прошептала она, прежде чем исчезнуть, оставив после себя лишь маленькое облачко еще не рассеявшегося теплого дыхания.

ГЛАВА 1. ЛЕГЕНДА О СОЗДАНИИ МИРА

В начале времен не было ничего, кроме небес и океана. Так продолжалось на протяжении миллионов лет, пока однажды не появился первый человекоподобный бог, обладающий физическим телом – Идзанаги. Явившись в этот пустой мир, он решил создать жизнь, чтобы скрасить свое одиночество, но сколько бы усилий он ни прикладывал, ни одна из его попыток так и не увенчалась успехом. Он думал, что обречен просуществовать до скончания веков в одиночестве – до тех пор, пока не встретил ее. Она представилась как Идзанами – Богиня Творения. По ее словам, она появилась одновременно с ним, хотя и не помнит ничего до того, как открыла глаза здесь.

Разговорившись, он поведал о своем желании создать жизнь. Богиня видела, что длительные неудачи гнетут его, и от того предложила держаться друг друга, чтобы никому из них не было одиноко. Идзанаги согласился, но время от времени все же мысленно возвращался к мечте, которую так и не смог воплотить в жизнь и от которой не мог отказаться. Так они провели века бок о бок. Идзанами не давала ему впадать в апатию, а он с каждым днем все сильнее и сильнее проникался к ней симпатией.

Однако в один из дней все изменилось. Казалось, ничто на свете не могло нарушить их размеренного бытия, но однажды к ним явилась пятерка первозданных существ. Они назвались Кото-А мацу-Ками и рассказали двоим богам о своей задумке – создать жизнь.

Воодушевленный Идзанаги с упоением внимал каждому их слову, в то время как Идзанами осторожно держалась в стороне. Чтобы притворить свой грандиозный план в жизнь, они даровали Идзанаги и Идзанами священное небесное копье, названное Аме-но-нубоко, чтобы те создали первую землю, на которой в последствии и зародится все живое и сущее.

При помощи этого копья обоим Богам Творения удалось разогнать морскую пучину, на месте которой из капель, скатившихся с лезвия этого божественного артефакта, и была создана первая земля. Сначала появились растения, потом из морских вод на сушу выбрались одноклеточные организмы, а после, спустя миллионы лет, в ходе эволюции здесь зародились первые люди. Они создавали семьи, объединялись в племена, изобретали ремесла. Со временем начали отстраивать деревни и города. Человечество развивалось в гармонии с небесами, и тогда это место поистине можно было назвать Раем.

Идзанаги часто спускался в царство людей, чтобы сосуществовать как можно ближе со своим столь любимым творением. Люди почитали его, в честь него возводились храмы, слагались легенды. Идзанаги искренне любил их и хотел сделать их существование как можно лучше. Тогда он вновь обратился за советом к Амацу- Ками, и те сказали, что если он женится на Идзанами, то вместе они смогут породить на свет существ, чьей главной задачей будет исполнение человеческих желаний, и которые со временем тоже станут именоваться богами. Идзанами поддержала эту идею, и они поженились.

Спустя тысячи лет в небесных чертогах, что именовались Такамагахарой, обитало около восьмисот тысяч божеств. От богов Вой ны до богов Богатства и Плодородия – все они были рождены Идзанаги и Идзанами и почитали их, как своих создателей.

Но вот однажды богиня родила особенное дитя. В отличие от прочих богов, которые были не похожи на своих родителей и кроме своей духовной сущности не имели с ними ничего общего, эта малышка была копией своего отца. Такие же платиновые волосы и ярко-оранжевые с золотыми переливами, словно восходящее солнце, глаза. Кроме того, помимо внешней схожести, только взглянув на нее, Идзанаги почувствовал исходящую от девочки первозданную чистую энергию, что была так похожа на его собственную. Она источала тепло и свет. Девочку назвали Аматерасу, а люди начали почитать ее как Богиню Солнца.

Спустя несколько лет на свет появились еще двое богов, что также удостоились внимания Идзанаги. Первую назвали Цукиёми. Она была копией матери. Девочка обладала темными, как беззвездная ночь, волосами, сияющими голубыми глазами и кожей столь же белой, как жемчуг. Люди нарекли ее Богиней Луны и Ночи, а некоторые за безупречную внешность почитали ее как покровительницу красоты.

Последнего мальчика назвали Сусаноо. Внешне он был похож на старшую сестру и отца, но, в отличие от них, уже в детстве обладал взрывным характером, поэтому в народе его нарекли Богом Морских бурь и Штормов.

Так на свет появились трое «драгоценных детей», что были признаны наследниками Идзанаги и Идзанами.

ГЛАВА 2. НАЧАЛО КОНЦА

Настоящее время

– Ваша мать – мертва, – холодно произнес Идзанаги, глядя на склонившихся перед ним «драгоценных детей».

«В тот день я, как обычно, проснулась, приказала слугам налить утренний чай… В общем все было также, как и всегда. Но почему-то, когда подали чай, я к нему даже не притронулась, просто сидела и смотрела на слегка колеблющуюся жидкость. Возможно, причина заключалась в дурном сне или испортившемся настроении из-за плохой погоды (на небесах такого практически не случалось, в основном здесь всегда было солнечно, но сегодня почему-то за окном хлестал дождь). Я не отводила взгляд от разбивающихся о каменную дорожку капель, медленно просачивающихся между плитками. Что-то грядет, что-то ужасное, что-то, после чего все навсегда изменится.» – раздумывала двеннадцатилетняя Цукиёми.

Девочка закрыла глаза, прогоняя тревожные мысли, но те, как назойливые мухи, все никак не хотели исчезать. В какой-то момент ей показалось, что на нее кто-то смотрит, и в тот же миг она почти физически почувствовала на себе тяжелый взгляд.

Сон

Резко распахнув глаза, Цукиёми огляделась, но так и не увидела ничего подозрительного… Ничего… Разве что комната эта была не ее. Она встала и медленно подошла к стене, настороженно оглядываясь по сторонам, прислонилась к ней рукой. Ничего не почувствовала. Подумав, что прерывистое движение ей лишь показалось, девочка отняла руку, но уже через несколько секунд ощутила на коже нечто холодное и склизкое. Опустила медленный взгляд. По ней ползали черви, заполонив собою всю ладонь. Казалось, что они выползают из-под кожи и… Улыбаются? Как будто бы приветствуют ее.

Богиня резко дернулась, пытаясь стряхнуть их с себя, но в следующую секунду раздался настолько громкий хохот, что защемило в висках. Цукиёми хотела закрыть уши руками, но как только дотронулась до головы, то почувствовала, что черви начали проникать ей в череп через ушные раковины, в то время как смех, гремевший в ушах, становился все громче и громче. В панике она начала звать на помощь, кидаясь к двери и пытаясь открыть ее, но та все не поддавалась, никак не уступая напору девочки, поэтому никто не слышал ее крики.

Когда Цукиёми уже собиралась отчаяться, то услышала, как нечто рассекло воздух, после чего дверь была разруб лена на две симметричные половинки, словно пронзенная острейшим лезвием. Из-за внезапно сломанной опоры девочка кубарем повалилась на пол коридора, едва не разбив голову при падении. Кое-как опираясь здоровой рукой о стену, она двинулась вперед, вдоль по темному коридору. По ее щекам текли слезы, а голова была готова взорваться от боли и шума, но Цукиёми не останавливалась, продолжая раз за разом звать на помощь.

– Кто… нибудь! Хоть кто-нибудь… помогите! Помогите… Прошу… Пожалуйста, ну пожалуйста! – Довольно скоро юная богиня перестала кричать. Из-за кашля и рыданий ей не хватало воздуха, да и она уже не могла что-то четко сформулировать даже в мыслях.

Сколько бы ни плакала, сколько бы ни всхлипывала, боль в руке и голове не утихала. Слезы так сильно застилали глаза, что Цукиёми даже не пыталась что-то рассмотреть впереди. Только шла и шла, как будто в бесконечном коридоре, пока не наткнулась на чью-то фигуру. Этот кто-то был несомненно живым, и, не видя его лица, она на ощупь обняла незнакомца, лишь бы удержать его, лишь бы он не ушел. Богиня держалась за единственную опору, как за спасительную соломинку, не разжимая объятий, хотя при этом и ощущая прилив новой боли в голове, понимая, что черви на ее руке начали активнее перемещаться, вгрызаясь в плоть. Ни за что на свете она бы не отпустила эту таинственную фигуру. Только бы не остаться снова одной в этом месте.

Загадочный незнакомец не проронил ни слова и не пытался оттолкнуть или обнять в ответ маленькую девочку. Вдруг он резко сжал ее здоровую руку и потащил за собой. Цукиёми не сопротивлялась. Все ее силы были направленны лишь на то, чтобы успевать переставлять ноги. Какое-то время они не сворачивая шли по коридору, пока не остановились у двери.

Сперва Цукиёми чуть не налетела на своего проводника, потому что остановились они слишком резко и внезапно. Выглянув из-за его спины, она увидела простую, ничем не отличающуюся от остальных, дверь. Таинственная фигура распахнула ее и обернулась к Цукиёми. Она явно чего-то ждала от богини, но та не двигалась с места.

За дверью оказалась пустота, будто продолжение темного коридора, только с еще более непроглядной тьмой, так что даже очертания того, что оказалось внутри, невозможно было разглядеть. Надеясь все же что-то увидеть, юная богиня осторожно подступила к порогу и заглянула внутрь, но там по-прежнему была все та же густая тьма. Недоуменно она развернулась к проводнику, но примерно на середине движения почувствовала сильный толчок, а в следующую секунду ощутила легкость падения.

Где-то на миг шум, до этого не смолкающий в ее голове, стих. Воцарилась такая тишина, что малышка услышала звук рассекаемого ее собственным телом воздуха. Цукиёми зацепилась взглядом за силуэт провожатого и была уверена, что в это мгновение их взгляды пересеклись, но было невозможно прочесть выражение, с которым эта фигура смотрела на богиню, точнее, его у нее просто не было: как будто смотришь на пустой серый холст. Цукиёми попыталась закричать, но крик так и не покинул побелевших уст богини, когда взгляд ее приковала огромная пасть этого существа, которая как будто была только что нарисована и наполнена сотней зубов, и раскрылась в некоем подобии улыбки, больше напоминающей оскал. Под оглушительные вопли, грянувшие в голове с новой силой, и не сводя глаз с безликого улыбающегося существа, она падала вниз.

Упав на что-то мягкое, девочка начала проваливаться, как будто погружаясь в трясину. Со всех сторон ее начали оплетать черные руки, и она чувствовала, что, если им удастся утянуть ее на дно – дороги назад уже не будет. Сперва Цукиёми сопротивлялась, но на какое-то ничтожное мгновение ей показалось, что боль, до этого разрывающая ее изнутри, стихла. Она заколебалась, и этого секундного колебания хватило, чтобы ее затянуло в разверзшуюся пучину с головой.

* * *

– Ваша мать мертва, – сурово произнес Идзанаги.

«Голос отца заставил меня вздрогнуть. В шоке я попыталась осознать смысл его слов. Но голова вдруг опустела, стерев все мысли, словно напрочь отказываясь воспринимать услышанное. Внезапно я ощутила вставший комок в горле и скопившиеся в уголках глаз слезы. Едва сдерживая подступающие рыдания, я услышала тихий всхлип брата…»:

– Матушка… – жалобно протянул он, практически распластавшись на земле с боку от меня. – Мама, я хочу к маме!

Где она? Я хочу к ней!.. Папа я хочу к маме!

«После этих слов, сидевший по левую руку от меня младший брат, зашелся в рыданиях. Он кричал и плакал, звал нашу мать, просил, чтобы его отвели к ней. У Сусаноо началась истерика, а я смотрела на него сквозь застилающие глаза слезы и чувствовала, что тоже вот-вот расплачусь, как вдруг раздался звук бьющегося стекла. Не знаю, что это было. Я не увидела. Не знаю, чем это было раньше, поскольку сейчас оно обратилось в осколки, валяющиеся в нескольких сантиметрах от лица брата. От громкого звука, но в основном из-за страха, он разрыдался еще сильнее, а я, низко замерев в поклоне и почти касаясь головой пола, боялась пошевелиться.»

– ХОЧЕТСЯ К НЕЙ?! – рявкнул Идзанаги, направляясь к трясущемуся сыну – НУ ТОГДА И ПРОВАЛИВАЙ К НЕЙ В ЦАРСТВО ЁМИ!

«Казалось, из-за этого крика отца даже стены и потолок содрогнулись. В следующую секунду он встряхнул рыдающего брата, ухватив того за воротник одежды, и приказал замолчать.»

Дрожа и всхлипывая, мальчик попытался закрыть рот руками, чтобы не издавать лишних звуков, но от этого его плачь лишь превратился в сдавленные всхлипы и кашель, смешанный с соплями и слезами. Чуть ли не отбросив ребенка в сторону, Идзанаги в ярости вышел из зала, источая вокруг себя смертоносную ауру. Вполне возможно, попадись сейчас ему кто-нибудь на пути, он бы убил несчастного.

Сусаноо продолжал тихо всхлипывать. Лицо Аматерасу было не разглядеть из-за нависших над ним волос, а Цукиёми, застыв, сидела и смотрела в одну точку. Ни одна из набежавших слезинок так и не скатилась по ее щекам. Все, о чем она могла думать – это неожиданно разозлившийся отец – тот, кто никогда не повышал на них голос, давал все, о чем бы они не просили, и великодушно прощал им все мелкие шалости. Почему он сейчас так неожиданно разозлился? Несмотря на то, что не плакала, Цукиёми всем телом содрогалась от страха. В ее голове звучал один вопрос:

«Что же теперь будет?»

ГЛАВА 3. БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ

После случившегося все разбрелись по своим комнатам. Цукиёми лежала на кровати и смотрела в потолок. Перед глазами застыло перекошенное от гнева лицо отца. Она никогда не видела его таким злым. Осознавая, что уснуть сегодня точно не сможет, богиня встала с постели и, отворив седзи[1], вышла в небольшой садик, располагавшийся как бы внутри дома.

Посмотрев на небо, она увидела лишь огромное всепоглощающее темное пространство. Сделав глубокий вдох, Цукиёми оттолкнулась от земли и поднялась примерно на 100 метров от ее поверхности. Зависнув в воздухе, опустила свой взгляд на парившие под ней облака. Небесное царство располагалось над миром смертных, представляя собой парящие в облаках острова. В некотором смысле эти два мира существовали в двух отдельных измерениях, поэтому свободно пересекать границу между ними могли далеко не все рожденные на небесах существа, чего уж говорить о простых смертных.

Цукиёми прищурилась, окидывая взглядом необъятные владения. Многие боги смотрят на людей так же, как те смотрят на насекомых у себя под ногами. Они признают их существование как вида, но не более. На публике они утверждают, что считают их чем-то важным… И в целом так-то оно и есть. К примеру, если все муравьи в лесу внезапно вымрут, это отрицательно скажется на всей внутренней экосистеме леса. Такого, конечно же, нельзя допустить. Но в то же время если умрет один конкретный муравей или, скажем, несколько их десятков, никто не обратит на это особого внимания. Стоит занавесу опуститься, как за кулисами открывается истинная натура каждого.

«Иронично, – зло улыбнувшись, подумала Цукиёми. – Отец хотел создать тех, кто будет с любовью заботиться о его творении, а по факту каждый из них заботится лишь о собственной шкуре.»

Внезапно ее взгляд уловил движение возле дворцовой площади, посередине которой возвышался огромный фонтан.

«Интересно, кому это не спится в такое-то время?»

На всякий случай Цукиёми опустилась на площадь как можно тише, скрывая свое присутствие за ниспадающими водяными потоками, во всплесках которых тонули любые звуки, ударяющиеся о воду. Пригнувшись, она осторожно выглянула из-за основания фонтана и краем глаза увидела стоящего перед ним человека. Сама конструкция источника была определенно впечатляющей. Она включала в себя множество ярусов со всевозможным декором, но взгляд мужчины как будто рассеялся, поэтому он не замечал всей красоты. С такого ракурса он не мог видеть Цукиёми, но, несомненно, почувствовал ее присутствие, хотя и не обернулся. Может быть, ему было все равно?

Только увидев его, Цукиёми сразу узнала отца. Но что он здесь делает? И почему до сих пор не реагирует на ее присутствие?

– Пап… – неуверенно попробовала окликнуть она, почувствовав, как дрожит голос, – в общем… сегодня много всего случилось и… Ты ведь не злишься?.. – Она подняла на него по-детски доверчивый взгляд, – Су, он ведь еще маленький…

Я уверена, он не хотел… Я думаю, что нам… – Достаточно.