Россия-Русь в зеркале Снежной королевы

Его просят «на вечерю прийти», «кутью съесть», «летом не ходить», «цветов не сбивать», «всходов не губить», «телят не морозить» и т. п. Например, на Псковщине в перед Крещением приглашали М. на блины: «Дед Мороз, дед Мороз! Приходи блины есть и кутью! А летом не ходи, огурцы ÍKJ съедай, росу не убивай и ребятишек не гоняй!» (РП:254). В Минской губ. во время крещенского ужина старший из членов семьи бросал в угол дома ложку кутьи «для зюзи» (зюзя -* «детское» слово в некоторых бел,' и з.-рус. говорах, обозначающее мороз).

В похожих полесских выражениях мороза приглашали вместе с его «семьёй»: «Мороз-мороз, иди кутти исти з детками и з жоною, з маткою и з сестрою, з сватом и з братом!» (ПА, киев., Копачи). В отдельных видах этого же обычая в образе М. выступало настоящее лицо: когда домовик рвал М., кто-либо из домочадцев (или соседей) отзывался за окном: «Ось я йду!» или «Я вужэ прышоу!» (ПА, бреет., Житомир.).

По свидетельствам из Смоленской обл., каждый из сидящих за рождественским ужином приглашал М. на кутью: «Мороз, мороз, ходи куттю есть!»; на что М. отвечал: «Спасибо, я наелся. Сел на коня и полетел через поля, и леса, и долы, и высокие горы!». От лица Мороза говорил, повернувшись к образам, володелец дома (Паш.К.ЦВС:185).

Определённая степень олицетворения М. отмечена также в з.-слав. выражениях и верованиях. У словаков известны устойчивые выражения dedo Mráz buži po tele [дед Мороз пробегает по телу]. Олицетворением М. у поляков Поморья выступает Pan Мгоzewski или Mrôzk, которого представляли в виде косматого, усатого старика, покрытого инеем (Sychla SGK 3:128-130). В Келецком воев. в сильные морозы люди кипятили воду в горшке и выливали её в доме за печью, стремясь «ошпарить мороз», чтобы он ослабел (SSSL 1/1:183).

Образ М. как высокого (или очень маленького ростом) старика с длинной белой бородой, приходящего с северной стороны, который бегает по полям и стуком своей палки вызывает трескучие морозы (упомянутый начально в трудах А. Н. Афанасьева, а затем и в других исследованиях по слав. сказальщине), не подтверждается позднейшими народоописными и народчинными свидетельствами.

Дальнейшее преобразование образа «деда Мороза», связанного со святочной обрядностью, сложилось преимущественно в городском укладе: это произошло, с одной стороны, при содействии вестимых укладно-строчных произведений Н. А. Некрасова, А. Н. Островского и др. творцов, а с другой – под влиянием западноевропейской сказальщины, связанной с месяцесловными дейщиками зимнего круга (св. Николай, Санта-Клаус), которые осмыслялись как доброжелательные сказальческие существа, одаривающие в день св. Николая, на Рождество или в Новый год детей подарками.

Лит.: Мадлевска я Е. Л. Образ Деда Мороза и современные представления о нём // ЖС 2000/4:37-39; МНМ 2:176; МСІ376; АФ. ПВ1: 109, 312-313, 318-319; 2:52; 3:32, 81, 681; РДС: 388-389; Паш. КЦВС: 185-186; МФФ: 186-193; СБЯ 1993: 62-74; Усп. ФР: 116, 130-131, 141; РП: 254-259; Гнат. НУМ: 154-155.

Л. Н. Виноградова.

Сказки Морозко

Сказка была записана в двух видах:

Морозко

(Записано в Никольском уезде Новгородской губ.)

Жили-были старик да старуха. У старика со старухою было три дочери. Старшую дочь старуха не любила (она была ей падчерица), почасту её журила, рано будила и всю работу на неё свалила. Девушка скотину поила-кормила, дрова и водицу в избу носила, печку топила, обряды [Уборы, женские платья] творила, избу мела и всё убирала ещё до́ свету; но старуха и тут была недовольна и на Марфушу ворчала:

– Экая ленивица, экая неряха! И голик-то не у места, и не так-то стоит, и сорно-то в избе.

Девушка молчала и плакала; она всячески старалась мачехе уноровить [Приноровиться, прийтись по нраву] и дочерям её услужить; но сёстры, глядя на мать, Марфушу во всём обижали, с нею вздорили [Ссорились] и плакать заставляли: то им и любо было! Сами они поздно вставали, приготовленной водицей умывались, чистым полотенцем утирались и за работу садились, когда пообедают. Вот наши девицы росли да росли, стали большими и сделались невестами. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Старику жалко было старшей дочери; он любил её за то, что была послушляная [Послушная] да работящая, никогда не упрямилась, что заставят, то и делала, и ни в чём слова не перекорила [Не поперечила]; да не знал старик, чем пособить горю. Сам был хил, старуха ворчунья, а дочки её ленивицы и упрямицы.

‎Вот наши старики стали думу думать: старик – как бы дочерей пристроить, а старуха – как бы старшую с рук сбыть. Однажды старуха и говорит старику:

– Ну, старик, отдадим Марфушу замуж.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.