Жатва

– Вы пьяны?

– Это вы пьяны, – рассмеялась она, – это вы не ви-ди-те ни-че-го… Ничего! – Она обводила тлеющей сигаретой округу, будто очерчивая магический круг. – Вы не видите, вы все слепы!

– Не видим что?

– Они травят нас! Травят нас, чтобы мы все здесь сдохли! И никто ничего не замечает! Сейчас и дети сходят с ума. И ваша сошла, – повторила она снова.

– Вы её видели? – Аманда подошла к женщине ближе, но отринула от сильного перегара.

– Зета Роуз! – вдруг сказала старуха. – Зе-та Ро-уз, – повторила она по слогам.

– Что?

– Недавно совсем, и еще Дэнни Одли, месяц тому назад… Но это только малая часть, их больше, – перешла она на пугающий шёпот, – гораздо больше. Но все молчат.

Аманда хотела спросить ещё что-то, но женщина достала из морщинистого декольте железную фляжку и, запрокинув её, влила в себя всё, что там было.

– У вас шляпы нет? – вдруг спросила старуха.

– Шляпы? – Аманда всматривалась в морщинистую физиономию незнакомки, пытаясь поймать хоть какую-нибудь серьёзность в паутине этих морщин.

– Мне нужна шляпа, я свою потеряла, – чесала она в волосах.

– Вы говорили о детях, о том, что они сходят с ума.

– Я? – отшатнулась старуха. – Что ты! – осмотрелась она по сторонам. – Я ни о чём таком не говорила. Мне нужна шляпа, шляпа, вот такая, с такими полями, вот такая… – удалялась она, бормоча.

Аманда повторяла имена этих детей, пока добиралась домой, пока взбегала по лестнице, пока включала компьютер, пока вбивала их в поисковик.

Дэнни Одли…

Ничего.

Есть только пара тем на форуме, начинающихся с вопроса: «А знает ли кто-нибудь, что случилось с мальчиком Дэнни Одли?» Но стоило кликнуть на них, как тебя перебрасывало на удалённую запись:

«Запись удалена».

«Ответ удалён».

«Запись удалена».

И так повсюду.

То же самое было и с Зетой Роуз. Только один комментарий остался цел: «Бедная Зета», – подписал кто-то фотографию девочки.

Аманда вгляделась в фото – на вид ей было чуть больше, чем Эбигейл, может, двенадцать лет, и если её знала та странная женщина, значит, должен был знать кто-то ещё.

Аманда выглянула в окно – у дома Флетчеров машина ещё не стояла, видимо, Виктор ещё не приехал. Он-то уж точно знал многих. Виктор проводил интернет и телевизионные кабели, он был почти в каждом доме, был знаком почти с каждой семьёй.

Аманда решила, что если в Сети всё удалили, то хотя бы в телефонном справочнике должно было что-то остаться.

И осталось.

На двести сорок третьей странице она нашла четыре фамилии «Одли», а ещё через десять листов шесть человек с фамилией Роуз.

Городок у них был небольшой, и, скорее всего, все они были родственниками, ну или почти все.

К телефону подошли не сразу.

– Алло, – раздалось из него.

– Алло, это Нора Одли?

– Да…

– Скажите, вы знаете что-нибудь о мальчике Дэнни Одли?

Трубку бросили в ту же секунду.

Аманда обзвонила другие номера – где-то ей ответили, что не в курсе, где-то трубку брали другие жильцы, сообщая, что такие здесь не живут.

– Старикам было по девяносто, – прохрипели на том конце, – они умерли два года назад.

– А внука у них не было?

– Не было никаких внуков, они жили одни.

Всё казалось ей безнадёжным.

Аманда смотрела на телефон. Никого, кто знал бы хоть что-то о мальчике Одли или девочке Роуз, найти не удалось.

Она сняла трубку и набрала первый номер ещё раз, но к телефону уже никто не подошёл.

Глава 4

Виктор Флетчер стоял на пороге, шатаясь в расстёгнутой настежь рубашке. В руках его был стакан с виски.

Машины так и не было у двери. О том, что он дома, Аманда узнала по свету, загоревшемуся на кухне. Только сейчас она вспомнила, что сегодня и с ними случилась беда.

– Я думала, тебя нет, – сказала она.

– Что? – Он огляделся по сторонам, будто ища кого-то, но лишь зажмурил глаза.

– Машины нет, вот я и…

– А, – протянул Виктор Флетчер, – я где-то её оставил. Где же… – почесал он затылок, наклонившись так низко, будто рассматривая свои же ботинки. – Точно. Возле больницы.

– Что с Кэтрин?

– Она умерла, – закашлялся он, подавившись, а потом разрыдался.

Всё, что происходило последние дни, походило на какой-то кошмар. И Аманда ещё бы нескоро об этом узнала, не пропади её дочь. Скорее всего, она жила бы как раньше, со всеми своими проблемами, не замечая почти ничего.

Флетчер сказал, что жена его умерла от какого-то воспалительного процесса, ей было плохо несколько дней, но он не принимал это всерьёз. Сейчас же он бил себя по вискам, тихо плача и заикаясь. Аманда нашла успокоительные таблетки в сумочке его же жены и дала их ему. Он пытался узнать, что было причиной воспаления и что именно произошло, но ему лишь назвали сухие цифры возросших в крови лейкоцитов.

Ничего о семье Одли он, к сожалению, не знал, и о спятившем мальчишке тоже. Да и если бы знал, разве бы в таком состоянии вспомнил.

– Она ведь не первая, – отхлёбывал он холодную воду из стакана, который держала Аманда. – Пару месяцев назад жену моего напарника тоже увезли в больницу, у неё было кровотечение. Но её успели спасти… Знаешь, почему Кэтрин не спасли? – Он посмотрел на Аманду так, будто бы это она должна ему ответить. – Потому что у нее муж – дурак! Кэтрин лежала все эти дни в постели, а я думал, она хочет от меня уйти. Вот и ушла моя Кэтрин…

Он опять начал рыдать, но постепенно ослаб, глаза его помутнели, уходя в наступающий сон. Аманда довела его до дивана, укрыла шерстяным покрывалом, а сама оглядела дом.

Ничего особенного в помещении не было. Всё – от выбора краски на стенах до мебели из одного магазина, – всё было подобным тому, что встречалось во всех домах этого скромного городка.

Убедившись, что Виктор действительно спит, она поднялась на второй этаж. Сразу в спальню. Все тайны женщины обычно хранятся там.

Тихо приоткрыв дверь, будто боясь разбудить кого-то, Аманда зашла в тёмную комнату. Окна были зашторены, постель не прибрана, одеяло свисало до пола. «Жена лежала все эти дни», – вспомнила она слова Виктора. Тот сейчас беспокойно сопел, как ребёнок, заснувший после долгого плача.

Осмотрев прикроватные тумбы и не найдя в них ничего, кроме успокоительных, пачки прокладок и старых журналов, Аманда подняла матрас. Под ним было пусто, а вот под подушкой несчастной Кэтрин лежала тетрадь.

Тетрадь походила на личный дневник, и Аманда ещё с минуту собиралась с мыслями, чтобы открыть его, но, решив, что от этого может зависеть всё и, главное, жизнь её дочки, перевернула первую страницу. Находка оказалась обычной тетрадью с записями заданий от психолога.

Выпишите в отдельную графу всё, что произошло с вами за день, всё, за что вы благодарны.

«НИ ЗА ЧТО», – перекошенным почерком через всю графу.

Аманда перелистывала страницы – одну за другой, одну за другой, и на каждой было всё то же:

Мне всё надоело.

Я все ещё не хочу жить.

Мне не выписали антидепрессанты, сказали, признаков депрессии нет.

Я не хочу жить.

Каждое утро я жду ночи, каждую ночь я боюсь заснуть.

Мне кажется, у меня отняли что-то, но я не понимаю что.

Рецепт на антидепрессанты всё ещё не дают.

Выписали снотворное. Не помогает.

Она не хотела жить… Аманда вдруг на мгновение вспомнила, что и ей приходили подобные мысли, но быстро ушли. Порой ей казалось, что время несётся так быстро, а они в нём будто подвисли, будто некуда больше идти… Она и не знала, что это начало депрессии или какой-то болезни. В такие минуты она приходила в комнату Эбигейл и гладила её, спящую, по волосам. В её потерянной жизни дочь была единственным смыслом, и теперь отняли и её.

Захлопнув тетрадь, окинув ещё раз комнату взглядом, она сбежала по лестнице мимо спящего Виктора, усыпившего свою свежую скорбь под уже ровным дыханием.

Кэтрин ходила к психологу – или он был психиатр…

Аманда нашла визитку врача в той же тетради и теперь направлялась к нему. Этот врач был ещё одной скрепой в этой бессвязной цепи. Он выписывал ей таблетки, но от чего? Может, он знал, что с ней, может, он знал, что с ними со всеми? Может, от этих таблеток она и сошла с ума?

Здание «Центра психологической помощи» было единственным в городе. Единственным и муниципальным. В одно время, когда психологов становилось всё больше, а здоровых людей всё меньше, было принято решение запретить частные кабинеты. Может, где-то они и остались, но только не в их городке. Здесь вообще было мало частного.

Аманда постучалась в закрытые двери. Через пару секунд окошко, что казалось до того незаметным, открылось, и из него высунулась небольшая голова такого же небольшого охранника.

– Документы, – сказал жующий рот.

Аманда передала права.

Голова скрылась с правами, а Аманда так и осталась ждать. Через пару минут голова вновь появилась, уже не жуя.

– Вас ждут, – сказал охранник.

– Меня? – удивилась Аманда, но, увидев, что охранник не понял её удивления, сразу приняла уверенный вид. – Я знаю, – кивнула она.

Белая дверь запищала и отворилась. Аманда вошла.

В заведении пахло тишиной и покоем, мертвецким покоем, как в гробу. Стойка ресепшена была пуста, как и весь первый этаж.

– Доктор Фишер у себя? – назвала она имя, указанное на визитке, молясь, чтобы такой здесь работал.

– Вы закреплены за доктором Штейном, 27-й кабинет, – сухо сказал охранник, смотря в свой планшет.

«Закреплена?» – не поняла Аманда, она же ни разу здесь ещё не была, но переспрашивать не решилась.

– Я знаю, – улыбнулась она. – Но я выбрала другого врача. Я уже отправляла запрос. Может, вам не пришёл?

Охранник развернул ещё один сэндвич и долго смотрел на него перед тем, как откусить.

– Сами к нему записались? – переспросил он.

Аманда кивнула.

– Доктор Фишер, говорите?

– Да…

Он проверил запись ещё раз, но, не найдя ничего, просто махнул рукой.

– Скажите, что записались сами. Подождите, я посмотрю, какой кабинет.

– Двадцать третий, – сказала Аманда.

– Двадцать третий, – подтвердил он.

Аманда слышала, что за последний год людей, страдающих от депрессий, становилось всё больше. Было даже несколько случаев самоубийств, но и о них не особо распространялись. Так и жили, не распространяясь ни о чём. Аманда ходила по коридорам, ловя ненавязчивым взглядом камеры по углам – ей казалось, что за ней все следят, что камера поворачивалась следом, как только она проходила мимо. Ей нужно было узнать о мальчике Одли и о бедной Кэтрин, ей почему-то казалось, что одно поможет другому, вот только она не знала как.

Кабинет 23 был в самом конце коридора.

Аманда дошла до нужной двери и хотела уже постучать, когда оттуда позвали.

– Проходите, открыто.

Она отворила дверь и вошла в светлую комнату, полную красивых плакатов:

«Жизнь в твоих руках».

«Мы вольны выбирать свои чувства».

«За каждым облаком – свет».

– Миссис Линч, – поприветствовал её высокий мужчина, встав из-за стола, – хорошо, что вы сами пришли, – улыбнулся он ещё шире, – за вашим адресом закреплён другой доктор.

– Я хотела именно к вам, – села она на предложенный стул, – мне вас очень хвалили.

– Спасибо, – тот довольно поправил галстук, – я попробую переписать вас на себя.

– Я пришла…

– Я знаю, – кивал он, вбивая что-то в компьютер.

– Знаете? – удивилась она.

– Конечно. Гораздо легче предотвратить срыв, чем позже лечить его. Поэтому все сведения о происшествиях в городе сразу приходят к нам.

Значит, все уже знают, что её дочь пропала, поняла Аманда, – и полиция, и этот врач, и даже мелкоголовый охранник на входе, наверное, тоже в курсе. Все всё знают и не делают ничего…

Слёзы подступили к горлу – она старалась не разрыдаться.

– Да, – вздохнула она, – моя дочь. Ей всего восемь… Она ещё малышка.

– Аманда, – положил он свою руку на её. – Аманда, послушайте меня, я думаю, сейчас очень рано для переживаний. Прошёл только день. Уверен, ваша дочь скоро найдётся.

А этот доктор знал обо всём.

– Уверен, полиция делает всё возможное. Но, так как вы всё же пришли, я могу выписать вам лёгкое успокоительное.

Аманда посмотрела на полки – у него было много полок и много папок на них. Такие же бывают в больницах – это личные карты пациентов. Сколько же в этом городе несчастных людей…

– Скажите, что вы чувствуете? – добавил он больше сочувствия взгляду. – Вину?

Аманда кивнула.

– Не стоит, Аманда. Невозможно за всем уследить. Ваша дочь пропала сутки назад, я думаю, всё ещё образуется. Обычно к нам приходят через неделю или две после подобных происшествий. Но, если вам нужна помощь сейчас, мы, конечно, сделаем всё, что от нас зависит.

Они знали, что она придёт. Значит, они про всех всё знают. Она вспомнила, что настойчивая социальная реклама Центра психологической помощи началась два года назад.

«Если вы чувствуете себя одиноко, не оставайтесь одни» – гласила одна из них.

Теперь Аманда не была одна, она была окружена кучей посторонних людей, делающих озабоченный вид, полный напускного сочувствия.

Да, они пытались предотвратить страшное. Но если они оказывают психологическую помощь всем потерявшим близких, значит…

– Мэм, – смотрел на неё доктор, – вы меня слышите?

– Да. – Аманда пришла в себя. – Моя знакомая тоже пережила горе, она и сейчас его переживает, я не знаю, приходила ли она к вам…

– Это врачебная тайна, мэм.

– Её сын, Дэнни Одли…

– Врачебная тайна, – повторил доктор, качая головой.

– Я понимаю, просто подумала, может, между этими происшествиями есть какая-то связь.

Доктор помолчал немного, обвёл Аманду взглядом и, подвинув очки на нос, спросил:

– Скажите, какие отношения у вас были с дочерью?

– Доверительные, – сказала Аманда, зная, к чему он клонит.

– Эбигейл показывала какую-то эмоциональную нестабильность?

Он уже и имя её знал.

– Никакой нестабильности не было, – сказала Аманда.

– Может быть, она отдалялась от вас, закрывалась в комнате, уходила надолго из дома? Говорила, что останется ночевать у подруги?

– Нет, мы всегда были близки.

Аманда врала. Не доктору, до него ей не было дела. Себе. Три года назад, после того как всё случилось, её дочь будто стала другой. Нет, у неё не испортилось поведение, наоборот. Она стала более послушной, исполнительной. Не такой, как раньше. Она стала отдаляться от неё. Любое объятие было холодным, любой взгляд немым, будто она уходила в себя, но всё так же играла роль ее милой малышки.

– Наказывали ли вы дочь? – продолжал доктор.

– Нет, – сказала Аманда.

– Применяли ли к ней физическую силу?

– Нет! – Она хотела придушить этого докторишку, она бы набросилась на него, если бы могла разглядеть, где он. Но из-за слёз, подступивших к глазам, ничего не было видно.

– Пожалуйста, успокойтесь, вы не должны испытывать чувство вины.

Она вдохнула резко и выдохнула протяжно – в её уставшем мозгу зародился неплохой план.

– Простите, можно мне выйти? Позвонить нужно, – посмотрела она на часы.

– Конечно-конечно, – кивнул доктор Фишер.

Аманда вышла из кабинета и пошла прямиком в туалет. Она уже давно не курила: последние пару лет все просто помешались на здоровье, и курить в общественных местах было запрещено, на сигареты повысили цены – в общем, делалось всё, чтобы их запретить. И они запретили, но ничем хорошим это не кончилось. Сигареты стали делать подпольно и ещё более вредные. В общем, всё вернули опять.

Вам нужно думать о своём здоровье, – вещали медики из телевизионных передач. – Здоровье матери – здоровье ребёнка. Не сокращайте себе жизнь.

В руки давали не больше пачки. Аманда тоже решила бросить, а вчера начала опять.

Туалет был, похоже, единственным местом, где ещё не было камер. Собрав весь мусор из каждой кабины в одно ведро и закурив последнюю сигарету, она бросила окурок в него.

– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор, когда она вернулась к нему.

– Уже лучше, спасибо, – улыбнулась Аманда.

– Я выписал вам таблетки…

Сигнализация завопила на весь коридор.

– Это ещё что такое? – приподнялся со стула доктор. – Видимо, ложная тревога. Подождите, я сейчас приду. Главное, не волнуйтесь.

Аманда кивнула.

Когда доктор Фишер вышел за дверь, Аманда кинулась к папкам, что стояли в алфавитном порядке. Перебрав с два десятка, фамилии Одли она не нашла. Зачем ей нужен был этот мальчик, когда её дочь пропала? Затем, что она уже долгое время понимала, что с её милой Эбигейл тоже что-то не так. Она даже проверяла её телефон, но ни в какие подозрительные группы её дочь не вступала, никакие переписки не вела. Вот только закрывалась в ванной комнате во время мытья и не разрешала ей заходить. Аманда лишь слышала, как лилась вода. А однажды она простояла над кроватью ребёнка около часа, пока не увидела, что та, открыв глаза, так же пристально смотрит на неё. Спросив, всё ли в порядке и получив в ответ лишь сухое «да», Аманда тогда вышла за дверь и больше ничего не сказала.

Перебирая папку за папкой уже в соседнем шкафу, она опять ничего не нашла.

Может быть, миссис Одли и не приходила к нему?

За дверью пробежали чьи-то шаги, дым проходил через порог, наполняя своим едким запахом весь кабинет.

Аманда кинулась к двери и закрыла её на замок.

Если мама мальчика Дэнни не приходила сюда, это ещё не значит, что они не следили за ней. Она и сама могла сюда не прийти, но все данные о ней здесь уже были. Её знал охранник и доктор, значит, информация здесь была обо всех.

Аманда пошевелила мышкой компьютера.

Доктор не успел его отключить.

– Где же их база, где же она? – шептала она, бегая быстрыми пальцами по жёлтым папкам, открывая одну за другой, вбивая фамилию в поиск.

Твердые мужские шаги подходили к двери, быстрые пальцы бегали по клавиатуре, открывая очередной документ.

Дверь дёрнулась, ручка едва наклонилась.

– Аманда, – раздалось за ней.

– Мистер Фишер, – крикнула она, подбежав к двери, – вы меня почему-то закрыли…

– Не может такого быть, попробуйте покрутить замок!

Аманда потрясла ручку.

– Никак, – крикнула она в дверную щель.

– Мои ключи должны быть на столе, посмотрите.

Аманда подбежала к столу, схватила ключи и спрятала их под кипу бумаг.

– Не могу найти! – крикнула она.

– Так, не волнуйтесь, я сейчас возьму ключи у охраны. Вы в порядке?

– Да-да, все хорошо.

– Я скоро.

Доктор ушёл, а Аманда так и не нашла нужной папки.

Может быть, это и не папка вовсе, а список?

– Точно! – догадалась она. Значок Кронпуса был в самом низу рабочего стола. В той же программе она хранила базу своих клиентов.

Весь город работал на ней. Скорее всего, так было удобнее контролировать всех. Аманда запустила её, окно программы открылось, поставив курсор на поисковой строке, она набрала: «Нора Одли».

Выпало тридцать семь адресов с именем Нора и четыре с фамилией Одли, один был помечен красным.

– Нора Одли, – прочитала Аманда, записав себе адрес и телефон.

Шаги приближались к двери, остановились, ключ вошёл в замочную скважину и провернулся.

– Аманда, – в дверях стоял доктор, – вы в порядке?

– Конечно, – кивнула она.

– К сожалению, нам придётся прервать сегодняшний сеанс. Я запишу вас на другой день.

Глава 5

Нора Одли жила на другом конце города, в доме, огороженном длинным забором с калиткой, перекошенной набекрень. Неудивительно, что о ней не знал Виктор Флетчер – в этом районе было не больше десятка домов.

Не успела Аманда выйти из машины, как на неё уставилось двойное дуло старого охотничьего ружья.

– Если ты из службы психологической помощи, катись отсюда, поняла? – На крыльце дома стояла женщина с растрёпанной головой, шерстяная кофта, свисая с плеч, прикрывала потёртые шорты, до колен едва доходили охотничьи сапоги. Да и сама она походила на солдата, встретившего чужака на своей стороне.

– Проваливай! – подняла она ружьё ещё выше.

– Нет, я… Я просто живу неподалёку, – заикалась Аманда, но не отступила назад. Она шла на ружьё, не боясь ни смерти, ни выстрела – когда теряешь самое важное, не страшно потерять и себя.

– Какого чёрта тебя принесло? – крикнула женщина, не спуская пальца с крючка.

– У меня пропала дочь, – сказала Аманда.

– Я тебе не полицейский. – Женщина опустила ружьё, и Аманда впервые смогла рассмотреть её. Взгляд твёрдый, но полный горя, тело вытянуто, как струна, все мышцы на её руках и ногах были напряжены.

Сколько же в этих глазах было боли, казалось, этой болью можно было убить. Она тоже потеряла всё, поняла Аманда.

Женщина осмотрела её с головы до ног, потом взглянула на горизонт, будто ожидая кого-то, развернулась и солдатской походкой пошла в дом, оставив дверь распахнутой настежь.

Аманда пошла за ней.

– Я слышала, у вас что-то случилось с сыном, – торопливо сказала она.

Женщина не подняла головы, копошась в пустой пачке из-под сигарет.

– Закурить есть? – спросила она, выкинув пачку в пыльный угол.

– Нет, я…

– Так что случилось с твоей дочерью? – резко перебила она.

– Моя дочь, моя Эбигейл, она пропала…

– И всё? – удивлённо приподняла она бровь, будто ради такой ерунды не стоило и приходить.

– Когда я клеила объявления на остановке, – продолжала Аманда, – одна женщина рассказала мне о странностях, происходящих с детьми. Что, может, мою дочь не украли, а просто…

– Она сошла с ума? – совершенно холодно произнесла Нора Одли.

– Да…

– Как и наши дети, – кивнула она.

– Ваши?

– Их уже шесть на весь город, может, больше, кто его знает. Мой сын был пятым, – она нашла другую смятую пачку и, вытряхнув из него остатки табака, резко его вдохнула.

– Пятым в числе кого? – переспросила Аманда

– У нас есть форум, скрытый, о нём не знает никто. Мы списываемся по четвергам и разговариваем шифром. У нас всех забрали детей.

– Забрали?

– Да, сначала вроде как на лечение, потом в стационар, а после в учреждение закрытого типа, в которое ты даже не можешь прийти. Я писала письма, даже была в полиции. Но они лишь спросили, какие отношения были…

– У вас с сыном?

– И на тебя хотели спихнуть вину?

Аманда кивнула.

– Ублюдки. – Она плюнула на ковёр и стала расхаживать по гостиной. – Всё началось внезапно. Он стал другим, он будто меня не слышал. Да что там меня, никого. Повторял одни и те же фразы по несколько раз, будто пластинку заело. Опять и опять. Смотрел в стенку и повторял. Потом стал ходить по кругу. Или наливать чай.

– Чай? – не поняла Аманда.

– Да, как начнёт наливать в кружку и не остановится, пока не выльет весь чайник. Потом всё проходило, на день или на два, а после начиналось опять.

Она посмотрела в окно, замерла на мгновение и продолжила снова:

– Сначала нас отвели к школьному психологу, но та сказала, что этот случай уже не в её компетенции. Что нужен психиатр. Мы пошли в этот чёртов Центр психологической помощи, нам сказали лечь в стационар. Я отказалась. Но эти сволочи. – Она прислушалась снова, схватила ружьё и опять пошла к двери. Так и стояла молча минут пять, пока Аманда её не прервала:

– Эти сволочи…

– Да, – Нора опустила ружьё и, захлопнув старую дверь, закрыла её на замок, – они сказали, что я не имею права отказывать ребёнку в лечении. Я силой его увела. На следующее утро он стал повторять все эти ритуалы, снова и снова, опять и опять. Я пошла в этот Центр и попросила прописать нам лечение, таблетки или терапию, чтобы проводить на дому. Они сказали, что не могут ничего прописать, пока не будет поставлен точный диагноз, а для этого нужно лечь.

Нора Одли замолчала опять, на глазах её появились слёзы, и Аманда наконец увидела, как она ожила.

– Мне очень жаль, – сказала Аманда, а сама представила дочь. Может, и Эбигейл забыла всё, зациклилась так же на чём-то и ушла неизвестно куда.

– Они забрали его, – продолжила Одли. – К нам приехала «Скорая помощь» и полицейский, они силой его увели. Больше я не видела сына.

– А посещения?

– Никаких. Ни тебе посещений, ни нормальных разговоров с врачом. Ко мне выходил один доктор, сказал, что диагноз устанавливают, а посещения сейчас невозможны, потому что встреча с родителем может оказать нежелательный эффект.

– И когда вам сказали диагноз?

– Через неделю. Повреждение сосудов головного мозга, – она поджала дрожащие губы.

– Но от чего?

– Никто ничего не знает. Они сказали, как только лечение даст результат, разрешат приходить, а потом и до выписки скоро. Прошёл уже месяц, как они его забрали. Но мне не отвечает никто.