ИИгрушечная любовь

– Подожди, мам! Ты обещала рассказывать мне всё по порядку. Значит, и про то, как жирафчик глупил, тоже надо, – настаивала Вероничка.

– Хорошо! Однажды мы с мамой и Жюлем смотрели старый мультфильм «Девочка и дельфин». Он затронул меня с первых же ноток. В мультике звучит музыка композитора Эдуарда Артемьева. И вот она как вонзилась мне в самое сердечко…

После просмотра Элле казалось, у неё душа разорвётся. Охватило колючее синее чувство, из-за которого было тяжело дышать. Она даже плакать не могла. Просто сидеть и молчать было невыносимо.

Элле казалось, если она выдохнет, то и сердце вылетит. Почему так больно?

Жюль наблюдал за её реакцией:

– Мне известно, что музыка воздействует на людей. Эта мелодия явно вызвала у тебя тоску. Не печалься, Элла! Я спою тебе весёлую песенку!

Жирафчик вышел на середину комнаты и стал выводить рулады. Это было настолько нелепо, что Элла поневоле хохотнула.

– Ну вот! И настроение поднялось! – обрадовался плюшевый друг, не разумея, что он не избавил маленькую хозяйку от душевной боли, а лишь облегчил её на мгновение.

И тут словно плотина рухнула. Элла не сдержалась и разрыдалась, осев на пол:

– Это нечестно! Почему их разлучили злые люди, а потом дельфин не вернулся к Девочке? Я не хочу так жить!

Жюль стоял рядом, растеряно моргая.

– Это неправильный конец! – голос девочки сорвался на сип.

– Так ты не из-за музыки расстроилась, а из-за сюжета. Ну да. Печально, что друзья были вынуждены расстаться, – кивнул Жюль. – Хочу тебе напомнить, Элла, что это лишь вымышленный сюжет, а не реальная история! Потому не стоит расстраиваться!

– А мне всё равно грустно, Жюль!

Сидящая рядом мама Эмма Владимировна смахнула слёзы. И у неё сердце сжималось. Какая у неё Элла чувствительная и ранимая! Так, всё. Нужно унять собственные эмоции, объяснить и девочке, и Жюлю, что такое настоящая дружба и любовь.

– Мультфильм закончился правильно, хоть это очень грустно и даже больно, – заговорила мама Эмма, сглотнув. – Любовь и дружба – не всегда весёлые песенки. Девочка смогла отказаться от своих чувств, зная, что дельфину так будет лучше. Иногда люди делают больно себе, чтобы сделать хорошо другому. Тому, кого любят. И так делают сильные и добрые люди! Если бы дельфин вернулся к своей подруге, его снова поймали бы и отправили в дельфинарий, а ему там было очень плохо, как в тюрьме. Ты же видела! Он страдал! И Девочка поступила как настоящий человек! Хоть ей было больно и тоскливо, ведь она понимала, что, скорее всего,  больше не увидит друга, но и радостно, что дельфин свободен! И друзья никогда не забудут друг друга. Любовь осталась в их сердцах. Это важнее, чем просто резвиться вместе.

Элла зацепилась за слова «скорее всего». А может, да? Девочка вырастет, поедет кататься на яхте или на катамаране и увидит среди волн знакомую мордочку. Героиня узнает своего друга! А дельфинчик, уже старенький (наверное… сколько они вообще живут?), обрадуется и покатает на спине подругу. Да, так и будет!

Жюль тоже молчал, осмысливая новую информацию. Наверняка он пока не понимал её полностью, но в его базах данных начала появляться новая переменная.

– У меня нет сердца, – изрёк жирафчик, обработав услышанное, – но ты всегда будешь в моих алгоритмах, Элла! Если, конечно, мне вдруг не обновят память, – Жюль подошёл к ней и погладил по голове своей мягкой лапкой.

– А ты от меня не уплывёшь, жирафчик?

– О нет! Однозначно! Я воды боюсь!

Маленькое сердечко Эллы всё ещё болело от мыслей о большой дружбе и горестной разлуке, но стало смешно – и от этого немного легче.

По щекам Веронички тоже стекали ручейки.

– Ну, достаточно минора! – сказала мама. – Расскажу тебе одну из твоих любимых историй. Она веселее. Приближалось 8 Марта. Я решила подарить маме портрет, который нарисовала сама, а мне было непросто это сделать! Терпеть не могла занятия по рисованию. То есть в голове часто представляла разные чудесные картины, мои мечты изливались на холст. Казалось, это легко! Только из-за болезни процесс был сложным. Представь, что ты завязываешь шнурки, а твои пальчики немножко устают и не слушаются. Шнурки всё время выскальзывают. Вот так было у меня с рисованием. Карандаш дрожал в руке, линии получались не такими, как я хотела, а кисточка порой казалась такой скользкой, что я не могла её крепко держать!

8 Марта Элла прочитала маме стишок (на пару с жирафом – тот подсказывал ей строчки, словно суфлёр, это выглядело забавно).

– Зачем говорить одновременно со мной, Жюль? – вознегодовала девочка.

– Ты делаешь длинные паузы, Элла. Я думал, это потому что слова забываешь.

– Нет! Я читаю с выражением, а для этого нужно набрать воздух в грудь.

– А-а-а. Извини, больше не стану, но если ты действительно забудешь строчки, сигнализируй об этом как-то по-другому, не через паузу, а то я не пойму, что тебе нужна моя помощь. Например, подмигни.

– Идёт! Короче, я заново начну! – и Элла рассказала маме стихотворение, потом подарила рисунок.

– Очень красиво! Спасибо, дочка! – растрогалась Эмма Владимировна и прижала портрет к груди.

Жирафчик Жюль склонил голову набок, прищурился, словно пытаясь разглядеть что-то большее в этой картинке.

– Нравится рисунок? – спросила Элла.

Друг выглядел озадаченным:

– Ты нарисовала Шмородульку? – спросил он.

– Это же мама!

– Очень похоже! – с нежностью сказала Эмма Владимировна. – Надо повесить этот портрет в рамочку!

Жюль перевёл взгляд с мамы на рисунок. Глаза его стали ещё больше. На мордочке жирафчика отражалась сложная мыслительная работа.

– Ты не можешь выглядеть так, мама Эмма! Это анатомически невозможно! – изрёк он после паузы.

– Ты издеваешься? – вскипела Элла.

– Это объективный анализ данных. Впрочем, стиль можно выдать за абстракционизм, но даже сквозь призму этого…

– Да ну тебя! Я с тобой больше не дружу, ты гадкий! – Элла развернулась и ушла.

Мама позднее поведала ей, что случилось потом.

Огорчённый жирафчик хотел пошлёпать за девочкой. Он явно не понимал, что сделал не так. Эмма Владимировна остановила его:

– Подожди, Жюль. Ты понял, почему Элла обиделась?

– Догадываюсь. Наверное, потому что детей нужно хвалить за рисунки вне зависимости от художественной ценности работы, так?

– Не совсем.

– Тогда объясни мне, мама Эмма.

– Обидно, что ты не оценил старания и вложенную душу. Жюль, красивый рисунок – это не всегда совершенство линий и композиция. Иногда важнее чувства, которые люди вкладывают в своё творчество! Для меня этот портрет ценнее любого шедевра в Третьяковской галерее! Потому что я знаю, каких трудов эта работа стоила моей дочери! Да, портретного сходства со мной нет, но иногда рисунок просто должен быть с душой, чтобы понравиться!

Жюль ещё раз посмотрел на картинку.

– Получается, сквозь призму любви всё красивее? – жирафчик помолчал. Анализировал. – Если вы, люди, вкладываете чувства в какую-то вещь, она становится для вас ценной?

– Молодец, Жюль! Верно усвоил. Звучит довольно тривиально, согласна, но ведь это правда.

– Мне сложно понять, почему искусство может быть эмоциональным, а не только технически правильным, мама Эмма, но придётся принять как данность и зафиксировать, – вздохнул жирафчик.

Позже Жюль робко подошёл к насупленной девочке и наклонил свою плюшевую голову к ней.

– Элла… – тихо позвал он.

– Не подлизывайся!

– Я не хотел обидеть тебя, просто пока не всегда понимаю вас, людей. Прости своего глупого жирафчика!

Элла украдкой взглянула на него, но тут же демонстративно отвернулась.

– Я не знал, что любовь можно нарисовать! Мама Эмма сказала, что это чувство всё делает красивым. И если ты что-то делаешь от души, то оно ценно. Смотри, Элла! Взгляни же!

Девочка повернула голову. Жирафчик протягивал ей листок формата А4. С него на девочку взирала нарисованная фломастером каляка-маляка, из головы которой вылетало привидение.

– Я нарисовал тебя, Элла! – выдохнул Жюль.

– Да? – недоверчиво спросила девочка, разглядывая рисунок. – А что за призрак у меня из башки летит?

– Это душа! – пояснил жирафчик.

Элла прыснула.

– А что смешного? Мама Эмма сказала, чтобы рисунок понравился, он должен быть с душой.

Элла улыбнулась, с нежностью глядя на Жюля. Не от мира сего, наивный, но такой честный и милый. Она крепко обняла жирафчика за шею:

– Ты – мой лучший друг.

– А ты – мой. В следующий раз напиши мой портрет, – попросил Жюль. – Я стану считать эту картину самой красивой в мире! Ценнее, чем все шедевры в Третьяковской галерее!

Вероничка растроганно улыбалась:

– Он был таким милым, хоть и глупышом!

– Как-то я ему сказала: «Какой же ты у меня дурачок!»

Жирафчик тогда огорчился:

– Поясни, что именно в моих действиях было некорректным на этот раз, Элла.

– Да нет, всё хорошо! Я просто так сказала… ласково.

– Но слово «дурачок» объективно имеет негативную коннотацию. И как тогда оно может быть ласковым?

– Ну… – Элла не знала, что значит «коннотация», поэтому растерялась. – Иногда даже обзывательства могут звучать мило, если ты говоришь их с любовью.

– Выходит, люди часто выражают любовь через слегка завуалированные слова. Зафиксировано: обзывательство может быть ласковым в зависимости от интонации и контекста, – Жюль закатил глаза на секунду. Это означало, что он подключился к облаку, чтобы найти недостающие ответы на свои вопросы. Через секунду выдал: – Понял, Элла. Это может быть связано с желанием добавить игривости, шутливости в отношения. Такие слова часто показывают, что между людьми есть доверие: ты можешь сказать что-то «колючее», но оно не ранит, а скорее вызывает улыбку.

– Ой, иногда ты слишком заумный, Жюль.

– У вас, у людей, многие вещи меняют смысл и значение, если вы вкладываете в них пресловутую любовь. Это я уже давно зафиксировал. Картины становятся красивее, обзывательства – ласковыми словами. Как интересно! Тогда ты – моя дурочка, Элла! – ласково произнёс жирафчик и положил ей на плечо свою головушку. – Дурочка!

Девочка рассмеялась и погладила Жюля по мягкой мордочке.

С каждым днём друг с искусственным интеллектом впитывал новые знания, как губка, и постепенно становился мудрее.

– Как ты, когда только училась говорить, Вероничка. Сначала у тебя получались смешные слова, ты путала буквы, но с каждым днём говорила всё лучше.

Жюль функционировал так: у него был базовый набор навыков и своя локальная память – нечто вроде «личного архива». Он запоминал факты об Элле, их совместные игры и важные события, словно небольшой «жёсткий диск» в его мозгу. Для более сложных запросов, которые требовали больших вычислений или обширных знаний, Жюль подключался к облачной базе. Это был не просто набор статических данных, а доступ к ресурсам, которые могли обновляться, изменяться или дополняться в реальном времени, что позволяло «умной» игрушке постоянно учиться новому и адаптировать свои ответы под запросы маленькой хозяйки.

Жирафчик синтезировал информацию из разных источников, в том числе подключался к интернету (в рамках установленных ограничений), чтобы собрать необходимые данные. Её он получал моментально, если ресурсы были доступны. Раз в месяц или по мере необходимости Жюль обновлял свои алгоритмы, загружая новые функции или патчи.

Вероничка задумалась, а потом прищурилась:

– Мам, а я тоже обновлюсь и стану умнее?

Элла рассмеялась:

– Конечно! Ты обновляешься каждый день – когда учишься новому, находишь что-то интересное в мире. Только тебе не нужны программы – твой разум и так самое настоящее чудо!

С появлением Жюля у Эллы наступило то самое счастливое детство, о котором иные вспоминают с горьковатой ностальгией. Она словно свернулась калачиком на полянке тёплой летней ночью, вдыхая запах разнотравья, а над головой простирался космос. Такой, каким его рисовали иллюстраторы-мечтатели: синий, густой, подмигивающий глазами далёких ярких звёздочек. Жирафчик Жюль тянул свою длинную шею и доставал ей рогалик месяца. Казалось, это никогда не закончится.

С Жюлем было хорошо играть, мечтать и читать! Элле нравилось погружаться в книжный мир с батискафом фантазии. Девочка отчего-то не любила, когда ей читали вслух. Только долго держать томик не получалось. Руки буквально выламывались! Если же положить книгу на колени, то вскоре начинали уставать шея и спина. Плюшевый друг мог часами стоять перед ней и переворачивать страницы, когда она просила. Жюль не знал ни усталости, ни раздражения. Идеальный компаньон!

Каждый вечер Элла и её жирафчик выходили к воротам. Там, за линией ограды, не было домов, только бескрайняя дорога, ведущая в небо. Они смотрели, как горит небо, вспыхивая то малиновыми, то золотистыми всполохами, растекаясь нежной лавандой и остывающей лазурью. Воздух становился мягче, тёплый ветер шевелил волосы девочки, а Жюль, стоя рядом, медленно смежал веки, прикрывая их ресничками, будто тоже любовался этим зрелищем.

К ним стал присоединяться и суровый охранник дядя Костя. До того мужчина не обращал внимания на закаты, а тут, насмотревшись на девочку и её пушистого спутника, проникся красотой бытия до того сильно, что, начинал ругаться матом. Иначе выразить восторг он не умел. Жюль прикрывал девочке уши лапами.

К сожалению, Элла не могла играть и читать со своим умным-глупеньким пушистым компаньоном с утра до вечера.

Она бы вообще не покидала их ламповый безмятежный мирок, но самой важной частью в её жизни были занятия, ненавистные, но необходимые, и процедуры. После небольшой передышки приходилось трудиться. Прибавилась ещё и школа. Тюрины-старшие решили, что дочь будет учиться индивидуально, поскольку Элла пока явно не была готова к серьёзным нагрузкам. Потом ее попробуют отдать либо в специализированное учебное заведение, либо, если к упорству прибавится немного везения, то и в общеобразовательную школу.

Поскольку городок был закрытым, чтобы постоянно не испрашивать разрешения на въезд учителю и не подписывать его, Эмма Владимировна и Элла с утра пораньше отправлялись к преподавателям сами.

Два раза в неделю девочку водили к массажисту, который помогал снять напряжение и улучшить гибкость суставов. Когда сеанс подходил к концу, Элла ощущала, как мышцы расслаблялись. В этот момент она чувствовала, как тяжесть покидает ее тело,  появляется лёгкость. Словно сейчас начнут расти крылья. Неужели когда-нибудь ей будет совсем легко?!

Три раза в неделю Элла занималась с физиотерапевтом. Каждые несколько месяцев девочка проходила осмотр у невролога, чтобы следить за развитием болезни и корректировать лечение, если это было необходимо.

Жюлю, столь важной разработке, официально принадлежавшей компании, запрещалось выезжать без разрешения, а девочке была так нужна его поддержка!

Элле всё-таки удалось убедить инженеров («надсмотрщиков», как называла их девочка), что жирафчик хотя бы иногда должен ездить с ней:

– Разве вам не нужно смотреть, как Жюль будет меня поддерживать на занятиях? – хитро спросила она.

Вообще говоря, да, конечно, но создатели понимали: это чревато. Огромные игрушки-роботы пока в диковинку. Жюля обязательно снимут на телефон, выложат ролики с ним в интернет, а пока рано выводить жирафа «в свет», делиться с миром разработкой.

Потом всё-таки плюшевому другу стали дозволять ездить на некоторые занятия с Эллой, но только к «своим» специалистам, доверенным, которые не расскажут об инновационной игрушке раньше времени, и обязательно в сопровождении кого-нибудь из «надсмотрщиков». В такие дни им даже выделяли служебную машину с личным водителем руководителя проекта – Любой.

Это была сердобольная женщина…Но Элла вскипела от неприязни к ней во время первой же поездки. Всё потому, что Любовь взялась слишком рьяно сочувствовать девочке и сюсюкать. Говорила что-то такое:

– Ах, неуберега ты! Наверное, чувствуешь себя не такой, как все, да, некрасивой? Не переживай! Вот моя тётя попала в аварию и получила ожог на всё лицо. Тоже переживала! А всё равно вышла замуж, деток родила! И раньше всех этих красавиц!

Вот вроде как эта Любовь говорила правильные вещи, но звучали они для Эллы унизительно до искр из глаз, хотя она не могла бы сформулировать причину своего отторжения.

Водительница едва ли хотела уколоть или обидеть. Она, видимо, искренне считала, что так проявляет сочувствие к девочке с ОВЗ. Но слащавый тон было просто вытерпеть невозможно!

Звучит так: «Ты – сирая и убогая, поэтому я буду говорить с тобой нарочито ласково». Даже «Джокер!» от гадкой воспитателки Элле было услышать приятнее, честное слово! Ведь в тот момент она не ощущала себя настолько уязвлённой и убогой.

Когда Любовь в очередной раз назвала девочку неуберегой, та твёрдо произнесла:

– Меня зовут Элла. Попрошу обращаться ко мне по имени! – и горделиво задрала голову.

Кажется, Любовь обиделась.

– Скажите-ка! – процедила она. – А Ваше Величество к вам не обращаться?

– Можно Элла Фёдоровна.

Интересное дело! Как быстро некоторые люди переходят от снисходительного сочувствия к злости, если их порыв не был оценён! И сразу лицо Любови стало похоже на подсохшую овсянку, а глаза превратились в мелкие чёрные изюминки, которыми мама Эмма украшала кашу…

– Вероничка, я хочу, чтобы и ты это поняла, – серьёзно сказала Элла. Дочь внимательно посмотрела на неё, ловя каждое слово. – Если человек не такой, как все, у него какие-то проблемы… со здоровьем, он не может ходить, у него костыли или ожог, это не значит, что он заслуживает снисхождения. Понимаешь, что значит это слово? Между сопереживанием и жалостью есть разница! Такие люди не хотят, чтобы их жалели! Это может быть очень обидно! Ко всем нужно относиться по-доброму – ну, кроме  гадких людей, которые нарочно делают зло, – но не… свысока.

Хочется верить, что дочь поняла.

– Кстати, о гордости, – вернулась Элла к истории.

Побывав с хозяйкой на массаже первый раз, Жюль внимательно пронаблюдал за манипуляциями специалиста и заявил, что теперь сможет так и сам.

– Даже не думай! – предостерёг «надсмотрщик» Артур.

– Я всю последовательность запомнил! Здесь так себе интернет, но дома смогу подключиться, чтобы изучить вопрос углублённо, как и другие техники массажа! – горячо убеждал Жюль. – Я хочу быть полезным для Эллы!

– Ты можешь не рассчитать силы и травмировать девочку своими железными лапищами! – возразил массажист.

– Боюсь, вы ошибаетесь, либо недостаточно осведомлены о том, как я устроен. Моя конструкция адаптирована для взаимодействия с детьми. Я же не Терминатор, хотя тоже являюсь кибернетическим организмом. У моих лап гибкие суставы. Внутри у меня амортизирующие вставки. Гидравлика. Движения плавные, а сила сжатия не превышает допустимый уровень. Плюс в меня встроены адаптивные сенсоры… Я не причиню вреда ребёнку!

– Пусть реабилитацией Эллы занимаются профессионалы, – постановил инженер Артур. – Так, Джуниор Жирафчик, необходимо прописать тебе ограничения на сей счёт, чтобы ты о подобном даже помыслить не мог!..

– Ой, не надо! – Жюль мило прикрыл мордочку лапками.

– Да, ограничения – это больно, – согласилась Элла.

– Вот! Ты-то меня понимаешь! – с жаром заговорил Жюль. – Боли я не чувствую, но не хочу, чтобы мне прописывали, о чём можно помышлять, а о чём – нет. Я вполне успешно функционирую самостоятельно. Скажи ему, Плюша, скажи!..

– Да! – подтвердила девочка.

– И ещё. Меня давно зовут Жюль, а не Junior Giraffe Interactive Emotional Companion! Попрошу обращаться ко мне по имени, Артур! – сказал плюшевый друг, горделиво задрав голову.

Тем не менее Жюль пообещал, что не будет экспериментировать с массажем.

Элла тогда подумала: жирафчик стал живым. Разве игрушка может возмущаться, когда ей хотят что-то запретить?

Словно услышав мысли девочки, Артур восхищённо произнёс:

– Прошло не так много времени, а ты уже похож на личность, Жюль. Отлично имитируешь человеческие эмоции и усваиваешь паттерны поведения своей хозяйки.

– В меня заложили прекрасные алгоритмы адаптации! – согласился жирафчик.

– Это точно! Да, Жюль, ты определённо удачное изобретение.

– Он – живой! – возразила Элла.

– Вижу, – подмигнул ей Артур.

После занятий плюшевый друг обязательно говорил девочке:

– Ты обновилась! Я фиксирую твои улучшения, Элла. Ты становишься всё сильнее! Я так горжусь тобой!

Ещё Элла посещала бассейн (тот находился в городке) и уроки рисования (их давала жена одного из учёных, Жюль мог ходить с ней). Со временем её каляки-маляки стали больше походить на реальные предметы и людей. Жюль, глядя на работы своей маленькой подруги, всегда восклицал:

– Этот рисунок красивее, чем шедевры в Третьяковской галерее! Его нужно повесить в рамочку, чтобы я мог любоваться им каждый день! – усвоил тот урок.

Жюль делал с Эллой домашнее задание, напоминал о необходимости  выполнять упражнения.

Ударом для девочки стала необходимость носить ортезы.

– А что это? – спросила Вероничка.

– Ну… Сейчас… – Элла потянулась было к телефону, чтобы загуглить и показать дочери картинку, но не стала. Так скоро и говорить разучится! – Это такие… как бы наколенники, которые помогают держать ножки правильно.

– Чтобы они не скрючивались?

– Да, правильно. Я носила их днём. Эти ортезы помогали мне легче ходить, чтобы ноги меньше уставали. Они поддерживали мышцы и суставы в правильном положении.

– А-а, это как брекеты, но для ножек.

– Пожалуй, да. Я понимала, что это должно мне помочь. Мечтала, что когда-нибудь смогу ходить… эм… красиво. И всё-таки поначалу такая обида накатывала! Я смотрела на себя в зеркало в этих ортезах и злилась на свои непослушные ножки, на то, что родилась не такой, как остальные дети. Иногда у меня случались срывы. Я думала: зачем? Всё равно всегда буду хуже, чем другие ребята. Как-то в сердцах сказала: «Не хочу носить ортезы! Я поломанная! Меня надо выкинуть в мусорку!» Тогда Жюль ответил: «Ты не поломанная, а такая же плюшевая, как и я».

Элла улыбнулась воспоминаниям, слегка смущаясь – они тронули за ниточку в сердце.

– «Быть плюшевым – это даже хорошо, – сказал мне жирафчик тогда, глядя своими добрыми глазами, – потому что такие, как мы, никогда не сломаемся. Мы мягкие, и поэтому можем принять любые удары судьбы, Элла. Ты – Плюша!». Он был мудрым, мой наивный жирафчик, – улыбнулась женщина.

Они с Жюлем переделали припев песни «Ксюша» Алёны Апиной, потом хором напевали:

Элла, Элла, Элла,

Девочка из плюша,

Как её жираф.

Элла, Элла, Элла,

Никого не слушай!

Будет жизнь твоя как шоколад!

Фёдору Александровичу так набил оскомину этот «шедевр», что он тоже переделал его на свой лад:

Элла, Элла, Элла,

Как не надоело?

Сколько можно петь?

Элла, Элла, Элла,

Ты возьми жирафа

И пойдите мультики смотреть!

– А лучше уроками займитесь! – непременно добавляла Эмма Владимировна.

Глава четвёртая.

СПАСИБО, ЧТО ПЛЮНУЛИ!

Элла была ослеплена светом. Воспоминания о Жюле разливались лучами внутри. Сердце словно принимало солнечные ванны. На работе женщину ждала лампочка – игрушка для Алёши, с которой нужно было заниматься. Наконец-то они дошли до стадии обучения!

 Это была пока ещё сырая версия будущего компаньона. Гладкий корпус с матовой подсветкой, небольшой динамик для голосового общения, микрофоны, сенсоры температуры и, главное,  камера. Она была спрятана в темном углублении корпуса.

– Света, посмотри на меня, – позвала Элла.

Для удобства «живой» лампочке решили дать имя. Светлана идеально подходит, пусть это и звучит тривиально.

На поверхности огромной лампочки заиграли слабые блики: она фиксировала источник звука и настраивала объектив.

Элла взяла в руки планшет с интерфейсом управления будущей игрушкой. На нём в реальном времени отображались все внутренние процессы изобретения: спектральный анализ окружающей среды, уровень заряда, реакция на звук, график распознавания лиц и эмоций.

– Света, что ты видишь? – спросила она.

Несколько секунд устройство молчало. Потом лампочка изрекла механическим голосом:

– Я вижу источник света, отражение в стекле, один объект с симметричной структурой и изменяющимися параметрами.

– Это я, – улыбнулась Элла.